Мёртвые Боги

Летнее солнце ярко светит в вышине, его лучи пробиваются сквозь зеленеющие кроны деревьев, освещая мясистую молодую траву на небольшой полянке. Тут и там раздаëтся заливистое пение птиц. Пахнет свежестью и травами. Молодой человек останавливается посреди этого великолепия, прикрывает глаза и вскидывает голову к голубому небу, глубоко вдыхая прохладный воздух. Так спокойно и легко! Хочется опуститься на землю, пропустить сквозь пальцы травинки, вспомнить былые годы, когда он был един с природой. Чужие руки обвивают талию, хрупкое тело жмëтся к крепкой спине. Становится в разы лучше. Счастливая улыбка сама по себе появляется на безмятежном лице. Пальцы с нежностью проходятся по лежащим на животе ладоням, лаская ухоженную мягкую кожу. Позади слышится тихий вздох. Он настолько хрупкий — будто хрустальный перелив реки неподалёку — что сплетается с лесными звуками. Эту идиллию ничто не в силах разрушить. Если только… — Папа! Идëм скорее! Дядя Чонин обещал сделать водные горки для нас! Теперь вздох омеги слышится тяжëлым, с нотками усталости и смирения. — Уджин, не убегай далеко! — Хëнджин приходит на помощь своему мужу. — Вы виделись на прошлых выходных! — Но я хочу поплавать! — канючит черноволосый мальчик лет шести и направляет просящий взгляд своих лисьих глазок на папу. — Ещё немного и Ники меня не дождëтся! — Хорошо, милый, идëм. Феликс нехотя отстраняется от своего альфы и подхватывает потрëпанный походный рюкзак с земли. Хëнджин бросает понимающий взгляд на супруга и мельком целует в пухлые губы, пока маленький озорной альфочка отвлëкся на какую-то целебную траву, показанную Минхо в прошлый уикенд. Молодой человек отвечает на подобную шалость тихим смешком и лёгким хлопком по ягодицам. Мол, вперëд, глава семьи! До лагеря останется идти не так долго, можно добраться и за полчаса. Но ноги сами по себе замедляются, не смотря на нетерпеливого ребëнка, который бегает по лесу, в попытках то на дерево залезть, то зайца догнать, то полакомиться ягодами. Спешить некуда, хочется насладиться умиротворением и тишиной, витающими в воздухе. Рука в руке, плечом к плечу и сердце, будто, одно на двоих. Прошло десять лет, а связь, зародившаяся в этом самом лесу всë крепчает. А с ней и силы, подпитываемые верой людей. Феликс ласкает взглядом профиль своего любимого, чувствуя, как что-то внутри щемит и сжимается от необъятной любви, нежности, благодарности к этому альфе. А стоит наткнуться на внимание родных глаз, в которых плещется такой же океан чувств, как дыхание само по себе задерживается на пару мгновений. Не это ли настоящая любовь? — Вот он, мой мальчик! Стоит только войти в лагерь, как маленький Уджин попадает в крепкие объятия Джисона. Омега берëт его на руки, крутит и вертит в разные стороны, вызывая задорный звонкий смех мальчика. Этот ребëнок для Ли — словно родной, не смотря на то, что у самого уже подрастает прекрасный омежка. Тут нет разделения на «свой» или «чужой». В этом лагере, каждые последние выходные сезона собирается семья. Большая, дружная, могущественная. И хоть кровь в их венах течёт разная, они всë равно связаны невидимой Красной нитью, сплетённой Мойрами. — Дядя Чонин с Ники уже пошли на речку, — хитро подмигивает Джи. — Поспеши, а то пропустишь всё веселье. — Папа! Папа! — мальчишка чуть ли не подпрыгивает в нетерпении. — Можно? Феликс только смотрит на эту картину с умилением, тихо посмеивается и кивает, отпуская сына веселиться. Уджин радостно вскрикивает, бросает на землю свой рюкзачок и уносится в сторону реки. Только пятки сверкают. — Когда-нибудь мы породнимся, — мечтательно тянет Ли Джисон, наблюдая как маленький альфочка со всех ног спешит играть с его сыном и их старым другом. — Если только твой Ники вытерпит этот ураган, — смеëтся Хëнджин, приобнимая своего омегу за талию и прижимая его ближе к себе. — Думается мне, что Ники справится с вашим бедствием, — в такой же шутливой манере качает головой Минхо. — Вы только посмотрите, кто пожаловал! — доносится знакомый голос от ближайшего дерева. Чанбин светит своей лучшей улыбкой, опираясь плечом о ствол и скрестив руки на груди. Феликсу кажется или его мышцы действительно стали больше? — Я уж думал вы не приедете! Хватает и того, что Сынмин бросил нас. — Завидуй молча, — хихикает Джисон. — Ему повезло с Вонпилем — он то Мини в отпуск увëз, а ты до сих пор один ходишь. — Бин, когда ты уже найдëшь себе омегу? — присоединяется к поддразниваниям Ликс. — Уже нашёл. Из-за спины выплывает Уëн. Он с хитрой улыбкой приближается к альфе и тут же попадает в крепкие объятия. Сказать, что друзья удивлены — просто промолчать. У Феликса округляются глаза, Хëнджин теряет челюсть где-то в траве, а Джисон только и может, что хватать ртом воздух. Картина перед ними, мягко говоря, шокирующая. И становится ещё более странной, когда непонятно откуда появившийся Сан даëт потянувшемуся за поцелуем альфе подзатыльник, недовольно бурча: — Хватит хвастаться нашим омегой. — Нашим?! — сдавленный писк раздаëтся совсем рядом. Поддерживая округлившийся живот одной рукой, и подпирая ноющую поясницу другой, Хонджун переводит взгляд с этой троицы на остальных и жалостливым проникновенным голосом тянет: — А мне сказать? — Милый, успокойся, — стоящий рядом с ним Сонхва начинает успокаивающе гладить папу своего будущего ребëнка по плечам, трепетно целует в макушку. — Эта новость стала сюрпризом для всех нас. — Ну как сказать, — на место встречи выходит Чан, неловко почëсывая затылок. — Вообще мне Чанбин все уши прожужжал после нашего майского собрания. На поляне повисает тишина. Каждый с неверием смотрит на обнимающихся Чанбина, Уëна и Сана. Ни у кого нет ни малейшей идеи, что можно сказать и как поздравить. Неожиданность удалась. Хотя, у одного нервного омеги, подверженного гормонам, всë же находятся слова. Глаза наполняются слезами, голос дрожит и под конец вовсе срывается на тихое подвывание: — Сволочи-и! Даже лидеру своему не сказали-и! Залитую солнцем поляну озаряет громкий коллективный смех.

