Сожжённые крылья

— Эй, психованный, тебе жить надоело? — крупный подросток лет пятнадцати сплюнул на землю и сделал несколько шагов вперед. Серёжа стоял спиной к стене, прижав к груди тетрадь с рисунками. — Давай, показывай! Их окружали плотным кольцом. Кто-то противно хихикал, кто-то заинтересованно ждал продолжения. Ни у одного стоящего в плотном кольце ребенка не возникло даже тени мысли помочь ставшему козлом отпущения мальчику. — Тетрадку дал сюда, урод! Чё ты вылупился? Думаешь, твой выдуманный приятель тебе поможет? Псих конченный! Дай! — рявкнул подросток, кидаясь к Сереже и вырывая у него из рук тетрадь. — Отдай! Это моё! — Разумовский бросился на обидчика, но тот оттолкнул его легким взмахом руки. Сереже было одиннадцать. Силы были не равны. — Смотрите, парни, какой урод! — гогоча, подросток начал тыкать пальцем с грязным ногтем в тетрадный лист. На нём была изображена фигура не то ворона, не то человека с крыльями и маской в виде птичьей головы. — А хотите на память? Тут всем хватит! — Нет! — отчаянье охватило Сережу. Эта тетрадь была его отдушиной, его тайной. Он никому не показывал её содержимое. Кроме Птицы, конечно. Собственно, ради Птицы он и стал рисовать. — Нет, ну вы представляете, какой мерзотный! Разумовский, ты больной на всю голову! Лечить тебя надо, псих! Тетрадные листы, вырванные с корнем и подброшенные в воздух, шурша, опускались на пол. Но Сережа не успевал их подобрать — стайка мальчишек бросилась на рисунки, словно это были разбросанные деньги. — Пожалуйста, отдайте, это моё! — задыхаясь от обиды, просил Серёжа. Совсем рядом от него опустился листок с рисунком, который он нарисовал сегодня утром. Это был Птица, взмывающий в небо. Разумовский протянул к нему руку, но чья-то нога в стоптанным кроссовке наступила ему прямо на пальцы. От боли у Сёрежи помутнело в глазах. Он отдернул руку и принялся дуть на покрасневшую и опухшую кисть. А его рисунки, уже местами порванные, обсмеивались, передавались из рук в руки, сминались в чужих грязных пальцах… — Вы что творите, уроды? Незнакомый голос раздался от дверей. Сережа не мог разглядеть вошедшего из-за пелены слёз. А рядом вдруг кто-то взвизгнул от боли. — Ай, пусти, больно! — Рисунок отдал! Шелест листков раздался совсем рядом. — А ну пошли отсюда! Сережа сжался в комок, всё еще сидя на полу и баюкая пострадавшую руку. Внезапно ему на плечо опустилась чья-то ладонь. — Держи, это твоё. Всхлипнув, Разумовский утёр лицо рукавом рубашки и поднял голову. Перед ним стоял мальчик, высокий и сильный. Серьезные голубые глаза участливо смотрели на него. Сережа шмыгнул носом и осторожно взял стопку собранных рисунков. — Спасибо большое. — Не за что. Я Олег Волков, кстати. — Меня зовут Сергей. Сергей Разумовский. Ты новенький? Я тебя раньше не видел. Олег грустно улыбнулся. — Да, вчера вечером приехал. А ты давно тут? — Всегда, — тихо ответил Серёжа. Тут Олег заметил его опухшую руку. — Пойдем, подержишь под холодной водой. Сережа поднялся на ноги. — Идём. Олег был выше него. Тёмные лохматые волосы, словно не знавшие расчёски, придавали ему сходства с хищником. В туалете Олег сам отвинтил кран с холодной водой и предложил Сереже подержать его рисунки. Робкая улыбка тронула губы Разумовского. Он все еще не мог поверить, что в детском доме нашелся человек, который не только не хотел причинить ему вред, но и наоборот, помог. Холодная вода действительно помогла. Сережа размял кисть и с облегчением вытер ладонь об футболку. Олег стоял рядом с ним, терпеливо ожидая, когда Сережа будет готов идти дальше. — Хочешь, я покажу тебе мою комнату? — Покажи, — обрадовался Разумовский. В светлых глазах Олега сверкнула улыбка:  — Не волнуйся, Сереж. И если что, зови. Больше тебя эти гады не тронут. Этим же вечером Сережа долго не мог уснуть. Он лежал, глядя в потолок, и улыбался. И впервые не почувствовал Птицу, когда тот опустился на край его кровати. Лишь когда когтистая рука осторожно убрала с его лица прядь волос, Разумовский вздрогнул. — Здравствуй, птенчик. — Птица! Как хорошо, что ты пришел! Представляешь, у меня сегодня отобрали рисунки, а новенький, Олег