Сны

      Этому вечеру определенно должен был достаться золотой гран-при в номинации “Худший вечер в жизни Гермионы Грейнджер".       Нет, ей не впервой, конечно.       С балами в её жизни с самого начала как-то не заладилось. Чего стоил хотя бы Святочный бал на четвертом курсе, который так волшебно начинался ожидающим её у подножия лестницы Виктором, и так бесславно закончился скандалом и нелепыми, беспочвенными обвинениями Рональда. Потом в их жизни ворвалась война – и, разумеется, никаких балов. Выпускной, который она пропустила из-за важной командировки, потому что уже тогда параллельно последнему курсу в Хогвартсе строила карьеру в Министерстве. Свадьба Гарри и Джинни – светлое, радостное событие, но все же отравленное привкусом зависти и горечи, потому что у них с Роном все было не так – уже тогда. Её собственная свадьба, которая больше напоминала ей ответственное мероприятие, которое необходимо провести на высшем уровне, чем праздник любви и соединения сердец. Ежегодные приемы в Министерстве в честь победы во Второй магической войне, с ощущением пепла на губах и призраками мертвых, которые этой победы так и не увидели. А сегодня – этот торжественный прием у Малфоев.       Однозначный победитель хит-парада дерьмовых праздников.       Гермиона не собиралась сюда идти. Не собиралась, когда обнаружила в своей комнате тот самый конверт с изумрудной печатью. И когда увидела коробку с платьем, которое Драко выбрал специально для нее. И даже тогда, когда Скорпи перед тем, как отправиться в постель, с горящими глазами спросил: “Ты же пойдешь, Миа, правда?”, она лишь покачала головой. Внутренний голос надрывался, крича ей, что ей не стоит наряжаться в это проклятое платье, которое наверняка обошлось Малфою не в один десяток галлеонов, не стоит спускаться вниз, что ей лучше вообще бежать подальше от этого проклятого места. Но она не послушалась.       Оглушительно громкие вопли разума заткнула всего одна фраза Малфоя, Малфоя в этом невозможном темно-сером смокинге оттенка грозовых туч, в котором он был прекрасен, как Бог.       “Ты же придешь?.. “       И она пришла.       Зачем?..       Зачем она это сделала? Что ожидала увидеть? Едва ли он осмелился бы при всех даже просто подойти к ней, не говоря уже о чем-то большем – да она и не мечтала. Но когда, войдя в бальную залу, Гермиона увидела, как Драко оживленно разговаривает с какими-то волшебниками, крепко прижимая к себе Асторию, она почувствовала, как что-то внутри неё треснуло и посыпалось водопадом мелкого, растертого почти в пыль крошева, словно горный обвал, словно оползень, погребающий под собой все, что еще оставалось на его пути.       Она стояла там, не в силах пошевелиться, и смотрела на прекрасную пару – блистательную шатенку в серебристом платье и ослепительного блондина в идеально подходящем в тон к этому платью костюме, смотрела, как свободно и собственнически его сильная рука обвивает её тонкую талию, как её изящно причесанная головка ложится на его грудь чуть ниже плеча, наверняка ощущая его дыхание у себя в волосах и слыша, как под тонкой тканью бьется его сердце, как он наклоняется к ней, что-то нежно шепчет в маленькое розовое ушко, переливавшееся бриллиантами серег, а потом сладко, страстно целует алые губы...       Гермиона не была дурочкой. Никогда. А еще она обещала когда-то больше ни за что не врать себе.       И она не врала.       Ей было больно. Детали паззла в её голове складывались в одну картинку, и каждый ложился на свое место, вспарывая острыми краями её нутро.       