«А что за выступление у тебя планировалось? Танцуешь или поёшь?»
Есть. На сцену Джисон попадёт точно. Теперь вопрос лишь в том, как надолго ему удастся там задержаться. Однако тут же приходит другое сообщение. Уже на телефон.[Чанбин]
«Джисон, это Феликс. Можешь позвонить?»
Джисон сводит брови в недоумении, но тут же набирает номер. — Джисон? — раздаётся обеспокоенный голос и, кажется, Джисон слышит, как Феликс хватает второй рукой телефон и задевает динамик. — Джисон, я знаю, что ты задумал, и просто… просто хочу, чтобы ты знал, что я очень по тебе скучал. — Феликс, — тихо усмехается Джисон. — Ты поэтому звонишь? — Это важно! — чуть повышает голос Феликс, но тут же затихает. — Если бы я знал, куда ты попадёшь в итоге, то ни за что бы тебе не сказал, куда поехал Минхо. Ты можешь не вернуться, понимаешь? Я очень-очень волнуюсь… — Феликс не врёт, его голос действительно взволнованно дрожит, как кленовый лист. — В детстве ты всегда переживал, когда я старших дразнил, но я всегда возвращался к тебе, — улыбается Джисон. — Сейчас то же самое, просто люди другие. — Ты не понимаешь, Джисон… — Феликс начинает говорить ещё тише. — Он чувствует. Чувствует всё, видит каждую мысль и уничтожает. Он убил всех моих близких, всех до единого, понимаешь? Раньше мой папа мог отругать старших за то, что они нас донимают. Но Джинён… Он убьёт тебя, и никто тебя не защитит… Пожалуйста, не иди к нему… Я… Я не хочу потерять тебя окончательно. — Ты не потеряешь. — Пожалуйста… Джисон, иди к нам… — Я приду. Я вернусь к вам, но сначала мне нужно просто поговорить с этим придурком и показать ему, что я его не боюсь. Я просто поговорю и вернусь, хорошо? На другом конце трубки молчание и прерывистое дыхание. — Если я поговорю с ним, то у нас будет больше шансов на победу. Всё ещё молчание — неправильный ответ. Джисон и забыл, какого это — общаться с Феликсом, таким маленьким и напуганным всегда, что бы они ни затевали. Ему не нужны обещания, не нужны догадки. Ему просто нужно знать, что он стоит хоть чего-то для Джисона и что ради него Джисон действительно вернётся. — Я тоже скучал по тебе, Феликс. Джисон не думал, что произнесёт эти слова когда-нибудь. Однако именно эти слова нужны сейчас им обоим. Феликсу они нужны, потому что Джисон единственный, кто остался у него за все долгие годы кошмара, крови и смертей. И Феликс не мог подумать, что он увидит Джисона когда-нибудь снова, он даже не хотел его видеть, потому что знал, чем всё может закончиться. Но они встретились, и Феликс соврёт, если скажет, что не рад этому. Джисону же нужны эти слова, чтобы напомнить себе ещё раз, за что он сражается. Он сражается не «просто так», не потому что ему скучно. Он сражается ради права на свои воспоминания. Он сражается ради права на дружбу, на чувства и на эмоции, о которых забыл. После того, как он потерял Феликса, для него больше не существовало дружбы, словно Феликс остался где-то внутри, где-то в сердце в качестве воспоминания. Джисону никто был не нужен, потому что Феликс всегда был рядом. Да, имя и внешность стёрлись из памяти, однако ни один человек на планете не будет себя чувствовать счастливым без друга. И для Джисона Феликс был тем самым другом. Другом, чьё лицо исчезло из памяти, однако ощущение присутствия не пропадало никогда. — Возвращайся. Обязательно возвращайся или я сам приду за тобой! Джисон хочет ответить, хочет сказать, что больше не позволит никому стирать его из памяти без разрешения, но Феликс успевает бросить трубку. Феликс сидит в пустой разрушенной комнате, вспоминая, как раньше бродил по подобным местам, скрываясь от мира. Тогда ему было очень плохо. Он не верил даже, что проснётся на следующий день, не верил, что доживёт до сегодняшнего. Он спал на бетонном полу, мучаясь от кошмаров, получая синяки от камней во сне и просыпаясь в слезах и крови. И всё, о чём он думал, это о том, как здорово было бы, если бы хотя бы кто-нибудь был рядом. Как здорово было бы, если бы ничего этого не было. Как здорово было бы, если бы не было его Особенности. Но на деле было бы здорово, если бы он просто отдал свою жизнь, а не бежал, как и поступает сейчас Джисон. Джисон смелый, он всегда был таким — шёл в самое пекло, потому что не мог стоять в стороне. Джисон никогда не убежал бы, когда кто-то близкий для него оказался в беде, пусть и пытается казаться чёрствым и холодным. А Феликс убегал всегда. Даже когда охотились за его сестрой — он просто