Волков, помог мне! Он почти как ты! По лицу Птицы было сложно понять, о чём он думал. Но слушал он внимательно, не перебивая. Сережа в подробностях рассказал ему всё, что случилось днем. — Ты сказал ему обо мне? — тихо спросил Птица. — Нет. — И не надо. Это наш с тобой маленький секрет, Сережа. Покажи руку. — Уже не болит, — Сережа вытащил из-под одеяла кисть. Птица бережно сжал между своих ладоней тонкие пальчики. — Прости, что оставил тебя, птенчик. — Ты не виноват. Ты же сам сказал, что не можешь не уходить. Птица вздохнул. К сожалению, в их прекрасном дуэте возникли проблемы. Всё началось примерно год назад, когда он провел с Птицей весь день, под вечер Сережа вдруг заметил, что у него идет носом кровь. Не успел он удивиться, как упал в обморок. Очнулся он уже в своей кровати. Воспитательница, что нашла его, дремала рядом на стуле. А рядом с ним лежал Птица, обнимая его крыльями. — Птенчик. — Птица? Что случилось? Птица ответил не сразу. Казалось, он тщетно пытается скрыть от Сережи какую-то неприятную правду. — Я не рассчитал силы. Ты слишком хрупок, твоё тело не выдерживает моей сущности. Поэтому, чтобы не навредить тебе, я должен на несколько часов покидать тебя, малыш. — Покидать? — Да. Ты не сможешь позвать меня, а я не буду знать, что с тобой происходит. Сережа молча смотрел в его серьезное лицо и молчал. Ему стало страшно. С их знакомства Птица ни разу не оставлял его одного. Его поддержку Сережа чувствовал постоянно, и это давало ему силы. — Я буду делать это ночью, птенчик. Когда ты проснешься, я всегда буду рядом. Поразмыслив, Сережа согласился с ним. А в этот раз… В этот раз Сережа мучился кошмарами. Ему снилась пугающая бездна, на дне которой вспыхивали и гасли искры. И Разумовский ощущал чье-то присутствие. Кто-то недобро смотрел на него из мрака, и Сережа просыпался в слезах. Птица явился после нескольких неудачных попыток дозваться до него. Наверно, не успел уйти далеко. — Кошмары? Птенчик, я могу остаться. Но днем мне придется тебя покинуть. Справишься без меня? Сережа кивнул. И Птица сидел всю ночь рядом с ним. Это помогло, кошмары ему больше не снились. Но днём на оставшегося без защиты Разумовского напала шайка ребят постарше. И только появление Олега Волкова спасло его от невесть каких повреждений. Сережа уткнулся носом в грудь Птицы. Тот ласково прижал его к себе. Зашуршали крылья, укутывая Сережу, словно в одеяло.

***

С появлением Птицы Сереже уже не было так одиноко и страшно. С появлением Олега Сережа понял, что и у него может появиться настоящий друг. Проблемы начались тогда, когда Сережа, по мнению Птицы, начал проводить почти всё время с Олегом. В школе они встречались на переменах, а в детском доме общались каждую свободную минуту. Вечером Сережу встречал нахохлившийся Птица. — Не сближайся с ним, — мрачно сказал он как-то. — Почему? — Сережа замер, перестав даже перебирать пальцами перья в большом крыле, которым Птица укрывал его. — Он не будет с тобой постоянно, вот почему! — огрызнулся Птица, — а я буду! Я никогда тебя не брошу. — Ты что, ревнуешь? — осторожно спросил Разумовский. — Не ревную. Я знаю, что от меня ты никуда не денешься, птенчик. Но я беспокоюсь за тебя. Если ты привязываешься к кому-то, ты становишься слабым. — Но ведь я и с тобой дружу! Значит ли это, что я стал слабым? — возмутился Сережа. — Нет. Я не человек, птенчик. И меня, кроме тебя, никто не видит и не может со мной разговаривать. А это значит, что я тебя никогда не предам и не оставлю. А у других есть выбор. И велика вероятность, что выберут не тебя, — жестче, чем хотелось, ответил Птица. Сережа промолчал. Ночью он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Действительно ли ему нужно выбрать между Птицей и Олегом? Но как? Это же невозможно! Нельзя забыть о Птице, ведь он всегда поддерживал его, заботился и помогал. А Олег? Живой, из плоти и крови, и в нос он даёт так, что на Сережу вот уже почти несколько месяцев косо смотреть боятся. Как можно сказать Олегу, его лучшему другу, что он больше не нужен? Совсем рядом зашелестело одеяло. — Эй, Серый, не спишь? — Не-а. Неизвестно как, но после