Её опрометчиво вырвавшееся признание.       Его задумчивость и молчание.       Приглашение на бал.       Его настойчивость.       И он – в паре с Асторией.       Ярко, демонстративно, напоказ.       Это был его ответ. На её слова. Её любовь.       Вот так, перед всеми, наотмашь по лицу. У неё могло быть приглашение, оставленное им. Платье, подаренное им. Но он – с Асторией. А она – никто, просто прислуга, по доброте хозяина оказавшейся среди сливок магического общества.       Драко Малфой позвал её вовсе не для того, чтобы бросать короткие взгляды украдкой или чувствовать, что она рядом. Не из желания подарить ей праздник. Он указал ей на её место – в этом доме, в магическом обществе и своей жизни. Не дав ей возможности ни возмутиться, ни оправдаться, а вынуждая проглотить эту пилюлю с непроницаемым выражением лица. Не побоялся ни публичного скандала, ни истерики. Или наоборот - рассчитывал на них, чтобы воспользоваться как предлогом вышвырнуть её из мэнора и своей жизни окончательно?..       Что ж.       Он плохо знал Гермиону Грейнджер. Да и Мию Спэрроу, раз уж на то пошло.       Всего в нескольких комнатах от этой на её коже вырезали ножом кривые буквы позорного клейма. Её пытали Круциатусом на полу этого дома. Она думала, что хуже никто уже сделать не может – что ж, она ошиблась, и молодой хозяин Малфой-мэнора оказался достойным преемником своей тетушки, превзойдя её во всем.       Однако на этот раз она не будет кричать. Не будет плакать, моля о пощаде. Она примет все это с гордо поднятой головой. Вот только на этот раз Добби её не спасет, а хрустальная люстра не обрушится на пол, становясь метафорой её никчемной жизни. - Привет, красавица. Не ожидал встретить тебя так скоро, - раздавшийся совсем рядом вкрадчивый голос заставил Гермиону вздрогнуть всем телом. - Мистер Нотт, - она заставила себя ответить подчеркнуто вежливо, пресекая его фамильярность, и попыталась изобразить вежливую улыбку. - Не ожидала встретить вас вовсе. - Что ж, раз уж вы теперь вошли в наше милое общество, вам придется привыкать к тому, что мы станем видеться чаще, - безмятежно заметил Нотт. - Не подарите мне танец?..       Танцевать Гермионе не хотелось совсем, разве что в стельку пьяной на шабаше у костра, но она пришла сюда одна, и отклонить вежливое приглашение кавалера было бы верхом неприличия. Поэтому она вложила свою руку в протянутую ладонь Нотта и послушно последовала за ним в центр зала.       Все было не так: он сжимал её руку слишком сильно, подошел к ней слишком близко, а горячее дыхание, обжигавшее её обнаженную шею, отчетливо отдавало крепким алкоголем. Гермиона не выдержала и слегка поморщилась, отвернувшись в сторону и притворившись, что любуется обстановкой, чтобы её партнер этого не заметил. Но то ли он был слишком наблюдателен, то ли чересчур много выпил к этому моменту, однако решил продолжить начатую беседу отнюдь не в светско-дружелюбном тоне. - Раз уж вы здесь, значит, вам дали отставку? - Не понимаю, о чем вы, - парировала Гермиона, но голос предательски дрогнул. - Ах да, - слащаво улыбнулся Теодор. - Вы еще столь молоды и наивны, и, наверное, не знакомы с правилами, а Драко отчего-то не ввел вас в курс дела. Что ж, тогда я сделаю это вместо него. Оглянитесь вокруг, мисс Спэрроу. Вы увидите, что приглашены в основном пары – супружеские или состоящие в неформальных отношениях, не суть важно. Если молодая девушка находится на подобном мероприятии одна – это значит, что либо она чья-то дочь на выданье, либо чья-то бывшая любовница, чей покровитель оказал ей последнюю услугу, дав возможность найти себе нового спутника в соответствующих кругах. И, насколько я могу судить, ваших родителей здесь нет. - Вы лжете, - яростно прошипела Гермиона, покраснев от гнева. - Прямо сейчас я смотрю на Сьюзен Боунс, она одинока и находится здесь уж точно не в поисках, как вы выразились, “покровителя”.       