Этот остров, где все не так,
Как когда-то казалось нам.
Этот остров, где каждый шаг,
Словно колокол, рвёт небеса.
«Пикник» − Остров.
Не знаю, каким мир в тот день виделся Ирдесу, но бредя вперёд, по остывающему песку в неизвестность, я не мог отделаться от мысли, что всё ещё недостаточно силён, чтобы отстать от его размашистого шага. Мне попросту недоставало воли. И, что самое смешное, − ему тоже. Ирдес Арстен увязал в слабости столь же стремительно, что и я. Разница была лишь в том, что на закате он видел солнце, уходящее под воду, а я – спину, присвоившую себе все его лучи. Я даже не помню, с каких пор начал видеть в Ирдесе бурю, что разорвёт моё сердце в клочья, стоит мне только позволить. Полагаю, с самого начала. Уже в Форге, при нашей первой встрече, я едва мог сопротивляться его дьявольскому очарованию. Осознавал ли я это? Тогда – едва ли. Теперь – уже поздно. Когда он был рядом, я воспринимал происходящее со мной как данность, − это хоть немного помогало сохранять лицо. Паника приходила позже – когда в одиночестве я пытался понять себя. Я никогда не был слабым или ведомым, но власть, которую Ирдес Арстен приобретал надо мной попросту ужасала. Настолько, что я часто просыпался в холодном поту и чувствовал себя разбитым. Чтобы преодолеть это, я должен стать храбрее… Знать бы ещё, что делать, ради этого. Учителей без счёта, да вот беда – я уже давно не верил никому, кроме себя… Я не видел иного выхода, кроме как собраться с духом и выстрелить в него откровенностью, которой он всегда обезоруживал меня, высказать при следующей встрече всё, что думаю о нём и его отвратительной манере подавлять чужую волю… Являлся на встречу, исполненный решимости, − и молчал, как последний трус. Противоречия терзали на каждом шагу: я желал видеть его, но до дрожи боялся потерять себя; я ненавидел его за слепоту и самовлюблённость, но восхищался тем, какой он есть. И мечтал только об одном: лишь бы он не догадался, что творится у меня в душе. Последнее означало бы полный разгром моей сущности, поэтому я молчал и, стиснув зубы, ждал, чем же закончится эта странная история. Но она не заканчивалась. Наш договор в Форге и последовавшие за ним события связали нас узами, крепче родственных. Вернее будет сказать: привязали меня к нему. Боги не спрашивали, хочу ли я продолжать это безумие либо бежать от него прочь, − а просто раз за разом сталкивали нас, испытывая мою волю. Неудивительно, что в результате я стал жаждать его общества столь же яро, как узник в колодце – глотка воды. Постепенно на его фоне начало меркнуть всё, что когда-то составляло смысл моей жизни: мой замок, мои люди, мои земли, требующие внимания и ухода, возрождение былой славы рода Вольфхарт, борьба с интригами лангримского двора… Врата, что распахнул передо мной Ирдес, вели совершенно в иной мир. Хорёк, хоть и не считал его своей светлой гаванью, врос в этот мир настолько крепко – по самые уши, − что давно стал его частью. Вероятно, к Югу он чувствовал то же самое, что я – к нему самому. …Мы шли по берегу, утопающему в лучах закатного солнца. Шли долго, больше часа. Волны со стоном обрушивались на песок, разбиваясь в водную пыль и последним рывком умирающего хватали нас за ступни, стремясь утащить в пучину вместе с собой. В Миртании мне не доводилось видеть ничего подобного, но я не страшился гротескно гигантской толщи моря – она, серо-зелёная, даже цветом отражала знамя нашего рода. Однако сейчас скорбные умирающие в отблесках заката волны отчего-то напомнили нас – стремящихся к невозможному и разбивающихся о жестокую реальность. Дикий пляж вокруг нас становился ещё более диким. Последние люди повстречались нам вечность назад – спешили назад, в гостиницу, поскольку смеркалось и холодало. Там, куда