убежал. Струсил. Жалкий, жалкий, жалкий! — Феликс? — слышится голос Чанбина сзади. — Можно? — старший подходит, собираясь сесть рядом, и Феликс, чуть замирая, кивает, разрешая. Рукой он быстро смахивает с лица внезапно выступившие слёзы. Чанбин сидит рядом молча, смотря то на красный нос Феликса, то на Особенных, тренирующихся на улице. Феликс неуверенно поднимает взгляд на спокойное, уверенное лицо Чанбина, и кусает изнутри губу. Как здорово было бы, если бы хотя бы кто-нибудь был рядом. Феликс чувствует, как дрожат его губы, и не выдерживает, опуская лицо на чужие колени и давая волю эмоциям. Чанбин ожидал этого, поэтому, когда ощущает тёплое дыхание на своих ногах, аккуратно кладёт ладонь на дрожащую спину и, чувствуя каждый удар сердца, наклоняется, чтобы обнять. — Придём домой, и я приготовлю тебе что-нибудь, — шепчет старший, чувствуя, как худые руки протискиваются между телами, чтобы обнять за талию и сжать, что есть сил. — Никуда не уходи, — просит Феликс, шмыгая непривычно красным для бледного лица носом, отрываясь от чужих колен и кидаясь на плечи. — Хотя бы ты никуда не уходи… — Даже в магазин за продуктами нельзя? — чуть улыбается Чанбин. — Я не хочу оставаться один, — Феликс опять шмыгает носом. — Ну, этого точно допустить нельзя. Я никуда не уйду, — ласково отвечает старший, рукой вороша окрашенные волосы и слыша чуть недовольное мычание. — Я знаю, о чём ты думаешь. Ты ведь звонил Джисону? Феликс не отвечает, но слушает, и Чанбин, перебирая пальцами пряди волос, кажется, действительно знает, о чём думает младший. — Он ушёл, чтобы дать нам немного больше времени и отвлечь внимание Крапивы. Так же поступили твои родители, верно? — Феликс сжимает кулаки, чувствуя, как по щекам стекают слёзы, растворяясь в ткани брюк Чанбина. — Ты боишься, что если Джисон не вернётся, то точно придёт к тебе во сне. Превратится в один из твоих кошмаров. — Так и будет, — шепчет Феликс. — Тогда нам нужно сделать всё возможное, чтобы Джисон не попал к тебе в сон, верно? — Чанбин касается холодных ушей младшего, чтобы тот посмотрел на него. — Расскажи мне, что тебе снилось в последний раз? Феликсу нравится Чанбин, определённо нравится. Нравится его голос, его слова, его тёплое тело и красиво бьющееся сердце. Если бы он мог, то никогда бы не отпускал его, просто всё время сидел бы так, уткнувшись носом в его плечо, и ни о чём не думал. — Мне снилась семья. Они зовут меня к себе, говорят, что так будет лучше для всех. Вообще, мне всегда они снятся. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу их, — голос Феликса чуть дёргается. — Я так хочу, чтобы это всё закончилось... — Всё закончится, когда мы победим, — шепчет Чанбин. Феликс чуть отрывается, переставая обнимать, но тут же берёт чужую ладонь в свои и начинает рассматривать, словно стараясь запомнить расположение каждой клеточки, перебирая пальцы и сжимая их. Тёплая большая ладонь сейчас кажется особенно тёплой и большой. И кисть, такая широкая, сильная, на неё немного непривычно, в сравнении со своей кистью, смотреть, но приятно. Феликс ведёт взглядом до локтя, ладонями обводя руку и стараясь коснуться каждого сантиметра. Чанбину же чуть щекотно от тонких, холодных касаний, но он не возражает, наблюдая, как Феликс осторожно сгибает и разгибает его руку, а затем ведёт выше, с трудом охватывая предплечье и, наконец, добираясь до плеча. — Ты правда сильный, — заключает Феликс, на секунду поднимая взгляд в глаза Чанбину и тут же возвращаясь к плечам. — Ты тоже, — тихо произносит Чанбин, улыбаясь, когда видит, как уголки чужих губ приподнимаются, а густые ресницы подрагивают. Феликс тем временем руками касается шеи, от чего Чанбин чуть вздрагивает, потому что щекотно. — И всё-таки чувствительный, — заключает Феликс, осторожно пальцами касаясь подбородка и ведя ими в стороны, прямо до ушей. — Ты так смущаешься, что у тебя уши покраснели. — Потому что я к тебе никогда не привыкну, — шепчет Чанбин, стараясь поймать Феликса взглядом. Феликс кажется пушинкой, летящим зёрнышком одуванчика. Не потому что он лёгкий, не потому что у него раньше были светлые волосы, просто потому что он — это он. Летит туда, куда понесёт его ветер, потому что сам свой путь выбрать не может, но от этого он и прекрасен. Куда бы он ни полетел — он вырастет в новый одуванчик, большой и сильный. Даже если ветер унесёт его на другую планету — жизнь на этой планете начнётся с него. Феликс — это жизнь. Прямо как зёрнышко