Сны

      Через некоторое время девичьи плечи перестали дрожать, и Гермиона нехотя выбралась из неожиданно теплых объятий слизеринца. - Спасибо тебе, Забини, - поблагодарила она, совершенно неизящно шмыгнув носом. - Тебе стоит вернуться, твое отсутствие наверняка заметили. - А ты? - спросил он, нахмурившись. Не то чтобы ему хотелось попасться на глаза Малфою в обнимку с его девушкой, пусть и вроде как бывшей, но и бросать её одну в таком состоянии не позволял неписаный джентльменский кодекс. - А я еще немного побуду здесь, выкурю пару сигарет, поразмышляю о том, почему же у меня такой паршивый вкус на мужчин... - горько усмехнулась она, сглатывая вновь подступившие слезы. - Ты куришь?! - изумленно воскликнул Забини, в ответ на что Гермиона закатила глаза. - Ты не оригинален, Забини, - выдавила она через ком в горле, который немедленно возник при воспоминании о том, кто задавал ей этот вопрос тем же удивленным тоном несколько месяцев назад. - Я не буду туда возвращаться, если ты об этом хотел спросить. Думаю, цель моего присутствия на этом приеме успешно достигнута, - она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и жалкой. - И ты все равно хочешь остаться в мэноре? Несмотря ни на что?.. - нахмурился итальянец. - Моя глупость не должна влиять на других людей, - пожала плечами гриффиндорка. - Скорпи важнее всего этого. А я... я как-нибудь переживу. Мне, знаешь, не впервой.       Забини не нашел, что ответить. Он осторожно взял её за руку и оставил легкий поцелуй на тыльной стороне ладони, вложив в него все свое уважение и восхищение этой невероятной женщиной, после чего удалился.       Силуэт в тени простоял там еще пару минут, глядя на поникшие плечи, укутанные чужой мантией, а потом развернулся и пошел в дом. Он не мог слышать их разговор с того места, где находился, не приближаясь и не рискуя выдать себя. Но жесты этой пары, их объятия, нежный поцелуй руки на прощание – все это сказало ему более чем достаточно. Сколько бы раз ни повторял себе Малфой, что эта девушка ему не принадлежит и не будет принадлежать никогда, глядя на то, как быстро она нашла утешение в чужих руках, он чувствовал, как в груди поднимается волна гнева и боли, захлестывающая его с головой.       Да, он уверял себя, что должен её отпустить, и будет лучше для всех, если она найдет себе кого-то другого – но не в тот же вечер, святой Салазар! И не его лучшего друга! Смотреть на это было невыносимо. То, что лишь иногда царапало и кололо его сердце раньше, когда на неё пялился Поттер или тянул свои загребущие ручки Нотт, было легким поглаживанием по сравнению с тем чудовищем, которое сейчас бушевало у него внутри, разрывая все в клочья. Тогда было проще - он знал, что это не значит ничего. Даже сегодня, приглашая красивую одинокую девушку на это мероприятие и делая тем самым из неё мишень для многочисленных присутствующих холостяков, он ни на секунду не думал о том, что Миа может всерьез хотя бы рассмотреть, не то что принять подобное предложение. Она смотрела на него так, как будто он и в самом деле был ей дорог, важен, и он ненавидел самого себя за ту боль, что собирался ей причинить. Перед мысленным взором проносились воспоминания о том, как она касалась его, как обнимала, как целовала... Это никогда не было просто сексом. Ни разу, с самого начала. Он был слеп, раз не замечал этого - но после её случайно сорвавшегося с губ признания все стало так очевидно, так ясно... и все оказалось ложью. Искусным враньем, идеальной приманкой для него - одинокого, изголодавшегося по сексу и женской ласке. Стоило ему сорваться с крючка, как мисс Спэрроу в ту же минуту, не задумываясь, направила свое очарование на другого - и весьма успешно, как видно. Блейз попался куда быстрее, чем он сам - ей стоило лишь поманить, разыграть жертву, вызвать сочувствие - и вот уже он целует ей руки, начисто позабыв о том, что и нескольких часов не прошло с того времени, когда она принадлежала, хотя бы отчасти, его лучшему другу.       