направлялись мы, людей не было вообще: они туда просто не забредали – за километры от жилья, еды и уюта. У нас всё это было с собой. Не знаю, как насчёт жилья, но на запасе провизии Ирдес настоял с самого начала, а также прихватил пару походных одеял и оружие. С оружием он не расставался нигде, сколько помню, но на сей раз я, по наитию, пристегнул к рюкзаку и свой меч тоже. Излучина моря, которую он выбрал, ничем, на мой взгляд, от других не отличалась. Ему виднее, конечно, хотя скорее всего, хорьку просто надоело идти. Да и ночь застигла нас врасплох: я засмотрелся на закат, и совсем не заметил подкравшейся со спины – с востока – темноты. Вещи мы расположили на поляне среди серебристых деревьев. То была заросшая сухой степной травой терраса, сползшая когда-то вниз с отвесного глинистого обрыва. Обрыв служил нам и морю естественным барьером от всего окружающего мира. − Ну что, Рэй, ты готов? – весело бросил Ирдес, стаскивая с себя майку и, не глядя, швыряя её на траву. Сегодня днём я уже стал свидетелем, как Ирдес с воплем счастливым и неистовым бросается в эту бескрайнюю, кипящую пеной бездну. Бросается с головой, без малейшего колебания – и выплывает на поверхность ещё более счастливым, чем прежде. Если это он и собрался повторить сейчас, чего же он хочет от меня? − К чему? – спросил я как можно безразличней, однако голос, как и сердце, дрогнул. − Как это, к чему? – удивился хорёк наигранно и вдруг расплылся во весь оскал: − Жить! На полную! – Он сидел на невысоком глиняном приступе и болтал ногами, как школяр. – Чего ты глазами хлопаешь? Пока топали сюда – самой невозмутимостью был, стало быть, понимаешь? Нечего дурачка изображать. Его глазища в темноте горели такой хищной радостью, что я невольно отступил на шаг – и только потом понял, какую ошибку совершил. Ни в коем случае нельзя вести себя перед Ирдесом, подобно жертве! Казалось, эту истину я усвоил с самого начала, но сегодня под лавиной впечатлений броня дала трещину… Натура дикого лесного зверя взыграла в нём немедленно, и мой ручной хорёк сорвался с цепи. − Защищайся, серый! – крикнул он, бросая в меня горсть песка. Про наши клинки, оставленные в лагере, Ирдес и не вспомнил – кинулся на меня врукопашную. Сегодня я был явно не в лучшей форме: порядком извёл себя душевными терзаниями по дороге сюда, расслабился, обманутый спокойствием хорька… И всё же, я не имел права проиграть этот бой. Только не этот бой… Вроде бы, простая невысказанная ставка на желания, но этой ночью – я уверен – хорёк не станет сдерживаться ни в бою, ни в желаниях. Сражаться на песке было и странно, и непривычно. Песок не давал Арстену необходимой точки опоры, чтобы взлететь. А я без связи с твёрдой землёй тоже не мог злоупотребить грубой силой – и поневоле стал осторожнее. Более всего опасаться приходилось даже не Ирдеса, а острых шипов битых ракушек, разбросанных повсюду – эти твари вечно норовили впиться в босые ступни, и если Ирдес в своих лесах по каким только колючкам не набегался, то для меня травма ноги равнялась бы поражению. Зато я заметил, как рьяно он избегает полосы прибоя, и принялся теснить к берегу. − Что такое, водица холодная? – ухмыльнулся я. − Да блохи!.. – с омерзением выдал хорёк, забавно отряхивая лапки. – Морские… чешутся, твари. Так вот оно что, ему неприятны те мелкие жучки, копошащиеся в бахроме волн. А я уж было решил, что его, зверя лесного, взаправду блохи заели. Да о чём я вообще думаю, у таких чистюль даже запаха собственного нет, как у хорошего кота-охотника, часами караулящего добычу у норы… Но я-то не желаю становиться его добычей! Я подгадал подсечку одновременно с набежавшей волной, которая опрокинула Ирдеса навзничь и щедро укутала пенным одеялом. Рывком сел, отплёвываясь, − и тут его начало