одуванчика. — Когда встретил тебя впервые, я понял, что ты не просто человек. Ты самый добрый человек на всей планете, — осторожно говорит Феликс, чтобы не сказать ничего лишнего. — Ты меня видел? — удивляется Чанбин и взглядом показывает на накаченные руки. — Как этот человек может быть добрым? — Тебе не нравится драться, просто любишь красоваться мышцами. Девочкам нравятся такие парни, которые с виду плохие. — А тебе? Феликс замирает, чувствуя, как его щёки непривычно краснеют, а сердце начинает биться чаще. Чанбин улыбается, и Феликс понимает, что ему совсем не нужно ничего отвечать. Чанбину достаточно лишь взгляда, чтобы понять всё. В такие моменты вообще слова будут лишними, молчание будет значить гораздо большее для них. Феликс бегло опускает взгляд на чужие губы, но тут же возвращает его обратно, не решаясь, а Чанбин торопить не будет. У них ещё есть время. У них есть целая вечность. Целая вечность. Жизнь закулисья всегда интересовала Джисона. Люди тут другие, они словно быстрее, смышлёнее других, бегают туда-сюда, чётко зная, в чём заключаются их обязанности. И они знают, как обращаться с артистами, как различить настоящего артиста от подделки, которая старается стать известной. К счастью, Джисон знает, как вести себя, чтобы даже знающий всех знаменитостей человек засомневался, а не упустил ли он из виду ещё одну. Мягкая улыбка, расправленные плечи, уверенный, но чуть уставший взгляд. А ещё непоколебимая воля. Именно так ведут себя люди, которые рождены стоять на сцене. И Джисон, предвкушая, как его выступление изменит жизнь всего человечества, не может вести себя по-другому. Он уже попал за кулисы огромного концерта, теперь остановить его будет очень трудно. — У тебя будет три минуты, — шепчет мужчина Джисону, подмигивая и улыбаясь, надеясь получить большое вознаграждение за свою услугу. Джисон согласен: не каждый имеет возможность получить три минуты эфирного времени на национальном телевиденье между выступлениями популярных артистов. Однако и немолодой человек с глупой седой бородкой должен понимать, что его хитрый поступок никогда ничем не вознаградится. Джисон собирается раскрыть миру правду — это хорошо, но ведь его твиттерский знакомый не может быть до конца уверен в этом. А если бы Джисон преследовал дурные цели? Если бы он покончил с собой на глазах у всех или сказал какие-нибудь непристойные вещи? Так что никакого вознаграждения мужчина не получит, чтобы в следующий раз он думал, прежде чем оказывать кому-то незнакомому такую большую услугу. Но сейчас Джисон, разумеется, тоже улыбается ему в ответ, даря горсть надежды на получение выгоды из этой сделки. Мужчина хлопает его по плечу, и в эту же секунду поворачивается в сторону, собираясь ответить только что позвавшему его человеку. Джисон же, пользуясь возможностью, незаметно уходит, изучая мир закулисья и обдумывая свою речь напоследок. Три минуты — вполне достаточно, чтобы положить начало глобальным изменениям. Джисон достаёт телефон, быстро набирая, возможно, последнее в его жизни сообщение. До его выхода остаётся полчаса, нужно лишь договориться с ещё одним человеком, чтобы тот посодействовал. Беглым взглядом Джисон ищет кого-нибудь из работников, чтобы дать ему флешку с важной презентацией, которую будет необходимо передать в нужные руки. В глаза попадается миловидная низенькая девушка, бегущая куда-то со стороны гримёрных. Джисон ловит её, быстро объясняя, что ему нужно, и та, совсем перегруженная информацией и без просьбы совершенно незнакомого человека, кивает, выхватывая флешку и направляясь в неизвестном Джисону направлении. — Сегодня наверстаю упущенное, — шепчет Джисон, сжимая кулаки. Кажется, он впервые за долгие годы чувствует, как волнение съедает его душу, наполняя её чем-то холодным и чёрным. Страх сцены? Быть не может. Джисон усмехается своим же мыслям, расправляя плечи и набирая в лёгкие воздух. Волнение мигом сходит на нет, а в глазах загорается искра уверенности. И пусть Джисон ещё не знает точно, что будет говорить, когда окажется на экранах телевизоров, на прямых эфирах и перед глазами огромного количества человек, он почему-то уверен, что всё уже прошло отлично. — А сейчас на нашей сцене появится секретный гость… Джисон прикрывает глаза, слыша, как зал заливается аплодисментами и наполняется атмосферой ожидания, сердце в груди колотится часто, оно горит и рвётся на сцену, потому что знает, что именно там сейчас необходимо оказаться. Именно на сцене Джисона ждёт то чувство, тот адреналин и тот азарт, которые он так любит, только в двойном, нет, в тройном количестве. В зале гаснет свет. 1… 2… Открывая глаза и мягко улыбаясь, Джисон уверенно направляется в центр сцены, туда, где стоит одинокий микрофон. И, подойдя к нему вплотную, Джисон берёт его в руки, чувствуя тёплую вибрацию радостной души. Внутри всё сжимается от предвкушения, а глаза стараются рассмотреть каждого зрителя, чтобы понять, каков масштаб работы. Колени чуть дрожат, но не от страха, а от того, что сейчас Джисон собирается совершить самый значимый поступок в его жизни. 