«Сломленные люди опасны. Они знают, как выжить даже в Аду».
Через некоторое время, когда в больнице наступил отбой, Дмитрий смог освободить руки от креплений. Переодевшись в чёрные джинсы и серый свитер крупной вязки, оставленные его «контактным лицом», мужчина вышел из палаты и прошёл незамеченным к лестнице. Покинув главный вход больницы, Позов завернул в сторону парковки и подошёл к машине Воли, которую он так холил и лелеял. По всей видимости, её владелец ещё был в больнице. Это значило, что когда мужчина зайдёт в палату и не найдёт Диму, он будет в бешенстве. А когда узнает, что он сделал с его «сокровищем» за пару-тройку миллионов... Улыбнувшись мыслям, Дмитрий достал из кармана джинс ключи, которые смог украсть у Паши, когда набросился на него. Затем Позов открыл водительскую дверь, завёл машину и выехал с больничной парковки. А ночь всё гуще спускалась на Питер. Машина рассекала кольцевую автодорогу сквозь тёмную пелену. Внутри салона играл рок, который Позов нашёл на флешке, подключённой прямо к магнитоле. Музыка раздражала слух, не давала заснуть прямо за рулём, впрочем, как и адреналин в крови мужчины. «Думаешь, сможешь сбежать от меня, Ангелок?» «Позов, я всего лишь хочу помочь.» Дмитрий усмехнулся и только сильнее сжал руль, вжимая педаль газа в пол. Внутри всё полыхало огнём. «— Причиняя мне боль, ты становишься таким же, как и я. Круг Сансары делает оборот.» На спидометре стрелка была уже за сотню. Позов съехал с КАДа в один из центральных районов Петербурга. Вскоре мужчина добрался до элитных многоэтажек, в одной из которых он жил. Он бросил чужую машину перед въездом во двор. Времени было мало, поэтому Дмитрий скорее поднялся к себе. Позов сорвал печать на двери, оставленную полицией, и зашёл в прихожую. Внутри было пусто. Мужчина с облегчением выдохнул, нашёл пачку сигарет на тумбе, которую он оставил, когда уходил в последний раз. Сколько его уже не было дома?.. Дмитрий щёлкнул зажигалкой дрожащими руками и глубоко затянулся. Тишина, мрак, спокойствие — то, о чём он мечтал в последние дни. Позов прошёл в комнату, включил свет и свалил груду бумаг со стола. К удивлению, полицейские оставили ноутбук. Впрочем, мужчине это сыграло на руку. Введя пароль, мужчина запустил запись. Выдохнув сизый дым, отдающий горечью, он заговорил: — Арс, Антон... Надеюсь, вы никогда не увидите эту запись. Если же она окажется у тебя, Паша, то пошёл ты нахуй!.. Наверное, вы удивлены и без понятия, где я и что всё-таки произошло. Думаю, стоит рассказать всё с самого начала. Приют «Святой Анны» был проектом, в котором из детей делали, можно сказать, суперсолдат. Приют был прикрытием. Там учили убивать. А я же был тем, кто убивал вместо остальных, был этаким добровольцем. С Алексом и Арсением мы были близки, старались держаться вместе. Последним этапом нашего обучения стала «Кровавая аллея», с помощью которой из нас собирались сделать настоящих чудовищ. Мы этого не понимали. Думали, что это просто байка, но мы ошибались. Поверьте, там происходили ужасные, омерзительные своей жестокостью вещи, ломавшие участников, перемалывавшие, пропускавшие их через мясорубку агонии. Одно из последних испытаний Аллеи было испытание — «проснись». Задача была банальна — нужно было очнуться, подняться с кушетки, но всё было, разумеется, не так просто. Нам вводили препараты, тяжёлые психотропы. Казалось, мы побывали в центре самой Преисподней, в самой её глуби. Но этот едкий, пробуждающий к насилию и смертям голос остался. И до сих пор он нашёптывает мне, чтобы я снова взял оружие и стал тем, кем являюсь. Последним испытанием было «Кровоточащее сердце», но оно прервалось из-за вспыхнувшего пожара в приюте. Арсений спас меня... Зря ты это сделал, Арс. Но от себя мне не уйти уже… От себя настоящего. Пойми, он сидит во мне. Мне не совладать с ним. Он слишком силён. Я мёртв в душе — если она, конечно, есть. А в моей голове происходит хаус. Я постоянно схожу с ума. И не могу существовать, слыша нескончаемые призывы взять оружие и убивать. Эта запись и другие, более старые, будут у тебя на почте, Арс, если Паша не перехватит это сообщение. Знаешь, когда-то мне сказали, что если ты был монстром, то и останешься им, сколько ни меняйся... Они были правы. Прощайте.» Остановив запись, мужчина отправил всё Арсу, но только один файл он подписал — «Метанойя». Мужчина выдохнул горький дым, обжигающий внутренности, и прошёл к окну. Открыл форточку и запустил в гостиную холодный ночной воздух. Он любил мглу с этими её огоньками, контрастирующими с темнотой, в квадратах окон квартир. И ведь в каждой из таких «фигур» кто-то жил, кто-то любил, кто-то ссорился. А кто-то убивал себя. Прямо в эту секунду. Позов сделал очередную глубокую затяжку, затушил сигарету и прошёл в ванную. Время ускользало сквозь пальцы, словно песок. Когда обнаружат его пропажу?.. Мужчина сбросил с себя одежду, принял холодный душ. Остудив тело, но не пламя, бушующее внутри, он натянул на себя чёрную рубашку, брюки и повязал на шею галстук, что было максимально несвойственно для него. Сегодня был особенный день. Именно этот день завершит эту мрачную кровавую картину, на которой люди танцуют по разбитому, как они, стеклу, проливая алую кровь, пропадая в безжизненной тьме. Дмитрий поднял глаза на своё отражение в зеркальной глади, а в голове, как набат звучало: «Монстр должен умереть». Внезапно отражение ухмыльнулось и сказало тем же голосом, что каждый божий день скрывался в его голове, словно зараза: — Тебе никогда не выбраться. Тебя ожидает Преисподняя... И ты сгоришь в синем пламени за всё, что сделал! Ночью, в Санкт-Петербурге, в одной из многочисленных квартир будет слышен оглушающий звон разбитого стекла.***
