Сны

      Гермионе и Снейпу понадобилось четыре дня, в течение которых она спала не более пяти часов в сутки, три котла, два из которых она испортила, по словам Снейпа, своими годными только на то, чтобы чистить их без магии, руками, все запасы коры волшебной рябины и лепестков моли из личного хранилища нового профессора зельеварения Хогвартса, который не посмел возразить героине войны, и восемь подопытных трансфигурированных крыс, три из которых так и продолжали храпеть волшебным сном в результате их неудачных попыток воссоздать исходное зелье, а две случайно сдохли - благо, чашкам, которыми они являлись до этого, было все равно.       На самом деле, все оказалось куда терпимее, чем Гермиона могла предположить. Снейп, хоть и старался не подавать вида, был рад заняться чем-то более интеллектуальным, чем выслушивание школьных слухов и сплетен от обитателей соседних портретов, а потому проявлял необычайное терпение и снисходительность, когда их очередная попытка не приносила ожидаемого результата.       Они сразу же сошлись во мнении, что сперва необходимо воссоздать само сонное зелье - иначе совершенно невозможно будет оценить эффективность антидота. Дело осложнялось тем, что перечень ингредиентов у Гермионы был неполным, и проверять результаты своих изысканий они могли разве что на крысах - притащить из коридора первого попавшегося под руку ученика Гермиона наотрез отказалась, на что Снейп лишь закатил глаза. Но, на её счастье, знания покойного зельевара остались при его нарисованной копии в полной мере, а уж до его таланта ей было не дотянуться даже после его смерти. Однако мисс Грейнджер в полной мере сохранила то, что позволяло ей получать даже на уроках у Снейпа свои "Превосходно" и оставаться одной из лучших учениц Хогвартса за последние полвека. Как бы Снейп ни пытался к ней придираться и язвить в своей обычной манере, она была скрупулезна и точна в выполнении его указаний, и даже пару раз осмелилась сделать замечания, которые были хоть и с видимым неудовольствием, но приняты.              Наконец, флакончик с заветной жидкостью прозрачно-голубого цвета обрел свое место в сумочке Гермионы, спящие крысы вместе с разбуженными без вреда для здоровья были трансфигурированы обратно в чашки, а еще более раздраженный и сварливый, чем обычно, портрет вернулся на свое законное место.       Только один раз за эти четверо суток они говорили о чем-то, кроме зелья, и этот разговор выбил из колеи Гермиону настолько, что только счастливая случайность, по которой в этот момент она не делала ничего важного, спасла их от очередного провала.       Снейп задал только один вопрос. Простой, короткий вопрос, от которого руки сами собой едва не потянулись к волшебной палочке, чтобы сжечь все вокруг Адским пламенем. Он спросил, как ни в чем ни бывало, словно они говорили о погоде: - И как далеко вы намерены сбежать, мисс Грейнджер?       Гермиона оторопело уставилась на него, но взгляд черных глаз по-прежнему был абсолютно непроницаемым. Она хотела спросить, что он имел в виду; как он узнал; откуда смог догадаться. Но секунды шли, Снейп молчал, и все постепенно становилось понятным без слов и вопросов.       Её слишком острая реакция на запахи и утренняя тошнота.       Ненормальная забота и беспокойство о мальчике, сыне того, кого она по идее могла лишь едва знать.       Самоотверженность и готовность работать сутками без перерывов на отдых и еду, которую невозможно было объяснить даже стереотипами о благородстве гриффиндорцев, особенно если учесть, что жизни и здоровью мальчика ничего не угрожало, и объективно никакой спешки не было.       Желание сохранить свое участие в секрете ото всех за стенами замка и тотальное, совершенно очевидное, одиночество.       Он был слишком умен, чтобы не сложить все это воедино.       Она слишком уважала его, чтобы лгать. - На край света, если получится, - ответила она наконец. - Вы поступаете жестоко, - тихо заметил Снейп, однако упрека в его голосе она не услышала – лишь сожаление. - Я поступаю правильно, - твердо возразила Гермиона. - Жестока была не я. Впрочем, и себя я не оправдываю. - Но Драко... - У Драко Малфоя есть красивая чистокровная жена и чудесный сын, - обрубила она все его попытки возразить. Если еще и Снейп начнет рассказывать о его якобы любви к ней, она просто не вынесет.       Снейп промолчал.       Больше вопрос её самочувствия и планов на будущее не поднимался, но все же после этого разговора между ними поселилась легкая неловкость, словно мелкий камушек, попавший в туфлю – не причиняющий боли, но не позволяющий забыть о своем присутствии. Гермиона знала, что Снейпу хотелось бы знать больше - это было заметно по тому, как его пронзительный взгляд периодически останавливался на ней, как будто его хозяин ищет решение какой-то чрезвычайно занимательной задачки, но никак не может найти. Однако удовлетворять его любопытство не считала необходимым – тем более, для живого портрета он и так слишком много знал.       