Бриджит
Никогда раньше Бриджит не признавалась себе, что запуталась в чувствах, ведь ещё совсем недавно день был днём, ночь ночью, боль болью, а понятие любви определялось полными мерами блаженства, света, добра и тепла. Теперь же, любовь приносила скорее чувство постоянного волнения, когда в скудных предрассветных сумерках она вглядывалась в лицо Сэма, пытаясь понять, помогло ли лекарство или появились новые хоть даже незначительные внешние признаки, которые свидетельствовали бы о том, что заражение не отступило. Сэм спал, и во сне его лицо выглядело таким безмятежным и счастливым, что Бриджит едва ли решалась дышать. Впрочем, всё происходящее меркло перед главным открытием наступающего утра — кажется, Бриджит снова могла думать. Вспоминать о матери, о сгоревшем доме, о погибшей сестре. Странно, но мысли эти казались будто бы отделёнными от всего остального её существа, словно вздумала она смотреть на свою прошлую жизнь из зрительного зала кинотеатра, демонстрирующего лишь чёрно-белые ретро-фильмы, а изображение на экране так испорчено пылью и царапинами, что и разглядеть картинку сложно. Однако, эти кадры, отзывались вовсе не мучительными болью и тоской, а скорее чем-то тёплым, родным, ушедшим безвозвратно, но от того не менее близким. И Бриджит поняла: никогда — ни теперь, ни позже, она не сможет дать объективную оценку произошедшему, не сумеет полноценно вернуться к прошлому, пусть даже в воспоминаниях, но она будет жить, пока существует в настоящем, и в этой действительности у неё есть крепкая и надёжная рука Сэма. — Почему ты плачешь? — прозвучало над ухом глухо. — Хотя, наверное, это глупый вопрос. Бриджит вздрогнула, она не ожидала, что Сэм проснулся и теперь просто наблюдал за ней. — Это мысли, — коротко ответила она. — Никогда они не дадут покоя. — Мысли о прошлом — это лишь грани нормы, — Сэм упёрся в кулаки, нависнув над Бриджит. Его лицо оказалось близко к её лицу, и взгляд Сэма был спокоен. — Ты настоящая. Ты живая. Нет вещей, с которыми ты не могла бы справиться. А теперь представь, насколько мы сильнее обстоятельств, когда вдвоём. Ты хочешь помочь матери. Я хочу помочь тебе. Не правда ли, это обстоятельство внушает оптимизм? — Мы должны уехать к ней прямо сегодня. — Разумеется, — прошептал Сэм, ловя её губы. И Бриджит уже не думала о плохом, только удивлялась: раньше ей казалось, что волнующим может быть только самый первый поцелуй, когда дрожат пальцы, колени и что-то глубоко внутри. С Сэмом всё было по-другому. Ей непременно хотелось об этом сказать. Но не сейчас. Теперь она думала, как бы не застонать чересчур громко от настойчивых и нежных его действий. А Сэм закрывал глаза… потому что всё было слишком: и тепло Бриджит, и то острое чувство, когти которого разрывали его изнутри с чудовищной силой.Сэм
Признаться, никакого конкретного плана он не имел. Он просто обнял Камилу на прощанье, чуть дольше, чем это было бы обычным, удержал её ладони в своих руках. — Прощаешься, будто в последний раз видимся, — улыбнулась Камила. — Это просто отвратительно, Сэмюель. — Как всегда, ты совершенно права, — улыбнулся Сэм. И снова под колёсами его фургона серая лента дороги, снова рядом Бриджит, шелестящая дорожными картами. Она, как гадающая цыганка, только судьбу не предсказать, можно угадать путь. — Аконит ведь не поможет? — нарушила тишину Бриджит таким будничным голосом, будто речь шла о пункте в списке покупок или о стирке носков. Сэм прокашлялся и задал встречный вопрос: — Почему ты так думаешь? Я, например, не чувствую ухудшений. — У тебя на животе так и осталась шерсть, под ногтями синева — они