Мистер Грегори Гойл

Легкие светящиеся жемчужные силуэты привлекли внимание Грегори, мелькнули где-то очень далеко впереди, а затем исчезли. Юноша вздрогнул, на миг прикоснулся к груди, словно бы пытался успокоить взбесившееся сердце. Тени погасли, а Грегори кинулся вперед, не разбирая дороги, спотыкаясь о коренья деревьев, хлеща лицо тонкими сучьями, падая и снова поднимаясь. Время от времени он терял направление, забывал, с какой именно стороны зачарованного леса видел странные силуэты, а потом вдруг вспоминал и рвался вперед с удвоенной скоростью. Время превратилось для него в загустевший тыквенный сок, размазывалось по сторонам. Грегори сдавленно ругался сквозь стиснутые зубы, а затем разгребал руками очередную порцию веток. Что-то уходило, что-то ускользало от него так стремительно и неотвратимо, что хотелось плакать, а затем мистер Гойл замер на месте так быстро, словно бы наткнулся на невидимую стену и всласть расквасил собственное лицо о плотное вещество незримой преграды. Его путь в этом месте оказался оконченным, и дело было вовсе не в том, что он достиг цели или окончательно заблудился. Просто еще перед тем, как он заметил ярко пылающие костры, длинные фигуры пожирателей смерти, облаченные в темные жуткие балахоны, привязанного к дереву рыдающего и вопящего Хагрида, высокий силуэт монстра, даже смотреть на которого было противно — еще до этого всего Грегори увидел тонкий длинный изумрудно-зеленый луч заклинания, разбившийся о Гарри. Девушка выгнулась удивительно изящной дугой, трогательно-прекрасной, волнующей, печальной, но ее хрупкая красота в этот момент не имела никакого значения. Грегори смотрел в изумрудные, медленно закрывающиеся глаза, прослеживал короткий, на впечатляющий полет латаных-перелатанных очков, на плавное падение самой девушки, и все это время, бесконечно долгое и вместе с тем уместившееся в один-единственный коротенький миг в его висках барабанами била сгустившаяся кровь: «Все кончено, Гарри умерла. Все кончено». Среди Пожирателей поднялось какое-то странное смятение. Они забегали, словно муравьи в разворошенном муравейнике, засуетились, принялись лопотать гортанными голосами, сдавленными, словно бы всех их прижимала к земле неведомая сила. Грегори наблюдал за этим действом с отстраненным интересом, пока все его существо медленно покрывалось тоненькой пеленой льда. Здесь больше ничего не имело и не могло иметь никакого значения: Гойл все-таки опоздал, он упустил Гарри, и биться в истерике оказалось уже бессмысленно. Грегори мало походил на себя прежнего, но это все же не помешало ему отметить, что Волдеморт рухнул на землю вслед за Гарри и стал выглядеть так же недвижно, как и она. Авада Кедавра сработала странно, неправильно, и это внушало Гойлу странную, бессмысленную надежду. Казалось, что ему нужно сделать всего несколько шагов, упасть на колени рядом с любимой девушкой, отчаянно потрясти ее за плечи, — и тогда она вздрогнет, ее веки сонно затрепещут, а затем приподнимутся, и прекрасные глаза окинут Грегори непонимающим взглядом. Именно дурацкая надежда и оказалась виновна в том, что Гойл пропустил свой момент: он просто стоял и смотрел на все происходящее, как последний дурак, а в это время Волдеморт успел прийти в себя и попытался подняться с земли. Перепуганная растрепанная женщина попыталась кинуться к нему, но он едва не отшвырнул ее от себя, отказался от помощи, встал на ноги, качнулся, недоверчиво ощупал сам себя, а затем обернулся к Гарри. — Проверь девчонку! — настороженно прошипело чудовище, и Грегори как-то сразу понял, что будет дальше. Волдеморт испугался, что его давнишний враг могла не умереть, он не понимал, что происходит, но именно потому желал показать свою победу, торжествовал и заранее предвкушал, какое представление устроит. Гойл понятия не имел, какие именно мысли бродили в изуродованном, давно лишенном всего человеческого разуме, но ему хватало фантазии на то, чтобы представить самые отвратительные картинки. Как только юноша подумал о том, что эта тварь может коснуться Гарри, может устроить целое представление из возвращения ее тела в Хогвартс, печаль ненадолго оставила его. В нем самом больше не осталось никаких мыслей, чувств и эмоций, кроме всепоглощающего отчаянного гнева. Теперь даже лежащая поодаль Гарри почти не занимала его внимание, хотя крик боли белокурой, перепачканной землей женщины, и ее медленные шаги в сторону павшей девочки вызывали в нем бурное раздражение. Он не мог допустить, чтобы любимой коснулся хоть