Сожжённые крылья

— Вон он! Лови его! Держи-и-и! — раздавались звонкие мальчишеские голоса позади. Сережа бежал что есть сил. Он перепрыгнул через низенькую лавочку и бросился дальше, к маленькому сараю, где хранились инструменты. Мальчишки были уже совсем рядом, а бежать быстрее Сережа не мог, поскольку движение затрудняли прижатые к груди сложенные руки, в которых дрожал маленький комочек перьев. Это был выпавший из гнезда воронёнок. Сережа увидел его первым и собирался уже лезть на дерево, что вернуть малыша обратно в гнездо, но не успел. Буквально через секунду к нему бросились пятеро мальчишек, гроза их детского дома. Промышляла эта банда в основном издевательствами над животными и не упускала случая обидеть кого-нибудь из младших. Сережа часто становился жертвой их травли. Он был маленький, худенький, необщительный, и притом волосы его отливали закатным пожаром. Над одиноким мальчиком, тихонько рисующем в тетрадке, было очень легко посмеяться. Например, плюнуть в него жеваной бумажкой, или насыпать мокрого песка в постель, или изрисовать ночью зубной пастой. А уж травить, словно лань, Сережу Разумовского было самым любимым развлечением. Сережа не мог за себя постоять. Он никогда не жаловался воспитателям и учителям, а сам отпор не давал исключительно потому, что не переносил насилие ни в каком виде. К сожалению, его идеи разделяли далеко не все. И вот теперь, осторожно прижимая к себе птенца, Сережа бежал вперед, почти не разбирая дороги. Он не мог отдать им малыша на растерзание, просто не мог. Между лопаток пронзило острой болью. — Попал! Цельтесь в него, ребята! Горсть мелких камешков полетела в Сережу. Часть пролетела мимо, но кое-какие больно стукнули по затылку и плечам. Сережа нырнул за угол сарая и прижался к нему спиной, переводя дух. Только теперь он понял, как сильно колотится сердце и как колет в левом боку. Птенец в руках дрожал и раскрывал клювик в немом крике. Сережа утер грязной ладошкой катящиеся по щекам слезы. Он понимал, что чувствовал птенец — оказаться совсем одному в незнакомом враждебном мире. И никто не придет на помощь. Где-то совсем рядом закаркала ворона. Сережа поднял голову и увидел птицу — та сидела на ветке и смотрела прямо на него. — Твоя мама? — тихо спросил он у птенца. Нужно было немедленно отдать вороненка родителям. Сережа осторожно высунулся из-за угла и осмотрелся. Хулиганов не было видно, но вряд ли они успели уйти далеко. Разумовский подошел к дереву и полез вверх. Лезть было неудобно, поскольку в левой ладони он держал птенчика. Наконец Сережа смог дотянуться до гнезда и посадить туда малыша. Взрослая ворона снова закаркала, ей мгновенно вторили остальные. Сережа оглянулся по сторонам и невольно поежился — со всех сторон на него смотрели птицы. Шелест крыльев окружал его. Разумовский начал спускаться. — Вон он! Держи его! Толпа бросилась к дереву. Сережа рванулся вниз, содрав кожу на ладонях и оцарапав коленку. Когда до земли оставалось метра два, он вдруг потерял опору и рухнул прямо на землю. От удара перехватило дыхание. А мальчишки уже окружили его, на лицах светились нехорошие улыбочки. — А вот и наш защитник живой природы! Что будем делать? — Бей его! — крикнул кто-то. На Сережу посыпался град ударов. Он съежился, закрывая руками голову, но не проронил ни звука. Наконец хулиганы насытились его страданиями. Сережа еще несколько минут продолжал лежать без движения. Все тело ныло, голова кружилась, немного подташнивало. Казалось, весь мир против него. Он осторожно встал. Перед глазами немного плыло. Сережа вытер сочащуюся из разбитого носа кровь грязным рукавом и, прихрамывая, побрел в туалет. Показаться в таком виде воспитателям было выше его сил. К счастью, в туалете никого не оказалось. Сережа открыл кран, помыл руки и умыл лицо, после чего внимательно всмотрелся в свое отражение. Под правым глазом наливался синяк, на щеке набухла ссадина, кровь из носа успела заляпать его футболку. Синяки покрывали его руки и ноги. Разумовский смотрел на себя несколько минут, а потом губы его скривились, и он разрыдался, вцепившись зубами в костяшку пальца. Почему, почему он такой беспомощный? Почему именно над ним так любят издеваться? И нет друзей, ни одного друга, кто мог бы хотя бы поддержать. Сережа был один на всем белом свете. Он не помнил своих родителей. У него не было родственников, которые могли бы забрать его. И никто никогда не интересовался им, чтобы усыновить. Видимо, Сереже предстояло прожить свою жизнь в полном одиночестве. — Какой храбрый птенчик, — вкрадчиво и тихо произнес кто-то. Голос был странный, чужой, каркающий. Сережа вздрогнул и оглянулся. Свет проникал в помещение через маленькое окошко под самым потолком. Обычно в туалете включали свет, прежде чем зайти, но сейчас Сережа был настолько расстроен, что