***
***
— В следующий раз я уж точно не попрошусь с тобой куда-либо, Дим. Запомни мои слова, — Эмиль откровенно устал. Задница болела с непривычки, широко разведённые ноги затекли, духота убивала. Ехать на лошади несколько часов подряд — ужасное испытание для человека, непричастного к такому виду транспорта. Парень тысячу раз уже пожалел, что выпросился в путешествие с другом куда-то на край Земли. Единственное, что ему сообщил попутчик — добираемся туда на лошадях, без третьих лиц, в пещеру под скалой у берега моря. И действительно, всё было именно так. Лошади, море, скалы. И бесконечный лес, по которому они добирались до заветного места. Хотелось волком выть от того, насколько было неудобно в этом дурацком седле. Но что-то заставляло парня держаться и не устраивать сцены нетерпимости, не демонстрировать желание свалить домой скорее. Что-то… Масленников стал часто уезжать и улетать куда-то совершенно один, не беря с собой ни единого человека из команды. Даже операторы сидели без «выездной» работы, полностью погрузившись во взаимодействие с остальной частью команды. Иманова это поведение дичайше злило. Сколько раз Дима обещал ему поехать вместе на Гост, а так и не взял. И даже в сраные пещеры брать перестал. Даже на ссаненькие побочные проекты забил, вечно таскаясь где-то и редко радуя подписчиков чем-то привычным. Было ощущение, что его названный «брат» что-то скрывает от него, и эту загадку хотелось решить быстро, чтобы снова восстановить то хрупкое «у нас нет секретов друг от друга» состояние. — Я говорил тебе, что мои экспедиции — не лёгкие прогулки на свежем воздухе, дорогой мой, — Дима аккуратно поправил какую-то тканевую накидку на своей голове, даже не взглянув на парня рядом. Иманов насупился. Между ними явно висело какое-то напряжение, натянутое в воздухе. Электричеством оно било парня, залезало в мозг, пряталось под кожей, вызывая зуд где-то в темечке. — Почему ты взял меня именно в этот поход? Ты же знал, я непривычный. — Скажем так, я сильно соскучился и хотел провести с тобой побольше времени. Сильно жалею, что почти всю дорогу мы молчим. Не хочешь сделать привал и перекусить? — П-почему… Почему нет? — неловко усмехнулся Эмиль, тяжко переваривая полученную ранее информацию. Пока Дима притормаживал лошадей и снимал одну из сумок со своего коня, Эмиль сидел на месте и переваривал. Какое-то странное чувство разрасталось в его груди, отдавалось в сердце. Злоба в момент ушла, стало совсем не больно. Стало… Странно. Странно от такой откровенности со стороны друга. Дима ранее не отличался особым красноречием в плане чувств, а тут так, сходу, будто и не было этой неловкости между ними, этих взглядов, этих подколов. Просто выдал как есть. На, Иманов, подавись этим и делай, что хочешь. — Ты собираешься есть на лошади? — О! — Эмиль вздрогнул, испугавшись, почувствовал на себе внимательный взгляд, — Задумался, извини. — Сиди, я отведу твою туда, где оставил свою. Там слезешь, — Дима взял из руки парня поводья и повёл животное куда-то в тенёк. Там, среди гущи деревьев, виднелся небольшой островок, в народе именуемый «полянка». Эмиль уже представил, как ляжет на мягкую траву, прикроет глаза, вытянет уставшие ноги и… Умрёт нахрен, чтобы никуда больше не ехать. Но всё не бывает так просто. — Двадцать минут и едем дальше. Тут останется ещё где-то с полчаса езды, а потом ещё пешком… В наших интересах — закончить до темноты. Обратно будем ехать быстро, галопом почти всё время. Услышал меня? — Услышал… — Эмиль не слишком грациозно спрыгнул на землю, тут же почти падая из-за судороги, схватившей ноги где-то в районе икр. Он почти опустился куда-то под лошадь, как вдруг сильные руки подхватили под грудь и оттащили подальше, усадив на