***
В полупустой палате на кровати лежал привязанный к металлическому изголовью Дима, а рядом с ним пищал прибор. На жёстком, неудобном стуле восседал Павел. Позов открыл глаза и, обратив внимание на Волю, хриплым голосом проговорил: — Ты ещё здесь... Почему не ушёл? — Я ведь говорил, что заберу тебя в лечебницу. Позов вздохнул и обратил внимание на иглы от капельниц, что ему поставили за то время, пока был в отключке. Он помнил лишь испуганное лицо Воли, крик Антона и смолянитый запах, оставленный Арсом. – Пойми, Дим, так для всех будет лучше. Для всех. Воля выглядел усталым. Под его глазами залегли тёмные мешки, а лицо выглядело ещё бледнее, чем обычно. — Они знают, что я сделал? Дима сделал глубоких вдох. Воздуха не хватало катрастрофически, а в горле образовался склизкий ком: — Паш, я не хочу быть как те, кого расстреливал. – Именно поэтому я здесь, Дим. Я всего лишь хочу тебе помочь. Дмитрий видел в его глазах искреннее желание помочь и что-то ещё, но лекарства, идущие по трубкам прямо в его кровь, туманили разум. Мог ли он довериться ему? Действительно ли ему помогут? Не станет ли это сделкой с Дьяволом? Он мотнул головой, отбрасывая рой мыслей, и тихо прошелестел: – Спасибо. Павел похлопал Позова по ногам, укрытым одеялом, пропитанным характерным для больниц запахом хлорки и чего-то ещё, чего Воля предпочёл бы не знать. – Мне нужно заполнить некоторые документы о твоей выписке и переводе в мою лечебницу. Это займёт пару часов. — Что ты им скажешь? — Дима сделал паузу и продолжил. — Расскажи им, эту историю, но не вдавайся в подробности. Это знать им ни к чему. Не хочу, чтобы они, видя меня, бледнели от ужаса. Дмитрий, не отрываясь, смотрел на Волю, ожидая его действий. Павел кивнул и поднялся со стула. Его костюм был несколько измят и пах кофе. Видимо, Воля успел выпить пару порций, пока Позов лежал в отключке. И уже у дверей палаты он обернулся и сдержанно улыбнулся: — Не беспокойся, Позов. Я со всем разберусь, а ты отдыхай. — Спасибо. Дима слабо улыбнулся и откинулся на подушку.***
Арсений придя в себя, сидел на больничной кровати и хмуро смотрел на Антона: — Мы должны забрать Диму и пристрелить этого козла! Антон не разделял воинственного настроения судмедэксперта и, сложив руки на груди, слушал его брань на Алекса, не спуская глаз. Он беспокоился по поводу его состояния после произошедшего. Небольшие ушибы, синяки в районе груди, но переломов рёбер, к счастью, не было. Затем мужчина перевёл взгляд на часы, висевшие на стене в небольшой комнате, и вернулся к раскрасневшемуся лицу Арса. Пожалуй, слишком красному. – Арс, притормози. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — Я в норме. В норме. — Арсений чеканил словам. Внутри него полыхал пожар. Хотелось зарезать одного засранца собственными руками. Зарезать и развесить кишки на дереве. — У тебя, конечно, есть вопросы... Спрашивай. Арсений откинулся на подушку и выжидающе уставился на мужчину. – Павел намекал всё на кого-то, когда мы были в палате. На того, кто мог бы сбросить Диму в озеро. Так кто же это? Арсений сморщился и бросил: – Мужик, на которого я накинулся. – Знаешь, лучше бы ты на меня так набрасывался, чем на чужих... — Шастун подошёл ближе к кровати и, склонившись, схватился за изголовье позади мужчины. Его глаза потемнели. — Откуда он знает Диму? Тебя? – Я ведь рассказывал, что мы с Димой были в приюте святой Анны. Этот ублюдок был там, с нами. Антон кивнул. Про этот приют он обязательно наведёт справки, но позже. Арс же ждал следующего вопроса, следующего выстрела. — Что было в дневнике Димы? Арсений напрягся и перевёл взгляд в окно, заиндевшее от холода: – Разное. Про приют, про то, что там было, про его моральное