Сны

      Возвращаться в реальность под обеспокоенным взглядом мистера Томпсона, кажется, уже становилось традицией.       Определенно, это была не та традиция, которая могла бы понравиться Гермионе, но её мнение едва ли имело значение.       Она несколько раз подряд моргнула и только тогда рискнула открыть глаза пошире. Словно обелиск на кладбище, прямо перед ней возвышалась проклятая ёлка – все еще без свечей. Когда они закончат, отсюда ей будет видно ровно пятьдесят восемь огоньков. Она помнила. Все еще помнила.       За спиной колдомедика замаячило бледное и испуганное лицо Скорпиуса. Гермиона послала ему слабую улыбку, надеясь, что она вышла обнадеживающей – и только в следующий миг увидела лежащие на его плечах мужские руки с длинными изящными пальцами – и тонким бриллиантовым ободком кольца на левой.       Это кольцо рассекло её внутренности, словно взмах меча. Кольцо, которое издевательски переливалось россыпью мелких камней в лучах утреннего солнца за завтраком. Сверкало сотней лезвий под светом хрустальной люстры за ужином. Кольцо, которого никогда не было на его руках, когда они обнимали её, ласкали, касались в самых потаенных местах. Его присутствие как будто отделяло её Драко от не-её Драко, проводя четкую границу, водораздел между лордом Малфоем, её работодателем и отцом её воспитанника и страстным, нежным мужчиной, сгоравшим в её объятиях. Он всегда снимал его перед тем, как придти к ней, как будто не хотел пачкать символ их брака в запахах и соках её тела. Как будто так он не осквернял священный союз грязью измены.       И сейчас это кольцо блеснуло, подмигивая, как старой знакомой, мгновенно возвращая её в реальную жизнь – жизнь, в которой она грохнулась в обморок на глазах у маленького ребенка, наверняка перепугав его до смерти, и своего бывшего любовника, который, по-видимому, был вынужден левитировать её бесчувственное тело на софу. А вообще-то мог бы продолжать развешивать с сыном украшения, если бы не глупая, неуместная, лишняя она.              Смутившись от осознания того, в какое неловкое положение она поставила своим приходом и себя, и его, Гермиона мгновенно перевела взгляд на мистера Томпсона, который в данный момент что-то неразборчиво бормотал, укладывая склянки с зельями в свой саквояж. - Мистер Томпсон, - начала она и замолчала, не зная, как задать интересующий её вопрос при Малфоях. - Все в порядке, дорогая, - неодобрительно ответил целитель. - Хотя я предупреждал вас, что не стоит геройствовать и раньше времени вставать с постели. Ну разумеется, кому я об этом говорю… - Извините, - поспешила прервать его Гермиона, пока старик не наболтал лишнего. - Я на самом деле хорошо себя чувствую в последние дни, и спустилась только на минуточку, потому что Скорпиус очень просил… - Мисс Спэрроу, - раздраженно перебил её колдомедик. - Насколько я знаю, о Третьей магической войне ничего не слышно, а значит, у вас нет никаких причин рисковать не только своим здоровьем ради пустяков. Ваши кости еще недостаточно крепки, и если бы мистер Малфой не успел подхватить вас, чудом избежав удара об пол, одному Мерлину известно, какие были бы последствия!       Гермиона забыла, как дышать. Что он такое говорит?.. Малфой поймал её еще до того, как она упала?.. Но он же был в нескольких метрах от неё, так как же… хотя конечно. У него в руках была палочка. Конечно же, он успел. - Но в следующий раз, мистер Малфой, если таковой случится, не стоит бросаться к даме со всех ног, опрокидывая мебель на своем пути! - продолжал тем временем ворчать мистер Томпсон, на сей раз адресуя свое недовольство блондину. - Этой вашей каменной штуковиной и убить ненароком можно! А если бы вы оказались чуть менее проворным, и свалили бы этого монстра аккурат на голову мисс? - Я прошу прощения, - процедил сквозь зубы Малфой, - что не успел проработать план спасения во всех подробностях. Мисс не дала мне такой возможности, знаете ли.       