Эти мысли причиняли Драко почти физическую боль. Последняя неделя, когда он еще пытался насытиться, надышаться, напитаться ею напоследок, вытянула из него последние остатки душевных сил и решимости. Когда он увидел, как исказилось её прекрасное лицо в ответ на его злобную усмешку, Малфой был как никогда близок к тому, чтобы сдаться. Послать к черту все свои принципы, соображения о репутации и убеждения в том, что правильно и что нет, забыть о пропасти между ними, забыть обо всем - и броситься за ней вслед на этот балкон, и упрашивать, умолять её о прощении до тех пор, пока оно не будет получено. Но милосердная судьба уберегла его от роковой ошибки: на балкон вместо него пошел Блейз. А для Мии, видимо, было без разницы, кто: главное - соответствие ключевым параметрам, а в этом Забини имел неоспоримое преимущество перед ним. Он был холост и бездетен - и при этом чистокровен, обеспечен и хорош собой. Правда, красота едва ли имела значение для таких расчетливых щучек, как мисс Спэрроу - но Драко хотелось утешать себя хотя бы тем, что спать с ним ей было не противно. Хотя кто знает... Так притворяться, так лгать каждым взглядом, каждым жестом, так расчетливо играть с ним, поворачивая все так, что она выглядела невинной жертвой, а он - навязчивым преследователем... О, Малфой должен был признать, что недооценил мисс Спэрроу, все коварство и двуличие этой женщины. Или же это он оказался слишком легкой добычей, видя лишь то, что хотел видеть, додумывая то, в чем отчаянно нуждался?.. Все эти черточки, с безупречной точностью подмечаемые им все это время и так напоминающие ему ту, другую, кареглазую - не было ли все это лишь жестокой игрой его истосковавшегося воображения?.. Может, он окончательно сошел с ума, выдумал себе её, вымечтал такую - такую похожую, такую же гордую, самоотверженную и - любящую?.. Невозможное, недоступное, поманившее его лишь призраком внешнего сходства - а все остальное он приписал ей сам, отчаянно желая того, чтобы это оказалось правдой?.. А на самом деле и не было ничего - ни чистоты, ни достоинства, ни любви?..       От этих мыслей голова шла кругом. Драко окончательно потерялся, он не знал, что выдумка, а что реальность, что теперь правда, а что - ложь. И только мучительные воспоминания - о Мии, её глазах, её губах, её руках, неотступно преследовали его, раздирая сердце и душу на части. Это было неправильно, это больше не имело никакого значения, и ему стоило гнать их прочь - но он не мог. Как бы Малфой ни старался, мысли о ней не желали уходить, а вместе с ними - и картины того, как в вечерних сумерках Блейз обнимал её, как набрасывал на хрупкие плечи мантию, как его пальцы поднимали её острый, упрямый подбородок. Все это смешивалось в кошмарную фантасмагорию и продолжало стоять перед глазами, затмевая собой и сияние хрусталя бальной залы, и фальшивые улыбки гостей, и вызывающую красоту собственной жены.       Прием подходил к концу, волшебники расходились один за другим, мелькая мимо беспрерывной чередой благодарностей за чудесный вечер и прощаний. Малфой играл свою роль, не задумываясь над этим – крепко вбитые с детства привычки действовали за него на чистом автоматизме. Когда последний гость исчез в пламени камина, он вежливо кивнул на прощание Астории и хотел уж было с облегчением перевести дыхание от осознания, что этот ужасный вечер наконец закончился, когда услышал неясный шум в одной из комнат. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы преодолеть расстояние до ближайшей закрытой двери. С первым же шагом хозяина дома в темном помещении вспыхнул свет, будто прожектор на сцене какого-то театра кошмаров, застигнув врасплох двух исполнителей главных ролей: Тео Нотта, прижимавшего к стене и жадно целующего... его Мию?! Нет, больше не его. Совершенно точно - больше нет. - Тео, - небрежно бросил блондин, всеми силами сдерживая охватившую его ярость.       