3… Пора. — Вы когда-нибудь задумывались, почему мы забываем некоторых людей? Говорит уверенно, не дрожа и не спотыкаясь, а сзади на огромной экране появляется красный знак вопроса, быстро сменяющийся фотографией людей без лиц. Зал затихает, с интересом наблюдая и не понимая, что происходит. — Словно кто-то стирает людей из нашей памяти нарочно. Остаются лишь образы, силуэты, но не более, — Джисон приседает на корточки, смотря в глаза людям, сидящим на первых рядах. — А что, если в мире есть люди, которых мы видеть не должны? Что, если есть такие люди, вспомнив которых, в мире начнётся война? На экране резко появляется видеоролик с нарезками из видео, где случайно были засняты Особенные: Джисон провёл всё оставшееся ему время, ища их на просторах интернета. Девушка, ползающая по стенам, словно она человек-паук. Парень, касанием руки взломавший сейф. Маленькая девочка, которую волной накрыло в море, но она чудом образовала вокруг себя невидимый пузырь и спаслась. Видео, которое Джисон сделал сам: запись с интернет карт, где Джисон приближается к маленьким, разрушенным, сожжённым дотла деревням. — Что, если эти люди обладают разрушительной силой? Что, если мы все живём в детской страшилке, где существуют Особенные, сжигающие деревни дотла? Зал замер окончательно, люди будто даже моргать перестали, Джисон сказал бы, что он наполнился ужасом, но ещё рано. На экране появляются следующие кадры: кадры, за которые Чан точно побьёт его, если они попадут в загробный мир. Совершенно засекреченные кадры из человеческих лабораторий, на которых показывается, как люди мучают, казалось бы, таких же людей, заставляя их изгибаться, кричать и реветь от боли. — К счастью, наше правительство защищает нас от них, — чуть тише прежнего произносит Джисон. — Та девочка, которая была на прошлом видео, умерла в возрасте семи лет, проведя три года в лаборатории. Девушка, ползающая по стенам, уже на следующий день после публикации видео было найдена мёртвой в своей же квартире. Парень, взломавший сейф, который принадлежал ему же, вместо тюрьмы был посажен в пробирки. Зал вздыхает в ужасе, не зная, что ожидать дальше, а Джисон улыбается, и громко, почти крича, говорит: — Слава правительству! Джисон замечает, как из-за кулис на него настороженно поглядывают охранники, которые уже стоят наготове. Но нет, Джисон ещё не закончил. Ему нужно выдерживать красивую паузу, но из-за кулис на него выходят охранники. Видимо, попытки отключить презентацию не сработали. Не зря Джисон подсадил на флешку вирус. — Их убивают, потому что они другие! — Джисон медленными шагами направляется к к середине сцены. — Их убьют, потому что они сильнее! Но задумайтесь… Почему сильнее они, но убиваем мы? Правительство! За этим стоит правительство! Они убивают детей, просто потому что они Особенные! Они заставляют Особенных жаться по углам, прятаться и проводить жизнь на помойках. Джисона хватают, пытаясь вырвать микрофон из рук, но тот сопротивляется, спрыгивая в зал и направляясь к выходу, попутно заканчивая речь. — Сейчас меня пытаются заткнуть. И это значит, что я говорю вам правду. На экране вы видите адреса лабораторий. Что с ними делать — решайте сами! Джисон отключает микрофон и откидывает его в сторону, ускоряясь. На удивление, зал не стал даже оборачиваться в его сторону. Все лишь вставали, приближались, чтобы сфоткать адреса лабораторий и снять на видео крутящиеся на экране кадры жестокости, тем самым мешая бежавшим за Джисоном охранникам догнать сорвавшего праздник негодяя. На удивление, даже на выходе Джисона никто не встретил, и он быстро промелькнул в глазах у стоявших на своих местах охранников и оказался на улице, набирая в лёгкие свободу и улыбаясь во все зубы, чувствуя, как весь мир начинает содрогаться. И это лишь начало. Начало конца. Продолжение следует…