Впрочем, за рецепт лимонного зелья, по волшебству снимающего все признаки недомогания и тошноты, Гермиона была искренне благодарна своему бывшему преподавателю.       Квартира в Косом переулке поприветствовала её запертой дверью и кучей нераспечатанных писем на подоконнике, среди которых яркими красными пятнами выделялись громовещатели. Быстро просмотрев имена отправителей и убедившись, что все до одного присланы Забини, Гермиона успела сжечь их прежде, чем они начали на неё орать. Только этого ей еще не хватало!       Среди оставшихся писем было еще два от Забини – видимо, начинал итальянец все-таки с вежливых посланий, а на вопли оленя-истерички переключился позже, остальные же принадлежали Гарри. Другу она ответила незамедлительно, сообщив, что все в порядке, и она свяжется с ним, как только немного разберется со срочными делами. Немного подумав, Гермиона написала письмо и Блейзу – в конце концов, пора было со всем этим заканчивать. Зелье было готово, нужно было лишь дать его Скорпиусу, и на этом её долг был бы исполнен. Тянуть дальше не имело смысла.       Только когда совы скрылись из виду, она опустилась в кресло и все-таки прочла письма Блейза – вдруг решение для Скорпи уже было найдено, и в её помощи не было больше никакой необходимости?.. С одной стороны это, конечно, было бы здорово, что без её участия смогли обойтись, но с другой - вновь ставило перед ней проблему слишком много знающего и не в меру разговорчивого итальянца. Гермиона знала, что простого обещания, которое дал ей Забини, было недостаточно: как только Малфой немного отойдет от произошедшего с сыном, его язык без костей непременно ляпнет что-нибудь лишнее. Даже если прямо не скажет, так намекнет, а Малфой дураком никогда не был. Когда встанет выбор между другом, с которым они близки еще со школы, и секретом какой-то там Гермионы Грейнджер, не нужно быть Трелони, чтобы предсказать решение слизеринца. И было бы здорово все-таки предотвратить такой вариант развития событий.       Гермиона скользила по витиевато написанным строчкам с замирающим сердцем, ожидая прочесть в них, что Скорпиус проснулся и здоров, а она - трусиха и подлая предательница, которая сбежала, не выполнив своих обещаний. Но нет, Забини лишь пространно жаловался на МакГонагалл, которая игнорировала его просьбы, колдомедиков, которые ни черта не соображают в своей работе, несмотря на астрономические суммы, которые им платили, и зельеваров, которые слыхом не слыхивали ни о самом зелье, ни о так нужном им антидоте. Иными словами, пока она сутками корпела над котлами, старательно пропуская мимо ушей все колкости Снейпа, от двух слизеринцев с их набитыми золотом сейфами в Гринготтсе не было никакого толка.       Забини влетел в её квартиру, едва не сорвав дверь с петель, ровно через двадцать восемь минут после того, как к нему улетела сова с запиской. Судя по его виду, путь птицы от Косого переулка до его дома, где бы он ни обитал, занял ровно двадцать семь с половиной минут. - Грейнджер, какого хера?! - весьма неучтиво рявкнул он с порога. - Я не пойму, для студентов Слизерина в Хогвартсе был тайный спецкурс “Как хамить и предъявлять претензии окружающим, не имея на это никакого права”? - подняла брови Гермиона, но её истекающая сарказмом фраза не возымела должного эффекта на парня. По правде говоря, он вообще не обратил на неё никакого внимания. - Да я чуть с ума не сошел! - возмущенно всплеснул руками Блейз. - Малфой который день не ест и не спит, и похож на труп самого себя, от целителей никакого толка, МакКошка меня игнорирует, а ты вообще пропала! Я думал, что ты решила сбежать к чертовой матери от всего этого... - постепенно Блейз сбавлял обороты по мере того, как выливал на чужую голову все свои горести, и под конец речи только обессиленно махнул рукой и упал в её единственное кресло. - Я работала над зельем, Забини, пока ты тут бился в истерике, надиктовывая мне громовещатели, - огрызнулась Гермиона. - Я не могу уехать, пока Скорпи в таком состоянии, я же, кажется, вполне ясно дала тебе это понять. Изменений, я так понимаю, нет? - Никаких, - вздохнул брюнет. - А как твои успехи?       Вместо ответа Гермиона достала из кармана фиал и помахала им прямо перед носом надутого итальянца. Лицо Блейза просияло, и он, не веря своему счастью, протянул руки к склянке, но гриффиндорка ловким движением убрала её обратно. - Не так быстро, Забини. Я восстановила рецепт, и проверила все вдоль и поперек. Это антидот, и он работает. Но просто так я тебе его не отдам. - Вот тебе и гриффиндорское благородство, - фыркнул Блейз. - Ребенок в беде, а тебе хватает совести торговаться. - Ребенок просто спит, - холодно парировала Гермиона. - Проблемы только у его отца, который хочет и рыбку съесть, и на карусельке покататься.       