превращаются в когти. Так же и у меня. К тому же, я видела — ты взял большой запас аконита с собой. Её доводы были убедительными, Сэм даже представить не мог, что сказать в ответ, но импровизировать с Бриджит — это всегда казалось дурной затеей, поэтому он ответил, как есть: — Шерсть и когти у нас уже довольно давно, чтобы привыкнуть и не падать в обморок. Чувствую я себя просто превосходно. Я счастлив, спокоен, возможно только потому, что рядом ты. Что касается признаков заражения, они мне не мешают. Вполне возможно, что мы остановили процесс, возможно, мы продолжаем медленно превращаться. Это неважно, потому что я буду с тобой до конца, как бы там ни было. Уверен, это взаимно. Аконит я взял лишь потому, что обещал тебе помочь встретиться с миссис Фицджеральд, а если мы всё ещё больны, лекарство нам понадобится. К тому же… я буду бороться до конца. Было серебро, был аконит, должно быть что-то ещё. Шаманы, ведьмы, религия, яды. Я не поверю, что всё пропало, пока только способен мыслить и верить. Сэм оборвал пылкую речь и посмотрел на Бриджит. Ему нужен был какой-то ответ, реакция. Однако лица её не было видно — нижнюю часть скрывала карта, верхняя находилась против солнца, взгляд не читался. Тем не менее, в голосе слышалась улыбка, когда она повторила его слова: — Это взаимно.Бриджит
С тех пор, как они покинули Бейли-Даунс, прошло чуть более месяца, с тех пор как в её жизни начался весь этот кошмар — тоже всего ничего, но Бриджит смотрела на улицы, знакомые с детства из окна фургона Сэма, и понимала — ничто уже не связывает её с городом. Дом — это не место. Дом — это люди и их маленький мирок. Теперь её дом — это Сэм и всё, что с ним связано. — С чего мы начнём? — Бриджит неуверенно дёрнула плечами. — У меня нет никаких идей. — У меня нет идей, но есть старые знакомства, — ответил Сэм. — Нужно только узнать место содержания твоей мамы, а также разрешены ли свидания с ней.***
В помещении «Ривалс-спорт бар» было накурено так, что сизый дым, казалось, смешивался с пылью, оседал на спинках диванов, обитых вишнёвого цвета кожзамом, на малочисленных предметах декора и даже на плечах бармена. Зал был неуютным, но этот паб был прекрасным местом, чтобы поговорить без свидетелей. Нет, народу здесь было более чем достаточно, но люди не волновали друг друга. Посетители, в основном мужчины, пили пиво и смотрели в мониторы, транслировавшие очередной футбольный матч. Сэм и раньше любил бывать здесь. Несмотря на убожество обстановки, закуски здесь подавали вполне приличные, а пинта пива стоила вполовину дешевле, чем в «Ти-баре». Сэм ухмыльнулся, когда увидел, что Бриджит сходу направилась за самый дальний стол, забилась в угол, обняв себя за плечи. В обществе более чем трёх человек, она снова превращалась в зажатую и угловатую сестрёнку Джинджер Фицджеральд, которая и имя-то своё могла произнести только с запинкой. Но глаза её по-новому горели изумрудным огнём, он поселился внутри Бриджит навсегда. — Господи, ну и местечко! — вырвалось у Бриджит, когда Сэм плюхнулся на диван рядом, протягивая ей меню. — Буду только пиво, есть здесь, кажется, нельзя. — Напрасно ты так думаешь, здесь подают отличные бургеры. Бриджит рассмеялась и согласилась попробовать кусочек от его порции. Она пыталась казаться расслабленной, но Сэм уже неплохо узнал Бриджит. По положению её тела, рук, по дернувшемуся уголку рта было понятно — она очень волнуется. — А скоро придёт этот твой Крис? — Никогда раньше он не опаздывал. И действительно, ровно в половине девятого дверь в паб открылась и в помещение вошёл невысокий человек, осанка и взгляд которого однозначно