Девушка воспользовалась секундной заминкой и ловко выскользнула из-под своего кавалера, остановившись за спиной Малфоя - не то в попытке спрятаться за ней, не то занимая удобное положение для побега. Драко окинул её беглым взглядом: подол платья помят, светлые локоны выбились из прически и рассыпались по плечам, на длинной шее красуется цепочка алых пятен, глаза лихорадочно блестят... все было предельно, кристально ясно, и это оказалось последним, сокрушительным ударом. Что-то, за что он отчаянно цеплялся весь остаток вечера, не желая верить собственным глазам, в одно мгновение было разрушено, словно крепостная стена от точного попадания снаряда вражеской катапульты, и не осталось ничего, кроме груды разбитого камня и огромного, зияющего провала, за которым клубилась кромешная, непроглядная тьмы. - Простите, что помешал, - самым светским тоном из тех, на которые был способен, произнес Малфой. Однако со стороны было отчетливо видно, как ледяное бешенство пробивает аристократическую броню, и от этого становилось не по себе. - Это я должен принести извинения, Драко. Не имею привычки трогать чужое, но не смог удержаться от соблазна, - пробормотал Нотт, однако его довольная ухмылка совершенно не соответствовала произносимым словам.       Драко даже не нужно было смотреть в его сторону: по голосу было понятно, что Нотт мертвецки пьян. Как у него в таком состоянии вообще сил хватило дойти сюда с дамой – уму непостижимо. - Что ты, Тео, - гадко ухмыльнулся Малфой, не глядя на девушку, но отчетливо различая её тяжелое, сбитое дыхание чуть позади себя. - Дама свободна в принятии решений. Не претендую на то, что общедоступно. - О, друг, так ты не в претензии, если я одолжу у тебя эту сладкую крошку? - пьяно обрадовался Нотт, каким-то образом осознав, что Малфой, вроде как, не против, и никаких последствий его выходка иметь не будет. - Как пожелает дама, но не думаю, что эта дама станет возражать, - презрительно процедил Малфой. - Если, конечно, ты не передумаешь, когда проспишься, чем я и рекомендую заняться тебе прямо сейчас.       Не дожидаясь ответа, он вызвал домовика и велел проводить задержавшегося гостя к камину. Стоило Нотту выйти за порог, как Малфой развернулся на каблуках, не намереваясь больше ни минуты проводить рядом с женщиной, которую за один вечер увидел в объятиях двоих своих же приятелей.       Салазар, какой же он идиот! Слепой, наивный дурак! Думал, что она особенная, не такая, как все, чистая, невинная!.. Поверил в её любовь и из последних сил отказался от нее, чтобы подарить ей возможность будущего счастья, а оказалось... Оказалось, что она такая же мелочная, ветреная и мстительная, как другие. Все до последнего слова, это показное смущение, якобы нечаянное признание - боги, какой спектакль!.. Какая актриса!.. А он?.. Как он мог так ошибаться в ней! Как мог повестись на все эти уловки с притворным возмущением его подарком, все её условия, разыгранную оскорбленную гордость!..       Малфоя душило разочарование вперемешку с ревностью, болью, гневом и обидой, и весь этот убийственный коктейль взорвался, стоило ему услышать за спиной тихое “Драко!.. “. - Не смей называть меня по имени! Никогда больше не смей!.. - сил удерживать маску равнодушия не осталось, и он почти взвыл, точно раненый зверь.       Его сердце отчаянно жаждало извинений, оправданий, заверений в том, что ему все показалось и он неправильно понял. Он едва ли простил бы - но нуждался, как в воздухе, хотя бы в попытке уверить в том, что ему все показалось. Что он ошибся только сегодня, а не делал это на протяжении всех последних месяцев, когда его выкручивало от желания получить её, когда он ломал самого себя в тщетных попытках поступать правильно и сберечь в неприкосновенности её сердце и душу. Если бы мог, он умолял бы её оправдаться и развеять ту правду, что открылась ему этим вечером - но он мог лишь молчать, прожигая её взглядом. И увидел лишь недобро сверкнувшие зеленые глаза, плотно сомкнутые губы и гордо вскинутый подбородок. Других доказательств больше не требовалось. Цепкий взгляд против воли отметил её припухшее, заплаканное лицо и неестественно ярко алеющую левую щеку, но эмоции, захлестнувшие его с головой, полностью поглотили голос разума, молившего остановиться. - Я не желаю больше видеть вас в этом доме, мисс Спэрроу. Ваши вещи перенесут домовики. Неустойку за разрыв контракта я переведу на ваш счет в Гринготтсе. А сейчас прошу вас немедленно покинуть мэнор, - ледяным, звенящим сталью голосом произнес он.       Гермиона дернулась, как от удара, а глаза широко распахнулись от неверия в происходящее.       