траву. Парень замер, зардевшись. — Аккуратнее, пожалуйста, — Дима улыбнулся и, спустя какое-то время, протянул парню бутер, усаживаясь рядом. Эмиль принял еду из чужих рук и начал жадно кусать, стараясь заткнуть свой внутренний голос, бьющийся в истерике, колбасой и хлебом. Болящие ноги как-то резко отошли на задний план. Злость полностью ушла, оставив место непониманию и изумлению от своей же беспомощности. Он почувствовал себя таким маленьким, крохотным даже. Он всегда был «младшим» в их команде, но сейчас он почувствовал… Что-то совсем другое. Будто он был перед чем-то величественным, огромным, что аж распирало изнутри, не давая вдохнуть. Парень отложил еду и просто рухнул назад, на траву, закрывая глаза. Блаженство растеклось по напряжённому телу. До слуха донёсся звук примятой травы где-то сбоку от него. — Тоже решил полежать? — Вроде того. Нужно восстановиться перед дальнейшей дорогой. — В последнее время ты стал каким-то сильно возвышенным, как философ какой-то, а не Дима, — Эмиль повернулся к нему, всё также не разлепляя глаз, — никогда не слышал от тебя такой высокопарной речи. Не в смысле, что раньше ты говорил по-тупому, а я имел ввиду… — Не растрачивайся на пустые слова. Я тебя прекрасно понял. Что-то брал ещё из еды?***
— Когда ты говорил, что мы должны будем идти пешком, ты не уточнял, что это будет по пояс в воде! — Эмиль был зол, как стая бешенных собак. Они бросили лошадей и вещи где-то в трехстах метрах от странной реки, круто изгибающейся в сторону, куда-то за угол огромной скалы. Когда Дима сказал, что сейчас в руках нужно оставить только камеру и нести её над собой, Эмиль посчитал, что это дурацкая шутка. Когда его завели по грудь в воду, он понадеялся, что путь вброд будет продолжаться относительно недолго. На десятой минуте он начал что-то подозревать. Они просто шли и шли вдоль величественных древних скал, окутываемые лёгкой дымкой над гладью воды. Иманов замёрз, устал и откровенно разозлился. Хотелось выть снова. — Ты просто не представляешь, насколько то, что находится внутри этой скалы, ценно и удивительно, — судя по Диме, его полностью устраивал их маршрут. Он спокойно нёс на голове какую-то странную тряпичную сумку, придерживая одной рукой. Второй он старался балансировать, но, казалось, что это ему ни к чему. Он будто плыл, ведомый только себе самому известной идеей. — Долго нам ещё? — Эмиль уже готов был потопить эту сраную камеру и добраться вплавь. Насрать на контент, Масленников наверняка там уже на год вперёд наснимал. Ну не увидят люди красоту здешних мест, ну и фиг с ним. Подумаешь… Дима же сказал, что взял его сюда, чтобы провести вместе время… Вместе. Слова мужчины всплыли в голове очень невовремя. Парень задумался, сильно зарделся и ушёл куда-то в себя, смакуя и перекатывая в мыслях каждую букву из сказанного. Дима продолжал что-то рассказывать где-то там, впереди, пока Иманов накручивал себя своими же догадками. В какой-то момент он всё-таки заметил, что уровень воды вокруг значительно понизился. Через пару мгновений его из мыслей выдернуло тихое: — Пришли. Действительно, пришли. Эмиль поднял голову и смог выдать лишь громкий выдох. Кислород мигом ушёл из лёгких. Перед ними возвышалась невероятных размеров пещера, уходящая вглубь громады скалы. Свесившись с утёса, невероятной длины лианы какого-то странного растения укрывали часть входа сверху. Тёмные своды и густая растительность немного пропускали свет, лучи закатного красного солнца играли с пылью, уходя в темноту. Красивая тёмная порода, покрытая белёсыми трещинами, внушала какое-то неземное, странное чувство. По бокам от входа были выдолблены две женские фигуры, держащие в руках опущенные вниз большие кувшины. Было видно, что они повредились