лихорадить крупной дрожью… Вода, в самом деле была прохладной, но явно не настолько – и тогда я испугался, что долгое заключение в карцере Отряда сказалось на нём серьёзнее, чем казалось поначалу. Подошёл к нему, тронул за плечо… и мигом осознал, что рыжая скотина всего лишь так беззастенчиво ржёт! Приближалась новая волна, и я рванул было назад (не хватало ещё вымочить одежду, на ночь глядя!), но рука хорька уверенно вцепилась мне в запястье. − Стой, − заявил он чуть ли не приказным тоном. – Так и быть, победа за тобой, Рэй. Я исполню твоё желание. − Чт… Меня рывком потянуло вниз. Рухнул, сбитый с ног валом, истинной силы которого я доселе не представлял. За этим валом последовал другой, а у меня не хватило времени даже воздуха глотнуть! Весь мир перемешался в моих глазах: серо-чёрная вода, заполняющая не только рот, но и душу; пузырьки, мутная взвесь песка, звёзды… Единственное, что не давало мне окончательно потеряться в этом круговороте, − железная хватка Ирдеса на запястье. Он затащил меня в самое сердце шторма, − туда, где море бушевало куда яростнее, чем мне виделось на берегу. Там буквально не было спасения от сокрушительных пенных чудовищ, но я быстро научился ловить крохи воздуха между двумя гребнями. Со стороны эта наука выглядела сущей ерундой, но здесь, в пучине, дыхание было основой жизни. Солёная вода и постоянное напряжение высосали из меня силы вернее любой битвы. Я стал чаще ошибаться и всё чаще оказывался под волной совсем без воздуха в лёгких. В такие мгновения казалось, море с особым остервенением вытирает своё песчаное дно моей многострадальной спиной. Наконец, нас, совершенно обессилевших, вынесло на берег – туда, где всё начиналось, в царство морских блох и колотых ракушек. Ирдес лежал на спине, раскинув руки, отфыркивался от пены, которой периодически обдавал его прибой и нервно посмеивался, уже не в силах хохотать в полный голос, как раньше. Думаю, я выглядел не лучше – мокрый и измочаленный, в отяжелевших от воды, соли и песка тряпках. − Ну? – спросил Ирдес, отсмеявшись. – Как тебе… стихия? − Сумасшедшая, − только и смог выдавить я. – А самый сумасшедший здесь − ты! − …сказал парень, даже не удосужившийся снять с себя льняную рубаху. Она ж тебе все раны, небось, растревожила, бестолочь. − Не она – так песок с водой, какая теперь разница? Ирдес приподнялся на локте. В его звериных глазах я снова почуял нездоровый азарт. Сердце, во время шторма позабывшее об опасности, снова испуганно ёкнуло. − Рэй. Знаешь, что морская вода делает с ранами, вроде наших? – заявил на полном серьёзе, предъявляя царапину на предплечье, оставленную когтями демонежити в пещерах Преисподней. Царапина даже в свете звёзд выглядела покрасневшей и припухшей. Я прислушался к ощущениям своего тела: оно горело и саднило невыносимо. Соль! – осенило меня. – Вода в море солёная, значит, и на раны действует, как… Задумавшись, я прозевал момент, когда Ирдес склонился к моему уху настолько близко, что мокрые пряди его волос щекотали шею, а дыхание обжигало нервы и лишало последних крупиц воли к сопротивлению. − Море их заживляет, Рэй! – произнёс он отчётливым шёпотом, похожим на мягкое потрескивание хвороста в костре. Кожа вдруг покрылась мурашками, а он отстранился, и заглянув мне в глаза, добавил: − А тряпки твои в этом дуэте – суть третий лишний. Ясно тебе? Нет… Не ясно. Совсем не ясно… Я даже не мог толком уловить, о чём он говорит, и, главное, зачем? Снова хочет, чтобы я разделся – но для чего?.. И потом, раз я победил, какого чёрта это я должен исполнять его нелепые капризы, а не наоборот? Я поймал его за руку. − Ты сказал, что исполнишь моё желание. − О, − протянул Ирдес коварно. – Я уже его исполнил. − Не припомню, чтобы желал чего-то подобного! − Да