Теодор рассмеялся, откинув назад красивую голову. - Верно подмечено, красавица, вот только Боунс – действующий член Визенгамота, её приглашают, чтобы заручиться её поддержкой или хотя бы благосклонностью. Вы же – птичка не того полета. Драко позаботился о вас, введя в самое лучшее общество, и поверьте – достаточно одного вашего слова, чтобы я взял все его заботы на себя. Уверяю вас, после Малфоя я вас не разочарую – я так же молод, красив и полон сил, а что касается моей щедрости... к вашему сегодняшнему туалету идеально подошли бы изумруды, как вы считаете? Серьги и, возможно, браслет...       Слушать дальше Гермиона не могла. Сердце билось в груди обезумевшей птицей, а в голове металась только одна мысль. Она обежала глазами залу в поисках высокого блондина, надеясь увидеть – Мерлин, она сама не знала что, да что угодно, только чтобы убедиться: все слова Нотта – ложь до последнего слова. Наконец она нашла его, жадно ловя серый взгляд – и ей показалось, что её ударили ногой в живот, точно надоевшую, бесполезную псину. Он посмотрел на неё, окинул взглядом с головы до ног её кавалера и... усмехнулся. Одобрительно. Подбадривающе. Зло.       Чувствуя, что больше не сможет сделать ни единого вздоха, Гермиона сорвалась с места, оставляя своего партнера посреди паркета в одиночестве и вышла, почти выбежала на балкон.       Холодный осенний воздух жадно облизал её обнаженые плечи, вбирая в себя остатки тепла, но это уже не имело никакого значения. Она предпочла бы в эти минуты замерзнуть насмерть, если бы была уверена, что от этого станет хотя бы капельку легче. Хотя бы немного меньше боли. Потому что столько она не выдержит. Не сможет.       Малфой не просто разорвал их отношения самым отвратительным, самым мерзким способом, напоказ предпочтя ей другую - хоть единственным, о чем она просила, было обойтись без третьих лиц. Он ударил в самое больное место, заставив смотреть - опять! - как мужчина, которого она любит, выбирает другую. И пусть формально Малфой никогда ей не принадлежал - но были же, были эти слова про не сложившиеся отношения с женой, договорной брак... Ложь, гнусная ложь, только для того, чтобы затащить её в постель!.. И вышвырнуть, как только она ему надоела. И, как будто этого было мало, он еще и унизил её, насколько возможно, растоптав всю её гордость и чувство собственного достоинства, отказав ей не только в уважении к её чувствам, но и к ней самой. Как будто их связь ничего не значила. Как будто сама она была не более чем девушкой легкого поведения, ищущей кошелек потолще и партию повыгодней. Как будто она просто вещь, товар, в котором более не было надобности - а значит, можно отдать другим. Это было больнее, чем увидеть Рона в постели с другой. Это было унизительнее, чем вырезанное на предплечье тавро. Это раздавило её, почти уничтожило - и тем невыносимее была эта пытка от сознания того, что ей предстоит растянуться на долгие, бесконечные два месяца, которые она проведет под одной крышей с человеком, которого, несмотря ни на что - любила.