от времени, но красоты своей не потеряли. Перед входом в пещеру виднелась в песке площадка, выложенная большими чёрными узорчатыми плитами. — Дима, это… — Храм. Невероятно древний храм. Мы должны это подснять, — Масленников уже копошился в сумке, брошенной им же на песок. Он немного размёл его, и под толщей вдруг проступила светлая плитка. Казалось, что там находился какой-то рисунок. Эмиль просто заворожённо глядел на древние развалины, пока Дима руками раскидывал песок, очищая площадь. Иманов просто не мог поверить своим глазам. Под статуями он нашёл пыльные и очень старые оплавки свечей, монеты, засохшие и превратившиеся в пыль травы и цветы. Такая старинность внушала страх и вдохновение одновременно. — Дима, откуда ты вообще узнал об этом месте? Почему мы не поехали сюда раньше? — Эмиль пальцами трогал острые края на камнях и гладкую «кожу» статуй, раскатывал между подушечек пыль цветов и пытался отколоть хоть кусочек от старинных свечей. Масленников ответил, даже не подняв глаз: — Я был не готов. Эмиль не стал переспрашивать. Не готов к чему? Пройти несколько метров по пояс в воде? Ехать на лошадях? В тот момент не захотелось развивать эту тему. — Мы пойдём в пещеру? — Да. В храм… — Дима проводит руками по плиткам на полу, рисует какие-то символы, поглядывая на Иманова. Тот продолжает всё рассматривать и не обращает внимание на Масленникова. Это и к лучшему, меньше вопросов. Мужчина поднимается с пола, параллельно он снова открывает сумку и достаёт странного вида шкатулку. Она выглядит как что-то, что украли из музея истории и культуры: золотистые ветки оплели её по всему корпусу, тёмно-бирюзовый цвет красиво оттенял их по периметру. Дима подходит к Эмилю и кладёт руку тому на плечо, отвлекая от ковыряния свечки. — Ты закончил раскидывать песок с пола? — Типа того. Бери вот это в руки и вперёд, — мужчина даёт в руки другу шкатулку. Эмиль смотрит на него большими глазами и искренне не понимает, что это за странная штука у него в руках. Он в целом немного в ахуе от ситуации, — не задавай лишних вопросов, я всё расскажу по ситуации.***
Масленников выглядел… Очень привычно. Эмиля охватывало странное чувство, будто бы Дима отсюда и не выходил никогда. Его длинная белая накидка, уже успевшая просохнуть от воды на жарком солнце, выглядела как одежда жреца, живущего в этом месте и поддерживающего этот древний храм в чистоте и порядке. Дима нёс в руке… Нет, не фонарь, а старую лампу, которую достал непонятно откуда. Эмиль даже не успел понять, когда она оказалась у них в рюкзаке. Он был уверен, что её не было, но задумываться о такой мелочи сил не было. Ему слишком резко захотелось спать. Примерно так он объяснил себе это чувство расслабленности и усталости. Захотелось лечь на каменный холодный пол и закрыть глаза. — Нам сейчас нужно пройти вперёд, потом завернуть в один из коридоров и выйти к ритуальной площади. Там должен быть пьедестал. Ты поставишь туда филактерий, откроешь и минут через двадцать мы сможем уйти отсюда. Слышишь меня? — Слышу… Что такое филактерий? — Он у тебя в руках? — Никогда не слышал, чтобы сундучки так называли. — Всё верно. Мало кто их так зовёт. Пошли скорей.***