ладно? На невысказанную ставку – невысказанное желание. Всё честно. Ты хотел свободы и бури эмоций – я всё устроил. Разве нет? «Буря эмоций»… Эта фраза в сочетании с бесстыжим взглядом жёлтых глаз, в самом деле, пробудила во мне что-то, срывающее с петель все, с таким трудом возведённые границы, запреты… − Ну, допустим, Ирдес Арстен, бурю ты разбудил… − сжал его руку сильнее. Свободную же, после краткой борьбы с собой, запустил в его рыжие космы. Мне было необходимо в этот момент вцепиться хоть во что-нибудь, в последнем усилии удержать себя от падения. − …Но как ты собираешься с ней совладать? − Кто тебе сказал, что я собираюсь с ней бороться? – Я видел только оскал – сверкающие в свете звёзд клыки. Клыки эти едва заметно подрагивали, сдерживая совсем неиллюзорную жажду крови. Моей крови. – Я не затем её будил, чтобы позволить просто так сбежать обратно в ракушку. − Зачем же… тогда? – пробормотал я. − Любопытно было. − Что? − Мне любопытно, куда занесёт нас эта буря. Насколько далеко можно зайти, если не сдерживать себя. Ты ведь понимаешь, Рэй? Мы можем делать всё, что захотим. Здесь никто ни о чём не узнает: нет ни людей, ни стен, которые всё слышат. Только ты, я и наши собственные страхи. Лично я мечтаю с ними покончить, а как насчёт тебя? − Со страхом покончить? Каким ещё… − Я осёкся под его внимательным прищуром. Отвёл глаза. Похоже, он давно обо всём знает… Я почувствовал себя полной развалиной, которой ещё чуть, и жизнь станет немила… − Только не говори так, будто знаешь средство!.. − Знаю, − самодовольно заявил хорёк – и склонился надо мной. Его губы были солёными на вкус и обжигающе жаркими. А ещё жадными, как всё его существо. Я думал, он искусает мне все губы, но Ирдес, оказывается, умел пользоваться клыками и не распускал их не по делу. Волны окатывали нас водой и пеной, а ветер выдувал из продрогших тел последнее тепло, − но всё это стало нам безразлично. Я утонул в пульсирующих волнах жара, что излучало сердце Ирдеса, и не мог остановиться, отвечая на его поцелуй. Я не мог – а он не хотел останавливаться, гадая, куда заведёт нас этот путь… А дело, между прочим, дошло до того, что мы целовались взасос со страстью, едва ли когда-нибудь светившей хоть одной из его наложниц. Моя промокшая насквозь одежда и впрямь оказалась лишней в этой игре, но чтобы снять её, нужно было прервать наше взаимное безумие. На такое у меня недоставало духа. Это напомнило давешнюю гонку по волнам – наш воздух заканчивался, необходимость вынырнуть из пучины росла, но всё новые и новые волны захлёстывали нас с головой, увлекая всё дальше от берега… Хорёк оторвался от меня с хриплым стоном. Пока мы молча дышали и смотрели друг другу в глаза, у меня ещё оставалась надежда сохранить равновесие между нами. Мне бешено хотелось стащить с себя чёртову рубашку, повалить рыжую сволочь в песок на лопатки и продолжить то, на чём мы остановились… Но я сдержался и отполз от него немного подальше. Может, он и хотел узнать – но я знал совершенно точно, что дальнейшая погоня за бурей не сулит ничего хорошего – лично мне. − Иди… ко мне… − прохрипел Ирдес, сверкнув клыками. Не уверен, на каком свете он сейчас и понимает ли, чего конкретно хочет от меня. Звериная похоть охватила его целиком и полностью. – РЭЙ! – В этом рычании и вовсе не было ничего человеческого. Но я не боялся его. Вернее, боялся – но не ирдесова бешенства, а того, другого зверя, что может в любой момент пробудиться во мне. – Рэй!.. Иди ко мне, стань моим! Рэй! − Приди в себя. Нужно заняться костром и одеялами, иначе мы здесь замёрзнем! − Не замёрзнем! – снова рык, в котором проскальзывают мурлыкающие нотки. – Поверь мне! − Ирдес, я верю тебе. Просто давай уберёмся подальше от воды, идёт? Даже мне холодно, а ты завтра