намекали на профессию. Да, так прямо и одновременно в никуда, могли смотреть только полицейские. Бриджит хорошо запомнила это, как и капли пота, мгновенно выступающие в таких случаях вдоль позвоночника. Пусть её опыт общения с полицией сводился к беседам, проводившимся во времена исчезновения Трины, повторять его она не хотела. — Сэм, — жалобно позвала она, и схватила его за руку чисто по инерции, когда «полицейский», вдруг широко улыбнувшись, направился к их столику. При виде его, Сэм освободил руку и встал. Парень оказался тем самым Крисом и… он действительно работал в полиции. Это обстоятельство, а также его звание обозначил Сэм, когда представлял Бриджит. — Как дела, старина? — по-свойски обратился Крис к Сэму. — Ты надолго исчез из города. Неужели бросил бизнес? У Бриджит немного отлегло от сердца. Раз Крис знал о делах Сэма, значит отношения их были куда более неформальными, чем могло показаться на первый взгляд. Бриджит решила занять выжидательную позицию. Она молчала. Из разговора она поняла, что когда-то Сэм и Крис учились вместе, но дальше пошли разными путями, сохранив при этом добрые приятельские отношения. Этот факт удивлял, Крис производил впечатление до абсурда честного и прямолинейного парня, тогда как Сэм ради благого дела мог пойти и окольными путями. Точки над «и» были расставлены, когда после третьей порции пива Крис погрузился в детские воспоминания, из которых Бриджит узнала, что, будучи мальчишками Сэм умудрился спасти Крису жизнь, вытащив его, не умеющего плавать, из местной речки, славившейся своим бурным нравом. — До сих пор не могу понять, зачем тогда нырнул. — Хорошо, что в твоей жизни так мало непонятных моментов, — пошутил Сэм. — По крайней мере я тебе обязан до сих пор. Крис всё ещё посмеивался, и лицо его утратило всю строгость. Теперь он казался приятным человеком с тяжёлым подбородком, но правильными чертами лица, вполне располагающим к себе. Сэм надолго замолчал и, казалось, погрузился в свои мысли, но после паузы он, взвесив все «за» и «против», произнёс. — Ты часто повторял, что я могу рассчитывать на твою помощь. Конечно, это тяготит, но, возможно, только ты сможешь подсобить. — Всё, что хочешь, в рамках закона, — без раздумий отозвался Крис. — Боюсь, с этим-то как раз и проблема. — Немного выходя за рамки, тоже могу помочь. Смотря в чём суть твоей просьбы. — Речь о Трине Синклер. Её тело нашли несколько недель назад. Насколько я знаю, женщину, признавшуюся в убийстве, задержали. Впервые за вечер пауза за столиком затянулась более, чем на несколько секунд, а Крис внимательно посмотрел на Сэма, затем на Бриджит. — Бриджит — дочь этой женщины. Она была в отъезде, когда всё случилось, но теперь хочет видеть мать. Сказать, что Бриджит была удивлена, значило просто промолчать. Сэм был ловок в определениях. И ведь он не врал, но и не говорил всей правды. — Я, э-э, — растерялся Крис, но, собравшись с духом, выложил. — В прессе не освещали, но подозреваемую отправили на комиссию в психиатрическую лечебницу. Это обычная практика в подобных случаях, но… думаю, что оттуда она выйдет не скоро. Только это, между нами, понимаешь, Сэм, тайна следствия и всё такое, но, кажется, она действительно помешалась. Вскрытие показало, что у девчонки сломана шея, а сама женщина даже толком не может рассказать, как убила. Говорит, что ничего не помнит, что разозлилась. Трина Синклер поколачивала её дочерей, а потом явилась к ним домой непонятно зачем. Миссис Фицджеральд утверждает, что не помнит ничего, только как закапывала её на заднем дворе. У Бриджит дрожали коленки, руки и что-то внутри. Она