Стыдно было признаваться самому себе в позорном бегстве. Но осознав, что успел натворить Птица, Сережа был не в силах объяснить произошедшее, потому что сам в этом не разобрался. Да и не помнил, если честно.
Когда Птица перехватывал контроль над их общим телом, чаще всего Сережа ничего не знал о том, что происходит. Птица отгораживался от него такой глухой стеной, что поиск выхода занимало приличное время. И порой Сережа выбирался на свободу уже после того, как Птица закончил то, что задумал.
О том, что сегодня произошло с Игорем, он мог лишь догадываться. Птица поменялся с ним местами в тот момент, когда Гром повалил его на пол и едва не вывихнул суставы. На лице Игоря виднелись следы борьбы, видимо, ненависть Птицы к майору по-прежнему горела в нём лютым пожаром.
По итогу он обидел Игоря и расстроил Олега, доверившись Птице. Вот же гад пернатый! Только начали вроде как выяснить, что да как…
Сережа забрался на кровать, поджав под себя ноги и уставившись в стену напротив. Объясняться придется с ними обоими. Допрос Птице тоже устроить нужно, вопрос только в том, захочет ли он сам на что-то отвечать…
— Мерзость, — выдохнул Сережа. Он чувствовал себя мышью, которую сунули в стеклянную банку. Куда не тычься, везде получишь по носу.
На лестнице послышались шаги. Сережа инстинктивно дернулся, оглянулся. В комнату заглянул Олег.
— Можно?
Разумовский кивнул.
Олег прикрыл за собой дверь и сел рядом на кровать.
— Сереж, я не злюсь, — начал он, не давая ему раскрыть рта. Сережа поперхнулся воздухом. Он уже был готов посыпать голову пеплом и биться лбом об пол, чтобы Олег его понял. Но Волков только вздохнул:
— Я не знаю, что в тебе — субличность или подселенец, но с этим надо что-то делать. И всё же… сейчас я хочу с ним поговорить, если позволишь.
Сережа распахнул глаза от ужаса.
— Ты с ума сошел, Олеж?! После того, что он натворил?
— Именно поэтому, — кивнул Волков, — так можно поговорить?
Разумовский пожал плечами:
— Он может и не ответить. Я попробую.
Сережа закрыл глаза. На краю подсознания раздался угрюмый шелест крыльев.
— Я знаю, что ты всё слышишь. Выйди, поговорить надо.
— Ты же больше ни одному слову моему не поверишь, — огрызнулся Птица.
— Я, может, и не поверю. Это Олег с тобой поговорить хочет.
— Что мне твой Олег?
— Ну и сиди тогда, — Сережа демонстративно надулся и открыл глаза.
— Ну что? — участливо спросил Олег, с интересом наблюдавший за ним.
— Не хочет. Обиделся.
— На меня?
— Нет, — Сережа вздохнул, — ладно. Ну его. Может, со мной поговоришь?
— Можно попробовать. Хотя я не уверен, что тема разговора тебе понравится, — Олег вздохнул, — Игорь мне сказал, что Птица в их… диалоге намекнул на некие тонкости твоего лечения в психиатрической клинике. Ты сам об этом что-нибудь помнишь?
Сережа вздрогнул и посмотрел на него с опаской.
— Птица… об этом говорил?
— Не говорил, скорее, болезненно отреагировал. Так что у вас явно есть какие-то общие воспоминания… И если ты можешь и в состоянии рассказать об этом, — Олег резко умолк. Тема была щекотливая и крайне нежелательная с учетом недавней выходки Птицы. Но, по большому счету, именно с ним-то и хотел поговорить Волков.
— Ну… У меня воспоминания обрывочные… Помню, как со мной разговаривал врач…
— Рубинштейн? — уточнил Олег. От его внимательного взгляда не ускользнула нервная дрожь, пробившая тело Сергея при упоминании этой фамилии.
