Мистер Грегори Гойл

Смерть прошла стороной, лишь краешком рукава мантии задев темную макушку. Не то, чтобы это всерьез обрадовало Грегори, но жизнь продолжалась, а значит, и ему следовало дышать, смотреть по сторонам, действовать. А действовать требовалось. И очень срочно. Оглушительный треск, который привел Гойла в чувство, оказался звуком сломавшегося пополам дерева, к которому был привязан Хагрид. Полувеликан бился в своих путах и в конце концов сумел вырваться из плена, сорвал магические веревки и с диким ревом кинулся в бой. Заклятия отскакивали от его закаленной природой кожи, зеленые лучи, как и в случае с Грегори, пока что пускать не решались, а потому в перепуганных рядах Пожирателей смерти началось настоящее смятение. Гойл тоже не отставал от соратника. Он подобрал выроненную Гарри палочку, единственное магическое оружие, каким желал воспользоваться, и на пробу выпустил первую связку проклятий. Палочка слушалась так же охотно, как и свою хозяйку, и Грегори колдовал, колдовал, колдовал, не обращая внимания на то, что по его щекам струились горячие слезы. Слезы не мешали драться, и Гойл вкладывал в каждый удар, в каждый магический штрих всю свою боль. Отчаяние, горе, растерянность, ненависть, ярость — здесь было все, и заклинания шипели, словно разозленные змеи, и так же безжалостно жалили. Пожиратели падали один за другим: Малфои, Нотты, Кэрроу — Гойл отстраненно подмечал знакомых и равнодушно пожимал плечами, глядя на незнакомых. Рядом бился Хагрид. Огромный великан удивительно ловко перемещался по всей поляне, каким-то чудом умудрялся атаковать Пожирателей смерти так, чтобы ни один из них не упал рядом с Гарри, чтобы ее больше никто не потревожил. Если честно, Грегори боялся этого: очнуться после битвы и понять, что они сами же, своими руками, потревожили девушку, осквернили ее вечный сон. Но судьба оказалась милостива к ней хотя бы в посмертии, и когда на поляне не осталось никого, кроме исцарапанных, избитых, уставших, но победивших Грегори Гойла и Рубеуса Хагрида, Поттер по-прежнему лежала слегка в стороне, тихо и спокойно, словно бы прилегла отдохнуть. На короткий миг на поляне повисла тишина. Полузатоптанные костры почти догорели, тьма окутала Запретный лес полностью, даже луна не показывалась из-за низких облаков. Тихий всхлип Хагрида заставил Гойла вздрогнуть: он даже не подозревал, что высоченный крупный мужчина был способен издать насколько нежный и печальный звук. Впрочем, возглас неумолимо задел струну в его собственном сердце, и та загудела протяжно, низко, тревожно и горестно. Нахлынуло все, что до сих пор оставалось за печатями. Вернулись усталость и боль, скалой к земле спину придавило осознание. Наверное, следовало бы собрать трупы в одну кучу. Наверное, следовало бы крепко-накрепко связать и заколдовать раненых, наверное, следовало бы подойти к Гарри, попрощаться с ней здесь, пока почти наедине, чтобы потом печальной процессией двинуться к замку. Грегори медлил: ему казалось, что пока он находится тут, на этой поляне, ничего страшного не может произойти, но стоит только уйти с нее — как уже ничто нельзя будет вернуть. — Пошли, малец, — сквозь слезы прохрипел Хагрид и сильно, даже болезненно вздернул опустившегося было на траву Грегори на ноги. — Пошли, тут уже ничего нельзя поделать. Гойл словно во сне подошел к Гарри и опустился перед ней на колени. Коснулся ладонью еще теплой щеки, крепко зажмурился. Великан встал рядом, немного помолчал, затем склонился над парнем и несколько раз ударил его по плечу так, что тот чуть не закопался в землю. Хагрид плохо контролировал свою силу, и, наверное, именно это помогло Грегори понять, что его горе — не единственное, что не только он потерял кого-то сегодня, а значит, должен собрать себя в кулак и дотянуть хотя бы до того момента, как останется один. Он хотел поднять свою любимую на руки и вместе с ней отправиться в Хогвартс, но Хагрид снова нарушил его планы: на этот раз невероятно мягко отстранил руки Гойла и смущенно покашлял. — Знаю я, что не в свое дело лезу. Ты бы и сам хотел… ну, ты понял. Только я колдовать-то не мастак, а энтих куда-то девать надобно, пока не разбеглись. Ты уж помоги, пожалуйста, а я того… Гарри нашу донесу, ни разу не встряхну, будь спокоен. Она… Гарри… Она ж в моей ладошке могла уместиться, когда… Он разрыдался, а затем осторожно, плавно и ласково поднял Гарри на руки и прижал к груди. Она смотрелась рядом с ним, словно кукла