***

      Малфой узнал о её появлении в зале еще до того, как увидел. Он не мог почувствовать её запаха, расслышать шагов, да и зеленого платья еще не было в его поле зрения, но он откуда-то знал: она пришла. Рука, лежавшая на талии Астории, сжалась чуть крепче, и он в притворном порыве нежности наклонился к её уху, прошептав: “Ну же, дорогая, поцелуй своего мужа, чтобы все убедились, как у Малфоев все прекрасно”.       И она поцеловала.       Он закрыл глаза, под которыми мгновенно вспыхнул образ целующей его Мии, и ответил на поцелуй жены с такой нежностью и страстью, которую она никогда не видела от него прежде. Уже оторвавшись от чужих, неприятных, с привкусом какой-то наверняка дорогой и приторной помады, губ, он краем глаза заметил замершую фигурку. Она все видела. А значит, он сделал все правильно.       Драко неспешно прихлебывал огневиски из своего бокала, пытаясь перебить противный привкус во рту, а Астория удалилась, чтобы поправить макияж – или прополоскать рот, кто знает. Он коршуном наблюдал за тем, как Тео приглашает Мию, уже не его Мию, на танец, когда к нему вальяжно подплыл Забини, на ходу продхватив с левитируемого подноса бокал шампанского. - Отличная вечеринка, Малфой, - хмыкнул он, обводя глазами залу, в которой небольшими группками то тут, то там, рассредоточились “по интересам” волшебники. - Хотя тебе стоило прислушаться к идее Нотта насчет маскарада, тогда были бы хоть какие-то шансы на веселье.       Малфой ничего не ответил, только полоснул по другу взглядом, острым и твердым, как лезвие ножа. Забини прекрасно видел не самый благодушный настрой друга, но не собирался так быстро идти у него на поводу. Тем более, что сейчас у него были другие планы, и совсем другие вопросы вертелись, готовые сорваться с кончика языка. - Зачем ты её сюда притащил? - вполголоса спросил итальянец, едва заметно кивнув в сторону зеленоглазой блондинки в изумрудном платье, которую в эту минуту на грани приличия прижимал к себе Нотт, одновременно что-то нашептывая на ухо. - Захотел похвастаться любовницей перед женой? Не думал, что тебе это нужно. - Скорее наоборот, - усмехнулся Малфой, в очередной раз пригубив огневиски из бокала, который до этого слегка прокручивал в своей руке. - Она и так знает, что ты женат. Зачем устраивать этот показательный цирк? - удивился Забини. Сострадания не было в числе его многочисленных достоинств, однако хрупкая фигурка девушки, которая слишком прямо держала спину и чересчур высоко поднимала подбородок, не могла оставить его равнодушным. - Тем более, что Тео, похоже, всерьез на неё запал. - Чтобы у неё не возникало ложных надежд и лишних иллюзий, - отрезал Малфой. - Иначе все это зайдет слишком далеко. Кроме того, здесь сегодня собралось достаточно много богатых и свободных волшебников. Если она разозлится на меня, возможно, обратит внимание на кого-то другого. Нотт не так плох. - Не похоже, чтобы это было ей нужно, - задумчиво проронил Забини, провожая внимательным взглядом фигуру девушки, которая почти убежала на балкон, бросив своего кавалера на произвол судьбы. - Кроме того, ты уверен, что это именно то, что нужно тебе? - Ей всего двадцать четыре, Блейз, - с непроницаемым лицом ответил Малфой, отводя взгляд от занавеса, за которым скрылась мисс Спэрроу. - Я не могу позволить ей провести лучшие годы в роли моей любовницы. Это жестоко в первую очередь по отношению к ней. - А обнимать и целовать другую у неё на глазах, по-твоему, не жестоко?.. - выгнул левую бровь итальянец. - Это было необходимо, - жестко произнес блондин. А потом на мгновение его маска холодного равнодушия разбилась, и лицо исказила гримаса боли. - Она сказала, что любит меня, Блейз. Так не может продолжаться. Она не из тех, кому интересны побрякушки и галлеоны. Мне нечего ей предложить, ты знаешь. И поэтому я должен её отпустить. Сам я не могу, поверь, я пытался. Так что, если она меня возненавидит – это будет лучшим выходом для нас обоих. Она тоже это поймет. Когда-нибудь. - Должен отпустить, - эхом повторил Забини, как бы перекатывая на языке это слово. - А хочешь?.. - Что я хочу, не имеет никакого значения, - резко ответил Малфой, возвращаясь в свое холодно-равнодушное состояние. - И никогда не имело.       Блейз только тихонько хмыкнул в ответ, после чего, отсалютовав другу бокалом, двинулся дальше по зале, то и дело вежливо кивая попадавшимся на пути знакомым. Достигнув занавеса, надежно укрывавшего выход на балкон, он на мгновение заколебался, но потом, что-то решив для себя, вышел наружу.