— Д-да… Он. Он тоже пытался поговорить с Птицей… Обещал дать мне лекарства, которые смогут купировать приступы, если ему удастся с ним поговорить… Получалось не всегда, и тогда я оставался с ним один на один… — голос Сережи, начавший предательски дрожать, под конец надломился. Он резко замолчал и закрыл лицо руками, — извини, Олеж. Что-то я…
— Ничего… Ничего, Серый, — Олег медленно положил ладонь ему на плечо, — не хочешь, можешь не продолжать…
— Я хочу, — голос Сережи звучал уже совсем иначе. Он убрал ладони от лица, и на Олега взглянули жёлтые глаза.
— Привет, — спокойно сказал Волков, — спасибо, что почтил своим вниманием.
— Ты хочешь знать правду о нашем лечении? — Птица прищурился и подался вперед, — зачем?
— Хочу помочь, если смогу, — честно ответил Олег, — и тебе в том числе. Слушай, чтобы ни случилось у нас в прошлом… Я не хочу, чтобы из-за этого страдал Серый. Давай мы с тобой заключим перемирие? Я не буду дергаться на твое появление, а ты держишь себя в руках?
Птица усмехнулся.
— Что ж ты в наёмники-то пошел? Дипломат хренов.
— Значит, договорились, — Олег убрал ладонь с его плеча, забрался на кровать и демонстративно подвинулся поближе к Разумовскому, показывая, что не боится, — так что он делал, этот доктор Рубинштейн?
— Вы на редкость занимательный экземпляр, — цокнув языком, Вениамин Самуилович потер руки и внимательно окинул взглядом собеседника.
Разумовский с ненавистью рванулся к нему, но прочные кожаные ремни, пристегивающие его за запястья и лодыжки к стулу, удержали его на месте.
— Мне интересно изучать вас по отдельности. Вот, например, вы Птица. Почему такое интересное имя? Или это кличка?
— Пошел ты, — бросил Разумовский. Договорить ему не дали — стоящий рядом санитар изо всех сил ударил его под дых. Птица согнулся от боли, выдохнул. А Рубинштейн продолжал наблюдать за ним со слабой улыбкой.
— Вам следует быть более разговорчивым. Это для вашей же пользы. После нашей беседы вас проводят в процедурный кабинет и проведут шоковую терапию. Вчера вам ведь это не очень понравилось?
— Дай мне только до тебя дотянуться… — Птица подался вперед так, что ремни больно впились в кожу, — и шоковая терапия для тебя покажется маленькой неприятностью, поганый ты ублюдок.
Рубинштейн театрально вздохнул.
— Что ж… Значит, сегодня тоже поговорить не получится. Тогда вколите ему успокоительное, а вечером в процедурный кабинет.
В комнате повисло молчание. Олег первым нарушил тишину:
— Как часто… проходили эти сеансы?
— Каждый раз, когда Тряпке не удавалось меня сдерживать. Со мной они не церемонились. Его же сломать проще простого — просто не давали снотворное. Пара бессонных ночей, и наш Сереженька сдавался. Тогда на сцену выходил я.
— Шоковая терапия — это…
— Били током, — коротко отозвался Птица, — заводили в кабинет, привязывали к кровати, цепляли провода и пускали ток. Вопили от боли мы оба. Правда, Тряпка не особо помнит. Я старался его в эти моменты не впускать.
— Спасибо тебе, — неожиданно тепло сказал Олег.
Птица прищурился и с подозрением покосился на него.
— За что?
— Ты его защищал. И прекрасно это делал. Знаешь, Птица, если бы я знал еще тогда, в детстве… Возможно, всё у нас было бы по-другому.
Птица фыркнул, и Олег сразу представил, как он взъерошивал невидимые перья.
— Да ну тебя, Волков.
— Я серьезно. Тебя наверняка мало благодарили за всю жизнь? — Олег медленно потянулся к нему рукой, но Птица предупреждающе зашипел и отодвинулся.
— Не прикасайся ко мне!
— А ты в этом теле не единственный, — спокойно отреагировал Олег. Птица закатил глаза и отвернулся от него.
Олег подождал немного, потом на пробу решил позвать:
— Серый?
— Угу, — Сережа повернулся к нему со слабой улыбкой, — поговорили?
— Ты удивишься, но да, — Волков погладил его по спине, — и вполне продуктивно.
— Хорошо, — Сережа вздохнул, потянулся к нему в ответ на ласку. И вдруг, словно вспомнив что-то, резко замер, как кролик перед удавом.
