Чёрный одуванчик

Найти хороших друзей тяжело. Но потерять злейшего врага куда труднее.

      Очередное утро наступает совсем незаметно. Джисон лежит на кровати, положив ноги на подушку, а головой прижавшись к закутанным в одеяло ногам Минхо. Он лежит и смотрит снизу вверх, как подрагивают ресницы старшего, как он обнимает его ногу, сам того не осознавая.       Обычно люди находят себе друзей, которые затем становятся врагами. Всего два этапа. Джисон всегда пропускает этап переоценённой дружбы и сразу готовится бороться со всеми подряд во всём, в чём только душа пожелает. И Джисон думал, что для него этапа дружбы не существует вовсе. Но что, если он никогда не пропускал этот этап? Что, если этот этап идёт у него после вражды?       Потому что из врагов, которые знают о тебе всё до мелочей, должно быть, получаются прекрасные друзья.       Джисон чувствует горячее дыхание на своих ногах и мягкие касания, думая теперь вовсе не о том, что хочет посмеяться над Минхо, когда тот проснётся, а о том, как бы не засмеяться прямо сейчас, чтобы не разбудить его. Оказывается, эти похожие друг на друга вещи имеют в корне разное значение.       Минхо жмурится во сне, лишь прижимаясь ближе, касаясь губами гладкой кожи ног, а Джисон улыбается сдавленно, сдерживая смех, в любую секунду готовый вырваться из груди. Однако со слезами от смеха на глазах Джисон не сразу замечает, как глаза Минхо открываются, а затем Джисон чувствует, как Минхо ведёт горячими пальцами по холодной коже его ног от самой ступни до колена, обводя его дважды и посылая тысячи мурашек по телу, а затем медленно, словно опасаясь, ведёт дальше по внутренней стороне бедра. Минхо касается его кожи, как хрупкого стекла, как хрусталя, боясь надавить слишком сильно или провести слишком быстро.       Носом он вдыхает запах любимого геля для душа, который Джисон бессовестно своровал ночью.       Джисон отдал бы всё, чтобы видеть, каким взглядом на него смотрит Минхо сейчас. Затаив дыхание, он закусывает изнутри губу и чуть открывает глаза, не сдерживая бешеный интерес. И когда Минхо убирает мешающее обзору одеяло с середины бедра, Джисон видит его и уже не может сдержать смешок. Сонный, даже не соображающий до конца, Минхо будто пытается выйти из тумана, водя пальцами туда-сюда по шелковистой коже. Его ресницы всё так же дрожат, а взгляд не сводится с лодыжек. Наверное, он ещё спит.       Точно спит.       Сердце в груди бешено бьётся, и кажется, что оно никогда не замедлится. Однако по комнате разносится пронзительная мелодия — чёртов старпёрский рингтон. Минхо испуганно отрывается от Джисона, забывая про туман в голове и сладкий только что снившийся сон.       — Алло? — хриплым голосом отвечает Минхо.       Кто же звонит его любезному врагу с утра пораньше? Джисон не может расслышать даже голоса.       — Да, это я, — Минхо вмиг напрягается, готовясь подорваться с постели, а взгляд его меняется, тут же становится серьёзным и даже напуганным.       Джисон не торопится раскрывать своё бодрствование, поэтому, когда Минхо поднимается из тёплой кровати, он продолжает лежать и тайно смотреть, как Минхо пытается одной рукой напялить на себя брюки, а другой — не уронить телефон, при этом строя из себя серьёзного человека.       — Понял. Я сейчас же там буду, — тараторит он. — Конечно, я приду один. Буду через полчаса.       Минхо убирает телефон в карман, он напуган не по-детски. С кем он говорил, Джисон не имеет ни малейшего понятия, однако он знает одно: куда бы Минхо ни собирался, одного его он туда не отпустит. А судя по тому, с какой опаской он оглядывается каждые десять секунд на него, проверяя, не разбудил ли, Минхо точно не хочет, чтобы Джисон следовал за ним. Значит, следовать определённо надо.       Минхо выбегает из комнаты, а Джисон тут же подскакивает на ноги, находя на стуле-складе более-менее чистые джинсы и немятую футболку. Что-то напугало Минхо чертовски сильно. Что-то, с чем ему одному определённо не справиться. Пусть Джисон и обычный человек, который приносит только неприятности и головную боль, это всё же лучше, чем ничего. Поэтому, с довольной улыбкой, Джисон выбегает из комнаты следом, по пути застёгивая ширинку.       — Джисону ни слова, — слышится звонкий голос с первого этажа.       А затем хлопок входной двери.       Джисон растягивает губы в улыбке. Ему чертовски нравится это чувство, которое не появлялось уже очень давно. Чувство, когда от него пытаются что-то скрыть. Что, если у Минхо на стороне кто-то есть? Какой-нибудь другой враг, о котором Джисону знать не следует, иначе он будет ревновать?       Выпрямляя спину, расправляя плечи и набирая в грудь воздух, Джисон уверенно спускается по лестнице вниз, слыша, как затихают голоса. Феликс сидит с Хёнджином, Чанбин что-то готовит на кухне, но все в одну секунду поднимают взгляды на сонного, но счастливого Джисона.       — Всем доброе утро, — протягивает Джисон, смотря на Феликса, чуть встревоженного.       Феликс улыбается, чтобы скрыть своё волнение, а Чанбин с опаской смотрит, надеясь, что Джисон не станет расспрашивать о Минхо. Однако Джисону и не приходится. Они с Феликсом за эти спокойные дни часто оставались наедине. Его взгляд всегда передавал лишь хрупкую привязанность и верность, хотя Особенный и пытался их скрыть. Феликс остаётся верен своим друзьям, даже если они не общались несколько лет, и Джисон знает, насколько их дружба ценна для мальчишки, у которого кроме неё прошлого не осталось.       А ещё Феликс понимает, что если Минхо ушёл из дома, не выпив чашку кофе, то за него стоит переживать. Поэтому, не дожидаясь вопроса, он начинает первым:       — Знаешь, где находится кафе, которое называют конопляным?       — Феликс, — шикает Хёнджин.       — Как думаешь, если Минхо позвали туда, какова вероятность того, что он вернётся? — возражает Феликс, а затем вновь поворачивается к Джисону. — Так знаешь?       — Это тот, где постоянно находят обкуренных богачей? — Феликс кивает. — А почему вы не пошли за ним, если знаете, куда идти?       — А ты спроси у него, почему то кафе на самом деле называют конопляным, — отвечает Хёнджин. — Идти туда всем вместе — верная смерть.       — Джисон, ты уверен, что должен за ним ехать? — вмешивается Чанбин. — Минхо не хотел, чтобы ты преследовал его.       — Если он имеет право скрывать от меня что-то, то я имею полное право шпионить за ним, — улыбается Джисон, подходя к входной двери. — Я скоро вернусь, — добавляет, замечая на себе полный надежды взгляд Феликса, а затем выходит из дома, заставляя стены затрястись от громкого хлопка дверью.       — Никогда не видел человека, который так активно ищет неприятностей… — вздыхает Чанбин.       Получив звонок от Крапивы, Минхо действительно испугался. Звонок от Крапивы всё равно, что предупреждение о приближающейся смерти. И будь Минхо один, он бы плюнул на этот звонок и не поехал бы никуда, однако у него есть команда. Команда, которую ни в коем случае нельзя подвергать опасности. Поэтому ему легче пойти сдаться самому, чтобы Крапива подумала, что больше никого нет, чем скрыться и ждать, пока за его головой придут, а по пути растопчут и остальных.       После аукциона у всех словно открылось второе дыхание. Минхо не хочет его перекрывать. И никогда не простит себе, если перекроет, ведь победа, которую все уже чувствуют, кажется такой близкой. Минхо сделает всё, чтобы Чёрный одуванчик дошёл до конца. К тому же, есть вероятность, пусть и ничтожно маленькая, что Пак Джинён просто хочет поговорить.       Также у Минхо есть причины, по которым он не хочет, чтобы Джисон, всё время следующий за ним, ввязывался в его встречу с Крапивой, хотя в последнее время младший действительно стал чем-то неотъемлемым в его жизни.       Во-первых, Минхо всё ещё не уверен, что Джисон не уйдёт на сторону врага. Во-вторых, если Джисон попадётся, то точно умрёт при первом же удобном случае. В-третьих, если жизни Минхо будет что-то угрожать, Джисон точно ввяжется в это, а значит, Чёрный одуванчик прекратит своё существование. Ведь Минхо уверен, что без него только Джисону по силам довести их дело до конца. Остальным не хватит отсутствия здравого смысла в голове.       Минхо выходит из машины, поправляя пиджак, и направляется ко входу в кафе «Кассиопея», которое редко называют столь изящным словом. Сердцебиение учащается, а в глазах темнеет. Он ненавидит это место всей своей душой, но если бы он не пришёл, то было бы намного хуже.       На входе Минхо встречает девушка, вероятно, та, которая ему звонила с утра, чтобы сообщить о встрече. Именно она указывает дорогу всем, кто входит внутрь.       Есть два пути — в подвал и в основное кафе. От этого зависит, останется ли человек, вошедший внутрь, жив или погибнет в кошмаре. И видя, как девушка указывает на дверь, ведущую в основное кафе, Минхо еле сдерживается, чтобы не упасть от облегчения, и с натянутой улыбкой проходит внутрь.       — Задерживаешься, Ли Минхо, — слышится знакомый голос.       Пак Джинён сидит, неспешно попивая кофе, а Минхо замирает. Он не ожидал, что лидер Крапивы придёт лично.       — Господин Пак, — Минхо кланяется и подходит ближе.       — Можно просто Джинён. Мы давно знакомы, — с улыбкой произносит мужчина. — Садись. Есть разговор.       Минхо делает так, как сказано. Ещё рано высказывать своё недовольство политикой монстра, с непринуждённым видом сидящего напротив. Однако нога под столом дёргается и выдаёт неприязнь к убийце. Минхо ненавидит его всей душой.       Пак Джинён — синоним слову проклятье.       — Что же вас вынудило встретиться со мной лично, господин Пак? — игнорирует Минхо просьбу обращаться по имени.       Джинён ухмыляется, отпивая напиток из небольшой чашки, а затем поднимает тёмный взгляд на его гостя.       — Ты ведь был на недавнем аукционе, верно? — спрашивает глава Крапивы, а Минхо кратко кивает, откидываясь на спинку кресла.       «Значит, всё-таки где-то прокололись,» — проносится в мыслях, а боковым зрением Минхо замечает плавно двигающуюся тёмную фигуру, от которой несёт его дорогим одеколоном. Делая вид, что не заметил никого странного или знакомого рядом, Минхо с интересом слушает собеседника, надеясь, что всё закончится скоро и без вреда для здоровья.       — На этом аукционе должна была пройти презентация моего продукта, однако что-то или кто-то сорвал её, — мужчина кладёт на стол фотографии и пододвигает их к Минхо. — Я предполагаю, что этот человек замешан. Не замечал за ним ничего странного?       — Понятия не имею, кто это, — сухо отвечает Минхо, сдерживая долю тревоги. — Там было много официантов, я не запоминаю ненужные лица.       — Каким бы ненужным он ни был, мои сотрудницы сказали, что он замешан, — спокойно говорит господин Пак. — Если он один, то проблем не возникнет. Но мне кажется, что у него есть команда. И нужно нейтрализовать их всех. Имя — Хан Джисон, — произносит Джинён по слогам. — Если поможешь найти его и приведёшь к нам, то обещаю, что предоставлю тебе место ближе к верхушке.       Джисон, сидящий за соседним столиком, прислушивается к разговору, понимая, что лучше ему покинуть это кафе, однако бешеный интерес, буквально раздирающий изнутри, не даёт покоя. «Значит, Крапива ведёт за мной охоту? Но зачем было вызывать Минхо на разговор, если поймать меня — проще простого для такой масштабной группировки?» — Джисон тихо шикает, поворачиваясь лицом к барной стойке и делая вид, что рассматривает предлагаемые заведением напитки, а сам продумывает план. Что-то внутри подсказывает, что лучше начать бежать прямо сейчас.       — Я вас понял, — отвечает Минхо, замечая, как фигура Джисона исчезает. — Но я правда не знаю, кто это. Может, простой парень, который захотел славы? Вы уверены, что он опасен?       — Не уверен, — глава Крапивы кашляет. — Просто небольшая проверка, — и улыбается. — Подумай, Минхо, прежде чем отказываться. Тщательно подумай.       Минхо усмехается, понимая, к чему клонит мужчина, с довольной ухмылкой следящий за поведением гостя, поднимается с кресла и кланяется, прежде чем молча покинуть это чёрствое заведение. «У Чёрного одуванчика осталось мало времени, » — эта мысль сводит с ума, разрушая душу по клеточкам. Всё, ради чего Минхо жил, может быть уничтожено в любую минуту. Минхо не знает наверняка, но прямо сейчас господин Пак должен отдать приказ, согласно которому Айва должна быть поймана из-за отказа подчиняться. И по истечению трёх дней этот приказ обязан вступить в силу. Или же, если Минхо прямо сейчас отдаст Крапиве Джисона, они выиграют время и подготовят наступление.       