Гермиона едва не рассмеялась. От одного только звука его голоса, пусть недовольного, но такого знакомого, с этими его чисто малфоевскими едкими саркастичными нотами, кровь забурлила тысячью пузырьков, словно шампанское, а в животе закружились бабочки размером с низзла. А мысль о том, что он на самом деле бросился к ней, забыв о палочке, моментально вознесла её на вершину счастья. Хотя целитель был неправ – колонну опрокинула все-таки она, её отчетливое раскачивание под рукой еще чувствовалось в ладони. Стоп, колонна… она же не должна была упасть! - Мистер Малфой, это вы распорядились снять заклятие приклеивания с колонны? - спросила Гермиона, впервые посмотрев ему в лицо, не скрывая отразившегося в глазах ужаса, смешанного с надеждой. - Нет, - удивленно ответил Малфой. Очевидно, осознать факт того, что мраморный постамент был не закреплен, он еще не успел. - Может, эльфы, когда устанавливали ель…       Но быстрый допрос вызванного домовика ясно показал, что они ничего подобного не делали. Сжав зубы, Малфой велел им проверить весь дом сверху донизу, но пока ничего не трогать, только обнаружить те предметы, с которых чары так неожиданно пропали.       Причин задерживаться у мистера Томпсона не было, и Гермиона облегченно выдохнула, но чертов зануда все равно сумел подсунуть горькую пилюлю на прощание: - Мисс Спэрроу, я, поверьте, в полной мере осознаю, с каким характером имею дело, но подумайте, пожалуйста, вот о чем: если спуск по лестнице стоил вам обморока от боли и перенапряжения, то каким образом вы намерены подниматься обратно?..       Гермиона так и застыла с открытым ртом. Не говорить же ему, что в обморок она грохнулась вовсе не поэтому!.. - Мы решим этот вопрос, мистер Томпсон, - процедил Малфой и, бросив на девушку короткий взгляд, вышел вслед за целителем, чтобы проводить его к камину.       К Гермионе прокралась шальная мысль о том, кто, собственно, оплачивает эту роскошь в виде личного колдомедика, являвшегося к ней по первому зову в любое время дня и ночи, но она решила не терзать свою совесть еще и этим. В конце концов, как бы то ни было, ни она, ни Малфой не обеднеют. - Миа, а ты умеешь подвешивать игрушки, как папа? - раздался совсем рядом робкий детский голос. - Это вот так? - улыбнулась она, достав палочку из кармана и направив на первую попавшуюся игрушку.       Та послушно взлетела и закружилась в воздухе, подчиняясь движениям кончика её волшебной палочки. Глаза Скорпиуса вспыхнули восхищением, и он радостно закричал: - Выше! Пусть она будет повыше!       Когда Малфой вернулся в гостиную, украшение ёлки было в самом разгаре. Он ревниво нахмурился: никогда и никто не смел вмешиваться в их ритуал, но, увидев искреннее счастье и восторг сына, смягчился и просто присоединился к ним. Теперь мальчик метался от Гермионы к Драко, совершенно невоспитанно тыча пальцем в те игрушки, чей черед наставал и возбужденно размахивал руками, раздавая указания.       Ни Гермиона, ни Драко не могли долго сдерживаться, глядя на эту бурную кипучую радость, и неуверенные, полуспрятанные улыбки незаметно сменились широкими и искренними, и то и дело стал раздаваться веселый, переливчатый смех.       Даже если бы ей сказали, что это последнее Рождество в её жизни, Гермиона была бы счастлива – потому что это, определенно, было лучшим, что могло с ней произойти. Этот ребенок, которому так мало нужно было для счастья, и который взамен так щедро одаривал им окружающих, этот мужчина, такой теплый и отчего-то родной, непередаваемо прекрасный в своей любви к сыну, витающий в воздухе аромат приближающегося праздника – это заставило её позабыть обо всем, даже о проклятой колонне и том, что в мэнор наверняка как-то ухитрился пробраться чужак. Все, о чем она могла думать сейчас – это как сдержать горько-сладкие слезы счастья и ощущения его мимолетности. Если она сейчас не выдержит и разрыдается, то все испортит. Впереди у неё много-много вечеров, когда она сможет перебирать эти воспоминания и вволю рыдать о том, чему никогда не суждено повториться. Но сегодня она плакать не станет, нет. Этот вечер подарил ей иллюзию семьи – настоящей семьи, которая могла бы случиться где-нибудь, где-то в этой Вселенной или какой-нибудь другой, где это было возможно – возможны “они”, и она запомнит, сбережет каждое мгновение, чтобы когда-нибудь подарить что-то похожее и своему ребенку. Пусть папы и брата не будет рядом, зато они есть здесь и сейчас, пусть даже и не подозревают, что сейчас в этой комнате их четверо.       