***

- О, и вы здесь, - раздался за спиной низкий бархатный голос.       Гермиона поспешно сморгнула набежавшие слезы и обернулась: на балкон вошел Блейз Забини, который в это мгновение задумчиво рассматривал её с ног до головы, слегка поигрывая бокалом шампанского в руках. - Там... слишком душно, - выдавила Гермиона и отвернулась, вновь устремляя взгляд в глубину сада. Это успокаивало. Это должно было успокаивать, черт бы побрал этот сад, этот особняк и этот прием!.. - Понимаю, - обронил Забини. - Напомните, мисс Спэрроу, как вас зовут?.. - Миа, - бросила девушка и слегка поежилась. Сейчас было определенно неподходящее время для каких бы то ни было разговоров. Все, чего она хотела сейчас - чтобы Забини ушел и оставил её в покое, а лучше - исчезнуть самой. Желательно совсем. - Какое интересное имя, - задумчиво протянул брюнет, оставляя бокал на перилах балкона, а затем обеими руками оперся о балюстраду так, что Гермиона оказалась в ловушке из его рук, и горячо зашептал прямо в нежное ушко. - Эмилия?.. Амалия?.. Мария?.. Или, может, Миона?.. Примерно как... Гермиона?..       Сердце девушки ухнуло куда-то вниз, а потом заколотилось, как сумасшедшее. Странно, еще несколько минут назад она была уверена, что в том месте осталось только выжженое кровавое месиво. Она резко обернулась, оказываясь с Забини в опасной близости. - К чему весь этот спектакль, Грейнджер? – зло спросил он, отбрасывая напускную вежливость. - Зачем ты здесь?       Гермиона отвела глаза в сторону и несколько раз глубоко вздохнула. Её узнали. Забини знает. А значит... - Давно ты знаешь? - вместо ответа спросила она. - Подозревал давно, - пожал плечами итальянец, не потрудившись отодвинуться ни на дюйм. - Ты не очень-то старалась, Грейнджер. Все эти уловки... Они вполне очевидны. Еще тогда, когда я впервые увидел тебя в детской Скорпи, это твое фырканье, выражение лица, твоя походка... Мне понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, кого мне так сильно напомнила смазливенькая гувернантка. А уж когда ты швырнула нашему блондинчику в лицо бриллианты, все стало ясно. Ни одна девчонка, на которую обратил внимание лорд Малфой, так не поступила бы. Кроме тебя. Ну а сегодня я убедился окончательно. - Я не швыряла, - слабо возразила Гермиона, не зная, что еще сказать. - Это я фигурально, - отмахнулся Забини. - Он... он тоже знает? - спросила она дрогнувшим голосом. - Кто, Малфой? - понимающе хмыкнул Блейз. - О нет, у Драко прямо-таки талант не замечать того, что у него под самым носом.       Гермиона шумно выдохнула, не скрывая облегчения. - Так зачем ты здесь? - жестко повторил вопрос Блейз. - Стало скучно? Решила развлечься? Выставить Малфоя на посмешище? Отомстить, разрушив его брак и репутацию? - Нет! - возмущенно воскликнула Гермиона. - Нет, Забини, это совершенно не то, что ты подумал! - Тогда что? - агрессивно спросил он.       Глаза Гермионы скользили по балкону, пытаясь уцепиться за что-нибудь и найти решение. Забини обязательно расскажет Малфою, и тогда все окончательно полетит к чертям. Умолять его сохранить секрет? Не нужно даже гадать, кого предпочтет слизеринец: давнего друга или её, лгунью-грязнокровку. Разве что рассказать ему правду и понадеяться на то, что он поймет... Вот только что сказать, чтобы он не принял её за сумасшедшую? Ей нужно было время, хотя бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями. - Я расскажу тебе, Блейз, - наконец решилась она. - Только давай не здесь, ладно? В любой момент может кто-нибудь выйти, и ситуация... - Я тебя понял, - ухмыльнулся Забини, выпрямляясь и убирая руки с балюстрады, возвращая Грейнджер личное пространство. - Через пятнадцать минут в саду у фонтана. Не придешь – я сразу же иду к Малфою. - Я буду там, - пообещала девушка и, быстро обойдя его, выскользнула обратно в зал.       