Но Минхо не может так просто отдать Джисона.       Свежий воздух ударяет в лёгкие, а лучи солнца слепят глаза. Минхо делает несколько шагов от выхода из кафе и останавливается. Возле вывески стоит человек со свежей сигаретой во рту и нетерпеливо дёргает ногой. Чёрные очки прилежно висят на кармане джинсов, а растрёпанные волосы резвятся на горячем ветру, как на американских горках. Минхо без слов щёлкает возле сигареты пальцами, зажигая её кончик, а Джисон вдыхает никотин так глубоко, как только может.       — У тебя с собой ключи от Танпопо? Нужно забрать там кое-что, — спокойно произносит Минхо, поправляя пиджак, будто только что ничего не слышал.       — С собой, — так же спокойно отвечает Джисон, выдыхая ядовитый запах, от которого Минхо непривычно щурится. — Но я не думаю, что мне следует уезжать далеко отсюда, — намекает на то, что Минхо может сдать его в лапы Крапиве прямо сейчас, сопротивления не будет.       — Выкидывай эту дрянь и поехали, — игнорирует всякие намёки.       Минхо проходит мимо, направляясь к машине, а Джисон улыбается ему в спину, туша сигарету о каменную стену. Он знал, что Минхо не сможет. Минхо слишком хороший, чтобы быть плохим. Но ничего, за это Джисон его и любит — противоположности притягиваются. И если Минхо не может что-то сделать, то Джисон сделает, не задумываясь.       — Не расскажешь, почему кафе на самом деле называется конопляным? — спрашивает Джисон, запрыгивая в машину.       Минхо выдыхает горячий от гнева воздух, трогаясь с места. Он хотел провести дорогу в раздумьях, но кажется, что Джисон несильно напуган повисшей над ними угрозой.       — Конопля — организация, входящая в состав Крапивы. Она занимается пытками в подвале этого кафе. От запаха, которым там воняет, любая сила нейтрализуется. Адское место.       — А ты знал, попадёшь в подвал или нет, когда сюда ехал? — Джисон чувствует себя дураком, задавая подобные вопросы, но он действительно не понимает, почему Минхо поехал один, если был в курсе, какая опасность может ему угрожать.       — Я был уверен, что попаду в подвал, — отвечает Минхо. — Видимо, судьба сжалилась.       — А если бы не сжалилась? — раздражённо усмехается Джисон. — Ты бы бросил Феликса и остальных? Знаешь, Минхо, как бы силён ты ни был, в голове у тебя пустота. Если бы с тобой что-то случилось, что бы стало с остальными? Они же не выживут без тебя.       — Они сильные, Джисон. Ты не представляешь, насколько, — Минхо крепче сжимает руль, стараясь не отвлекаться на Джисона, который, кажется, из последних сил сдерживает слёзы.       — О да, сильнейшая команда из человека, считающего себя убийцей и при этом никого не убивающего, человека, которому осталось жить считанные месяцы, и подростка, который в любую свободную минуту заходит поиграть в гонки на телефоне.       — А ещё в моей команде есть человек, который всем сердцем хочет уничтожить тех, кто убил его семью, человек, который готов отдать свою жизнь за жизнь другого, и человек, который готов пойти в огонь и воду, лишь бы добиться своей цели, — тараторит Минхо. — И если бы со мной что-то случилось, последний человек довёл бы нашу миссию до конца.       Джисон возмущённо набирает в лёгкие воздух, собираясь высказать всё, что у него в голове и на душе в самых ярких красках, однако Минхо опережает его.       — Но этот человек увязался со мной, потому что он полнейший придурок.       И на этой фразе Джисон взрывается окончательно.       — Это ты полнейший придурок! Они могли убить тебя, идиота кусок! А ты даже не попрощался! Всё, Минхо, не говори мне больше ни слова, я не хочу тебя слышать, — Джисон поворачивается к окну, чувствуя, как внутри жжёт, как во рту после большой порции васаби.       «И чего меня это так злит?» — спрашивает себя Джисон, однако ответ он знает прекрасно, просто не хочет принимать. Минхо молчит всю дорогу, чувствуя ком в горле от того, что наговорил лишнего, но признавать вину — не в его стиле.       Машина останавливается уже через пару минут. Джисон узнает дряхлое здание его бывшего места работы и нехотя выходит на улицу. Минхо глушит автомобиль и идёт следом за поникшей фигурой, останавливаясь лишь возле двери, пока Джисон пытается отпереть замок невидимкой. Разумеется, он соврал о том, что взял с собой ключ, поэтому, когда Минхо раскрывает его обман, замок слетает с двери, расплавляясь от горячей руки старшего. Внутри ничего не изменилось. Лишь стены сильнее потускнели и появилась пара паутин в новых местах, а диван, столы и стулья стоят на прежних местах, покрытые слоем пыли. Джисон проводит пальцем по своему рабочему месту, вспоминая, как ему приходилось засыпать прямо за столом, а Минхо роется в шкафу Кристофера.       — Нашёл? — нетерпеливо спрашивает Джисон, подходя ближе.       — Нет, — быстро отвечает Минхо и подходит к Джисону, заламывая его руки.       — Ты чего?!       Одним движением он забрасывает Джисона на плечо, чувствуя, как младший тут же начинает колотить по спине. Однако Минхо это не останавливает: он проносит Джисона за решётку, усаживая его на деревянную лавку, и выходит, сплавляя дверь с основанием насмерть, чтобы Джисон не выбрался.       — Ты что творишь? — возмущённо спрашивает Джисон, пиная ногой решётку. — Я был с тобой, если ты не помнишь! И я совсем не против, если ты собираешься отдать меня этим придуркам!       — Поэтому я тебя здесь и закрыл! Единственный придурок здесь — это ты! — Минхо успокаивается лишь немного, когда садиться на стул. — Я не собираюсь тебя отдавать Крапиве. И я не выпущу тебя отсюда, если не пообещаешь, что не сдашься им сам.       — Ты совсем? — Джисон нервно смеётся. — У тебя есть шанс выиграть время для своей команды.       — Ты — часть моей команды, — рычит старший, а в глазах загорается пламя. — И по-моему, ты только что меня отчитывал за то, что я не ценю свою жизнь. Так почему сам поступаешь так же?       — А ты почему не хочешь меня убить, когда подвернулся такой шанс? Всегда же твердил о том, как меня ненавидишь.       Минхо замолкает. Джисон тоже. Минхо лишь тяжело вздыхает, а Джисон опускает голову, не в силах оставаться спокойным. Они слишком привязаны друг к другу, чтобы расставаться сейчас. Лучшие враги ближе лучших друзей, ближе даже семьи.       