Сны

      Следующие два дня Гермиона металась по квартире, как дикий зверь в клетке.       Она отправила гребанному Забини шестнадцать писем, включая пять громовещателей. Он не ответил ни на одно.       Она написала несчетное количество вариантов сопроводительного письма для Малфоя, в надежде отправить зелье просто с совой. И сожгла все до единого.       Она даже думала рассказать обо всем Гарри, который настырно осведомлялся у неё каждый день, как дела в мэноре и что вообще происходит. Но как только Гермиона представляла, как произносит что-то вроде “Знаешь, у меня случился роман с Малфоем, который закончился тем, что он выгнал меня из дома, так что не мог бы ты передать ему вот это зелье. И кстати, я от него беременна и уезжаю навсегда”, как ей резко плохело и идея начинала казаться не столь заманчивой, как раньше.       Однако время шло, и становилось очевидным, что других способов, кроме как и в самом деле отдать ему это чертово зелье самой, не было. Малфой наверняка не даст сыну что-то, принесенное неизвестной совой; Гарри оставит Скорпиуса сиротой, а Забини просто её игнорировал.       В голове мелькнула трусливая мысль пробраться в мэнор тайком и дать Скорпи антидот самой. Малфой ничего не поймет, но какая к черту разница, если с мальчиком все будет в порядке. Её вещи он, вопреки собственным словам, так и не прислал, а значит, и доступ в мэнор вряд ли закрыл. Если удачно подгадать момент, и явиться с утра сразу после того, как он отправляется на работу...       Гермиона чувствовала себя так, как будто собиралась ограбить Гринготтс во второй раз, только на этот раз без Оборотного зелья, мантии-невидимки и в одиночку. Даже снадобье Снейпа от тошноты не очень-то помогло ей этим утром – возможно, оттого, что было рассчитано на гормональные перестройки, а не расшатанные нервы. Перед тем, как войти в камин, Гермиона еще раз посмотрела на себя в зеркало. На неё в ответ пристально уставилась своими зелеными глазами Миа Спэрроу, бледная и слегка испуганная, но это уже не имело значения. Выбора ни у неё, ни у Гермионы Грейнджер не было. Вытерев влажные ладони о юбку платья, девушка коротко выдохнула и ступила в камин, бросив под ноги горсть летучего пороха и четко, выговаривая каждую букву ни капли не дрожащим голосом, назвала место назначения.       Малфой-мэнор.       В доме было тихо. Оглушительно тихо – как в заброшенных, пустых домах, в которых уже давно никто не жил. Не звучал детский смех, не было слышно голосов, шагов или позвякивания столовой посуды. Даже портреты, казалось, замерли в безмолвии. Нервно оглянувшись, Гермиона осторожно ступила на лестницу, как будто она могла заскрипеть под её ногой и тем самым выдать присутствие незваной гостьи. Но лестница молчала вместе с остальным домом, и она сперва нерешительно, а потом все быстрее и быстрее пошла вперед. Путь был знаком настолько, что Гермиона могла бы проделать его с закрытыми глазами. Она крадучись пересекла коридор, ведущий к детской спальне – именно там, как ей казалось, должен был находиться Скорпиус, да и Забини говорил что-то такое. По дороге ей никто не встретился – ни домовики, ни их хозяин, и девушка постепенно успокоилась, поверив, что её безумная затея удастся. Возможно, ей даже повезет попрощаться со Скорпи перед тем, как исчезнуть из его жизни навсегда.       Рука уж привычно легла на ручку двери, когда Гермиона услышала за ней звуки разговора. Но вместо того, чтобы отдернуть руку и убежать, пока её не обнаружили, она замерла, зачарованная таким знакомым и дорогим голосом.       “... обратный порт-ключ сработает в полдень по Гринвичу, так что отсутствовать в общей сложности я буду недолго. Если что-то случится – немедленно сообщи, и мне плевать, если кому-то придется трансгрессировать в Нью-Йорк. Ты все понял?.. “       Порт-ключ?.. Нью-Йорк?.. В самом деле, Малфой буквально готов перевернуть весь мир ради Скорпиуса?.. А впрочем, чему удивляться – она знала это и так.       