Пещера оказалась куда больше и глубже, чем казалось на первый взгляд. Эмиль шёл строго за Димой, прижимая к себе шкатулку и вечно оглядывался, проверяя, что происходит за спиной. Когда свет от входа стал настолько далёким, что превратился лишь в маленькую белёсую точку на горизонте зримости, Эмиль поднапрягся настолько, что вцепился в предплечье Димы и не отпускал его. Дима не отреагировал на этот жест почти никак, лишь улыбнулся, глядя в рассеивающуюся темноту перед собой. Шорохи старой пещеры пугали и вгоняли в ступор каждый раз, когда становились слишком громкими. Даже малейшая капля воды, упавшая со свода на землю, вызывала у Эмиля нервное дёрганье. — Хочешь пойти впереди? — Дима заглянул за своё плечо и посмотрел на Иманова. — Впереди ещё страшнее, ну его… — Мы скоро уже придём, не переживай. — Надеюсь, это будет быстро, и мы покинем это место как можно скорее. Или я усну прямо здесь. — Не волнуйся, я тебя вынесу, если так случится. — Я тяжёлый. Гора мышц, знаешь? — Знаю. Но я довольно сильный мальчик, уверен, смогу поднять, — Дима говорил это, не скрывая улыбки. Эмиль зарделся, усмехнулся и представил, как Дима берёт его на руки… Ужасно. Ужасно захотелось внезапно подвернуть ногу. Их шаги эхом отдавались в сводах древней пещеры. Вода хлюпала под голыми стопами, а в спину то и дело дул прохладный сырой ветерок, непонятно откуда взявшийся. Дорога казалась бесконечной, но вскоре… — Мы пришли. — Дима взял Эмиля за плечи и подвёл вперёд. Как только парень поднял голову, перед его глазами предстала выложенная плиткой площадка. Красивое синее свечение клубилось где-то под самым потолком пещеры и струилось вниз, по сводам, мягким светом окутывая всё вокруг. Эмиль не мог сказать, что это. Было похоже, будто несколько тяжёлых облаков отстали от своих и остались в этой пещере навсегда, без возможности выбраться наружу, к небу. Сама плитка, которой был выложен пол, была похожа на кусочки мозаики, из которой решили сделать витраж на полу. — Это… Солнце? — Иманов аккуратно ступал по контуру рисунка. — А снаружи была Луна. — Дима явно выглядел очень заинтересованным и… Ожившим? Он шёл по помещению, трогая пальцами древние руны на стенах, что-то бубнил себе под нос, словно понимал и читал их. Но в зону этого самого «Солнца» он не входил, игнорируя его существование. — Ставь филактерий на пьедестал посередине, открывай и садись прямо под ним, на пол. Нам нужно ровно двадцать минут. И потом мы очень быстро уходим. Эмиль выполнил все эти действия, даже ничего не спросив. Шкатулка была открыта. Внутри неё лежал какой-то странным жёлтый камень, похожий на кусок старого мела. На секунду парень задумался, в адеквате ли Дима вообще. Возможно, это очередной эксперимент, в который его решили не посвящать. Эмиль уселся на плитку и оперся спиной на колонну. Прямо напротив него, за контуром мозаики, сел Дима. Он смотрел куда-то за спину парня. — Что там? — Можешь повернуться и посмотреть. Только аккуратно. — Да ну тебя. Слишком странно это всё. — Есть такое. — Расскажи хоть, откуда у тебя эта шкатулка. — Семейная реликвия. Дед передал. Нужно вернуть семье долги. — А что ты им должен? — Защиту, — Дима улыбается и смотрит Иманову прямо в глаза. От такого взгляда парень аж дар речи теряет. Больше вопросов задавать не хочется. Очень сильно хочется закрыть глаза. Дима смотрел за его спину неотрывно, а Эмиль, неожиданно для самого, потерял способность мыслить. Веки опустились. Ему снилось что-то странное. Ему чудилось, будто чьи-то руки поднимают его куда-то вверх, к тем облакам, клубящимся под потолком. В голове появляется чувство лёгкости и света, будто все мысли вытаскивают и убирают куда-то за пределы сознания. Он слышит в своей голове шёпот и пение на непонятном языке, а он поднимается всё выше, выше… — Эмиль! — всё резко рассеивается, и он падает. Облака отдаляются от его взгляда, и он чувствует, что летит вниз. Стремительно и неизбежно. По спине бегут ледяные мурашки, а лёгкость исчезает. Парень успевает попрощаться с жизнью. Спиной он чувствует, как ударяется о что-то твёрдое, боль пронзает каждую клеточку и мир в его глазах за секунду тухнет. Мозг погружается в абсолютную темноту. Его охватывают знакомые руки, он цепляется за поймавшего его человека, как за спасательный круг. — Дима, я не вижу ничего… — Тише-тише, сейчас больно не будет. Сейчас всё будет хорошо. Мы выберемся и всё… Всё будет хорошо. Храм рушится. — Что? — Эмиль отвлекается и слышит гул, будто где-то вокруг них обрушаются стены. — Извини меня, Эмиль. — Я… — Извини! — Дима притягивает парня к себе и целует. Эмиль хочет поднять руки и что-то сделать, но тело не слушается от слова «совсем». Он вскрикивает, и яркий свет ослепляет его даже сквозь чёрную пелену, слышится звук хлопка.***