забыл это сделать. Он думал, что здесь никого нет. Но это была ошибка. — Кто здесь? — спросил он дрожащим голосом, — покажись! Наверняка кто-то из старших. Спрятался в одной из кабинок и теперь пугает его. — Ты совсем один, не так ли? Голос звучал словно отовсюду. Сережа напрасно крутился и пытался найти источник звука. — Хватит смеяться надо мной! Покажись! — Это не самая хорошая идея, птенчик. Вот теперь Сереже стало страшно. Он всхлипнул, дернулся было к двери, но споткнулся буквально на ровном месте. В тот же миг что-то темное метнулось к нему, вокруг раздался шорох… крыльев? — Нет! Пустите меня! Не трогайте! — отчаянно закричал он и закрыл глаза. Кто-то очень теплый удерживал его, не давая упасть. На ощупь этот «кто-то» был очень странный. Ладонями Сережа чувствовал перья. Но кто из людей ходит в перьях? Это какой-то маскарадный костюм, чтобы напугать его? — Глупый птенчик, — что-то зарылось в волосы Сережи и принялось осторожно гладить его по голове, — не ушибся? — К-кто т-ты? — запинаясь, спросил Сережа, не решаясь открыть глаза. — У меня нет имени. — Такого не может быть, — несмотря на страх, детское недоверие всколыхнулось в Разумовском, — у всех есть имена. — Там, откуда я родом, нет имен. — А откуда ты? Тот, кто удерживал его, вдруг тихо засмеялся. Смех был режущим, необычным. И, странное дело, звучал словно из колодца — Сережа слышал эхо. Однако в туалете эха не было. — Из одного очень мрачного опасного места, куда ни в коем случае нельзя попадать таким птенчикам, как ты. Сережа притих. Ему уже не было так страшно, как в начале. Но открыть глаза он еще не решился. — А ты… страшный? Голос ответил не сразу, словно раздумывал.  — Может быть. Для кого-то. Но не для тебя. Ты можешь придумать, как я буду выглядеть. — Придумать? Как это? — Представь меня, и я стану выглядеть так, как ты хочешь. — Так не бывает, — уже с меньшей уверенностью заметил Разумовский. Незнакомец вздохнул. — Бывает, если ты в это веришь. Сережа задумался. Как могло бы выглядеть это существо? Он был почему-то уверен, что оно не было человеком. Человек не носит перья. Может быть, представить его в виде папы? Но своего отца Сережа не видел даже на фотографии. Может быть, он сам похож на своего отца? Тогда пусть оно будет похоже на самого Сережу. Он привык видеть своё лицо в зеркале, так что его точно не испугается. Только пусть будет не ребенок, а взрослый. — Ты похож на меня, — уверенно заявил Разумовский, — только у тебя есть крылья. — Как скажешь. Посмотришь теперь? Сережа нерешительно открыл глаза и замер. Перед ним было действительно необычное существо — человеческое тело, одетое в перья, а за спиной два больших черных крыла. Бледное лицо обрамляли пряди рыжих волос, а глаза отливали мёдом. Лицо можно было назвать красивым, оно притягивало к себе взгляд. — А как тебя зовут? — Тоже придумай сам. Тут Сережа не стал долго думать. — Птица. Существо засмеялось, ласково погладило мальчика по голове. — Оригинально. Ну как скажешь, птенчик. — Ты поэтому зовешь меня птенчиком? — Ты свалился с дерева совсем как тот вороненок, которого ты спас. Кто ты, как не птенчик? — Откуда ты? — страх стал понемногу уступать место жгучему интересу. — Из места, про которое тебе не стоит знать. — Почему? — удивился Сережа. Птица склонил голову набок, улыбнулся — улыбка у него получилась немного пугающая. — Если захочешь, вернемся к этому разговору лет через десять. Сережа демонстративно надулся. — Так будет лучше для тебя. — Тогда… скажи, зачем ты пришел? — Я пришел предложить тебе дружбу. Если хочешь, конечно. — Со мной никто не дружит, — вздохнул Сережа, — а тебе это зачем? — Видишь ли… — Птица помолчал, подбирая слова, — дело в том, что видишь меня только ты. И прикасаться тоже можешь только ты. В этом мире у меня нет тела. Но я мог использовать чужое. Твое, например. Ты ничего не почувствуешь, обещаю. Но так я смогу тебя оберегать. Сережа задумался. Он в свои восемь не разбирался в людях. И уж тем более, в существах из других миров. Но подсознательно предложение Птицы напугало его. — Воспользоваться моим телом?  — Это ненадолго. Лишь в самых исключительных случаях. Тебе ничего не будет это стоить. И ты всегда будешь не один. Ярко-голубые глаза Сережи смотрели на Птицу серьезно и не по-детски испытывающее. В его маленькой голове зрел важный вопрос — а можно ли тебе доверять? Сереже не с кем было посоветоваться. Не у воспитателей же спрашивать! А Птица был такой большой, красивый, а еще у него были настоящие крылья! Интересно, может ли он покатать Сережу когда-нибудь?.. — Хорошо, — ответил мальчик, — я хочу с тобой дружить. В янтарных глазах Птицы сверкнуло неприкрытое торжество. Он протянул когтистую ладонь Разумовскому. Сережа с радостью пожал её в ответ. Наконец-то у него появился друг. Настоящий друг.

