Право на спасение

      Горячая вода, попадавшая на свежие ссадины на теле, неприятно щипала. Итадори чертыхнулся, скривив верхнюю губу, которая также отзывалась раздражающей болью. Большой палец мазнул по ней. На кончике была размазана кровь, что тут же растворилась в струящемся потоке. Тяжелый вздох. Затылок нещадно пульсировал, а в глазах все еще плыло, словно волна адреналина, нахлынувшая разрушительным цунами, спустя столько времени так и не сошла. Кровь в жилах не переставала бурлить, и попытки ее остудить заканчивались безрезультатно. Юджи стоял под водяным напором около часа, совсем не заботясь о счетах, которые придут после его бессовестного расточительства.       В дверь постучали. Юноша не обратил на это никакого внимания то ли по собственному желанию, то ли из-за невольного заплыва в глубины разума. Стук повторился. На этот раз за ним последовал щелчок дверной ручки.       — Ужин готов. Вылезай, пока не остыло, — раздался мужской голос. Ответа не последовало. Итадори лишь взглянул на вошедшего и недовольно цокнул, встретившись с глазами, в которых безо всяких усилий можно было прочитать досаду. Так и не получив ни слова в ответ, дверь закрыли. В тот же момент кулак с силой впечатался в кафель на стене. Юджи сжал челюсти от пронизывающий все тело боли. Он был зол. Очень зол на себя. И встреча с разочарованными глазами только усиливала его ненависть.       Прикрываться уже было бессмысленно, однако Итадори все равно надел кофту с длинными рукавами и широкие домашние штаны. Так привычнее, да и мозолить глаза своим видом лишний раз ему удовольствие не доставляло. Каким бы плохим ни считал себя Юджи, капля человеческого в нем все же оставалась. В этом он был уверен на сто процентов. Ну, может быть, на девяносто девять.       Выйдя из ванны с накинутым на голову полотенцем, парень обошел матрас и присел за накрытый стол. Ужин не поражал изысками кулинарного искусства, однако Итадори было вполне достаточно того, что он хотя бы был. Невольно вспоминались времена, когда о чем-то подобном можно было только мечтать.       — Приятного аппетита, — негромко произнес юноша, приступая к пище. Еда в горло не лезла, хоть желудок и скручивало от голода. Остатки совести и чувство стыда комом застряли в горле, не давая закинуть в рот и куска.       — Твою ж мать, — с уст парнишки соскочило ругательство, а вместе с тем металлические палочки упали на столешницу.       — Хватит уже, — раздался голос напротив. Он звучал довольно измученно и как-то слишком тихо. Итадори не хватало сил поднять глаза и посмотреть на собеседника. Юноша со злобой закусил нижнюю губу, которая вновь начала кровоточить. — Опять подрался?       — Сам же видишь.       — Вижу, — парень поднялся с насиженного места и, проходя мимо Юджи, несильно похлопал его по плечу. — Ешь. Я пока схожу за аптечкой. Ты же под умывальником ее прячешь?       — Прости меня, Чосо, — младший шмыгнул носом и склонился еще ниже над столом. В уголках глаз сильно защипало.       Парень ничего не сказал и скрылся в ванной комнате. Они оба понимали, что прощение не имело никакой ценности, ведь прощать его было не за что. Итадори не сделал ничего дурного брату, а Чосо никогда ни в чем его не винил. Хоть подобное правило, присущее их жизни, соблюдалось с самых ранних лет, Юджи это нисколько не успокаивало. Неважно, насколько сильно старший пытался скрыть свои чувства, глаза его врать не умели. И потому парнишка всегда смотрел в черную радужку, чтобы уловить истинные эмоции Чосо. Их спектр был невелик и довольно однотипен: грусть, смирение, усталость, боль и страх. Пять заветных чувств, причиной которых безусловно был Итадори.       Юджи просто-напросто не помнил, каким был брат раньше. Казалось, словно на протяжении всей жизни младший то и дело вытягивал из него все силы, отчего с лица Чосо никогда не сходили впалые синяки под глазами, и никогда на губах не сияла искренняя широкая улыбка. Лишь жалкое подобие вымученной изогнутой линий, что тянул парень всякий раз, когда Итадори это требовалось в качестве моральной поддержки. Иногда в голову закрадывались мысли о том, что Чосо давно уже перестал жить и лишь существовал, совершая действия на автомате. Работа, дом, Юджи, работа. И так изо дня в день около десяти лет. С тех пор, как их оставил отец. Итадори его не помнил. Черты лица за столько времени уже давно смазались в одно серое пятно. Память также подводила и с совместными воспоминаниями. Либо они были зарыты очень глубоко, либо их попросту не существовало. Размышления Юджи зачастую сводились ко второму варианту. Так было легче принимать тот факт, что их бросил человек, который не запечатлел себя ни на одном кадре из детских воспоминаний. Другим делом был брат, мелькавший не только в мутных отрезках прошлого, но и остававшийся с ним в настоящем.       — Ты так и не притронулся к еде, — голос старшего вытянул из вязких мыслей. Чосо подвинул табуретку ближе и присел рядом. На столе уже покоились медикаменты, среди которых были только обезболивающее, бинты, пластыри и мази. Другого не следовало ожидать от аптечки Итадори, припрятанной под умывальником.       — Я не голоден. Оставь мне это на завтра.       Юджи стянул с себя кофту и повернулся спиной к брату. Было слышно, как Чосо тяжело вздохнул.       — Прости…       Комната погрузилась в тишину, иногда разбавляемую шипением Итадори из-за жжения антисептика. Юджи поджимал губы и стыдливо клонил голову. Чосо бережно обрабатывал ссадины и ушибы, стараясь не выдавать эмоций, из-за которых младший будет винить себя еще сильнее. Привычный для обоих ритуал, только вот абстрагироваться от реальности никак не получалось. Чосо сотни раз видел побои на теле парнишки, сотни раз клеил пластыри и мазал лиловые синяки, однако сердце уходило в пятки снова, когда на пороге заявлялся Итадори с натянутым на голову капюшоном или шатающейся походкой. Все было слишком очевидно, но оба вновь и вновь играли в спектакль под названием «Не сделай друг другу еще хуже». Так младший нелепо скрывал увечья, а старший наивно прятал страх и боль, которые ярким заревом плескались в его глазах. Чтобы другому не было больнее. Чтобы другому не было хуже. И каждого пожирала ненависть к самому себе, ведь каждый считал себя причиной того, что случилось с другим.       — Я больше не буду влезать в неприятности, — соврал Итадори. Будет. Конечно, будет. Не пройдет и пары дней, как он вернется домой с новыми синяками, закроется в ванне под предлогом душа, а сам будет наскоро обрабатывать раны, сжимая до боли челюсти, чтобы его не услышал старший.       — Хорошо, я тебе верю, — соврал Чосо. Конечно, не верил. Он знал, что Юджи снова придет домой избитым и будет винить себя за то, что не сдержал обещание. А Чосо будет ненавидеть себя за то, что был недостаточно хорошим братом. Ведь будь он лучше, с Итадори бы ничего плохого не произошло. Не было бы драк и разборок, не было бы прогулов и проваленных тестов, не было бы всего этого. — Давай теперь перед. Итадори повернулся на табуретке, скрипя старенькими деревянными ножками. Оба старались избегать зрительного контакта. Юджи разглядывал обшарпанные стены, что виднелись поверх лохматой макушки брата. Местами краска отошла чересчур сильно и крошилась на пол, оставаясь серой пылью на босых ступнях. Чосо же тщательно изучал увечья, изредка прохаживаясь по ним пальцем. Зрелище привычное и от того еще страшнее. Говорят, что человек такое существо — ему подвластно подстроиться под любые изменения, прогнуться, чтобы выжить в этом мире, однако с чем-то подобным, казалось, Чосо не сможет свыкнуться никогда. Больше всего он боялся того, что в один момент примет избитого Итадори как должное. Без скрипа на сердце и боли в груди. Без дрожи в ладонях и подкашивающихся ног. Словно так и надо.       — Расскажешь, из-за чего подрался? — тихо спросил Чосо, не поднимая глаз. Боязнь за брата требовала оправданий и подтверждения того, что это снова произошло не просто так. Не из-за суровой насмешки жестокой судьбы.       — Джунпея опять задирали уроды из старших классов, — также негромко отозвался Юджи. — Я нашел его запертым в кладовке, — воспоминания заставили сжать кулаки до побелевших костяшек. Перед глазами всплыл образ зашуганного мальчишки с мокрыми штанами и заплаканными глазами. Он стыдливо пытался спрятать от Итадори обмоченные школьные брюки и клонил голову к полу. Его длинная челка не смогла укрыть от чужого взора припухшее от синяков лицо. Юджи ничего тогда не сказал. Слова были излишни. Он лишь протянул парнишке свою спортивную форму и отвернулся. Когда Джунпей окликнул его, Итадори помог собрать разбросанные по каморке вещи и закинул порванный рюкзак себе на плечо. «Я провожу», — кратко произнес Юджи, придерживая мальчишку за бок. «Спасибо», — едва различимо отозвался Джунпей. Они шли молча, лишь единожды Итадори спросили, остались ли раны на его лице от встречи с обидчиками. Тот ничего не ответил. Мотнул головой, мол, неважно. В конце концов, ноющее от боли тело стоило того, чтобы запечатлеть в памяти голоса, молившие о пощаде, и побитые мерзкие физиономии, на которых запекалась чужая кровь. Это было гарантией того, что Джунпея не тронут хотя бы в ближайшее время. А Юджи успеет к следующему разу прийти в норму, чтобы снова дать отпор.       Чосо не был в восторге от услышанного. Ему не доводилось лично знать Джунпея, однако он давно заприметил, что из всех знакомых в школе в хорошем ключе Итадори отзывался лишь о нем. И это означало только две вещи: первое — у Юджи, возможно, был друг, а второе — этот парень являлся одной из причин, по которой брат и получал побои. Последнее не на шутку волновало Чосо. Его напряженное от переживаний лицо не могло не привлечь внимания Итадори.       — Ну, давай, говори. Я же вижу.       — Не думаю, что тебе понравится такое услышать.       — И все же, — Юджи не собирался так легко сдаваться. Он считал, что хуже уже быть явно не могло, так что услышанное вряд ли бы сильно ударило по нему. Брат не спешил озвучивать копошившиеся в голове мысли. Каким бы невозмутимым ни старался показать себя младший, Чосо заметил, как тот нервно сглотнул, оттого и всячески медлил.       — Этот парень. Джунпей… завязывал бы ты с ним водиться, — пробормотал Чосо и тут же закусил губу. Прозвучало довольно грубо.       — Ты серьезно? — Юджи не смог сдержать нервного смешка. Он надеялся услышать слова о том, что это была плохая шутка, однако лицо напротив не давало ни малейшего намека на нее. Чосо становился угрюмее. Это выдавали сведенные к переносице тонкие черные брови и поджатые губы. Он не шутил. Его слова были совершенно серьезными.       — Ты правда хочешь, чтобы я оставил Джунпея одного? — Итадори не терял попытки раскусить затянувшийся розыгрыш.       