Взгляд её сразу же наткнулся на Драко, чья рука все так же по-хозяйски обвивала талию Астории. Она опустила глаза в пол, и, старательно глядя себе под ноги, чтобы не привлекать лишнего внимания, пересекла залу и вышла в сад, не замечая, как её проводил цепкий взгляд серых глаз, от которого не укрылся и лучший друг, вышедший с того же балкона через две минуты после неё.       Несмотря на осень, неспешно катящуюся к своему завершению, сад все еще был поразительно красив, особенно в сиянии волшебных огней, которые наполняли пространство вокруг мягким, теплым светом. Вечерняя иллюминация делала фонтан, красивый, но мало чем отличающийся от ему подобных днем, совершенно фантастическим зрелищем ночью. Однако Гермиона шла вперед, не замечая царящей вокруг красоты. Она проклинала Нотта, Малфоя, себя, этот дурацкий бал, на который зачем-то согласилась пойти по его настоянию, слишком внимательного Забини, обстоятельства, которые завели её когда-то размеренную жизнь в капкан, из которого не сбежать, не оставив в нем часть себя, вырвав с мясом и кровью... А теперь у нее ничего не осталось. Совсем ничего. И только Скорпи еще оставался тем, кто придавал её жизни хоть какой-то смысл. И она не может, не должна его потерять. - Я внимательно тебя слушаю, Грейнджер, - раздался совсем рядом знакомый вкрадчивый голос. - Давай обойдемся без фамилии, - поморщилась гриффиндорка, выныривая из мрачных мыслей. Не все сразу. Сейчас ей нужно решить проблему с Забини, обо всем остальном она подумает потом. Шаг за шагом... - Это я решу сам, - в голосе Забини отчетливо звучали стальные нотки. - Я повторю вопрос в третий раз, и больше не стану. Зачем ты здесь? - Скорпиус, - выдохнула Гермиона, решив, что правда – лучшее оружие. В конце концов, Забини – его крестный, он может понять. Должен понять. - В начале лета аврорат получил информацию, что жизни мальчика угрожает опасность. - В начале лета?! - опешил Забини. - Почти полгода назад?! И почему Скорпи, он же еще ребенок!.. - Забини, если ты хочешь, чтобы я все рассказала, не перебивай, - раздраженно попросила Гермиона. - Мы с Гарри тоже решили, что это сомнительно, но все же решили проверить. Нашли предлог, заявились в мэнор и незаметно изучили защиту поместья. Ты сам знаешь, что мы обнаружили – слабых мест в защите нет, а по той информации, что удалось собрать, Скорпиус почти не покидал Малфой-мэнор. И мы решили, что это ошибка, мальчику ничего не угрожает. Но через несколько дней кое-что произошло. - Что? - спросил Забини. Он больше не пытался на неё давить, мгновенно собравшись, когда речь зашла о крестнике. - Гувернантка Скорпиуса была уволена, а через несколько дней после этого обнаружилось, что ей стерли память. За весь период, что она работает у Малфоев. Стерли начисто, не отдельные воспоминания, а вообще все, так, что ничего не смогли восстановить. Она просто не помнила больше года своей жизни, - Гермиона говорила и внимательно следила за реакцией слизеринца. Однако нахмуренные брови, сверкнувшая растерянность в глазах, приоткрывшиеся губы – все говорило о том, что для Забини это оказалось новостью, и она ему отнюдь не понравилась. - Мы не смогли ничего узнать. У нас не было и нет никаких оснований для официального расследования. Однако наводка касалась мальчика, пятилетнего ребенка, и бездействовать мы не могли. Поэтому