Очевидно другое – он сейчас прямо за этой дверью, и ей нужно немедленно уходить, если не хочет, чтобы её заметили. И, видимо, нужен какой-то другой план, раз за Скорпи неотлучно следят эльфы. Но об этом стоит подумать в другое время и в другом месте. Гермиона убрала руку и развернулась, чтобы поскорее сбежать отсюда, но не успела сделать и пары шагов, как услышала звук открывшейся двери за спиной. Она не остановилась; позади раздался изумленный вздох “Миа!..”, но она лишь прибавила шаг.       По лестнице Гермиона почти бежала, следя только за тем, чтобы не пропустить ступеньку и не покатиться кубарем вниз. Стучащее сердце и гул крови в ушах заглушали все прочие звуки, и она не прислушивалась, не желала прислушиваться, чтобы узнать, не преследуют ли её. Ответ в любом случае бы её не устроил, и она бежала от этого ответа со всех ног.       Но не успела.       Не успела совсем чуть-чуть, какую-то пару метров до спасительного камина, когда цепкие пальцы, словно клещи, сомкнулись на её локте и что есть силы дернули назад. Попалась. Она попалась.       Не смея поднять взгляд на того, кто остановил её, Гермиона медленно повернулась к нему лицом, перестав дышать в ожидании очередной тирады, которая вобьет еще один клин в её и без того изрешеченную душу.       Но никакой отповеди не последовало.       Он молчал. Молчал, продолжал сжимать её предплечье, и только звуки их смешивающихся, рваных вдохов и выдохов, наполняли пространство вокруг.       Гермиона на мгновение зажмурилась. Раз уж все равно так вышло, то... к черту это. Она закончит все здесь и сейчас.       Дрожащими пальцами она вытащила из кармана фиал с зельем, ухватив его покрепче, чтобы ненароком не выронить. - Мистер Малфой, я случайно... случайно узнала о произошедшем со Скорпиусом. Это зелье-антидот, здесь ровно одна доза, рассчитанная с учетом его веса и возраста. Её будет достаточно для того, чтобы он пришел в себя.       Она протянула руку с зажатым в ней пузырьком вперед, по-прежнему избегая смотреть на мужчину перед ней, однако, вопреки надежде на то, что все закончится быстро и не слишком болезненно, его рука не потянулась навстречу.       Девушка сглотнула тугой ком в горле, грозивший прорваться очередными слезами, коротко выдохнула, собирая всю свою смелость, и подняла глаза на его лицо.       А Драко смотрел на неё. Он смотрел на неё все это время, боясь моргнуть, не зная, что сказать, не понимая, что делать. Он не мог перестать смотреть, не мог убрать свою руку от неё – только так у него получалось осознавать реальность её присутствия в мэноре. Почему она вернулась?.. Как могла она вернуться сюда после того, что он ей наговорил, после всего, что сделал?.. Скорпи... она сказала что-то про Скорпи?..       Он нахмурился в попытке осознать её слова, но смысл ускользал от него. Антидот?.. Пришел в себя?.. Нет, это решительно невозможно. Он, должно быть, бредит. Или зелье бодрости, которое он вливал в себя последние несколько дней вместо воды, сыграло с ним дурную шутку и перестало действовать в самый нужный момент. И сейчас вместо того, чтобы перенестись на другой континент на встречу с мастером зелий, которой он добивался больше недели, он просто уснул от невозможной усталости на полу в спальне Скорпиуса и видит бредовые, нереальные сны.       От Гермионы не укрылась его растерянность, и она поступила так же, как уже делала когда-то. Осторожно высвободив свою руку из его хватки, она взяла его за рукав и тихонько потянула за собой, делая шаг к лестнице. Выражение его лица стало еще более озадаченным, но, не встретив сопротивления, девушка почувствовала себя несколько увереннее и направилась обратно – к спальне мальчика. И Драко послушно последовал за ней.       