Формулировка вопроса совсем не нравилась Чосо. Он бы не назвал это так. Обошелся бы более сглаженным и размытым выражением. Впрочем, глупо было отрицать суть сказанного. Именно так оно и выглядело, какими бы лестными словами это ни хотелось аккуратно описать. И если так, Чосо готов был это признать.       — Да, я хочу, чтобы ты перестал с ним общаться. Стоило тебе поступить в старшую школу, я только и слышу, что ты получаешь за него. На прошлой неделе его поймали хулиганы из баскетбольного клуба, три дня назад его облили из ведра для уборки, сегодня заперли в подсобке. И всякий раз в итоге побитым остаешься ты, — в конце фразы Чосо потянулся вытереть дорожку подсохшей крови на подбородке брата, однако его перехватили за запястье.       — И это настолько веская причина, чтобы бросить человека на растерзание малолетним ублюдкам? — процедил сквозь зубы Юджи. Он не мог поверить собственным ушам. Почему вдруг с губ Чосо слетали подобные речи. Было ли это чем-то, сказанным на эмоциях, или же такие мысли крутились у него в голове довольно давно?       — Если это касается твоей безопасности, то мой ответ очевиден. Юджи, — Чосо устало выдохнул, — жизнь намного сложнее, чем кажется. В будущем ты наверняка поймешь, что нельзя спасти каждого нуждающегося, а будешь разрываться на слабых людей — они утащат за собой на дно.       — Тогда почему ты продолжаешь спасать меня? — хватка на запястье ослабла, давая прикоснуться к испачканному подбородку. Только вот пальцы замерли в сантиметре от чужой кожи, стоило черным глазам столкнуться лицом к лицу с помутневшим взглядом. Он источал раздражение и обиду, отзываясь резким ударом прямо в сердце. Чосо не знал, что ответить. Вопрос казался ему лишенным всякого смысла. Вместо него, говорить продолжил брат. — Если удел слабых страдать и дохнуть от рук сильных, тогда почему ты пытаешься не дать судьбе осуществить задуманное? Рано или поздно я утяну тебя на дно, так почему? Ради чего ты так стараешься?       — Потому что ты мой брат — единственный в этом мире родной для меня человек. И я не хочу тебя потерять, Юджи.       — Тогда почему ты лишаешь меня права на спасение других? Я тоже не хочу терять близких мне людей.       Речь Итадори вызвала табун мурашек, который пробежал под майкой. Чосо будто язык проглотил. Перед ним сидел не беззаботный старшеклассник, а взрослый человек, повидавший за свою жизнь немало горя и лишений. Впрочем, не согласиться с этим было невозможно. На их долю выпало прилично проблем, о которых большинство сверстников Юджи даже не задумывалось. И Чосо искренне удивлялся, как Итадори удавалось сохранять стойкость, не смотря ни на что. Он и правда был силен. Намного сильнее своего старшего брата. Чосо был уверен в этом. Иначе как объяснить пылающий в глазах напротив огонек непоколебимости и упорства. Ни перед кем и ни перед чем не остановится. Такой вот Юджи.       — Тогда советую тебе стать сильнее, если хочешь спасти их, но не забывай о ценности собственной жизни. Она тоже для кого-то очень-очень важна.       — Обещаю, — произнес Итадори. На этот раз он не соврал. Чутье внутри подсказывало, что услышанное было чистой правдой. И Чосо хотелось верить брату. Лучик надежды засиял в глубине души. Уголки губ тронула улыбка, которая не обошлась без внимания младшего. Его лицо сразу же отзеркалило растянутую линию уст, старательно не замечая покалывание на месте раны.       Решив закончить разговор на хорошей ноте, Юджи притих в ожидании, пока его тело полностью обработают. Движения брата были аккуратны и точны, он почти не ощущались, за что младший мысленно благодарил. За столько времени Чосо определенно научился оказывать медицинскую помощь без лишних сложностей. Итадори еще помнил его первые попытки, которые обычно сопровождались болезненным скулежом или же шипением сквозь зубы. Воспоминания подкидывали блеклые картинки чужих трясущихся ладоней и ошарашенных глаз. Да уж, Юджи приготовил тот еще сюрприз в тот день, упав прямо на пороге. Почти неделю брат не отходил от постели, менял бинты и водил в туалет. С тех пор прошли годы, однако некоторые привычки остались с ними и в настоящем. Только теперь Юджи не метался по койке, скуля как побитое животное, а Чосо держал себя в руках и не давал волю слезам. Либо боль со временем перестала так сильно чувствоваться, либо же они научились ее терпеть. Итадори не знал. Да и за самого себя ответить не мог. Получать в лицо было также больно, как и раньше. Побитые бока также долго ныли, как и раньше. Однако само чувство боли словно притуплялось. Не так сильно отзывалось в теле. Юджи бы назвал это состояние «терпимо». Тело болело, но жить можно. А остальное было не так уж и важно.       Как-то парень услышал от одноклассников, что шрамы украшают мужчину. Наверное, те слова крепко засели в несформировавшееся сознание мальчишки, интерпретируя немного по-иному смысл той фразы. Тогда глупый Итадори радовался, когда, свалившись с велосипеда и разодрав колено до самого мяса, услышал, что останется шрам. Это доказывало, что он сильный. Также приключилось и со штыком на заборе, которым Юджи умудрился проткнуть бедро, когда убегал от хозяйки сада, куда залез своровать пару яблок. Чосо тогда не ругался на него, но от детских любопытных глазенок не скрылась боль, плескавшаяся в черной радужке. Брат попросил его больше не воровать чужих вещей, а сразу просить его купить все, что младший захочет. Чосо говорил эти слова с уже тогда присущей ему измученной улыбкой, которую Итадори в силу возраста пока различить не мог. Потому сказанное было воспринято чересчур буквально, отчего продолжительное время Юджи получал все, что хотел, а старший валился с ног от усталости и постоянно пересчитывал мелочь в кармане. В средней школе парнишка все-таки осознал истинный смысл улыбки Чосо. Правда была ужасающей и слишком жестокой.       