чувствовала, как кровь уходит от лица и клацают её зубы. Памела стояла до последнего на странной, не терпящей критики версии. Да будь полиция повъедливее, им бы ничего не стоило «расколоть» добродушную Пэм. Только вот похоже, копов устраивало любое объяснение, лишь бы не заниматься делом. Да, Пэм сделала всё что могла — защитила дочерей ценой своей собственной жизни. Бриджит тряслась так, что казалось — от её дрожи ходит ходуном всё здание, что дрожь эта способна превратиться в землетрясение и уничтожить маленький городок. Тёплая ладонь Сэма накрыла ледышки её пальцев и… стало легче. — И в чём же странность? — задал вопрос Сэм. — Дело вёл следователь из нашего отдела. Он говорил, что никак не может понять, как у подозреваемой получилось нанести такую рану. У Трины Синклер был проломлен череп у основания, но сама поза, в которой она окоченела, говорила о том, что упала она на спину, то есть стояла лицом к убийце. Результаты вскрытия подтвердили, что смерть наступила мгновенно, и… скажи, как убийца смог проделать этот трюк? — Понятия не имею. А что ты думаешь по этому поводу? — Допускаю, что девица могла упасть и при падении получить такую травму. Возможно, в доме мог быть ещё кто-то. Улик теперь не найти, дома-то нет. Да и зачем брать чужую вину на себя? Впрочем… она похожа на сумасшедшую. Бредит, плачет, всё время разговаривает с каким-то Бибстером и Пряником. Сумасшествие объясняет всё. Но… она не похожа на убийцу. Чем больше говорил Крис, тем страшнее становилось Бриджит. Похоже, можно было бы расследовать дело и установить истинную причину смерти Трины. Но Пэм боялась, что если начнут копать, узнают что-то и о её дочерях. Вот почему она так упрямо стояла на своём. Материнское слово было твёрже гранита, если дело касалось Бриджит или Джинджер. — Её можно увидеть? — мягко спросил Сэм. — Пока не будет получено заключение — а это месяц-два — боюсь, официально это невозможно. — Я, кажется, слышу слово «официально?» — Она находится в психиатрической клинике Бейли-Даунс. Той, что Янг-стрит. В пятницу в отделении, где лежит Фицджеральд, будет дежурить один мой знакомый. Уверен, лучше прийти, когда все будут спать и прихватить пару сотен. За конфиденциальность и гостеприимство.Сэм
— Ты уверена, что не хочешь, не можешь остаться здесь? — Я убралась бы прямо сейчас. Жизнь в дешёвых мотелях и в фургоне гораздо уютнее, чем тут. Там есть ты — здесь жгущие воспоминания. — Здесь тоже есть я. Здесь моя оранжерея. Рядом будешь ты. — Просто я не уверена, что смогу сидеть на одном месте. Да, это глупо — всегда ехать по прямой. Нам нужен план, но, признаюсь, его, как всегда, нет. И до сих пор не ясно, помог ли аконит. — Будет день, будет пища. Но я хотел бы побывать в оранжерее. — Хочешь пойти один? — В этом нет необходимости. … Ключ лежал там, где оставил его Сэм, вот только ловко выхватить его привычным движением руки не получилось. Связка упала к ногам, увязла в снегу. Ему хотелось выругаться, он едва сдерживал слёзы, потому что через окна увидел, во что превратилась оранжерея за эти недели: жухлые бурые листья, редкая поникшая зелень — всё это тянуло руки-листья к нему даже через стекло. Бриджит переминалась с ноги на ногу, не решаясь войти, даже когда он открыл дверь и позвал её внутрь. — Ну же, Бибстер, ты ни в чём не виновата. — Виновата, Сэм. Во всём, — ответила Бриджит, едва ли замечая это полушутливое «Бибстер». Оказавшись внутри, Сэм с трудом сдержал эмоции. Погибло почти всё, кроме, пожалуй, редких пустынных растений, месяцами обходившихся без полива. Восхитительные гортензии, его гордость — орхидеи — всё засохло, всё