В тишине они вернулись к детской, и на этот раз Гермиона распахнула дверь. Не слушая вопросов и возражений домовика, она наконец отпустила рукав пиджака Малфоя и в несколько стремительных шагов пересекла комнату. Пробка прокручивалась, никак не желая подчиниться вспотевшим подрагивавшим пальцам, но она торопилась, боясь, что Драко с минуты на минуту придет в себя и выбьет фиал у неё из рук в последний момент. Наконец, проклятая затычка выскользнула и, аккуратно раскрыв мальчику рот, она влила в него все зелье до последней капли.       Несколько мгновений ничего не происходило. Гермиона терпеливо ждала: её подопытные тоже приходили в себя постепенно. А еще будет легкая дезориентация и потеря координации в пространстве, но быстро пройдет. Если она все сделала верно. Если не ошиблась.       Мальчик закашлялся, и в животе разом вспорхнули вверх миллионы бабочек: получилось! У неё получилось! Это чувство напомнило ей ощущения от полета на драконе, но без дракона: чистая эйфория, растекающаяся по венам и кружащая голову, без боли от ожогов, без страха падения, без мыслей о будущем и вообще каких-либо мыслей. Гермиона счастливо рассмеялась и уже потянулась, чтобы обнять малыша, который потерянно хлопал еще сонными глазами и осматривался по сторонам, но тут до её слуха донесся сдавленный хрип откуда-то сзади, и пьянящее чувство восторга и всемогущества схлынуло в один миг. Она вспомнила все; о том, где находится; чей это сын; кто находится сейчас позади неё; кто она. Поэтому девушка лишь выдавила улыбку и легко погладила Скорпи по руке, после чего заставила себя встать с его постели, уступая это место тому, кто действительно имел на это право. И сделала это как раз вовремя: светловолосый ураган по имени Драко Малфой едва не сбил её с ног, подлетев к сыну, ничего, кроме него, не видя и не слыша. Гермиона не стала смотреть, что будет дальше, тем более, что примерно знала это и так. “Твой отец на самом деле замечательный”, - грустно подумала она, обращаясь одновременно к двоим малышам, которые были сейчас в этой комнате, и, улыбнувшись еще раз, на этот раз светло и печально, тихо отступила на несколько шагов, осторожно прикрыв за собой дверь.       На этот раз она ни от кого не бежала; её никто не преследовал. Она сделала свое дело, здесь она больше не была нужна. Теперь она могла покинуть этот дом с легким сердцем, и не имело значения, насколько сильно оно болело. Острые шипы впивались в её тело все глубже с каждым шагом, который делала она по этим уже почти родным коридорам, все дальше уходя от тех, кого так любила. Так было надо.       Гермиона даже не вспомнила о своих вещах, оставшихся здесь. Все это – тряпки, побрякушки – было суетно и неважно. Вместе с ними она оставляла здесь свое счастье, которое оказалось таким коротким и так дорого ей обошлось; свои воспоминания, которые были, пожалуй, самыми счастливыми в её жизни. Все, что она пыталась забрать отсюда – лишь свое разбитое, истрескавшееся сердце, которое она несла в трепетавших ладонях, не замечая, как его осколки осыпаются на каменный пол. Она не должна оставлять его здесь. Ей нужно забрать его с собой. Не для себя – но для кого-то, кто обязательно тронет его даже таким. Согреет и склеит трещины. Заполнит собой, вытеснив всю горечь, боль и пустоту. Для кого-то, кого еще не было на свете, но кто был уже так нужен, потому что был всем, что у нее осталось.       Квартира встретила её тишиной и гнетущим одиночеством. Механически, просто для того, чтобы чем-то занять руки, Гермиона сварила себе чашку кофе. Забыла добавить в него и сахар, и сливки. Сделала один глоток, обжигая губы и не замечая горечи.       А затем оставила чашку на столешнице и тихо вышла за дверь. Она не знала, куда шла – ей просто нужно было уйти куда-то. Убежать. Скрыться. Спрятаться.       Дверь за ней захлопнул сквозняк от раскрытого окна, и громкое эхо от хлопка разлетелось по этажам.       В камине вспыхнуло зеленое пламя.