Сегодня же Юджи не хвалился полученными шрамами, коих за последние годы изрядно прибавилось. Он на собственной шкуре испытал множество способов их возникновения. И ни один из них и близко не стоял с падением с велосипеда. Шрамы означали лишь боль и ничего, кроме боли. Ни храбрость, ни беззаботное детство, ни случайность. Только факт того, что человек перенес страдания. Он навсегда въедался в кожу и всем видом давал понять, что его владелец испытал. Также было и с Чосо. Итадори не сомневался в этом. Его шрам, кривоватой линией пересекавший нос и скулы, был замазан черной краской, вбитой туда много лет назад. Сколько бы Юджи не спрашивал о том, как так получилось, старший лишь отмалчивался и шутил что-то вроде «вот что бывает, когда не видишь, что происходит под самым носом». Однако Итадори подозревал, что в этом был замешан отец, кинувший их на произвол судьбы давным-давно. Юджи однажды озвучил свою догадку и заметил, как Чосо резко изменился в лице. Он замер с широко раскрытыми глазами, будто не мог оторваться от мелькавшего перед ним фильма. В чувство его привела легкая пощечина. Итадори понял, что больше тему шрама он поднимать не станет.       — Что с одеждой? — поинтересовался Чосо, закончив с медикаментами.       — Рукав на кофте порвали, но все остальное в порядке.       — Ясно, — кивнул парень. — Я куплю новую, а на завтра возьми в школу что-нибудь из моего.       — Не надо. Я зашью, — запротестовал младший, ухватившись за локоть поднявшегося с табуретки брата.       Взгляд Чосо упал на побитого мальчишку. Тот снова виновато поджимал губы, наверняка высчитывая в уме, насколько пострадает их бюджет из-за похода в магазин. Чосо, к сожалению, не мог опровергнуть его переживания, ведь на счету была каждая копейка и непредвиденные расходы делали только хуже. Однако старшему также было известно, в какой раз уже Юджи заштопывал эту несчастную кофту. Хоть брат и не доносил при любом случае, когда на одежде появлялась новая дырка, Чосо замечал неровные стежки на одежде, когда собирал вещи в стирку. Казалось, не осталось ни одной целой вещицы, до которой еще не дотянулись ручонки Итадори с иголкой. Из-за чего парень часто становился предметом насмешек в школе, когда все же там появлялся. Оставалось чудом, как еще руководство не пришло по душу Чосо с проверкой жилищного состояния и атмосферы в семье. Администрация бы явно была не в восторге от крохотной комнатушки с матрасом на полу, ободранным комодом, маленьким холодильником и шатавшимися табуретками за низким столиком. Впрочем, Чосо все же время от времени сам наведывался на ковер к директору по причине драк с участием младшего брата. Последствия смягчались тем, что в большинстве случаев разборки затевал не он, да и первым с кулаками почти не лез. Так, во всяком случае, говорил Юджи, словам которого Чосо очень хотелось верить.       Старший одобрительно кивнул. Итадори не отступил бы, а сил на переубеждение у него не было. Он лишь помог парнишке перебраться в постель и слегка прибрался в квартире: смел крошки со стола, отодвинул в угол деревянные табуретки, помыл посуду. Юджи тем временем, скрутившись калачиком, лежал у стенки и пытался уснуть. Повертевшись туда-сюда, младший обернулся к брату, устраиваясь поудобнее на подушке.       — Уходишь?       — Да, — отозвался парень. Он осматривал карманы, чтобы не забыть ничего важного. Ключи, деньги, телефон, подаренный Итадори брелок в виде мохнатой собаки. В детстве братишка частенько таскал домой всякую живность, подобранную на улице в непогоду. Он едва ли не светился от счастья, волоча за собой пушистого кота или дворняжку, что были с него ростом. Чосо помнил его улыбавшийся широкий рот, в котором не хватало пары молочных зубов, выбитых после падения с горки. А еще Чосо помнил душераздирающий скулеж, что издавала бедная собачонка, когда ту вышвыривал за порог вернувшийся с работы отец. К счастью, свидетелем подобных зверств являлся лишь Чосо, пока младший поздним вечером уже видел девятый сон. Он знал, что наутро скажет брату о том, что собачка или кошечка отдохнули и ушли к себе домой, попросив передать спасибо Юджи. И Юджи всегда радовался весточкам от спасенных животных, которые они любезно оставляли старшему брату. Так продолжалось до тех пор, пока сам Итадори не застал отца за издевательством над беззащитной дворнягой. Оглушительный плач не прекращался еще очень долго, а приказ отца замолчать не имел никакой силы. Чосо как мог успокаивал мальчишку, надеясь не вывести родителя из себя, иначе им обоим бы не поздоровилось. Тогда старший пообещал подарить Юджи собаку, когда они оба вырастут. Мальчик притих. С того дня Итадори больше не приводил домой бродячих животных и выжидал момента, когда они оба наконец-таки вырастут. И когда время придет, Юджи точно заведет собаку, а пока лохматая мордочка болталась на ключах в знак данного в детстве обещания.       — Не забудь сходить в школу, — поправляя капюшон толстовки, сказал Чосо. — Я приду завтра ближе к ночи, так что не жди меня.       — Опять работаешь? — недовольно пробурчал Итадори.       — В магазине нужен продавец, а нам, — парень поочередно указал пальцем на них двоих. — нужны деньги. Так что после клуба я наведаюсь и туда, — Чосо щелкнул в коридоре выключателем, и комнатушка погрузилась во мрак. — Спокойной ночи.       — Будь осторожен, — отозвался Юджи.       — Как всегда, — на этих словах входная дверь захлопнулась, а Итадори вновь предпринял попытку уснуть.