я... В общем, так я оказалась в мэноре. Остальное ты знаешь. - Ни черта я не знаю, - прорычал Блейз. - Что это за наводка? Кто ему угрожал? Что вы нашли? - Блейз, если бы мы знали что-то конкретное, мы давно бы разрешили эту ситуацию, и ноги бы моей не было в Малфой-мэноре, - покачала головой Гермиона. - За эти месяцы мы не приблизились к ответам ни на дюйм. По имеющейся у нас информации, все должно произойти до Рождества. Поэтому я буду здесь до конца декабря, чтобы присматривать за Скорпи и защищать его. Пока это все, что мы можем. - Ты должна рассказать обо всем Малфою! - воскликнул Блейз. - Какого черта вы сразу к нему не пошли, я не понимаю?! Если бы Драко был в курсе, он обеспечил бы сыну лучшую охрану! - Теперь я знаю, - горько усмехнулась Гермиона. - Но, Забини, попробуй нас понять. Поттер и Грейнджер приходят к Драко Малфою и утверждают, что жизнь его сына в опасности, но никакой конкретики, никаких фактов у нас нет. Мы были уверены, что он и слушать нас не станет! И кроме того, кто-то же стер память миссис Перкинс, мы не могли быть уверены, что это... - Что Драко не имеет к этому отношения? - сразу понял Забини. - Ну допустим. И все-таки, я не понимаю, Грейнджер. Ты бросила блестящую карьеру в Министерстве... - Ушла в длительный отпуск, - поправила его гриффиндорка. - До января. Потом я вернусь. - Да похер! - отмахнулся Забини. - Ты бросаешь работу, хотя вся магическая Британия знает, что ты на ней просто чокнулась, являешься в мэнор, на полу которого тебя пытали в войну, строишь из себя невесть кого, и все это ради чего?! Ради ребенка парня, которого ты ненавидела всю свою жизнь?! Я не понимаю, - он развел руками. - Ребенок ни в чем не виноват, - тихо проговорила Гермиона. - Ни в том, кто его отец, ни в том, кто я. Мы не могли оставить это просто так, пойми. А теперь я тем более не могу, - она закусила губу и умоляюще посмотрела на Забини. - Прошу тебя, Блейз, не говори ничего Малфою. Два месяца, только два месяца, и тогда либо окажется, что это пустышка, либо мы поймаем ублюдка. Ты можешь не признавать это вслух, но лучшей защиты, чем я, для Скорпи Малфою не найти. Разве что Гарри, но они с Малфоем быстрее поубивают друг друга. Скоро все это закончится, так или иначе, и я исчезну из их жизни. Просто дай мне время. - А ты уверена, что Драко хотел бы, чтобы ты исчезла?.. - негромко спросил Блейз, подходя к ней ближе. - Ты все знаешь, да? - тихо спросила она, неверяще качая головой. - Ну конечно, как не похвастаться очередным трофеем другу... Не переживай, Забини, сегодня он вполне ясно указал мне на мое место, - горько рассмеялась Гермиона, не замечая вновь навернувшихся на глаза слез. - Он женат, женат на Астории, и ничего не станет менять в своей жизни ради смазливой гувернантки. - Ради гувернантки – возможно, - задумчиво обронил Блейз, а Гермиона в ответ рассмеялась чуть громче, смехом, в котором отчетливо проскальзывали истерические нотки. - А ради Гермионы Грейнджер, которая врала ему месяцами, тем более не станет, - сказала она, не замечая, как предательские капли сорвались с длинных ресниц и покатились по щекам. - Грязнокровка, зубрилка, подружка Поттера, разведенка, бывшая жена Уизли – ни один волшебник в здравом уме не рискнет связываться с Гермионой Грейнджер, Забини, и мы оба это понимаем, и уж тем более это понимает Малфой. А я... я не смогу быть для него только любовницей. Гордость Мии Спэрроу еще может это вытерпеть, но не моя. И он не простит... никогда не простит мне обмана. Да и я не нужна ему – он дал понять это достаточно ясно. Не нужна, даже в таком виде, с какой-никакой родословной и чужим именем.       