Наконец была установлена последняя свеча, и Гермиона со Скорпиусом затаили дыхание. Скорпи – в предвкушении финального аккорда, когда украшенное дерево вспыхнет волшебными огнями, а Гермиона – в надежде удержаться на ногах в тот момент, когда сцена её кошмара обретет завершенный вид. Драко взмахнул палочкой – и она не смогла сдержать сорвавшегося с губ вздоха облегчения, смешанного с восхищением. Это было удивительно красиво.       На несколько мгновений воцарилась мягкая, окутавшая всех присутствовавших уютным теплым одеялом, тишина, которую безжалостно разрушил радостный возглас Скорпиуса. - Так, а теперь, юный джентльмен, кое-кому пора отправляться к себе и готовиться ко сну, - тщетно изображая строгого отца, произнес Драко.       Мальчик расцвел лукавой улыбкой и слегка наклонил голову набок, словно задумав какую-то шалость. - Я пойду, папа, но сперва вы меня поцелуйте!       Драко рассмеялся, и без раздумий наклонился, чтобы поймать маленького хитреца в объятия и зацеловать с головы до ног, но Скорпи ловко уклонился и, хихикая, возразил: - Нет, не так! Я хочу, чтобы оба сразу!       Кровь прилила к лицу Гермионы. Невинная с точки зрения пятилетнего малыша шутка вовсе не была такой уж безобидной, если дело касалось… их.       Но Малфоя, казалось, ничего не смутило. Он широко улыбнулся и приглашающе махнул рукой. - Мисс Спэрроу, на счет три. Раз! Два! Три!..       И, повинуясь, как зачарованная, его голосу, Гермиона наклонилась одновременно с ним и запечатлела поцелуй, полный любви и нежности, на пухлой щечке мальчика, повизгивающего от смеха, при этом едва не столкнувшись лбами с Драко, который сделал то же самое с другой стороны.       Скорпи убежал прочь, весело хохоча, а они так и остались стоять, напротив друг друга, не замечая, что преграда между ними исчезла – или наоборот, ощущая это слишком ясно.       Первой решилась нарушить повисшую паузу Гермиона : - Что ж, мистер Малфой, с вашего позволения, я еще немного полюбуюсь ёлкой… - Вы не сможете, - ровным голосом перебил он.       Брови девушки удивленно взлетели вверх. Он что сейчас, не разрешил ей посмотреть на чертово дерево?! - Вы не сможете трансгрессировать внутри поместья, - чуть насмешливо продолжил Драко, заметив её недоумение. - И, насколько я понял со слов мистера Томпсона, подняться по лестнице не сможете тоже. Зная вас, я могу предположить, что вы предпочтете остаться в одиночестве и справиться со всем самой, преодолевая боль, только бы не просить о помощи. - Верно, мистер Малфой, - признала его правоту Гермиона и опустила голову. Зачем он так с ней?.. Можно же было просто уйти, не указывая лишний раз на её унизительно жалкое положение. - Я так и подумал, - еще шире усмехнулся он, и в следующую секунду сделал шаг навстречу, наклоняясь и подхватывая не успевшую опомниться девушку на руки. - Поэтому, чтобы исключить возможность вашего отказа, я просто не стану ни о чем спрашивать, ладно?       С этими словами он слегка подбросил её на руках, устраивая поудобнее, и понес к лестнице.       В его руках было прекрасно. Уютно и тепло, так, как будто она вернулась домой. Она чувствовала его так близко – тепло его тела, его с ума сводящий запах: совершенно особенную смесь парфюма и терпкого аромата его кожи, слышала, как бьется его сердце совсем рядом с ней, ощущала дыхание в своих волосах. На несколько коротких минут Гермиона позволила себе забыть обо всем и расслабиться в этих сильных крепких руках, прижавшись к нему, словно бездомная кошка, которую неожиданно приласкали. Мучительно хотелось протянуть руку и коснуться его лица. Обвести кончиками пальцев линию челюсти, зарыться в шелковистые волосы, прикусить шею у основания, возле самой ключицы, лизнуть и вспомнить солоноватый вкус его кожи…       Их путешествие закончилось быстро. Слишком быстро – гостиная, холл, два пролета лестницы, коридор, дверь её комнаты… Она ждала, что он сочтет свой долг выполненным сразу, как закончится лестница. Или коридор. Но он толкнул дверь и вошел внутрь, чтобы бережно, как фарфоровую статуэтку, опустить её на кровать.       