Он открывает глаза и видит… Нет, не так. Он открывает глаза и видит! Эмиль никогда не подумал бы, что иметь зрение настолько круто. Закатное солнце уже не слепит, но по шарам даёт знатно. Парень трёт веки и в какой-то момент понимает, что кое о чём забыл. — Дима! — осматривается и видит друга в нескольких метрах от себя. Мужчина лежит на песке неподвижно, неподалёку валяется это чёртова шкатулка. Эмиль на четвереньках подползает к нему, тормошит и заходится в беззвучном крике. Друг не подаёт признаков жизни. — Дима, очнись… Ну пожалуйста… Иманов склоняется над ним и осторожно обнимает, прижимаясь к родному плечу своим лбом. — Да уж… Зря мы сюда поехали. Надо было одному это всё сделать. — Дима подаёт голос совершенно неожиданно. Он поворачивается к парню, хлопает его по спине. — Ты не охуел?! Мы чуть не умерли, Дим! И что это вообще было?! Какого хера… Как… Ты… Я ничего не понимаю! — Эмиль кричит, и горячие слёзы облегчения и обиды крупными каплями падают из его глаз. — Тише-тише… Сейчас всё хорошо. — Дима аккуратно обнимает его за плечи.***
— Подытожим: ты — колдун? — Эмиль сидит на мягкой траве, на той самой поляне, где он оставили лошадей этим утром. У него слегка кружится голова от нескольких часов разговоров о эльфах, ведьмах и магах. Чувствует он себя… Максимально странно. Он рад, что выжил и не был похоронен под обломками какого-то там древнего святилища, так упорно называемого пещерой и храмом до этого момента. — Попрошу! Я — Знающий. — Идиот ты! Ты должен был приехать за три пизды, в эту пещеру, чтобы наполнить вот эту коробочку, — Эмиль указывает пальцем на филактерий, и брезгливо дёргается, — каким-то там волшебным светом, чтобы передать её своей семье и получить какое-то там благословение предков-эльфов-чародеев. И всё это время ты ездил вот по таким пещерам и собирал там какие-то магические штуки… И ты не мог сделать в это храме все свои штуки один, потому что храм похоронил бы тебя одного, а так, если это было сделано моими руками… — Руками человека. Не существа, которое имеет какие-либо способности. — … То похоронило бы нас обоих. — Мы бы не выжили, если бы ты не дал вызвать сильную эмоцию. — Чего? — Мы бы не выжили, если бы я не поцеловал тебя. И, кстати, ты умер в тот момент, когда резко перестал видеть что-либо. Чтобы активировать перенос и исцеление, мне понадобилось очень много сил. Если бы я был чуть внимательнее… Я подверг твою жизнь опасности, за что расплатился потерянным навсегда камнем семьи. Я не знал, что существо должно было стать жертвой. Когда ты начал бледнеть, я в последний момент я прочёл символы на самом пьедестале. Я не хотел потерять тебя по своей же глупости. — Не потеряешь теперь. — Эмиль падает головой на чужие колени и смотрит на звёзды. Рядом тихо фыркают их лошади, дует ветерок в кронах деревьев и в кустах трещит какое-то насекомое. Мир кажется таким знакомым и привычным. Будто и не произошло ничего. — Не потеряю. Мы связаны теперь. — У тебя типа теперь есть право целовать меня без спроса всегда? — Ты против? — Никогда не был. — А вот с этого места поподробнее, пожалуйста. — Сначала покажи, как ты выглядишь на самом деле. — Только после свадьбы. — Ловлю на слове. — Эмиль приподнимается и целует Диму, крепко прижимая к себе за шею.