Позов мчался по ночному шоссе, сильно превышая скорость. В висках пульсировала кровь, но на душе было удивительно спокойно — ни тревоги, ни волнения. Он точно был уверен в том, что затеял. Ни грамма сомнений. На встречу проехала фура, освещая фигуру Дмитрия в этой промозглой мгле фарами. Мужчина сглотнул вязкую слюну, крепче схватился за руль и резко нажал на педаль газа, вдавливая прямо до пола. А затем был только оглушающий шум, рёв мотора и крик, застрявший в горле. А после настала долгожданная темнота. Мрак. Покой.***
Арсений зашёл в свою квартиру. Как же давно его здесь не было... Через некоторое время Попова отвлёк звонок мобильника. Мужчина как раз читал книгу и пил горячий чай. Вздохнув, он приподнялся и принял звонок. Услышав монотонный голос девушки, он напрягся. — Здравствуйте, вы Арсений Попов? — Да, кто Вы? — Меня зовут Екатерина. Я врач из больницы «Святого Николая». Вы знаете Дмитрия Позова? — Знаю, а что? Что-то случилось? — Как записано у него в карте, Вы являетесь его контактным лицом. Соболезную, но Дмитрия больше нет. Он разбился в автоаварии. Телефон выпал из рук Арсения. Вскоре на кухню примчался Шастун и с недоумением уставился на Арса, белого как полотно. Он подошёл к мужчине ближе и положил ладонь ему на плечо. — Что случилось? Арсений застыл, замер как изваяние посреди кухни. И Антона это сильно напрягло, поэтому он схватил его за плечи и встряхнул, возвращая внимание к себе. — Димы… Его больше нет. Теперь и Антон замер. Стояло молчание. — В каком смысле? — Автокатастрофа. Разбился. Мужчины молчали. Тишина была гнетущей. Никто не рыдал, не бился в истерике. Как будто их закоротило. Снаружи они ничего не выражали, а внутри них как-будто разразилась ядерная война. Боль, которую они испытывали, была разрушающей, сжигающий заживо. От этого хотелось кричать, но они не могли издать и звука. Антон, сохраняя молчание, ушёл, забрав сигареты. Арс только слышал как хлопнула входная дверь. Сейчас, в полпервого ночи, пятого ноября, мир потерял любые краски для Антона Шастуна и Арсения Попова.***
Спустя два месяца.
Попов вошёл на кухню с пакетами продовольствия наперевес. Скинув всё на стол, мужчина заглянул в холодильник. Снова. Снова Шастун ничего не съел. Арсений тихо сматерился и помотал головой. Сзади послышались шаги, а затем появилась знакомая долговязая физиономия в тёплой домашней одежде, рукова толстовки были подозрительно натянуты на кисти, тем самым спрятав костяшки. Арсений знал, что если он укажет на побитые руки, будет только хуже. — Ты завтракал? — Нет. Попову резко захотелось курить. — Почему? — Не хотелось. Арсений присел на стул и посмотрел на Шастуна сверху-вниз и отметил про себя, что тот похудел ещё сильнее. Вместо румяных щёк были серые впадины, а мешки под глазами росли в геометрической прогрессии. Арсений устало вздохнул: —Антон… — только было начал Арс очередную попытку достучаться до Шастуна, как тот его прервал. Антон, пока говорил, вскрыл пачку сигарет, вытащил одну и поджёг, сразу же глубоко затягиваясь: — Не надо! Я знаю всё, что ты сейчас скажешь. Как ты можешь ходить, как-будто ничего не случилось? Как-будто он не умер?! Ты ведёшь себя, будто он жив!.. Прекрати! Слышишь, прекрати! Прекрати напоминать мне о нём! В обычной, серой, ничем не отличавшихся от других петербургских квартир, был слышен звук разбитой кружки, озлобленные крики и запах сигарет.***
Спустя два года.
Высокий мужчина в фартуке с подносом тихо крался в спальню, стараясь не шуметь. Аккуратно ступая к постели, Шастун поставил ношу на тумбу из тёмного дерева, впрочем, как и вся мебель в комнате. Свет проникал сквозь небольшой зазор плотных штор, освещая полумрак спальни. Шастун присел на колени и изучал полуобнажённое тело, прикрытое простынью, перед собой. Взгляд его скользил по тёмной макушке, по молочной поверхности кожи, на которой цвели свежие багровые засосы. От последнего Антон довольно улыбнулся и склонился над чужим лицом, целуя. Спящий человек перед ним заёрзал и открыл свои пепельные, словно из стали, глаза. Промозглый Питер. Конец осени. Наверное, именно в ноябре этот город особенно сер. Дождь шёл градом, превращая землю под ногами в грязь. Запах земли, разложения, отчаянья — скорее всего, именно это пугает людей в кладбищах. Двое мужчин, стояли перед одинокой могилой. На надгробии не было портрета — только имя, год рождения и смерти. Сзади же было выгравировано: «Всё-таки, ты был прав. Ты знал, что не сможешь сбежать… Надеюсь, ты обрёл долгожданный покой». — Мы скучаем, Дим.