вообще сляжешь, чёртов южанин! − Р-рэй. – Он плавно перекатился на песок посуше и замер в самой охотничьей позе. – Это ведь не отговорки, да? Уберёмся подальше, костёр… Ты ведь правда хочешь меня? Правда не боишься? Не думаешь сбежать от меня?.. Отвечай, живо!! − Не ори на меня, Арстен! – Я тоже умею повышать голос, когда надо. – Тебе совсем башню ветром унесло или как? Ты уже синий весь, никакая бравада не спасёт, если отморозишь себе конечности! Лучше иди в лагерь сам – и по-хорошему, без выкрутасов! Собрав всю свою храбрость в кулак, я повернулся к дикому зверю спиной и решительно направился в лагерь, где мы ещё ничего не распаковывали. Я оказался прав: глина и сухая трава – гораздо лучшие союзники в борьбе с холодом, чем песок и волны. Наш лагерь был хорошо укрыт амфитеатром обрывистых берегов и деревьями. Надо мной открывалась поистине завораживающая панорама неба, иссечённого дорогой звёздных волков. Чуть в стороне от неё я отыскал созвездие Волчьего Пастыря – божественного покровителя моего рода. Интересно, что сказал бы он, узрев, чем я тут занимаюсь?.. А ещё я подумал, что звёзды на Юге почти ничем не отличаются от наших. Мысль эта, не слишком глубокая, однако, был нова для меня и порождала в душе смуту – отголосок той бури, что бушевала во мне недавно. Я уже и костёр развёл, и одежду развесил сушиться, даже одеяла расстелил и начал подумывать об ужине – а Арстен всё не появлялся. Выругавшись вволю, я отправился обратно к побережью, гадая, сдох он или обиделся. На пляже не оказалось ни души. Ни на песке, ни в море я не мог разглядеть ни тени моего хорька. Прибой грозно рокотал и сеял во мне дурацкие подозрения. Ну не топиться же он пошёл из-за меня, право слово, он же не такой! Обежал пляж по берегу в обе стороны, насколько хватило упорства, − разволновался так, что места себе не мог найти. Куда же он мог деться из закрытого со всех сторон «острова», который сам же для меня нашёл? Последняя надежда скрывалась в лесу – небольшой рощице серебристых деревьев вдоль обрыва, которая в темноте да на пересечённой местности сошла бы за дремучий лес. Быть может, это именно то, чего не хватало Ирдесу для успокоения души – место, напоминающее ему о доме, где он вырос? Я облазил каждый куст мерзопакостной рощицы, грозя переломать себе ноги в трещинах в земле и перебудить всех местных змей. Без толку. Хорёк обнаружился там, куда я – злой и уставший – приволокся в последнюю очередь. В нашем лагере. Уже одетым и уплетающим за обе щеки мясо с сухариками, поджаренными на костре. − Ты где был? – мрачно спрашиваю я. − Бегал, − беспечно отмахивается он, словно по заученной схеме. − Бросай дурить, говори, где тебя носило?! Ирдес аккуратно отложил в сторону шпажку с мясом. − На траве лежал. Тобой любовался. − Какого… Я уже думал, тебя море сожрало! − Это было заметно, − ухмыльнулся рыжий скромно, даже клыков не обнажая. − Ах ты засранец! – Я в один прыжок очутился рядом и схватил его за шкивок. − Ты мог бы меня заметить, если бы захотел, − пожал плечами желтоглазый подлец. − Но ты хочешь видеть только то, что лежит перед глазами. С иными плоскостями тебе… сложно. – Ирдес задумчиво глянул на звёзды, и я всё мгновенно понял! Тысяча чертей, я и забыл напрочь, что он умеет летать! Выходит, он всё это время следил за моими потугами найти его, лёжа на траве, на самом краю обрыва? Следил и со смеху покатывался втихую?! Ну погоди, дождёшься ты у меня пощады, шутник чёртов, допросишься… Зарёкшись впредь беспокоиться о нём, я закутал подмерзающего хорька в одеяло. Ну точно завтра с простудой проснётся али с чем похуже. Нельзя же так сильно рассчитывать на случай и своё богатырское здоровье?.. − Напугал я тебя, да? – пробормотал он. − Ещё бы, тупой беспечный хорёк! Ещё раз попробуешь