***

      Поежившись от ночного холода, парень сильнее завернулся в мастерку. С наступлением сумерек температура ощутимо ползла вниз по термометру, несмотря на благоприятный прогноз погоды. Чосо сильнее затянулся. Пятиминутный перерыв давал возможность отдохнуть от грохотавшей музыки, что долбила по и так раскалывавшейся голове. Еще и клиенты попались дотошные: одному все не нравился вкус коктейлей, потому пришлось переделывать почти что всю карту меню. Благо, алкогольные эксперименты спонсировались изрядно выпившим посетителем, так что бармену терпеть назойливое общение было чуть приятнее. Другой клиент изрядно потрепал нервы своими выходками на барной стойке. Минус две бутылки импортного виски, что одним ловким движением улетели в стену, оставив на ней темные разводы. Такая же участь постигла и несколько бокалов, отправленных туда же. Разбуянившегося посетителя Чосо с трудом выволок из заведения, по пути получив кулаком прямо в бровь. Попросив передышку, бармен вышел через задний выход в подворотню и достал из кармана брюк пачку дешевых сигарет. Их вкус был поистине отвратным, однако это был самый легкий способ успокоить нервы.       — Угостишь? — рядом раздался знакомый женский голос. Глаза опустились чуть пониже и наткнулись на светлую макушку. Амико Нита подрабатывала официанткой в клубе. Из немногочисленных разговоров, которые происходили между ними последние пару месяцев, Чосо узнал о ней всего пару вещей: ее бывший тот еще мудак, она на дух не переносила надменное отношение к себе и ей абсолютно не было совестно постоянно клянчить в курилке сигареты у других работников.       — Ну как я могу отказать такой прелестной даме, — усмехнулся Чосо, протягивая новую сигарету. Амико с улыбкой подмигнула, вставила фильтр меж губ и глубоко затянулась. Улыбка сразу же сменилась на искривленную линию, вызвав смешок со стороны.       — Фу, какая же мерзость.       — И тем не менее выкуришь ты ее до самого фильтра.       — На халяву все пойдет, знаешь ли.       — Знаю, — тихо произнес парень. Нита смекнула, что к чему, и после затянувшегося молчания решила сменить тему разговора.       — Пойдем внутрь, я обработаю.       Нита скрылась за дверью с неоновой табличкой «выход», оставляя бармена наедине с тишиной мрачной улицы. Чосо не спешил последовать за ней, до последнего наслаждаясь умиротворенной атмосферой и парами никотина, что тягучим дымом проникали в легкие, обволакивая организм изнутри, а затем струями выходили наружу, растворяясь в прохладном воздухе. Хотелось подольше задержаться в этом мгновении, любоваться звездным небом и не думать ни о чем. Мечтания о вечном разбились о громкий девичий голос за дверью. Амико не любила ждать и повторять одно и то же по несколько раз, потому Чосо выкинул окурок на землю, притаптывая его носком кроссовка, и прошел в помещение.       Найти девчушку удалось в комнате для персонала. Завидев бармена, она жестом пригласила его присесть на край стола. Там уже лежала маленькая сумочка с красным крестом и открытая банка с антисептиком.       — Насколько все плохо?       — Настолько, что тебе придется довериться в мои кривые ручонки, — отшутилась девушка.       Изящные тонкие пальчики бережно оглаживали место удара, оценивая уровень повреждений. Взгляд Ниты был сосредоточен, отчего верхняя губа забавно выпирала. Она находилась слишком близко, из-за чего в нос ударил ароматный шлейф цветочных духов. Чосо было немного неловко от подобной близости, потому что перед глазами находилось оголенное декольте юной девчушки. Амико тоже не была в восторге от подобной униформы, однако издержки профессии и личная прихоть хозяина заведения заставляли расстегивать пару пуговиц ниже положенного и подтягивать облегающую юбку на пару сантиметров повыше. Не желая смущать официантку, Чосо прикрыл веки, что не осталось незамеченным от девушки, вызвав у нее искреннюю улыбку. Затем бармен скривил губу — бровь слегка пощипывало из-за спиртовой жидкости. Спустя мгновение Нита прилепила на рану пластырь и ободряюще похлопала по плечу.       — Спасибо, — парень аккуратно провел пальцем по месту ранения, чтобы убедиться в качестве работы. — И не наговаривай на себя за зря. Получилось добротно.       — Приму это за комплимент. Кстати, я поговорила с шефом, — складывая аптечку, начала Амико. — За разбитые бутылки и бокалы с тебя не возьмут.       — С чего вдруг такая щедрость от старого жлоба? — в недоумении спросил Чосо.       Он наблюдал за тем, как по комнатке суетливо мельтешила официантка. Наконец, остановившись у зеркала, она поправила униформу: подтянула капроновые колготки, повернула юбку так, чтобы разрез проходил сзади ровно между стройных ног, и ладонями приподняла грудь. Чосо находил последнее довольно странным жестом, но спрашивать о секретном назначении данного ритуала не желал. Пусть это и дальше остается женской тайной.       — Он сегодня изрядно выпил, так что махнул рукой. Однако это не означает, что нам можно здесь отсиживаться. Вставай, — девчушка потянула парня за запястье в коридор, откуда окольными путями они вышли в зал.       Попсовая музыка вновь ударила по ушам, а спертый воздух раздражающей слизью осел внутри легких. Нита помахала на прощание рукой и ушла вглубь толпы к столикам, пожелав перед этим удачи и вменяемых клиентов. Чосо мысленно помолился, чтобы слова официантки оказались вещими, ведь его смена только начиналась…       Последние посетители вяло болтались посреди танцпола. Их было немного: можно было сосчитать по пальцам рук. Самые неубиваемые завсегдатаи клуба, которых не брала ни усталость от непрерывных танцев, ни десяток выпитых шотов, не считая кучу заказанных коктейлей дня.       — Два «Китайских дракона», — раздалось едва ли не у самого уха бармена. Мужчина, не справившись с гравитацией и навалившись на стойку, проорал заказ и со второй попытки взгромоздился на барный стул. На вид ему было лет тридцать пять, не более. Запачканный рукав пиджака, ослабленный пестрый галстук и красное лицо. Видок был у него, мягко говоря, непрезентабельный. Еще и перегаром несло на километр. Подавив в себе рвотный позыв, Чосо на скорую руку разлил напитки и вручил их мужчине, получив в ответ нечто неразличимое на псевдо французский манер. Видимо, это было единственное место, где ему удалось похвастаться скверным знанием иностранного языка.       Как только клиент парящей походкой удалился в сторону танцпола, на стул присела Амико. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько она устала за сегодня. Девушка широко зевнула, прикрывая рот карточкой меню, и встрепенулась. Взглядом из-под полуоткрытых век она обвела немногочисленных посетителей и раздраженно цыкнула. Чосо молча кивнул, соглашаясь с крутившейся у нее в голове мыслью. У него самого глаза слипались, прилично подустав от светомузыки и бесчисленного количества мелькавших перед ним всю ночь незнакомых лиц. Если поначалу он еще различал людей и даже приветствовал частых клиентов, то ближе к утру черты лица смешались в одно безликое серое месиво с различными голосами и интонацией. К тому же бровь не давала о себе забыть, напоминая болью о своем существовании всякий раз, когда Чосо пытался изобразить любую эмоцию. Хотя, по правде говоря, она не столько болела, сколько раздражала.       — Подойди поближе, — подозвала Нита и, перевалившись через барную стойку, провела большим пальцем вдоль пластыря. — Отклеился немного.       — Благодарю, — произнес парень, одновременно замешивая очередной «Токийский» для дамы, что направлялась прямо в его направлении. Она всю ночь заказывала одно и то же пойло, потому Чосо не стал дожидаться, чтобы снова услышать то же самое название. Стоило барышне подойти и открыть рот, как в ее ладони образовался любимый пурпурный коктейль. Тонкие брови удивленно приподнялись, за ними последовали и уголки губ, когда раскосые глаза наткнулись на вежливую улыбку бармена. После себя женщина оставила оплату за «Токийский», приличные чаевые и криво написанный на бумажке номер. Амико на это лишь хмыкнула и вытянула из-под купюр клочок бумаги.       — Ты бы пригляделся, Чосо. Такие богатые дамы на дороге не валяются, — она детально изучила трудночитаемые цифры и, потеряв интерес, выкинула в мусорку. Такое случалось не впервой, потому официантка сразу же отправила макулатуру по месту назначения. Парень сделал бы то же самое, не прочитав и пары цифр.       — Я гожусь ей в младшие сыновья. Спасибо, обойдусь как-нибудь без очередной горе-матери, — отстраненно протараторил бармен, занимаясь протиранием рабочего места.       — Какой ты скучный, — протянула девушка, склонившись над столом.       — Извини, времени на веселье нет, — пожал плечами Чосо, не отвлекаясь от процесса уборки.       Амико что-то пробубнила под нос, спрыгнула с насиженного места и неровным шагом направилась к столику в углу, откуда ее окликнул некий мужчина. Хоть официантка и старалась держаться, походка ее заметно страдала от натертых ступней и высокого каблука. «Опять забыла пластыри», — подумал Чосо. К сожалению, помочь Ните не представлялось возможным, так как последний пластырь из аптечки персонала красовался на брови бармена. Девчушке оставалось только посочувствовать. В конце смены, когда последний посетитель с трудом выволок ватные ноги на выход, персонал принялся за уборку клуба. Администратор, очаровательная высокая девушка чуть старше Чосо, стоя у барной стойки, отсчитывала деньги и раскладывала их по разным стопкам. Закончившие с наведением порядка работники подходили к ней получать заслуженную зарплату с равным процентом от общих чаевых. За этот день выручка вышла меньше привычного, но горстка мелочи немного скрашивала ситуацию. К сожалению, зарплаты едва ли хватало на новую кофту.       — Согласна. Денек сегодня полный отстой, — подошедшая Нита помахала веером малозначимых купюр перед чужим носом. — Надо было припрятать пару тысяч в карман, чтобы не скидываться в общаг ради дележки с этими лодырями, — брезгливый девичий взгляд мазнул по стоявшим неподалеку новеньким. Официанты из них были никудышные, зато наглости — хоть отбавляй. От увольнения их сдерживала разве что нехватка рук в заведении за такие гроши. Собственно, потому и шли устраиваться сюда только студенты или же личности, для которых двери на более ответственную работу были уже закрыты. Чосо не знал, к какой из двух категорий принадлежала Амико, но больше хотел склоняться к первому варианту, так как она была еще слишком молода, чтобы разочароваться в жизни.       