того, как Олег поговорил с их воспитательницей, Сереже разрешили переехать в комнату к Волкову. Воспитатели вообще относились к Разумовскому с симпатией, а когда у него появился друг, то перенесли симпатию и на Олега. Порознь их уже не видели. Где Сережа Разумовский, там обязательно Олег Волков, и наоборот. — Кошмары мучают? — Нет. Олег встал, приблизился к его кровати. Сережа подвинулся к стене, уступая место, и Волков улегся рядом, обнимая друга за плечи. — В последнее время ты такой хмурый. Что случилось? Сережа не знал, что ему ответить. Он так и не рассказал Олегу про Птицу. И говорить, честно говоря, не собирался. Дело было не в недоверии, а, скорее, в страхе, что Олег сочтет его сумасшедшим и перестанет с ним общаться. Ощущая прикосновение тёплых ладоней Олега, Сереже казалось, что он дома. До появления Волкова никто и никогда не вызывал в Разумовском чувство родства. Даже Птица. Птица был… другим. Он защищал, объяснял, утешал, но его присутствие было тайной для всего мира, а Олег Волков был весь как на ладони, живой человек, который проникся к рыжему мальчишке дружескими чувствами. Сережа не мог выбрать. Он не желал этого делать. Но чем старше он становился, тем сложнее ему было. Птица поддерживал его, но Сережа чувствовал его недовольство. Разумовский старался не говорить об Олеге, но это было сложно, так как Волков проводил с ним большую часть времени. — Не могу я перестать с ним дружить! — крикнул как-то раз незадолго до своего пятнадцатилетия Сережа. Птица смотрел на него сверху вниз и хмурился. — Если ты хочешь, чтобы я был счастлив, перестань уговаривать меня! — уже тише сказал Разумовский, — я не откажусь от Олега, Птица. Он мой друг, мой единственный нормальный друг! Последние слова вырвались прежде, чем Сережа успел подумать, как именно они прозвучали. В янтарных глазах Птицы мелькнула тень. Он взмахнул крыльями, словно собрался в любой момент сорваться с места и исчезнуть. — Нормальный… — повторил он каркающим голосом, — а я, значит, галлюцинация? Воображаемый друг? Разумовский нервно дернул плечом. — Не знаю. — Не знаешь? Сережа махнул рукой: — Почему тогда тебя никто не видит, кроме меня?! Почему Олег не может?! — Я тебе уже говорил, — терпеливо пояснил Птица, — просто потому, что ты особенный, птенчик… — Перестань меня так называть! Я — не твоя собственность! Я — отдельный человек, понимаешь?! Человек, у которого, похоже, едет крыша! Сейчас сюда зайдет кто-нибудь и увидит, как я разговариваю с пустотой! И вызовет психоперевозку! — Закончил? — угрожающе тихо спросил Птица. — Нет еще! — огрызнулся Сережа, — послушай, я понимаю, тебе не просто. Но ты меня пойми — через три года я окончу школу. Мы с Олегом будем жить вместе, так проще. А тебя я куда дену? Что ты тогда будешь делать? Взрослого меня от плохих дяденек защищать будешь? С этим и Олег справляется. — Справляется, — повторил Птица, — что же, посмотрим, Сережа. Будет ли твой Олег с тобой всегда? Не бросит ли он тебя ради… карьеры? Семьи? — Я его семья, как и он моя, — резко отозвался Разумовский. — Правда? — Птица наклонил голову, сделал несколько шагов навстречу и остановился, — значит, я тебе стал больше не нужен? — Это не так, — запротестовал Сережа, но Птица только усмехнулся, — просто уже не нужно так трястись надо мной… и контролировать каждый мой шаг. — Так ты у нас стал самостоятельным? Сережа вскинул голову: — Может быть. Уйди, пожалуйста. Оставь меня хоть ненадолго, Птица. И не обижайся. В комнате повисло молчание. Сережа смотрел на друга детства, существо, что оберегало его все эти годы, но стало слишком сильно контролировать его жизнь. — Прощай, Сережа. И он просто исчез. Разумовский моргнул и оглянулся. Но Птицы действительно больше не было. И все оставшиеся три года до выпуска он не появлялся. Человеческий мозг — сложная штука. Он избавляется от негативного, а вещи, которые кажутся нормальными в детстве, искажает согласно реальности. Сережа все реже вспоминал о Птице. А потом как-то сам собой наступил момент, когда Разумовский стал считать Птицу воображаемым другом. Тем, кто остался в детстве и больше не появится. Никогда.