Заметив, как Забини нахмурился, пытаясь понять, что она имеет в виду, девушка закатила глаза и пояснила: - Малфой хочет, чтобы все было хорошо, но при этом не готов ничем жертвовать. Ни своим браком, ни репутацией, максимум – деньгами. Вот скажи мне, что ему мешает обратиться в Мунго, кроме треклятой гордости? - Ты прекрасно знаешь, что, - огрызнулся Забини, моментально мрачнея. - Он боится, что Астория отберет у него ребенка. - А он ей прямо так нужен! - всплеснула руками Гермиона. - Прямо жить без него не может! А то, что за пять месяцев, что я работала в мэноре, она виделась с ним ровно один раз - так это роковое стечение обстоятельств и злодейка-судьба, не иначе! - Спящий вечным сном ребенок навряд ли очень её обременит, - пожал плечами Блейз. - Зато развод она получит одним щелчком пальцев, никто и слушать не станет Малфоя, который допустил такое. - Ну так значит, получила бы она свой развод, а потом по-прежнему бы предоставила ему заниматься ребенком, не особо афишируя, тоже мне, - в тон ему ответила Гермиона. - Но нет же, Малфой не готов поступиться статусом даже ради сына. - Ему этот статус только из-за Скорпиуса и нужен, - рассердился Забини. - Тебе ли не знать, что на самого себя ему давно плевать. И он не сидит сложа руки, рыдая у его постели, как ты могла подумать. Малфой землю носом роет в поисках того, кто мог бы им помочь. И навряд ли в Мунго справились бы лучше. - Ага, я ж и говорю - и проблему решить, и чистеньким остаться, - зло бросила Гермиона. - А ты так жаждешь крови? - спросил Блейз. Не то чтобы он одобрял подобный подход... но, определенно, в чем-то понять её мог. - Нет, что ты, - Гермиона слабо улыбнулась, беря себя в руки. Определенно, снова вспоминать о Малфое было плохой идеей. - Мне ничего от него не надо, тем более его драгоценной крови. Мне кое-что нужно от тебя, вот с тобой я и буду договариваться. - И чем я могу быть тебе полезен?.. - вновь нахмурился Забини. - Деньги?.. Связи?.. Информация?.. - Обещание, Блейз, - она усмехнулась, горько и обреченно. - Всего лишь обещание, скрепленное магией.       Слизеринец никогда не был идиотом, и понимание озарило его лицо моментально, разгладив морщинку между бровей и опустив уголки губ вниз. - Он имеет право знать, Грейнджер. - А я имею право на жизнь, Забини. Нормальную жизнь, без клейма подстилки Малфоя, разрушительницы браков, охотницы на чистокровных волшебников, матери его ублюдка и что там еще по списку будет, когда кто-то пронюхает о том, что у разведенной героини войны родился премиленький светловолосый малыш. - И что ты сделаешь? Сбежишь? Спрячешься? Надолго, Грейнджер? Сколько ты будешь хранить этот секрет? Все равно настанет время, когда твой ребенок пойдет в Хогвартс, и правда выплывет наружу. - В мире явно больше, чем одна школа для волшебников, Забини, - ядовито заметила Гермиона. - И где-нибудь в Скандинавии светловолосый ребенок никого не удивит.       Парень замолчал, понимая, что аргументы закончились. Он мог бы сказать, что Малфой положит к её ногам весь мир. Что он купит чертов “Ежедневный Пророк”, как и любой листок, который посмеет вякнуть хоть слово в её адрес. Что он без сожалений пожертвует собственной репутацией, позволит толпе распять его, но сделает так, что в глазах каждого она будет ангелом.       Но у него был Скорпиус. И что бы ни сделал Малфой, все отразится в том числе на нем и его будущем. Ему придется выбирать, и кого из них он выберет, не предсказала бы даже прабабка Трелони. А Грейнджер с её гриффиндорским благородством ни за что не позволит ему даже думать о том, кого он должен предпочесть - обожаемого старшего сына, в которого он вложил все, что имел, и давней школьной влюбленностью. А может, дело было вовсе не в благородстве. Может, это и была та самая любовь – отказаться от всего, уйти, но не ставить того, кого любишь, перед невозможным выбором, просто даря ему возможность... как она сказала?.. И рыбку съесть, и на чем-то там покататься?.. - Я дам тебе обещание, - наконец проговорил Забини. - Без обмана и уловок, и выполню его. Но и ты взамен сделай кое-что для меня. - Что именно? - напряглась Гермиона.       Вместо ответа он поднял руку и четко произнес: - Обещаю не говорить, не писать и не сообщать никаким иным образом Драко Малфою о беременности Гермионы Грейнджер, а также обо всем, что касается её пребывания в Малфой-мэноре, и пусть магия будет мне свидетелем.       Его руку на краткий миг обвило светящееся кольцо, которое погасло с его последним словом, скрепляя клятву. - Ты так и не сказал, чего хочешь взамен, - помолчав, сказала Гермиона. - Дай ему шанс, Грейнджер, - попросил Блейз, и, пока она не успела отказаться, торопливо продолжил: - Один маленький шанс. Я не прошу тебя что-то говорить ему или прощать, нет. Просто последнюю возможность. Отдай ему это зелье сама, о большем не прошу.       И, не дав ей времени на то, чтобы возразить или отказаться, встал и вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.       Оставив единственный шанс на спасение крестника в её руках.