Она знала, что сейчас он уйдет. Уйдет, и снова потеряется в бесконечном лабиринте комнат мэнора, и в следующий раз ей доведется увидеть его разве что в рождественское утро – может быть, он снизойдет до того, чтобы попрощаться перед тем, как она уйдет… в голове предательски зазвучал голос Гарри. “Дай ему шанс”. Что ж… в конце концов, терять ей было уже нечего.       Ведь они были счастливы, по-настоящему счастливы сегодня. А могли бы быть так счастливы всю жизнь. Два вопроса. Только лишь два вопроса, ответы на которые либо вознесут её к небесам, либо разобьют вдребезги.       И Гермиона решилась.       Уже ощутив под пальцами холодный металл дверной ручки, Драко услышал её срывающийся, тихий голос: - Ты все еще её любишь?.. - Кого? – непонимающе нахмурился он, обернувшись.       Гермиона глубоко вдохнула, набирая в грудь побольше воздуха. Как будто в последний раз. Как будто зная, что после его ответа больше никогда не сможет дышать вот так – полной грудью, чувствуя, как наполняются воздухом легкие и ускоряет свой бег и без того бешено колотящееся сердце. Она должна попробовать в последний раз. Ей нужно услышать это от него самого – или не услышать. - Гермиону Грейнджер.       Парень на мгновение замер, взгляд метнулся в сторону, обводя стены, а потом нашел её глаза. Он смотрел на неё прямо, больше не пряча глаз. Не пряча себя, открываясь до конца и полностью. - Да.       Пульс участился настолько, что, казалось, стук слился в единый низкий вибрирующий гул. - А меня?..       Она смотрела на него, как на Бога. Как на Спасителя, способного воскресить из мертвых и даровать надежду. Священный Грааль, спасающего миры. Люцифера, Владыку Ада. Своего палача. Своего убийцу. И под этим взглядом он не посмел ей соврать, как бы ни хотелось. Драко знал, что достаточно одного короткого слова, и все изменится. Он получит почти все, чего хотел. Этот уютный семейный вечер станет лишь первым в длинной веренице похожих вечеров, за которыми последовали бы жаркие, полные страсти ночи, звенящие нежностью утра и так мучительно тянущиеся в ожидании нового вечера дни. Одно короткое слово, небольшое - нет, даже не вранье, просто умалчивание, просто не вся правда... и он мог бы быть счастлив. Но глядя ей в глаза вот так, он не смог. Не смог сказать, что любит, исступленно обожает – не её саму, но другую в ней, которой было так много, и все-таки недостаточно. И он дал единственно возможный, правильный ответ. - Нет.       Короткое слово прозвучало резко, как выстрел в тишине, и оставалось лишь слушать, как эхо повторяет его на все лады в её ушах, в её крови, сердце и душе. И ей бы гордо вскинуть подбородок, как она могла когда-то, и просто дать ему уйти, закрыв за собой эту дверь. Говорят, когда одна закрывается – открываются другие. Но ей отчаянно, жизненно необходима была эта.       Гермиона не замечала, как по лицу потекли слезы. Без рыданий, вздохов и всхлипов – они просто текли, хотя совсем недавно ей казалось, что больше не осталось ни единой слезинки. Это все было так глупо, так нелепо, настолько неправдоподобно, что оставалось только задавать вопросы, бесконечные вопросы, ответы на которые больше не имели никакого значения. - Почему, Драко? Почему она, а не я?.. Для тебя так важна внешность – волосы, цвет глаз, это важно?.. Ты же совсем её не знаешь… - Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! - моментально вышел из себя Малфой.       Гермиона истерически рассмеялась. Она смеялась, сгибаясь пополам, не замечая и не утирая льющихся слез, хохотала, чувствуя, как умирает прямо сейчас что-то светлое, что-то прекрасное в ней, и остается только этот безумный смех и бездумные слезы.       Драко отшатнулся от неё в ужасе – сейчас она внезапно напомнила ему Беллатрикс, стала такой, как Беллатрикс, и этот призрак, так явственно проступивший сейчас сквозь искаженные девичьи черты, вернул его в тот день, когда ведьма вот так же смеялась, а на полу, заливая его своей кровью, почти умирала от невыносимой боли Грейнджер.       Побелев, как полотно, он выбежал из комнаты, а вслед ему несся по коридорам, преследуя, этот смех.       Смех, с которым умирала Гермиона Грейнджер.