Её лицо было мокрым от слез, а тело дрожало от осеннего холода – спеша в сад, она совершенно забыла про пальто, так и оставшись в легком вечернем платье, но, казалось, девушка совершенно ничего не замечала.       Забини никогда не мог до конца понять странной одержимости друга этой ведьмой, но в это мгновение он посмотрел на Гермиону Грейнджер другими глазами. Перед ним была женщина, которая пожертвовала несколькими месяцами собственной жизни ради того, чтобы защитить ребенка, которого толком и не знала до этого. Чужого ребенка, ребенка того, кого считала врагом. И даже теперь, когда все так неимоверно усложнилось, когда Драко безжалостно разбивал ей сердце, а она ему это позволяла, Гермиона Грейнджер все равно не собиралась отступать. Её благородство, готовность к самопожертвованию, отчаянная смелость и сила поразила парня, который прошел войну и считал, что многое успел повидать. Поэтому он не нашел ничего лучше, чем выразить свое уважение и поддержку, мягким движением набросив на её дрожащие плечи собственную мантию, после чего крепко обнял, позволив спрятать заплаканное лицо на своей груди. Несколько минут прошли в молчании, нарушаемом лишь её редкими всхлипами. Они просто стояли, прижавшись друг другу, объединенные любовью и заботой о двух важных людях в своей жизни. Наконец Блейз осторожно поднял её лицо, ухватив за подбородок двумя пальцами. - Ты должна сказать ему, - серьезно проговорил он, глядя в обманчиво-зеленые глаза. - Сама. Заставь его выслушать, и он поймет. Да, Малфой будет обижаться, психовать, как малолетняя истеричка, но в конце концов поймет, ради чего ты сделала это. И простит. Если ты признаешься во всем сама. - Нет, Блейз, - вздохнула Гермиона. - Даже если в конце концов он поймет, этот дом будет закрыт для меня навсегда. Сначала он выгонит меня, а потом ни за что не примет обратно в роли гувернантки. Я потеряю возможность постоянно быть рядом с мальчиком, а я не могу рисковать жизнью Скорпи, тем более ради призрачного и совершенно нереального шанса на... не могу.       Она не договорила, но Блейз все понял и так. Он ощущал свое бессилие – он ничем не мог помочь этой хрупкой, но такой сильной женщине, которая сама, своими руками уничтожала пусть слабую, но надежду на хороший конец для себя ради того, чтобы защитить маленького светловолосого мальчика, которого они оба искренне любили.       Грейнджер и в самом деле хорошо изучила Малфоя – когда обман раскроется, он не простит. Уязвленная гордость затмит и голос разума, и сердца. Он воспримет её обман как насмешку, расчетливую, бессердечную игру - и замкнется окончательно в своем горе от предательства, разрушенных идеалов и обманутых надежд, и больше ни за что не подпустит её и на пушечный выстрел ни к себе, ни к Скорпи. Если Грейнджер не признается сама, сейчас, когда все хоть и зашло слишком далеко, но еще есть какой-то шанс выбраться из этой безумной ситуации, то потом этого шанса не будет вовсе. И она сознательно выбирала второй вариант только для того, чтобы оградить от опасности его же сына. Для Забини, всегда в первую очередь блюдущему свои интересы, это было немыслимо, непостижимо - и тем большее восхищение и уважение вызывало. Он не мог спорить с ней или в чем-то переубеждать, не считал себя вправе на чем-то настаивать. Поэтому он сделал единственное, что мог в этой ситуации – обнял её крепче, давая такое необходимое сейчас тепло и поддержку.       И никто из них не заметил высокую фигуру, замершую в густой тени и не сводившую с них серого стального взгляда.