так потеряться – лично утоплю! − Да я не об этом… «Не об этом» − значит, о том, что произошло на пляже ранее… Ну нет, ни за что не стану облегчать ему жизнь, делая вид, будто всё понимаю! − О чём же тогда? − Не прикидывайся! Не прощу, если сделаешь вид, будто ничего не было!.. Ты что, прежде ни с кем не целовался? Интересно, откуда он это понял? Я не стал отпираться: − Целоваться с женщиной, если не любишь её, − лицемерие. − То есть, женщины у тебя, всё-таки, были? − Ты за кого меня принимаешь вообще? За сопливого мальчишку? Я стал лордом и мужчиной гораздо раньше тебя! Разумеется, у меня были женщины! − Но с ними ты не целовался? Принципиально, да? − Я ведь уже сказал, не заставляй меня повторять по сто раз! − Выходит, я у тебя первый? − Что? – не поверил я своим ушам. − Ну, первый, в кого ты влюбился? Показалось, будто лицо моё огнём горит – и уши тоже. Странно, раньше казалось, что я никогда не умел так густо краснеть. Дурная привычка, выдаёт много лишнего: при таком раскладе сохранить достоинство будет куда сложнее… Кого я обманываю? Для Арстена, там, на побережье, выкравшего мою душу, в ней больше нет серьёзных тайн. − А что насчёт тебя? – отозвался я, стараясь выглядеть при этом невозмутимо. Какая жалкая попытка обмануть самого себя! – Ты ведь не собирался влюбляться ни в кого. Принципиально. − А я и не влюблён, − выдал он так запросто, что сердце, не готовое к такому крутому повороту, словно сорвалось с обрыва и покатилось в пропасть, громко стуча о все встречные камни… − Понятно, значит, ты просто играешь со мной? – сказал я с ледяным спокойствием в голосе. Ничего страшного. Это вполне в его духе. И вообще, так будет даже лучше и понятнее, чем если бы пришлось тревожить себя новыми бесстыдными надеждами. − Ты, кажись, прав был, Рэй: что-то мне жутко холодно. Как в карцере проклятом, и одеяло не спасает… Думаешь, я себе отморозил что-нибудь? Голову ты себе отморозил – всю, целиком. И сердце тоже – но тому не сегодняшняя ночь виной… Одеяло его не спасает, посмотрите на него! Не утруждая себя поиском причин, я вовсю ругался на хорька, но всё равно сходил за вторым одеялом для него. − Ты меня не понял, Рэй. Мне не снаружи холодно. Изнутри. − И чем же я тебе помогу в таком разе? Зачем я вообще что-то должен делать? Я тебя предупреждал – ты не послушал, кто тут кому виноват теперь? Ирдес усмехнулся грустно и горько. В отблесках костра его клыки окрасились алым золотом, словно кровью обагрены… И тут я вспомнил, чем спасался этот упырь от холода карцера. − Нет и ещё раз нет! − Давай хотя бы попробуем! Здоровью урона никакого, чести твоей здесь, тем более, ничего не грозит! Никаких оправданий! Тебе только позволь прикоснуться – ты же меня живьём сожрёшь! И что самое отвратное – я даже возражать не буду!.. − Ты только не заводись опять, ладно? − А что такого? – Глаза гадёныша снова загорелись, как свечки. Не к добру. – Твоя кровь потрясающа на вкус, я признаю это. И хочу снова её отведать. Уступи мне её, я щедро отплачу. Чего ты боишься? Никто не осудит, если ты не сдержишься в процессе. Ты ведь хочешь продолжить, верно? Я отвёл взгляд. − И не ври мне, будто не понравилось! − Я не хочу целовать того, кто играет со мной в подобные игры. Это… жестоко, не находишь, Арстен? − Ну, до чего же ты у меня… прямой, лорд Вольфхарт! Я в полном ауте. Неужто непонятно, что я играю, потому что для нас нет иного способа выразить свою страсть? Забыл, кто мы? Забыл, что у нас не больше прав на всякую ересь, вроде любви, чем у любого лорда в Миртании? Рано или поздно нас всех обяжут жениться – и шанс, что это будет «по любви», нулевой! У нас нет права любить кого-то определённого – и, тем более, нет категорично никакого права любить друг друга! Ты ведь сам такой