Джисон до последнего отрицал чувства, так внезапно появившееся у него. Сначала он списывал их на ненависть, затем, когда Минхо сказал, что нужно учиться их правильно проявлять, он пытался сделать это. Однако после первой же неудачи Джисон пытался их в себе уничтожить. При каждой попытке убрать Минхо из головы, Джисон начинал ненавидеть себя, потому что как сильно бы он не пытался избавиться от чувств, у него не выходило. Ещё на аукционе, когда охранники схватили Минхо, не оставив ему и шанса, Джисон понял, что ему не плевать. Это больше чем переоценённая дружба, больше чем даже вражда, однако Минхо, так просто раскидывающийся подобными словами, явно не чувствует того же. И это злит неимоверно.       Влюбиться в лучшего врага в планы Джисона не входило. Но в планы Джисона не входило и присоединяться в его команду, и спасать мир. Оказывается, жизнь слишком непредсказуема, чтобы зарекаться о таком. Может, это и не любовь вовсе, но без Минхо Джисон смысла в своём существовании не видит. Только старший принимает его таким, какой он есть, только он позволяет делать всё, что вздумается, только он смотрит восхищённо, стоит Джисону сделать что-нибудь «в своём стиле». Никто кроме Минхо не видел Джисона таким.       Больше всего Джисон боялся открыться перед кем-то, снять все маски и показать все секреты, потому что знал, что может быть отвергнут. Джисон далеко не самый приятный человек, и он это знает. Но перед Минхо он был настоящим, он показал ему всё, что было утаено на долгие годы. Ему казалось, что это весело, когда кто-то знает его с ног до головы и всё равно не может доверять. Ему нравилось играть с Минхо, показывая себя с разных сторон. И он проявил слабость, пропустив Минхо в своё сердце.       — Ты называл меня валяющимся на дороге камнем в выцарапанной улыбкой. Называл меня бесчувственным. Просил не улыбаться. А теперь я ещё и полнейший придурок, — шепчет Джисон, проклиная себя. — Не лучше ли будет, если я исчезну из твоей жизни?       Минхо поднимает взгляд на Джисона. Он думал, что ненавидит его всей душой, но сейчас, видя, как Джисон готов пожертвовать собой ради него, Минхо понимает, что никогда и никем не дорожил настолько сильно. Без Джисона Минхо не стал бы тем, кем является сейчас. Джисон научил его быть смелым, самоотверженным и безумным, научил его верить в себя и свою цель, пусть и неосознанно. Минхо ненавидит его лишь потому, что что бы Джисон не делал, как бы не подставлял его в детстве, как сильно бы не ударял ножкой от стула, как наигранно бы ни улыбался, Минхо не может перестать верить ему. Джисон говорит, что убьёт ребёнка — Минхо верит. Джисон смотрит так, словно влюблён, — Минхо верит. Джисон говорит, что ненавидит — Минхо верит.       — Ты говорил, что больше всего в жизни хочешь убить меня, так убей уже наконец! — кричит Джисон. — Отдай меня Крапиве!       — Мне, как твоему врагу, будет неприятно, если тебя убьёт кто-то другой, — шепчет Минхо, стараясь подбирать правильные слова. — Это нечестно. Они даже не ненавидят тебя.       — Хочешь убить меня сам? — усмехается Джисон. — Так вперёд! Я всё равно пойду к ним и умру там, если ты не прикончишь меня сейчас!       — Я хотя бы заслуживаю этого, понимаешь? Они не достойны тебя! — повышает голос Минхо. — Я запрещаю тебе позволять им лишить тебя даже волосинки!       — Ненавижу тех, что запрещает мне что-либо! Ты же знаешь!       — Отлично, тогда ненавидь меня сколько угодно, хоть до конца своих дней! Ненависть ведь единственное, на что способно твоё сердце! — Минхо рычит последние слова, чувствуя, что задыхается.       Джисон затихает.       В воздух не лезет в лёгкие, и Джисон не понимает, почему силуэт Минхо вдруг становится нечётким, расплывчатым, а на щеках сыро, словно он только что попал под сильнеший ливень. И в груди что-то жмёт, мешая сердцу биться в привычном ему темпе. Джисон даже на секунду подумал, что было бы здорово, если бы оно сейчас остановилось. Он касается тыльной стороной ладони щеки и понимает, что по ней течёт слеза.       — Иди ты к чёрту, Ли Минхо... — всхлипывая, ругается Джисон, стараясь впитать все слёзы обратно, чтобы старший их не видел.       Руки начинают дрожать, а глаза покрываются пеленой всё плотнее, мешая Джисону смотреть на лицо Минхо. А чувство, раздирающее внутри на миллионы частиц, мешает говорить. Минхо поднимает взгляд на Джисона, а тот скатывается вниз по стене, чувствуя впереди лишь тупик. Ещё вчера казалось, что победа у них перед носом. А теперь кому-то из них придётся от неё отказаться.       Наверное, Джисону стоило раньше уйти из Чёрного одуванчика. Один он бы принёс куда больше пользы миру, куда больше наслаждения себе. Он бы сражался один. Он бы не привязался к Минхо, как щенок, красоту которого никто кроме него не замечал.       — Выпусти меня, — просит Джисон, не переставая шмыгать носом. — Тысячи жизней вместо одной, Минхо.       — Не могу, — мотает головой Минхо.       — Почему? Почему не можешь, Минхо? — Джисон ударяется головой о стену. — Сам же сказал, я только на ненависть способен. Не лучше ли мне будет пойти и проявить её, а?       — Я закрою тебя здесь. И не выпущу, пока всё не закончится.       — У нас нет столько времени, чтобы тратить его на это, Минхо, — Джисон на коленях подползает к холодной решётке и хватается за неё тёплыми ладонями. — Будь ты на моём месте, ты бы сдался им, верно?       — А будь ты на моём месте, отпустил бы меня?!       Джисон задыхается, ловя на себе этот взгляд. Вновь огонь. Как будто в любую секунду Минхо сожжёт его, сам того не осознавая.       Теперь Джисон понимает, зачем Крапива изобрела этот чёртов эликсир. Чувства не совместимы с миром, где люди каждый день рискуют жизнью. Даже ненависть приводит сюда. Приводит к проигрышу. Несправедливо, неприятно и до ужаса нечестно.       Минхо слышит ответ на свой же вопрос в чужих всхлипах.       — Чёртов Хан Джисон… — произносит Минхо, подползая к нему и вставая на колени по другую сторону решётки. Он треплет Джисона по волосам, смотря на то, как Джисон, некогда совсем дикий мальчишка, стоит перед ним на коленях и плачет.       — Кушать хочу, — вздыхает Джисон, всхлипывая.       Минхо смотрит, сожалея и извиняясь, так, словно из-за его решения, которое он вот-вот примет, на небе постепенно начнут гаснуть звёзды. Он доставаёт из кармана завалявшуюся там конфету, протягивает её Джисону сквозь решётку и смотрит, как Джисон дрожащими пальцами забирает её, шурша фантиком, и кладёт на язык, чувствуя сладкий привкус.       — Терпеть тебя не могу, — но слёзы от вкуса сладости наглеют, начинают течь лишь быстрее. — Ненавижу тебя, Ли Минхо, — всхлипывает красным носом. — Чтоб ты провалился…       Минхо просовывает руки сквозь решётку, притягивая Джисона к себе и поглаживая по голове, чтобы тот успокоился.       — Я думал, что ты шутил, когда говорил мне… всякое, — шепчет Минхо. — Почему не сказал мне?       — Я п-пытался! Я был рядом, помогал и почти не оскорблял, как ты и просил. Но это больно! Это ужасно! — говорит Джисон и шикает, вжимаясь в плечо, лишь бы не чувствовать стекающих по щекам слёз. — Лучше бы тот долбанный эликсир сработал в детстве. Лучше бы я реально никогда не мог чувствовать, — с каждым словом слёзы льются быстрее.       Минхо прижимает Джисона к себе крепче, вдыхая запах своего шампуня, а Джисон, всхлипывая, пачкает его своими слезами. Минхо понимает, сколько обидных слов наговорил младшему за всё это время, потому что верил, что Джисону плевать на них. А Джисон не отворачивался от него ни на секунду, продолжал быть рядом. И когда он приставил лезвие к шее Аиды, Минхо даже не подумал о том, что он мог ранить себя, чтобы помочь ему. Даже после того, как Минхо называл его придурком, Джисон все равно был рядом и был готов сдаться Крапиве, чтобы помочь. Даже сейчас, когда Джисон говорит, что не хочет ничего чувствовать, он все равно сжимает Минхо так, словно никогда больше не отпустит.       — Я идиот, Хан Джисон, — тихо говорит Минхо.       — То, что я сейчас плачу, не значит, что я не смогу победить тебя, идиот. Раскаиваясь и признавая свои грехи, не надейся, что я уступлю. Я сбегу, как только ты отвернёшься, — угрожающе говорит Джисон, сжимая зубы.       — Я знаю.       Минхо отрывается от Джисона, накаляя каждую клеточку тела и касаясь решётки, которая в ту же секунду становится мягкой, как пластилин. Минхо раздвигает её в стороны так, чтобы Джисон смог выползти из неё без проблем. И Джисон, подтирая красный нос, вылезает, становясь на расстояние вытянутой руки.       — Я не в праве приказывать тебе, Хан Джисон, — сдаётся Минхо.       Джисон усмехается, рукавом вытирая остатки слёзы и прерывисто выдыхая.       — А я вправе приказывать тебе, — говорит он. — Ты не ответил мне взаимностью. Так что ты и правда не имеешь права задерживать меня у себя хоть на секунду.       — Но...       — Не волнуйся, — просит Джисон, не смотря в глаза. — Это был просто такой эмоциональный ход, чтобы победить тебя. Я всё ещё тебя недолюбвливаю. Ха-ха, а ты поверил? Какой же ты тупой, Ли Минхо, — парень произносит эти слова почти безэмоционально, всё ещё пытаясь прийти в себя. — Я сдамся Крапиве не потому, что ты имеешь для меня какое-то там значение. Я сдамся Крапиве, чтобы найти её слабые места и задержать, пока ты собираешь армию.       Минхо грустно усмехается, накрывая Джисона объятиями. Джисон не говорит, что Минхо забыл остудить тело, что в эту секунду он делает Джисону очень больно, он вообще не произносит ни звука, желая лишь сгореть дотла на месте.       — Ненавижу объятия, — шикает Джисон.       — Почему? — спрашивает Минхо, чувствуя, как колотится сердце младшего.       — Один добрый человек сказал, что они созданы, чтобы прятать лица.       Минхо выдыхает прямо на ухо, а Джисон тает, наконец обнимая в ответ.       — Попрощаешься с остальными? — Минхо говорит мягко, выдерживая небольшую паузу, чтобы младший выдохнул и успокоился, сжигая изнутри своим теплом. — Закажем чего-нибудь вкусного.       — Нет времени на это, — Джисон мотает головой. — Уверен, что Пак Джинён знает о Чёрном одуванчике. Он просто играется, делая из нас идиотов. Так что я должен поговорить с ним и показать, что лучше ему меня идиотом не выставлять.       — Старый-добрый Хан Джисон возвращается? — смеясь, спрашивает Минхо.       — Нет. Этот Джисон будет намно-о-ого хуже, — смеётся Джисон в ответ.       — Тогда не будем терять время?       — Да. Отпускай меня уже. Надоел.       Джисон мог бы продумывать план, строить теории, пытаться придумывать запасной вариант на тот случай, если его смерть окажется неизбежной. Однако все это бессмысленно, пока не найден ответ на вопрос: «Как ему удалось провернуть величайший спектакль человечества: остановить войну?». Джинён знает всё, он определённо не глуп. Только вот откуда?       Странно. До того, как Джисон устроился в Танпопо, он считал, что величайшее зло — богачи, остающиеся безнаказанными после всех своих преступлений, способные мило улыбаться после убийств. С приходом в Тампопо главным злодеем был Минхо. А теперь — Джинён.       Чтобы найти ответы на все вопросы, стоит начать собирать их по порядку, с самого начала: с войны. Как одному человеку, до этого неизвестному, удалось остановить её? За кого он воевал и почему вдруг решил прекратить её? Почему все люди вдруг забыли о существовании Особенных, если та война длилась не один век? Зачем Джинёну эликсир жизни, уничтожающий все эмоции? Чего он боится? И против кого собирается сражаться теперь? Джисон тяжело вздыхает, закрывая глаза и сосредотачиваясь. Пожалуй, начать стоит ещё раньше: кто такой Пак Джинён?       «Точно!» Дети двадцать первого века знают наверняка, где найти ответы на все вопросы. Джисон, сидя на переднем сидении автомобиля и слушая разговор Минхо с кем-то, достаёт телефон из кармана и гуглит злополучное имя. Минхо же, заканчивающий разговаривать о назначаемой через два часа встрече по телефону с другими группировками, с интересом смотрит на закусывающего нижнюю губу напарника.       — Я всех предупредил. Встреча через два часа, — произносит Минхо, надеясь, что Джисон сам расскажет, что с таким энтузиазмом ищет в телефоне.       — Хорошо, — отвечает младший, поднимая взгляд. — У нас есть два часа?       — Да, — кивает Минхо. — Чем-то хочешь заняться?       