состояние. Это было его отдушиной, терапией. — Что было в приюте, Арс? Попов молчал. Вопрос застал врасплох. И он не знал, как ответить. Антон же присел на больничную постель и накрыл его холодные, сжатые в кулак, руки, тёплой ладонью. — Арс, я беспокоюсь за тебя. Беспокоюсь за Диму. Между вами всеми что-то происходит, вы что-то знаете, а я же ни-че-го. — Не могу сейчас рассказать тебе всё, Антон. Дима... Понимаешь, он принял на себя весь огонь. Из-за этого столько мучения, Шаст. – голос Попова стих, в горле встал ком. Шастун присел на корточки перед кроватью и взял мужчину за руку. А затем Арсений продолжил: — В приюте была программа для создания монстров, оружий массового уничтожения из плоти и крови. Они превращали в них обычных детей. Позов же был добровольцем, он стал таким из-за меня! Арс выдохнул, ком в голе становился все больше и больше. Тем временем, в многочисленных коридорах больницы столкнулись две акулы криминального Петербурга.***
Павел остановился, заметив сидящего на больничной скамье Алекса. — Здравствуй, Алекс. — Здравствуй, Паша. — Алекс обнажил зубы в акульей улыбке. — Как Дима? — Твоими стараниями – плохо. — Почему же плохо?! — Алекс резко рявкнул на весь коридор, пугая молоденьких медсестёр. — Я всего лишь пытаюсь вернуть его! Сделать его таким, каким он был! Как же ты этого не понимаешь?! Злобный голос быстро стих в пустых коридорах больницы. В коридоре стояла гнетущая тишина. Алекс откинулся на спинку неудобной скамьи и заговорил: — Знаешь, у нас был учитель, помешанный на религии и тайнах. Полностью чокнутый тип. Он говорил: «И самый смелый из нас боится самого себя. Самоотречение, этот трагический пережиток тех диких времен, когда люди себя калечили, омрачает нам жизнь. И мы расплачиваемся за это самоограничение. Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас. А согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление – это путь к очищению. После этого остаются лишь воспоминания о наслаждении или сладострастие раскаяния.» — Этот мудак считал, что Аллея – спасение, дар Божий, но это была ложь. Это было блядское проклятие, которое преследует нас всех до сих пор. Он был настолько сумасшедшим, как и сейчас, живым. Представь, сейчас Дима погребён в этом, так называемом, «даре». Смешно, что его так и никто не убил. Он сам умер, может, и сам себя прикончил. Не помню, столько времени прошло. Павел облокотился спиной о стену напротив мужчины и, сложив руки на груди, слушал его рассказ. Он выглядел несколько встревоженным, но не удивлённым, словно знал, чувствовал, что было неладное в его прошлом. Это было слишком очевидно. В какой-то момент он поднял ладонь, прерывая Алекса, и усталым голосом подводил его к логичному завершению спектакля одного актёра: – К чему ты клонишь? — А ты как думаешь? — хищно улыбнулся Алекс. Воля сложил руки на груди: – Намекаешь, чтобы я отстал от Позова? – Ты мешаешь нашему счастью, словно назойливая навозная муха. – Я не собираюсь уходить без него. – Воля пропустил колкость мимо ушей. Алекс склонил голову на бок и тихо резюмировал, чтобы никто их не услышал: — Тебе его не спасти. Ни тебе, ни Арсу, ни кому-либо ещё. — А это мы ещё посмотрим. Павел хмыкнул и перевёл взгляд на группу практикантов в конце коридора. Те косились в их сторону, но, заметив Волю, разбежались. — С чего такая уверенность, Алекс? Тот лишь усмехнулся и бросил на Павла тяжёлый взгляд: — Я понимаю его лучше, чем кто-либо другой. Я был там, с ним. Видел всё, что и он. Но, знаешь, в чём между нами принципиальная разница? Вы хотите его изменить, снова натянуть эту маску «правильности». А я же лишь оголил его истинное «я», вытащил со дна, куда вы его добровольно согнали.