правильный, Рэй, у меня в голове не укладывается, как ты этого не понимаешь? Заткнись. Я вовсе не желаю ничего понимать! Какого чёрта ты разрушаешь этот своими руками созданный «остров» упоминаниями о Миртании и каком-то будущем?! Как ты вообще посмел заговорить со мной о любви, зная, что за пределами нашего с тобой «острова посреди бури» − там, снаружи, я не позволю себе даже помыслить о таком! Кончится сегодняшняя ночь, развеется её волшебство – и я больше никогда не смогу ощутить на коже жаркий пламень твоих губ… Я знал, что сон этот закончится, как только мы вернёмся во внешний мир. И я не хотел возвращаться. Возможно, даже никогда. Укутанный в два одеяла, хорёк разочарованно сопел. Вырваться из кокона и моих объятий он не мог, а сделать хотел многое. − Теперь ты голой спиной светишь, да? Ничему чужие грабли не учат? − Мне не холодно, − отмахнулся я. Рубашка сушилась у костра, мне, в любом случае, нечего было набросить на спину. − Да ладно, начинаются отмазки. Ладно я – псих с башней сорванной, но ты-то, Рэй?.. − И кто я, по-твоему? − Ты тоже сдвинутый, но по-тихому. А я всегда думал, что тихие психи живут дольше громких, потому что, как минимум, от такой фигни, как воспаление лёгких, не мрут! − Я и не умру. У меня костёр под боком есть. И ещё обогреватель один, жутко вертлявый. − Я не могу этого больше терпеть! Выпусти – я смогу согреть тебя по-настоящему! И даже не надейся на рассвет! Под солнцем или под луной, здесь или где-нибудь ещё, ты, по-любому, будешь моим! − Твоим – кем? − В смысле? − Кем ты хочешь, чтобы я стал для тебя? Твоим трофеем или донором? − Моим… просто моим! Какая разница, как это называется! − Другом? Любовником? Кем? – Хватка моя становилась всё жёстче. Сам не ожидал, что этот вопрос так сильно заденет меня. − Э… судя по всему, убийцей! Серый, достал, раздавишь же! − О. Значит, ты хочешь, чтобы я был тем единственным, кто убьёт тебя? – Я потянулся за мечом, но передумал. Сегодня будет довольно и одного кинжала. − Я несерьёзно, эй. – Хорёк задёргался в своём коконе. Какой же он беспомощный сейчас, в моей власти! Да не ёрзай ты так, дай мне хотя бы немного поиграть с тобой. − Знаю. Ты всегда несерьёзно. Настало время отвечать от чистого сердца. Кем ты хочешь видеть меня рядом с собой? − Или что? Убьёшь меня? – задорно выкрикнул Ирдес. Он всё ещё пытался обратить мою решимость в шутку. Бедолага. − Тебе так сложно сказать? – Я нежно прошёлся пёрышком кинжала по складкам одеял. – Ну же, кем? Парнем, с которым тебе было любопытно целоваться? Парнем, чувствами которого так забавно было играть? Парнем, которого ты хочешь? Которого ты бросишь, конечно, заставив обо всём забыть, крылатый колдун. − Жуткий ты человек, Рэй. Я в тебе, ей-боже, не ошибся! − Определяйся быстрее. − Боли не боюсь, яды на меня не действуют, − заговорил рыжий, перебирая варианты. – А убить ты меня всё равно не убьёшь… Снова этот хриплый голос, полный соблазнительного мурлыканья… Он даже в таком положении продолжает играть! Зря, Ирдес, зря. Я прижал его к себе крепче, локтём удерживая за горло. Поднёс кинжал к его глазам… и воткнул лезвие в руку. Себе. Кровь густыми бусинами медленно закапала из раны вниз, на одеяла и траву. Ирдес задёргался энергичнее – как и думал: глаза его горели жадным драконьим огнём. Бесполезно. Моя хватка железно удерживала его от любых уловок. − Рэй, − жалобно прошелестел он. – Рэй, ну зачем ты?.. Это же подло. Нельзя же так! − Это почему же? Не ты ли говорил, что здесь, на нашем «острове», мы можем делать всё, что захотим? − Разве это честно? Я хочу тебя, а получить не могу. Ты тоже хочешь, но, чтобы отвлечься, придумываешь себе всякие странные занятия… Ты просто не можешь быть откровенным с собой, вот и всё! Я прекрасно осведомлён о своих