Теодор Нотт подкараулил её в холле у лестницы, когда она пыталась незаметной мышкой прошмыгнуть из сада в свою комнату, избегая встречи с кем-либо, чтобы не понадобилось объяснять заплаканного лица. Девушка и пискнуть не успела, когда сильные мужские руки зажали ей рот и, обхватив со спины за талию, поволокли в сторону закрытых и не используемых в этот вечер комнат. Святой Годрик, её ударили, её едва не изнасиловали, а Малфой – тот самый Малфой, который так безжалостно сегодня дал понять, что она для него никто, пустое место, обвинил ее... в общедоступности?! И за это выгнал её, не дав даже возможности попрощаться со Скорпи?..       Гермиона забыла, как дышать. То, что еще было живо в ней, в эти мгновения умирало, из нее будто вырезали душу тупым ножом. О, Мерлин, она знала, каково это, ей было с чем сравнить!..       Он не мог так поступить с ней. Только не он. Не Драко. Не её Драко.       Она должна что-то сказать ему. Что-то такое, чтобы он понял, как он неправ, как жестоко ошибается!.. Но нужных слов все не находилось, в голове было гулко и пусто. И она продолжала смотреть на него, стараясь увидеть в его потемневших от ярости глазах хотя бы проблески былого тепла.       Барабанные перепонки взрывались и лопались от давящей тишины, и с каждым мигом Гермиона все яснее понимала – поздно. Уже поздно что-то говорить. Мгновения уносились прочь, и с каждым тиканием секундной стрелки пропасть между ними разрасталась все больше и больше, становясь непреодолимой.       Что она могла сказать ему? Что он все не так понял?.. Что она не собиралась искать утешения в объятиях Нотта?.. Умолять о прощении?.. Напоминать о прошлом, которое стало таковым для неё всего несколько часов как, хотя Малфой, очевидно, все решил за них обоих еще неделю назад.       Нет.       Он уничтожил, растоптал её, не оставив ничего, словно напалмом выжег все то, что было её жизнью. Она должна сохранить хоть что-нибудь. Хотя бы крошечный осколок себя, пускай даже это будет никому не нужная гордость.       Если она поступится еще и этим, не останется ничего.       Осознав это, Гермиона еще плотнее сжала губы, гордо вскинула вверх подбородок, выпрямила спину и, не произнеся ни звука, царственной походкой обошла Малфоя и направилась к выходу. Ноги сами несли её – она не понимала, куда и зачем идет. Стук каблуков по роскошному полу отдавался барабанной дробью в ушах. Она шла, каждой клеточкой ощущая реальность вокруг: твердость пола под ногами, приторную духоту воздуха, напоенного смесью ароматов чужих духов, колыхание юбки платья, легкими касаниями тонкой ткани ласкающей ее ноги при каждом шаге, а в ушах продолжала стучать барабанная дробь.       Это был путь на эшафот – короткая последняя прогулка, когда все взгляды обращены на тебя, а ты ощущаешь лишь гул крови в венах и глупое сердце, торопящееся отстучать все положенные удары за оставшиеся короткие мгновения. Ночной воздух обжег плечи – знакомо, привычно, но так свежо и ярко, будто ледяные фейерверки взорвались прямо на обнаженной коже. Темнота сада больше не была однообразной – она вся искрилась и переливалась десятками оттенков, за которые жадный взгляд цеплялся, будто пытаясь насмотреться за всю жизнь. Перестук каблуков дополнился шорохом гравия под ногами, шелестом опадающей листвы и еще какими-то тихими, незнакомыми звуками, которые сейчас сливались в оглушительную симфонию. Она, казалось, никогда до этого момента не жила, не чувствовала так ярко – и никогда не понимала яснее, что вот-вот умрет. Она шла к границам антиаппарационного купола, не считая шагов, но понимая, что их оставалось так мало, так пугающе, ничтожно мало. И все закончится, когда больше не останется ни одного. Пока она еще здесь, все было возможно. Святой Годрик, они же волшебники, почему в этом проклятом мире невозможно маленькое чудо для Гермионы Грейнджер?! Неужели она не заслужила?! Всем этим, всеми поступками, всей своей жизнью разве не заслужила она одного маленького, настоящего чуда?.. Просто шагов за спиной, простого оклика, тихого “Не уходи”?..       Но чудес не бывает.       Даже в мире волшебников.       В оглушительной тишине хлопок трансгрессии прозвучал стройным залпом из расстрельных винтовок.       Никто не провожал её в этот путь.