Джисон с ухмылкой убирает телефон обратно в карман и пристёгивает ремень безопасности, он ведь волнуется о своём здоровье.       — Едем в парфюмерный магазин. В твой любимый парфюмерный магазин, — заявляет, никак не объясняя.       — И почему я не удивлён? — спрашивает Минхо сам у себя, заводя машину и стараясь не задаваться лишний раз вопросами. У них и так мало времени осталось, чтобы тратить его на объяснения друг перед другом.       — И перед этим заедем в канцелярский.       — Хорошо, — на сдержанном выдохе соглашается Минхо, выдавливая из себя улыбку. — Если это не часть твоего гениального плана, а просто способ поиздеваться, я высажу тебя у первого попавшегося столба.       Джисон смеётся. Кажется, это самый издевательский гениальный план, который он только мог придумать.       — Ты сомневаешься в моей адекватности? — спрашивает Джисон.       — Ты сам-то веришь в её существование? — отвечает вопросом на вопрос Минхо с иронией в голосе, выезжая на дорогу. — Может, расскажешь план?       — Скажу только одно, — Джисон щурится, улыбаясь, — тебе стоит следить за новостями этой ночью.       Разумеется, Джисон не собирается портить сюрприз, к тому же, когда большая его часть будет состоять из импровизации и дикого желания победить. Ну, если же победить не удастся, Джисону будет достаточно просто уйти красиво. И Минхо, несмотря на все опасения, понимает это. Потому что Джисон — каким бы он простым человеком ни был — точно не простой человек.       — Мне звонит Минхо, — тараторит Феликс, поднимая трубку и уходя в свою комнату на случай, если это что-то личное.       Хёнджин, сидящий на крае дивана, остаётся наедине с Чанбином, заваривающим чай для четырёх поселенцев дома, не считая младших, потому что те ещё спят. Однако молчание, на которое рассчитывал Хёнджин, не длится долго. Чанбин, увидев, что Феликс убежал, заканчивает наполнять кипятком последнюю чашку и подходит к Особенному, садясь перед ним на корточки и заглядывая в глаза, словно пытаясь прочитать, что у того на душе.       — Чан выглядит неважно, — тихо произносит он. — У него след около губы, как после касания с медузой. Он там уже давно, но сегодня особенно яркий. Даже тоналка не помогает.       Хёнджин молчит. То, что Чанбин понял, что происходит, очевидно, поэтому нет смысла наигранно удивляться или оправдываться. Его застали врасплох.       — Я не собираюсь влезать в ваши дела и ни к чему тебя не обязываю, но знай: всё, что делает Чан в этой жизни, — это его осознанные решения.       — Он оттолкнул меня. Уже давно, — шёпотом сознаётся Хёнджин, потому что по необъяснимой причине доверяет тёмным глазам напротив. — Я не знал о том, что поранил его…       — Просто оттолкнул? — Чанбин словно видит насквозь. — Мне он сказал, что не понимает, что с ним происходит. Послушай, Хёнджин. Он всю сознательную жизнь ненавидел Особенных и клялся лично мне, что уничтожит их всех до единого. Но тут появился ты. И я не узнаю своего друга. Он не понимает, ради чего теперь живёт.       — И что ты мне предлагаешь?       — Помоги ему понять.       Слова Чанбина звучат серьёзно, по-взрослому, мудро, словно он провел часы бесед со своим начальником, чтобы понять, что с ним происходит.Хёнджину остаётся лишь слушать, смотря куда-то сквозь и исчезая в своих мыслях, пока тёплая ладонь Чанбина не ложится на его пальцы и не возвращает в реальность.       — А вообще, я не за этим подошёл. Мне нужна твоя помощь, — неожиданно шёпотом просит Чанбин. — Я хочу защитить Феликса, хотя бы в моральном плане.       — Феликс сильный, — сразу отвечает Хёнджин, убирая свою руку из-под чужой. — Он живёт так уже не первый год. Все эти кошмары, постоянные погони, чувство вины… Если его и может кто-то защитить, то он сам.       — Все твердят, что он сильный, — с грустью в голосе усмехается Чанбин. — Но он сам в это не верит.       — Помоги ему поверить, — Хёнджин пожимает плечами.       Чанбин замолкает, медленно кивая и смотря куда-то в пол, а затем чётко говорит: «Хорошо», — встаёт, почёсывая голову, и повторяет это ещё раз, уже разворачиваясь и направляясь обратно на кухню. Тут из комнаты выходит Феликс, медленными шагами возвращаясь на место, где сидел пятью минутами ранее.       — Что-то случилось? — осторожно спрашивает Хёнджин, видя напряжение на чужом лице.       — Кажется, да, — отвечает Феликс, вздыхая. — Он сказал, что назначил встречу со всеми группировками, которые готовы сражаться против Крапивы. Она через два часа за городом.       — За городом? Мы же собирались в моей студии встретиться…       — Минхо сказал, что её будет маловато…       — Ты тоже поедешь? — вмешивается в разговор Чанбин, не сумев скрыть волнение в голосе, но увидев взгляд Феликса, явно ещё не знающего ответа на этот вопрос, просто улыбнулся и кивнул. — Идите чай пить. Я всех разбужу.       Чанбин заставит Феликса поверить, что он сильный. Чего бы ему это ни стоило.       Остановившись по дороге у канцелярского, где Джисон купил голубой и красный фломастеры, машина наконец подъезжает к огромному торговому центру, под светом солнца сияющему так, словно он состоит из кристально чистых зеркал. Джисон выползает из машины, осматриваясь по сторонам и потягиваясь, чтобы размять мышцы после получасовой езды по как никогда оживлённому городу. Следом из машины выходит Минхо, поправляя ворот рубашки и отряхивая и без того чистые брюки, из-за чего Джисон сквозь зубы усмехается. Мир меняется, его жизни вот-вот может прийти конец, на днях начнётся война — а забота Минхо о своём идеальном образе остаётся неизменной. Вообще, Джисон в этом плане похож на Минхо. Только Особенный делает всё, чтобы выглядеть на пять звёзд, а Джисон делает только то, в процессе чего он будет точно неотразим.       — Идём, у нас мало времени, — торопит Минхо, непривычно хлопая Джисона по спине и направляясь ко входу, а Джисон лишь закатывает глаза и медленно плетётся следом.       Парфюмерный магазин, постоянным клиентом которого является Минхо, выглядит дорого, все консультанты ходят с прямой спиной, улыбаются, вежливо предлагают помочь. Как только Джисон с Минхо зашли внутрь, один из работников осторожно выдвинулся им навстречу, словно пытаясь сначала изучить посетителей, чтобы подобрать им лучший вариант. Однако Джисон замечает сразу — не простой человек этот работник: судя по его бегающему взгляду, с Минхо он знаком давно, а вот присутствие Джисона рядом ему явно не нравится. Что-то его сбивает с толку. И это лишь подтверждает догадку Джисона, за проверкой которой он сюда пришёл.       — Добрый день, — здоровается консультант, решив игнорировать присутствие «лишнего» человека рядом. — Вам что-то из того, что вы берёте обычно?       — Да, — отвечает Джисон вперёд Минхо, чтобы на него обратили внимание. — Моему начальнику то же, что и обычно.       — Хорошо, — улыбается, но кончики губ чуть дёргаются.       — И можете подобрать что-нибудь мне? Что-нибудь со сладкими нотками, — добавляет Джисон и мило улыбается, как ни в чём ни бывало.       Консультант спокойно отходит в сторону, взглядом ища что-нибудь подходящее, а Джисон достаёт из кармана фломастеры и торопливо рисует ими на двух неиспользованных блоттерах. Один — голубой, другой — красный. Перепутать невозможно. Минхо же с интересом следит за происходящим, держа в руках то, что пихает ему младший, чтобы ничего не уронить ненароком, пока консультант не возвращается с двумя флаконами. А как только он возвращается — ему не удаётся сказать ни слова.       — О, они подойдут идеально, спасибо, — тараторит Джисон, выхватывая их из чужих рук и прыская одним одеколоном на голубой цвет, другим — на красный.       Теперь за ситуацией следит и консультант, пытающийся понять, что происходит и почему человек, которого он видит в первый раз, не удосужился даже послушать аромат, сразу выхватил его, будто верит на слово. С улыбкой на лице, Джисон оглядывает магазин и замечает девушку, с интересом разглядывающую что-то по акции сквозь витрину. Ни секунды не сомневаясь в своём решении — ведь девушка точно обычный человек, — он подбегает к ней и улыбается ещё шире.       — Здравствуйте, у нас тут возник спор, какие цвета вы видите? — Джисон вытягивает перед собой блоттеры, чтобы девушка могла точно ответить на вопрос. Девушка же с недоумением смотрит то на Джисона, то на бумажки, то на Минхо, который вообще не понимает, что происходит.       — Голубая и красная, — пожимает плечами, словно здесь должен быть какой-то подвох.       А подвох однозначно есть.       — Спасибо, — Джисон прячет блоттеры за спину. — Вы уверены, что там именно эти цвета?       — Да, — усмехается девушка. Она ведь не считает себя дальтоником.       — Какие, напомните? — просит Джисон, чуть щурясь и морща нос в ожидании ответа.       — Так… — губы девушки распахиваются, чтобы немедленно ответить, но она не произносит ни звука больше. Она не помнит. Не помнит, хотя не прошло даже минуты с того момента, как две цветные бумажки были прямо перед её носом. — Красный и… — она пытается вспомнить, но все цвета чередуются в голове и ни один не хочет заполнять пробел в памяти. — Они были красные, — наконец, отвечает, мотая головой, будто другого ответа и быть не может.       — Точно, — улыбается Джисон. — Спасибо, — и отходит в сторону, довольно смотря на Минхо.       Минхо неловко кивает консультанту, явно напрягшемуся после этого диалога и, оставив все флаконы, что он принёс, хватает Джисона под руку, выводя из отдела так быстро, как только возможно. Минхо понял, что Джисон имеет ввиду. И он определённо чувствует себя величайшим в мире идиотом, потому что не понял этого раньше, но никогда этого не признает.       А Джисон плетётся следом, наслаждаясь своей гениальностью и совершенно игнорируя тот факт, что консультант явно имеет связь с Джунёном и точно сообщит ему о случившемся. Но это уже неважно. Джисон на шаг ближе к разгадке — этого вполне достаточно, чтобы почувствовать себя чёртовым гением.       Лишь когда Джисон оказывается запиханным в машину и пристёгнутым к сиденью, чувство маленькой победы немного успокаивается. Когда Джисон загуглил имя Джунёна, единственное, чем он знаменит на весь интернет, — парфюмы. Он занимается этим уже давно, ещё во время войны он устроился работать консультантом в один популярный магазин, позже познакомился с создателем своих любимых парфюмов и учился у него. Его имя стало известно миру лишь двадцать лет назад — когда Крапива начала расцветать, а война прекратилась. Джисон запомнил название одеколона, которым пользуется Минхо, — это один из известнейших ароматов Джунёна. Так Джисон и понял, что за этим что-то есть.       Иначе почему родители, чей ребёнок стал Особенным, — помнят своё дитя? И в то же время, почему самых опасных Особенных обычно никто не замечает, даже если у них состояние в несколько миллиардов? Всё дело в парфюме! И в чёртовых консультантах, которые моментально могут отличить Особенных от простых людей и всунуть им флакон, который рассеивает внимание.       — Первый пункт вашего плана — уничтожение главного завода Джунёна, — командует Джисон, пока Минхо приходит в себя и осознаёт происходящее. — Привлечение СМИ, полиции, общественных деятелей и молодёжи я беру на себя.       — Понял, — вздыхает Минхо. — Но… как ты это понял?       — Пак Джинён — известный парфюмер. И как видишь, активно пользуется этим, чтобы подкорректировать воспоминания людей, — улыбается Джисон. — Консультанты в магазинах заточены на поиск Особенных. Они просто дают им немного другие флаконы с добавлением какого-то элемента, рассеивающего внимание, и тем самым люди, которых они встречают, быстро забывают об их существовании, — от удовольствия разгадки хочется ёрзать на сидении, но Джисон лишь наигранно вздыхает. — Да, Минхо… так быстро сдаёшь позиции… Это же очевидно!       — Какая же ты заноза. Когда ты там в плен собираешься? Не опаздываем? — так же наигранно ворчит Минхо, смотря на часы, а Джисон заливается довольным лисьим смехом. — Чувствую, тебе уже не терпится там оказаться.       Джисон бьёт Минхо по плечу, не жалея силы, а тот мычит от неожиданности.       — Я вот только одного не пойму, Минхо, — сквозь смех говорит Джисон, постепенно успокаиваясь и становясь слегка серьёзным. — Чего так сильно испугался Джунён, что смог остановить войну?       — Разве он сделал это не потому, что ничего не боится?       — Да брось… — шикает Джисон. — Он остановил войну, будучи никому не известным наёмным рабочим, собрал вокруг себя целую армию! А также почти уничтожил всех лечащих, создал эликсир жизни, уничтожающий эмоции, и со дня на день начнёт войну с нами. Думаешь, этот человек делает это от чистого сердца, а не из-за страха?       — Человек может остановит войну ради человека, — произносит Минхо, немного подумав. — Как мама, готовая на что угодно ради спасения своего ребёнка. Он делает это ради кого-то.       — А на чьей стороне он воевал? — Джисон задаёт вопрос, неожиданный для самого себя. — Сейчас он убивает всех: и людей, и Особенных.       — Неправильный вопрос, — мотает головой Минхо. — За кого воевал тот, ради кого он прекратил войну и ради кого теперь убивает всех?       — Очевидно, тот, кому могли навредить и те, и другие… — Джисон закусывает нижнюю губу. — Стой! Я сам! — заявляет, хотя Минхо перебивать не собирается. — В любой войне любому войску нужны врачи и девушки. Два варианта.       — Возможно, лечащий? — спрашивает Минхо у Джисона, взгляд которого мгновенно загорелся так, словно он знает все ответы. — Я просто предположил. Феликс, например, вообще от всех прячется, потому что и Особенные, и люди его на запчасти разберут, если поймают.       — Да! Да, чёрт возьми! — Джисон поджимает ноги к груди, кедами пачкая кожаное сиденье, однако Минхо всё равно на это, ведь сияющая улыбка лучшего врага всех времён забирает всё внимание. — Это точно был лечащий… — чуть успокоившись, заключает младший. — Даже если бы это была девушка, скорее всего она — обычный человек, и убить её могла лишь одна сторона, а не две сразу. А лечащий действительно был сладкой мишенью для обеих сторон. Только остаётся один вопрос.       — Почему сейчас он убивает лечащих сам? — заканчивает мысль Джисона Минхо, и младший кивает, подтверждая её правильность. — Стал тем, кого ненавидел… Так же, как и я. Так же, как и Чан. Всё происходит из-за ненависти и желания всё исправить.       — Мы очень близки к разгадке, Минхо, — шепчет Джисон, сжимая колени потными ладонями.       Минхо видит, что переживает Джисон в эту секунду, когда любой отвлекающий фактор может навсегда перекрыть выход к желанному ответу. Поэтому Джисон потными ладонями до покраснения трёт по коленям, кусает изнутри губу и смотрит в одну точку, не отрываясь ни на секунду. Потому что сейчас он в потоке мыслей, в чертогах разума, как говорил Шерлок Холмс.       — Что мы упускаем? Мы упускаем что-то… огромное, — Джисон ёрзает на месте, хватаясь за голову и заставляя себя заметить. Заметить что-то настолько очевидное, что мельтешит перед глазами у каждого человека, что является настолько обыденным для каждого на нашей жалкой планете, что мы уже не в силах вычленить это и заметить.       — Мы упускаем чувства, — тихо произносит Минхо, чувствуя, как напряжение в воздухе немного рассеивается, как успокаивается Джисон, обдумывая поступившую идею.       — Мы упускаем страх. Пак Джинён боится. Он не просто боится, он замаскировал собственный страх в мире и сделал его частью нашей жизни. И мы упускаем этот страх, потому что он стал слишком обыденным.       — Меня пугает, когда ты говоришь серьёзные слова, — признаётся Минхо, чуть улыбаясь. — Пак Джинён чувствует страхи других людей. Думаешь, потому что?..       — Потому что он сам боится всего, чего боимся мы, — кивает Джисон. — Зачем ему эликсир, уничтожающий эмоции? Разве не потому, что он знает, на что давить? А почему он знает, на что давить? Он Особенный, который чувствует эмоции других. И он перенял себе эмоции всего мира. Иначе почему какого-то парфюмера боятся сильнейшие Особенные?       — Особенность…       В машине повисает тишина. Та самая тишина, которая возникает обычно, когда в один момент разгребаешь все долги по учёбе. Та самая тишина, которую слышат люди, покоряющие вершины гор. Та самая тишина, которую ощущаешь каждой клеточкой тела, когда тебе разбивают сердце. Тишина, заполняющая наш мир и все его пробелы. Тишина, которой наполнен каждый из нас.       — Какой же ты смешной, Минхо, — улыбается Джисон, произнося это тихо и действительно немного сожалея.       Ремень безопасности отстёгивается дрожащими руками, а потерянный счастливый взгляд человека, который нашёл ответ, поднимается, чтобы посмотреть в горящие глаза на прощание. Минхо хочет возразить, но ком стоит поперёк горла, запрещая. Лишь немое мотание головой выражает протест старшего, однако Джисон на это улыбается чуть шире и моргает чаще, чтобы скрыть волнение и желание выплеснуть все эмоции наружу. И лёгкий кивок — знак решительности. Отговаривать бесполезно.       — Я должен, — и ещё один кивок: на этот раз вопрос, чтобы убедиться, отпускает ли Минхо. Не то чтобы его решение играло роль, ведь для себя Джисон это решение уже принял, просто не хочется прощаться на печальной ноте. Минхо поджимает губы, кивая в ответ.       — Мы ещё встретимся. Встретимся и продолжим нашу вражду, — неуверенно говорит Минхо и грозит пальцем. — Только попробуй умереть не в моих руках. Я не прощу это тебе никогда.       Джисон усмехается, касаясь ладонью головы Минхо и поглаживая его по мягким волосам напоследок. Он знает, что делать, чтобы вернуться. И он определённо это сделает, чего бы ему это ни стоило.       — Ты проиграл мне желание, помнишь? — спрашивает Джисон, надавливая на макушку Минхо, чтобы тот слушал внимательнее. — Вот моё желание: если мне суждено умереть в ближайшие дни, я хочу сделать это на твоих руках. Понял? И чтобы было максимально ярко.       — Не сомневайся во мне, — отшучивается, получая лёгкий подзатыльник.       — Ну… я пошёл?       — Говоришь так, как будто мой ответ имеет значение, — наигранно закатывает глаза Минхо.       — И то верно, — пожимает плечами Джисон, открывая дверь машины.       Минхо уныло улыбается, провожая фигуру, вылезающую на улицу, взглядом. Джисон с хлопком закрывает дверь, махая ладонью в окно, как будто просто идёт гулять по центру города с друзьями, и широко улыбается. Минхо кивает ещё раз, чуть приподнимая уголки губ и заводя машину: дальше путь предстоит пройти без Джисона, а значит — максимально быстро.       Джисон отворачивается от Минхо, прежняя улыбка вмиг спадает с его лица, а ладони сжимаются в кулаки. Он готов. Готов встретить того, кто остановил войну, и показать ему, чего на самом деле он боится. Продолжение следует…