в руках выросшего мальчишки, и Грегори плотно сжал пересохшие губы. Мистер Гойл понимал, не был согласен, но понимал, а потому просто развернулся к стонущим на земле перепуганным Пожирателям и занес над ними палочки. Те немедленно заскулили и сжались в плотные комки. Ну да, точно: они-то в случае своей победы явно в живых проигравших не оставили бы, а потому теперь судили всех остальных по собственной мерке. — Не бойтесь, мрази, — глухо сказал Гойл и сам удивился тому, с какой силой и ненавистью зазвучал его голос. — Жить будете. До суда — так точно, а там не обещаю. Хотя в Визенгамоте сейчас столько ваших же, только последних трусов расселось, что, возможно, и выкрутитесь. Прикончить бы вас всех, чтобы больше не ползали и о Волдеморте не думали, но ладно… Не мое это дело. Закончив монолог, Гойл крепко связал обессиленных Пожирателей и жестом показал им подняться на ноги, выстроил в короткую колонну и под прицелом волшебной палочки отправил топать в Хогвартс. Проходя мимо поверженных Малфоев, вздрогнул и тяжело вздохнул: в какой-то момент битвы ему показалось, будто старшие члены этой семьи уже догадались об участи единственного сына и просто перестали сопротивляться. Это было горько и страшно, и Грегори хотел, чтобы подобного никогда и ни с кем не повторялось, и вместе с тем, какая-то часть его думала: «Именно эти люди решили, что мои собственные родители должны умереть. Справедливость существует. Это она», тогда как другая часть разума отчаянно вопила: «Да в топку такую справедливость!» За процессией на почтительном расстоянии следовали потрепанные кентавры. Кто-то из них все еще разбирался с акромантулами, перешедшими на сторону Волдеморта, какие-то разыскивали собственных павших соратников. Недавние ссоры казались пустым звуком, горе объединило всех, и Грегори ответил на неглубокий поклон вожака кентавров и ответил ему таким же мрачным взглядом, какой тот сам послал человеку. Они уже выходили из Запретного леса, когда в стороне раздался странный шорох. Грегори машинально бросился в сторону, и только когда мимо него пронеслось длинное гибкое тело огромной змеи, понял, что поступил совершенно правильно. В следующий миг Хагрид размахнулся и с силой отпнул от себя рептилию, которая с необъяснимой для обычного животного яростью кидалась на собравшихся магов. — Это змея Повелителя, — сдавленный шепот кого-то из Пожирателей смерти заставил Грегори встряхнуться и поднять палочку, потому что новый виток мерзкая, наполненная тьмой и яростью тварь начинала снова в его сторону. Еще, кажется, она метила в Гарри, и этого Гойл ей никак не мог простить. Впрочем, его атака не понадобилась. Туча стрел взметнулась в небеса, а затем с удивительной точностью набросилась на змею. Кентавры встали на дыбы, готовясь к новой волне атаки, но она не потребовалась. Первый десяток стрел сделал змею гораздо злее, страшнее и опаснее. Второй заставил ее немного замедлиться. Третий и четвертый оставили на длинном мощном теле кровоточащие раны. Пятый и шестой пригвозили ее к земле за хвост так мощно, что твари не удалось вырваться на свободу. Змея дергалась и пыталась броситься вперед, но стрел было слишком много, и в итоге она замертво рухнула на землю. Сдавленный задушенный вскрик среди Пожирателей смерти послужил ей прощальным словом, а затем все, что осталось от страшной змеи самого Волдеморта, занялось нехорошим зеленоватым пламенем. Кентавры и люди невольно отшатнулись от высокого стога злого огня, но очень скоро ночь вернулась в Запретный лес, и теперь это была обычная ночь, разве что наполненная болью, горем, потерями и тихой радостью оттого, что все, наконец, закончилось. Со стороны Хогвартса неровной неуверенной волной потянулись его первые защитники. Грегори различил немало своих однокурсников. Они смотрели на странную процессию, улыбались и плакали, горестно вскрикивали и показывали на Гарри, кто по-прежнему безвольно висела на руках Хагрида. Великан сдержал свое слово: ни атаки змеи, ни кентавры, ни крики Пожирателей Смерти не помешали ему держать свою драгоценную ношу ровно и аккуратно. Грегори кинул на нее печальный взгляд и слабо улыбнулся: ему бы хотелось, чтобы Гарри посмотрела на своих друзей и порадовалась тому, что они выдержали, выстояли и победили. Грегори посмотрела на свою любимую да так и замер, потому что в тот момент, когда последняя искра пламени из змеи Волдеморта угасла, Гарри открыла глаза и сонно потерла их слабыми руками.