***

До встречи с Птицей Сережа казался окружающим странным. Но теперь он сам понимал, что разговоры с пустотой — это не то, что стоит делать, когда поблизости есть люди. Птица относился к этому ровно. — Они никогда не поймут, — успокаивающе сказал он как-то вечером, когда они сидели с Сережей вдвоем в комнате. Все остальные ребята еще танцевали в актовом зале. По пятницам воспитатели устраивали что-то вроде мини-дискотеки. Вот только Сережа такие вещи терпеть не мог. Зато можно было спокойно поболтать с Птицей, и никто не назовет его за это чокнутым. С их знакомства прошло уже почти четыре месяца. За это время голос Птицы сильно изменился. Из него исчезла хрипотца, он стал более человеческим. — А почему ты решил познакомиться именно со мной? — спросил Разумовский. Птица ответил не сразу. Он шевельнул правым крылом, а левое вот уже минут десять гладил Сережа. Он обожал его крылья. — Это трудно объяснить, — наконец сказал он, — из моего мира попасть в ваш очень трудно. Такие, как я, могут следить за всем, что здесь происходит, а вот воздействовать на это нельзя. Только если появится окно… — Окно? — То, через что можно перейти сюда. Это люди. Но не все. Кто-то совершенно не слышит призыв, кто-то противится. А вот такие как ты, Сережа, большая редкость. Я давно за тобой наблюдаю. Ты особенный, понимаешь? — Меня называют ненормальным, — грустно ответил Разумовский. — Чушь. Просто ты живешь среди идиотов. Знаешь, если судить рыбу по её способности взбираться на дерево, она проживёт всю жизнь, считая себя дурой. Это сказал Альберт Эйнштейн. Сережа притих, задумчиво перебирая чёрные перья тонкими пальцами. — Не устал еще? — Птица притянул его к себе. Сережа уткнулся носом в чужую грудь, сплошь покрытую перьями, и улыбнулся. — Ты ведь почитаешь мне на ночь? — Почитаю. — О, ребята, смотрите, опять псих сам с собой разговаривает! — раздалось внезапно с порога. Сережа вздрогнул и вскочил на ноги. Позади себя он услышал, как тихо, угрожающе зашипел Птица. Двое мальчишек стояли напротив него и язвительно улыбались. Они были соседями Сережи по комнате, их неожиданно скорое возвращение напугало Разумовского. — Отстаньте от меня, — попросил Сережа, но те только ухмыльнулись, приближаясь к нему. — Скажи, рыжий, а твой воображаемый дружок может сделать так? — и первый из хулиганов резко выбросил руку вперед. Сережа согнулся от боли. Удар пришелся в живот. — А так? — хохотнул второй, замахиваясь для второго удара. Вот только ударить он не успел. Когтистая лапа перехватила мальчишеское запястье и сжала почти до хруста. Мощный удар крыла оттолкнул первого задиру, и через несколько секунд мальчишки с ревом бросились вон из комнаты. До Сережи донеслись их крики: — Помогите, Разумовский нас побил! Сережа резко оглянулся. Птица стоял прямо за ним, сложив руки на груди, и улыбался, обнажая острые зубы. — Спасибо, — прошептал Разумовский, обнимая его. Птица укрыл его крыльями. — Со мной тебе нечего бояться. — А они… не видели тебя? — Нет, — Птица опустил одну руку на рыжую макушку, погладил мальчика по волосам, — они уверены, что это ты их так. — Ты такой крутой! — восхищенно прошептал Сережа, — я очень тебя люблю, Птица. Когтистая лапа чуть сжалась над тонкой детской шейкой. Птица притянул Сережу ближе к себе. — Я очень этому рад, птенчик.