Темнота еще не покинула город. Неоновые вывески пестрили во мраке ночи яркими цветами и отчаянно завлекали не угомонившихся пьянчуг продолжить веселье. Ожидая на ступеньках у клуба, Чосо вновь закуривал сигарету. Кольца дыма медленно растворялись, а организм окутывала пьянящая нега свежего воздуха. Отрезвляла пульсировавшее сознание. Оставшиеся сотрудники болтали у курилки, обсуждая случаи, произошедшие с ними за ночь. Некоторые из них были забавными, некоторые — довольно мерзкими. Парочкой последних поделилась и Нита с барменом, пока собирала вещи в комнате персонала. Реакцией послужили нахмуренные брови и несколько отборных ругательств в сторону напившихся мужланов. С девушкой же поделились сочувствующим взглядом и словами поддержки, отчего та слегка засмущалась.       А вот и Амико собственной персоной. Она впопыхах выбежала через главный вход и чуть не споткнулась на лестнице, пропустив одну ступеньку. Вовремя подставленный локоть спас ее от падения.       — Еще пара таких событий, и я начну думать, что ты мой ангел-хранитель.       — Я буду не против побыть им хотя бы сегодня, — Чосо по-доброму улыбнулся, сгибая руку в локте. — Что насчет сопровождения до дома?       — Ну, раз ты так настаиваешь, — заговорщицким голосом протянула девушка и обхватила чужую руку.       Неторопливо парочка пробиралась сквозь узенькие переулки, лишенные всякого освещения, пока не вышла на широкую улицу. Навстречу им шли самые настоящие работяги, что начинали свой рабочий день задолго до того, как просыпался огромный город. Они встречались редко, но все же пробегали мимо ребят, вызывая новые темы для разговора, инициатива которых по большей части исходила от Ниты. Она не упускала возможность прокомментировать заурядные офисные костюмы клерков или же макияж, сделанный на скорую руку. Чосо изредка поддакивал, давая знать о себе. Сил на полноценный разговор у него не осталось. Приняв во внимание уставшее выражение лица напарника, Амико не старалась вытащить из него ответов посложнее, а лишь разбавляла бессмысленной болтовней их прогулку до дома. Говорила о погоде: о прохладном ветре, исчезавших с неба звездах и розовевшей вдали полосе горизонта, где-то далеко-далеко за городом небоскребов. Жаловалась на натертые ступни и часто скакала на одной ноге, чтобы поправить пятку балетки. Делилась планами на выходной: хотела навестить родственников в родной деревушке и привезти оттуда что-нибудь вкусное, приготовленное мамой, чтобы угостить парня.       За непрерывным монологом они и не заметили, как подошли к невысокому многоквартирному дому. В паре-тройке окон горел свет, остальные же спали глубоким сном. Подойдя к подъезду, Нита замерла, поворачиваясь к другу и делая шаг. Расстояние между ними предельно сократилось. В нос ударил знакомый, совсем слабый цветочный аромат. На этот раз удалось различить нотки жасмина и мяты.       — Хороший ты парень, — улыбнулась девчушка. — В наше время редко таких встретишь.       Чосо не мог не согласиться. Он постоянно становился свидетелем хамского отношения к девушкам на работе. Будь то официантки или уборщицы, социальный статус не был преградой. Скорее, наоборот. Именно разница между клиентом и работницей в их больном воображении давала карт-бланш на распускание рук и грязного языка. Исключительными были те дни, когда в комнате для персонала или курилке какая-нибудь девушка в шутку не рассказывала историю про посетителя, который в наглую заглядывал под короткую юбку, просил официантку нагнуться ниже, чтобы она точно расслышала заказ, или просто-напросто решил похозяйничать ладонями по чужому телу в знак благодарности за оставленные щедрые чаевые. После подобных рассказов работники обычно кивали головами и делились остроумными шутками на эту тему. За звонким хохотом компании трудно было разглядеть глаза той девчушки, которые просили о поддержке, а получали не больше, чем ухмылки людей, ждавших свою очередь поделиться интересным случаем. Только вот Чосо видел всю ту боль и сочувствующим взглядом провожал новенькую. Он знал, что больше она не появится здесь. Это была ее последняя смена. И таких девушек было много. Они не задерживались надолго, не выдерживая вседозволенности клиентов. Потому большинство из них Чосо не знал даже по имени.       Исключением стала Амико, гордо разносившая подносы уже несколько месяцев. За ее детской и миловидной внешностью скрывалась бойкая особа, не дававшая себя в обиду. В память Чосо особенно ярко впечатался момент, когда официантка вылила коктейль на зазнавшегося мужчину, возомнившего себя непонятно кем. Нита быстро остудила его пыл и бросила несколько колких фразочек вслед. Правда, за такое поведение девушка осталась без выручки, но удивленный храбростью тогда еще новенькой работницы, Чосо предложил угостить ее завтраком, оставшись в итоге с отпечатком блеска на лбу, пустой пачкой сигарет и без гроша в кармане, о чем парень не сильно сожалел в тот момент. С тех пор и началась их слегка странная дружба.       — Слушай, как ты смотришь на то, чтобы сходить на свидание? — в глазах напротив сверкнул озорной огонек, а тонкие пальцы легли на мужские плечи.       — Извини, боюсь, для тебя я слишком стар, — парень старался как можно шире растянуть улыбку. Он почесал лохматую макушку, выжидая ответной реплики.       — Ты считаешь меня маленьким ребенком? — надула губки Амико и скрестила руки на груди.       — Нет, просто… — было трудно подобрать слова, которые с точностью бы выражали то, что вертелось в голове у Чосо. Она была всего на два года старше Юджи, потому отчасти, возможно, была права. Даже при всем желании он бы не смог взглянуть на девчушку как-то иначе. Нита не вызывала ни романтических чувств, ни низменных желаний. Она была красива, юна, доверчива и падка на хорошее отношение. Вряд ли это можно было назвать недостатками, однако для тех мерзких тварей, что мечтали воспользоваться детской наивностью, это являлось слабостью, надавить на которую им не составляло труда. К таким моральным уродам, помимо нахальных пьяниц, Чосо относил и бывшего Амико. Из тех немногочисленных разговоров о прошлом, вдаваться в подробности которых Нита никогда не горела желанием, было явно понятно одно — звание мудака, выданного бывшей возлюбленной, он оправдывал на сто двадцать процентов. — Не хочу отбирать у тебя шанс встретить поистине любимого человека. Но можешь оставить мне место в списке тех, кто всегда поделится с тобой последней дешевой сигаретой с самым ужасным вкусом.       — Тогда как насчет места и в списке тех, кто обязательно попробует мамин пирог? — казалось, блеск в больших глазенках, потухнувший всего на долю секунды, вспыхнул с новой силой.       — С превеликим удовольствием, — Чосо облегченно вздохнул. Было тяжело представить, как Амико отреагирует на отказ, но реальное положение дел не могло не радовать парня. Его замучила бы совесть, стань он причиной девичьих слез.       Наступило время прощаться. Девушка переминалась с ноги на ногу, будто не решалась что-то сказать. Довольно непривычное поведение для той, кто за словом в карман не лезла. И все же Чосо терпеливо ждал, когда она соберется с духом.       — Тебе опять нужно идти на работу?       — Да, решил взять побольше смен.       — Это будет звучать странно в связи с нашим разговором, но… Не хочешь пока передохнуть у меня? — Нита махнула ладонью в сторону окон своей квартиры. — Думаю, ты еще успеешь немного поспать.       — Спасибо за приглашение, но я обещал прийти пораньше. Хозяйке нужна помощь с разгрузкой товаров.       — Как скажешь, — Амико понимающе кивнула. Она качнулась с пятки на носок, сцепив за собой ладони в замок. Поджатые губы говорили о том, что ее интересовал не только этот вопрос. — Тогда до встречи, — девушка подошла вплотную и приобняла юношу за плечи.       — Ага, не засиживайся долго. Лучше ложись спать, — грубоватая ладонь Чосо потрепала светлую макушку, из-за чего на голове не осталось ничего от прежней уложенной прически.       Нита проскользнула в подъезд, помахав на прощание. Ответив тем же, парень свернул за угол дома и извилистыми тропками потопал к следующему месту работы. Голову не покидали мысли о Ните. Возможно, это было сомнение, ненароком закрывшееся в подсознание. На самом ли деле Амико нормально восприняла его отказ или сделала только вид, чтобы больше не заострять внимание на ее нестандартном предложении? Нет, они и раньше порой выбирались после работы в местную забегаловку, чтобы пропустить по чашке горячей похлебки и заморить голод и усталость. Но вот на этот раз интонация в ее голосе была совершенно иной, словно девушку на мгновение охватило волнение. И хоть она быстро его замаскировала, Чосо приметил резко переменившийся взгляд. Да еще и приглашение на свидание. Парень повел плечами, как будто по коже пробежали мурашки. Если догадки оказались верны, то приятного он находил в этом мало. Нита была ему подругой, к которой не приходилось испытывать романтические чувства, несмотря на ее красоту и молодость. Она совершенно не привлекала Чосо, а желание помогать и заботиться парень находил исключительно дружеским. Менять устоявшийся образ общения желания не появлялось, потому все надежды были лишь на то, что Амико сама забудет о разговоре или сведет это ко глупой шутке.       Алая полоса на горизонте становилась шире и красочнее. В ней расцветала палитра различных теплых оттенков. Назвать более двух цветов Чосо бы не смог в отличие от Ниты, которая бы с уверенностью разложила видневшийся в дали градиент на цвета апельсина и орхидеи, персика и лилового цвета. Кстати, о Ните. Парень мысленно дописал пунктик в списке дел о походе в аптеку. Он мог дать руку на отсечение, что подруга обязательно забудет взять с собой пластыри на работу и продолжит натирать ступни, скрипя зубами и проклиная свою забывчивость. Так что во избежание искривленного и обозленного на жизнь лица Чосо взял все в свои руки. К тому же не одной ей они были необходимы. Рана на брови еще саднила, а клейкая сторона пластыря постоянно цепляла ближайшие волоски, заставляя хмуриться и сводить черные дуги к переносице. Не забывал Чосо и про Юджи, который определенно придет через пару дней с новыми ссадинами и необходимостью их заклеивать. Тут же в памяти всплыла нужда прикупить брату что-нибудь попрочнее старой перештопанной кофты.       На город только-только опускалось утро, а голова парня уже раскалывалась на кусочки.