пропало. Но печальнее всего выглядели розы, умершие, кажется, в ожидании Сэма. Белые и розовые бутоны были обращены к двери, словно верили цветы, что Сэм появится в последнюю минуту и спасёт их от гибели. Те самые розы, которые сажала мама. — Прости, мне очень жаль, — произнесла Бриджит, вспоминая, что она уже извинялась так же и здесь же однажды. — Ничего. Это всего лишь цветы, посаженные мамой. — Их не спасти, не правда ли? — Я посмотрю, осталось ли что-то живое, — глухо ответил Сэм, не оборачиваясь. — Я могу хоть что-то для тебя сделать? — спросила она робко. — В комнате чайник, заварка. В моём рюкзаке остались конфеты. Можно сделать чай, — предложил Сэм, намекая на то, что хотел бы остаться в одиночестве. И Бриджит поняла. Она удалилась в комнату, и затихла там. Сэм занялся оранжереей и провозился до самого позднего вечера. Он, конечно, думал о Бриджит и заглядывал в щель между дверным полотном и стеной. Она сидела на кровати и читала. Она не хотела ему мешать. А Сэм всё думал, что зря он затеял эту уборку, эту возню. Бриджит встретится с матерью, и они снова уедут. Теперь, наверное, насовсем.Бриджит
На второй день Сэм принял её помощь. Малословно, но совершенно спокойно он объяснял, как правильно обрезать и подвязывать, как готовить грунт, как сажать. — Извини, я всё равно не смогла бы сидеть сложа руки. — Я тоже, хотя и понимаю — это глупая затея. — Что? — Оранжерея была огромной частью моей жизни. Я хотел бы… хотя бы притвориться, что я здесь. Как раньше. — А ты бы смог? Как раньше? — А почему бы и нет?***
За хлопотами и работой Бриджит не заметила, как пришёл пятничный вечер. Она поняла, что пора, лишь тогда, когда Сэм засобирался. — Думаю, лучше выехать заранее. Смотри какая непогода. Да, за окнами резвилась и играла настоящая метель, и, хотя было не так морозно, но нормальные люди всё же предпочитали оставаться дома. Тем более одиноким казался фургон Сэма, крадущийся по ночной дороге, тем более жалкой фигурка Бриджит, оказавшаяся в полном одиночестве перед воротами, отделявшими больницу от улицы. Сэм догнал её, как только припарковался, он поймал руку Бриджит и спросил, будто в пустоту: — Хочешь пойти одна? — Нет, — последовало после паузы. — Разумеется нет. — Крис обещал, что Уилл будет ждать нас у служебного входа. Бриджит не думала, что всё пройдёт без препятствий, но дверь открылась сразу после стука, а парень, получив деньги, сразу же стал разговорчивым, как менеджер по продажам. — Никаких проблем. Она не буйная и лежит в отдельной палате. Только, пожалуйста, уходите сразу, если что. Но Бриджит не слушала и не слышала. Она шла за ним, оглушённая больше обстановкой, гулкими шагами, отражающимися от удушающе тёмных стен. — Четырнадцатая. Это здесь, — пригласил парень, — Ну же! В крошечной комнатке, размером с обувную коробку — так показалось Бриджит, — почти не было воздуха, только приглушённый свет. Его не гасили даже ночью — так персоналу было легче наблюдать за пациентами через окошечки в дверях. Мать спала, скрестив руки на животе и выглядела такой худой, почти бестелесной, едва ли не бездыханной. Так, что Бриджит… бросилась проверять: — Мама-мама-мамочка-милая-мама. Сэм стоял у двери и видел, как не сразу, с трудом приходила в себя миссис Фицджеральд. Она села в кровати, обвела мутным взором палату и находящихся в ней людей, на секунду остановила взгляд на Сэме, потом на Бриджит. — Мама? — Би?! Крохотная искорка высекла слезу. Костистые пальцы вонзились в спину Бриджит будто у падающего в отвесную скалу. — Дочка… — Мама мы… — Ничего не нужно говорить милая. Просто. Хорошо. Что ты здесь. — Мама. Мама. Как