***

Ночь вступает в свои права медленно, словно нехотя. Посреди лагеря трещит костюм, слышится весëлый смех и разговоры. Минги и Юнхо всë так же дурачатся, как десять лет назад, альфы обсуждают свои неизменные темы, омеги, сбившись напротив своих спутников жизни, шепчутся и сплетничают. На Феликса волной накатывает ностальгия: когда-то, много лет назад, когда они решили идти на Олимп, он так же сидел в отделении ото всех и говорил с человеком, который отдал свою жизнь за их. Сердце обливается кровью при воспоминании об опущенных плечах, грустной улыбки, полных надежды глазах. Ликс сдержал обещание — не обмолвился ни словечком о том, что рассказал Уджин в ту ночь. Этого не потребовалось. Чан был мудрым лидером — сам всë понял. Первое время он ходил в трауре по когда-то близкому для него другу. Но шло время, нужно было двигаться дальше, становится опорой для своего омеги и лучшей версией Бога молний и грома. Феликс всегда восхищался этим альфой и никогда не уставал от этого. Чонину невероятно повезло. — Они такие миленькие, когда спят, — тихий шёпот вырывает из раздумий. Вспомни солнце — вот и лучик. — Когда спят — они вообще на вес золота, — хихикает в ответ Хван Феликс. — Они очень сильно тебя утомили? — Нет, ты же знаешь — мне только в радость играть с этими озорниками, — нежно улыбается Чонин, оглядывая сопящих в обнимку Уджина и Ники. — Тебе не тяжело? — старший омега приподнимает бровь, взглядом указывая на большущий живот друга. — Любовь не может быть тяжëлой, — качает головой Бан. С осторожностью придерживая живот, в котором толкается пара детишек, он присаживается рядом. В палатке тепло и уютно, оставленный Чанбином огненный светлячок дарит мягкий тëплый свет. — Ты же и сам понимаешь. Феликс не может не согласиться. Когда он узнал, что вновь получил шанс стать папочкой — слезам счастья не было конца. Хëнджин же тогда вообще, казалось, с ума сошëл: ходил за своим омегой по пятам, таскал любые вкусняшки, заботился об уюте в их маленькой квартирке, а Мëрфи, который остался помощником нового Аида строго настрого запретил приближаться к его мужу по каким бы то ни было загробным делам. Тогда потомок Афродиты взвалил на свои плечи все возможные дела и обязанности, потому что его омега должен был полностью сосредоточиться на их ребëнке. Феликсу не было тяжело ни во время беременности, ни во время родов. Хëнджин не было сложно держать под контролем и свой, и чужой божественный долг. Потому что Чонин прав — любовь не может быть тяжëлой. — Когда вы планируете сделать для моего альф очки омежку? — будто между прочим интересуется Нини, сверкая своими хитрыми глазами. — Не честно, что вы собираетесь породниться только с семейством Ли. — Думаю, ещё не скоро, — Ликс прыскает в кулак. — У Мëрфи до сих пор глаз дëргается после того случая, когда Хëнджин решил без очереди упокоить живого альфу, который решил мне помочь в магазине выбрать бельё для родов. — О да, я помню тот случай, — хихикает Чонин. — У него тогда так глаза сверкали, что я подумал: «Произошла ошибка? Он точно не потомок Аида?» — Думаю, прежде чем мы решимся ещё на одного ребëнка, Джини будет нужно пройти терапию у психолога, — нежно улыбаясь, Феликс поправляет подушки и подтыкает одеяло детям — чтоб теплее было. А спустя три месяца Ад сотрясается от грозного рычания разъярённого альфы и недовольных криков омеги. Бедный Цербер, стоя за дверьми, ведущими в главный зал, тяжело вздыхает, закатывая глаза. Что за чëрт дёрнул его остаться в помощниках нового правителя Царства Мëртвых? Мало того, что муженëк у него нервный, так ещё и в декретах к нему подходить опасно — Хëнджин такое заклятие нашлëт, что гон будет продолжаться все девять месяцев, пока омега не родит. — Мëрфи! — голос главы семейства гулко отскакивает от стен. Перечить что-то не хочется, потому главный охранник подземного мира тут же оказывается в тронной зале. — Пока Хван Феликс не родит, я запрещаю пускать его в Ад. — Это моë царство! — недовольно топает ногой омега. — И я не виноват, что за десять лет ты не научился пользоваться контрацептивами! У Мëрфи начинает дëргаться глаз. Вот чем он не угодил Мойрам, раз они так издеваются над ним?! Мëртвые Боги, конечно, были самодурами, но хотя бы психически уравновешенными! Хотя… С новыми, надо признать, весело. Особенно когда Феликс со злости бросается венцом невидимости в своего мужа.