недостатках, лорд Совершенство! Не стоит мне об этом лишний раз напоминать, не в том ты сейчас положении! − Ты так и не ответил, чёрт тебя забери! – взрываюсь я. – Если я всего лишь игрушка для тебя, так и скажи! Я не убью тебя за это, я просто уйду – и кроме как на всемиртанских советах, ты меня не увидишь! − Ты меня щас пугаешь или соблазняешь? Ещё хватает сил шутить, посмотрите на него! В глазах уже жидкое золото безумия плещется, язык вывалил чуть ли не до земли – пытается до моей раны дотянуться! Длиннющий какой язык… Где-то читал, что такие – верный признак развратников. Что ж, охотно верю… Мне от этого ничуть не легче. Сладкое упоение властью миг назад обернулось таким бешеным омерзением, что я отшвырнул кинжал в сторону и выпустил жертву-мучителя. Что пользы будет от признания, вырванного таким образом? Не хочет он говорить – а он явно не хочет говорить под давлением – пусть его. Да только мне-то с собой что делать? Ночь ведь закончится, наш маленький мирок рассыплется прахом – а после нам всё равно придётся говорить друг с другом, да ещё и как ни в чём не бывало! По крайней мере, он точно ждёт от меня моей привычной невозмутимости наутро – перед лицом всех наших общих знакомых… Я посмотрел на него из-под ладони, которой прикрыл глаза. Хорёк не думал избегать меня, хотя мог и даже должен был после того, что случилось. Он аккуратно слизал капли крови с моего локтя, для верности пройдясь по ранке цепочкой чего-то, отдалённо напоминающее поцелуи… Всё я вижу, Ирдес Арстен: не меня ты хочешь, а лишь моей крови. И боли моей в придачу. Смятения. Ты хочешь вкуса власти – и не над слабейшим, как случалось раньше, а над равным тебе. Но разве при таких условиях между нами может сохраниться хоть какое-то равенство? Это лишь сказки для таких наивных романтиков, как я. Он обошёл меня и прильнул всем телом – даже сквозь майку невероятно горячим – к подмерзающей на ветру спине. Царапнул пару раз языком по растревоженной морем ране. Прижался губами к плечу – к тому самому месту, откуда после заключения в карцере сосал мою кровь, − но лишь губами, нежно и даже, будто бы, виновато. − Рэй, я придумал, кем хочу быть для тебя. − И? – отозвался я угрюмо. − Друг – этого мне мало. Любовник – как-то пошло, это совсем не то, чего мне бы хотелось на самом деле. А хочешь быть моей второй половиной? − Это как? Мне на тебе жениться? − Очень смешно. Представь себе две половины одной души, одного человека. Всегда вместе. Всегда заодно. Не расставаться больше никогда: ни за пределами «острова», ни в Миртании. − И как же ты себе это представляешь, сумасшедший? Мы – лорды разных земель и нужны каждый в своём краю. Мы не сможем не расставаться, даже если очень сильно захотим. − Если очень сильно захотим, для нас не будет ничего невозможного. Как и на «острове посреди бури», мы сможем всё – достаточно создать такой же в любом другом месте. Я категорично мотнул головой. Снова он о «внешнем мире» заладил, сколько ж можно! Взять и закончить эту историю здесь, оставить нашу так и не начавшуюся любовь на холодном ночном пляже и со временем вспоминать, как сказочный сон – не больше – намного проще. Ирдес намеревался вытащить этот сон в настоящий мир, не думая, что это означает всю жизнь скрываться от людских глаз, лгать каждому на своём пути… видеть друг друга – и на глазах у десятков подданных притворяться близкими, но чужими. Я обучался искусству притворяться с детства, знаю всю меру ответственности за это – и поэтому сейчас вовсе не уверен, что смогу потянуть такую ношу. Он – единственный на всей земле, перед кем я притворяться не хочу. И если он действительно станет моей «второй половиной», как обещал, мне не захочется скрывать это ни от кого! Даже если я знаю, насколько это необходимо.