кто-нибудь. Он не мог допустить, чтобы над ней глумились, чтобы ее предоставляли как какое-то чудовищное доказательство, чтобы кто-то осмелился ее потревожить. Грегори не удалось защитить Гарри от смерти, но он должен был сделать все, чтобы хотя бы ее сон оказался спокойным и ничем не омраченным. Наверное, это было все, на что Гойл оставался способным и ради чего до сих пор продолжал существовать, а не рухнул замертво рядом со своей любимой. Тяжелая волна гнева охватила Грегори, и он забыл о себе, забыл о собственных силах, забыл об отсутствии волшебной палочки — забыл вообще обо всем на свете. Он сделал несколько медленных и вместе с тем неотвратимо стремительных шагов. Нога его зацепилась за что-то твердое. Не чувствуя боли, Гойл опустил взгляд и отстраненно осмотрел валяющийся на траве увесистый камень, принесенный сюда каким-то чудом. Грегори наклонился, поднял этот камень, зачем-то взвесил его на руке, а после кинулся вперед, ведомый неведомой силой, выскочил на середину поляны и, пока Пожиратели оторопело смотрели на него, замерев от неожиданности, с силой обрушил свое едва обнаруженной оружие на лысый затылок Волдеморта. Тот даже не успел повернуться: неотрывно наблюдал за Гарри, был всецело поглощен этим занятием, за что и поплатился. Кровь и еще какая-то мерзкая кашица брызнули в разные стороны, кости черепа оказались раздробленными и торчали из раны, как осколки бокала из помойного ведра. Гойл на мгновение замер на месте, а затем вдруг почувствовал, как возле самого уха пролетел опасный луч, затем с содроганием заметил, что он был ярко-зеленого цвета, а затем юркнул за спину своего медленно оседающего на землю врага и оказался напротив Малфоев. Воспоминания о случившемся совсем недавно нахлынули на Грегори с новой силой, и он окончательно перестал понимать, где находится и что происходит вокруг него. В сознании оставались какие-то отрывки. Кажется, сначала Волдеморт упал, а его верные вассалы едва ли не с минуту оторопело взирали на это зрелище. Малоаппетитные подробности его смерти, кажется, перепугали и удивили их гораздо сильнее, чем это можно было ожидать. Наверное, они все ждали, когда тот зальется безумным смехом, вновь поднимется с земли и тогда-то уж точно покажет всем свое могущество, превосходство, торжество и победу. Если честно, Грегори и сам не слишком сильно надеялся на то, что Волдеморт погибнет. Однако тот продолжал валяться на земле и никаких признаков жизни не демонстрировал. Из раны продолжала выливаться кровь, тело застыло на земле, а розоватые кусочки вещества на голове явно не собирались возвращаться на положенное им место. Пораженный, Гойл выронил из ослабевшей руки перепачканный камень и глубоко вздохнул. Да, точно, Гарри же послали на смерть, велели ей напоследок умереть от руки Волдеморта, чтобы тот лишился своего драгоценного бессмертия — вот он и лишился. По щеке поползла первая, пока еще робкая слезинка. Только теперь осознание произошедшего, реальность произошедшего с любимой медленно начали накрывать Грегори: он понимал, что Гарри больше нет, но дело всей ее жизни он все-таки закончил. Самое время было рухнуть на колени и заорать дурным голосом в далекое равнодушное небо, но, увы, осознание решило навестить не только мистера Гойла, но и тех, кто находился в это время рядом с ним на злосчастной поляне. Первые проклятья Пожирателей ушли в никуда, но теперь они были готовы исправить упущение и принялись атаковать с удвоенной силой. Безоружному, ошарашенному, раздавленному Грегори оставалось только плясать между пронзительно ярких лучей, уворачиваться от заклинаний. Пожиратели смерти сидели кругом, а потому пока что атаковали осторожно, старались не попасть друг в друга, не использовали по-настоящему темные и смертельные заклинания, но даже дураку было понятно: это ненадолго. В какой-то момент Гойл даже успел подумать, что с ним просто играют: загоняют, как стая кошек может загнать оставшуюся без убежища, обессилевшую мышь. Они издевались над ним, давали ложную надежду, чтобы сразить его тогда, когда он поверит в возможное спасение, обездвижить, а затем отомстить за все, что Грегори им сделал. Мистер Гойл оказался возле тела Гарри и приготовился встретить свою смерть прямо здесь. Ни убегать, ни уворачиваться он больше не хотел, просто застыл на месте и принялся ожидать неизбежного. В глубине души он надеялся, что за это ему позволят отправиться вперед той же дорогой, какой уже ушла любимая. В самый ответственный момент поляну накрыл ужасающий треск.