же я люблю тебя. Ты слышишь? Я помогу. Я вытащу тебя. Это вот Сэм. Он тоже поможет. Он всегда помогал мне. У него всегда всё получается. — Как же хорошо, что ты пришла. Но где-же Джинджер? — миссис Фицджеральд будто не слышала Бриджит. Она говорила о чём-то своём, видела что-то, невидимое другим. — Би, вы должны отправляться в постель. Уже ночь-полночь. Завтра рано утром нужно идти в школу. Передай сестре. Ты хе знаешь, что меня Джинджер не послушается. Бриджит была потрясена. Мама смотрела вполне осознанно, и голос её звучал ровно. Глаза лучились теплом и заботой, вот только волосы, ещё недавно чёрные до синевы, полностью поседели. — Мама… — Бриджит, пойдём, — услышала она за спиной голос Сэма, она ощутила его сильную руку у себя на плече. — Сэм, я… о, Боже. — Сейчас ты ничего не сможешь сделать, Бриджит. Но вместе мы сможем придумать. Вместе мы сможем всё.***
Сэм
Луч света, пробравшийся сквозь щель в жалюзи, воровато прокрался по подоконнику и задержавшись на подушке, уверенно устроился на лбу Сэма. Сэм сморщился, пошевелился, ощупывая простынь рядом. Смятая, но холодная. Он моментально открыл глаза и сел. Мартовское солнце успело заполнить золотистым светом всю комнату, но он был в ней один, Бриджит нигде не было. Даже когда он громко позвал, тишина ответила ему своим привычным молчанием. Накинув прямо на голое тело халат, Сэм вышел в оранжерею. Жаркую и влажную в этот ранний час. Он сразу увидел Бриджит, её роскошную шевелюру, скрывающую острые лопатки. Одетая в брезентовый костюм, Бриджит, видимо, ещё недавно ковырялась в земле — грязные разводы украшали её руки до самых локтей, но теперь она стояла на коленях рядом с деревянным ящиком и рассматривала что-то внутри. Не веря в то, что могло произойти, Сэм бросился к ней, остановился за шаг до… и позвал: — Бриджит, это то… то, что я думаю? Она не вздрогнула, не оглянулась, она продолжала неподвижно стоять на коленях и смотреть. Тогда и Сэм, сбросив первоначальное оцепенение, сделал последний шаг, поравнявшись с ней. Чёрный прямоугольник земли, зелёная ржавая лейка, ручку которой сжимали тонкие пальцы Бриджит. — Это просто невероятно, — она смотрела на Сэма снизу вверх и на глазах её блестели слёзы. Сэм и сам не верил глазам, посреди черного прямоугольника, среди трёх засохших черенков, из которых он пытался извлечь жизнь, один оказался готовым протянуть руки весне. Росток. Ещё совсем крошечный, но уверенно тянущийся к свету — те самые розы, которые привезла его мать. — Это действительно невероятно, — повторил Сэм, опускаясь к Бриджит, обнимая её за плечи. — Ты береги теперь его. — Буду, — сказал Сэм и надолго замолчал, прежде чем продолжить. — А знаешь, ведь я бросил эти розы в ту ночь, когда мы бежали из Бейли-Даунс. Тогда я думал, что у меня есть дела поважнее. — Когда мы уезжали, я тоже была готова бросить всё, но теперь понимаю, мы можем быть рядом где угодно, не лишая себя всего того, всех тех, кто дороги. — А я понимаю ещё кое-что. Всё, что когда-либо имело значение, не может рассыпаться пеплом, оно навсегда останется с нами. В материи или в душе.Сэм и Бриджит
Наверное, это могло бы показаться глупым, на крепость их союза никто не поставил бы и цента, но цифры и другие меры вещей не имели для этих двоих никакого значения. Призраки прошлого всё ещё толпились за плечами, хватая в ночных кошмарах ледяными костистыми пальцами, но один охранял сон другого, как другой его (её) жизнь. В моменте всё было прекрасно. В моменте застыла идея безмолвия и безмыслия, когда можно было допустить любые глупости в будущем, простить себя за прошлое и просто начать жить.