Почувствовав напряжение, охватившее Разумовского, Олег с беспокойством взглянул ему в лицо:
— Серый, всё нормально?
— Олеж… Я хочу спросить тебя. Только ответь честно, пожалуйста. И не думай о том, чтобы меня не обидеть. Я должен знать правду.
Серьезность в голосе Сережи насторожила Олега, он кивнул:
— Спрашивай.
— Ты… испытываешь ко мне чувства?
Олег поперхнулся на вдохе и бросил на него виноватый взгляд.
— Извини, просто как-то неожиданно спросил. Сереж, ну ты сам-то как думаешь? Стал бы я ввязываться во всё это, не будь ты мне дорог?
— Я не об этом, — Сережа мучительно покраснел и опустил взгляд, — ты сам вспомни наш разговор недавно… Ты мог бы…
Олег выжидающе смотрел на него, и у Разумовского, судя по всему, сдали нервы.
— Ты хотел бы переспать со мной?
Тут Волков, который за последние полчаса успел весьма серьезно понервничать, и вдобавок узнал важную вещь касательно лечения Сережи, замер с раскрытым ртом. Это действительно было… уж слишком резко. Не то, чтобы он не думал о сексе вообще, но вот сейчас… с Сережей…
Видимо, выражение его лица было красноречивее любых слов. Сережа сжал губы, вскочил на ноги и бросился к двери, бросив на ходу у порога:
— Прости-извини, не стоило об этом спрашивать…
И убежал.
Олег ошарашено смотрел ему вслед. Ну и денек…
Однако время шло, пора было заниматься готовкой обеда. Да и Сережу не помешало бы найти. В конце концов, он задал мучавший его вопрос, и это, несомненно, было для него очень важным. Но Олег пока не мог дать на этот вопрос однозначного ответа.
Да, они целовались. Да, Олег действительно безумно боялся, что с Сережей что-нибудь случится. Но для Волкова близость всегда была не просто разрядкой и приятным времяпрепровождением. Никогда и ни с кем Волков не спал просто потому, что ему хотелось. Он испытывал влечение, симпатию к объекту своей страсти. И возраст тут не поменял ничего. И для близости должен настать подходящий момент. Олег понимал, что он давно вырос из подросткового возраста и не мог возбудиться только от одного предложения потрахаться.
А вот Сережу, судя по всему, этот вопрос мучил довольно остро. Они обязательно вернуться к этому, но чуть позже.
***
После всего произошедшего Игорь отправился в душ. Хотелось смыть весь этот пережитый вновь кошмар. И хотя на этот раз у Птицы не было костюма и огнеметов, легче Грому от этого не стало. Снова это безумие в глазах, ненависть и желание убивать.
Если не считать их недавнюю прогулку по лесу, где у Сережи случилось что-то вроде приступа эпилепсии, никаких других неприятностей Разумовский не причинял. С Игорем они общались поскольку постольку, их связующим звеном стал Олег. В отличие от Сережи, у Олега не было проблем с общением. Он мог спокойно разговаривать о жизни с Громом, а мог успокаивать бьющего в истерике Сережу. Мог выпить с Игорем пивка с рыбкой и в тот же вечер приготовить какое-нибудь изысканное блюдо для гурмана Разумовского.
Этот человек, казалось, умел приспособиться к любым обстоятельствам. Такое незаменимое качество для наёмника, который привык мотаться по миру, выполняя заказы.
У Игоря, в его понимании, тоже не было проблем в общении. Просто потому, что он был уверен — общение должно приносить исключительную пользу. Допросить свидетеля или подозреваемого, выбить показания, огрызнуться в ответ на грубость — в этом котле Игорь варился довольно долго.
А потом зачем-то приперся в главный офис социальной сети «Вместе» к её создателю и владельцу.
Узнать Сергея как человека Игорь не успел. Зато с Птицей они «пообщались» настолько, что у Грома на него выработался стойкий рефлекс — при возможности бить в морду и свалить, пока ничего рядом не вспыхнуло.
Олег поддерживал этот хрупкий мир, не давая Сереже скатиться в депрессию, Птице — в пироманию, а Игорю просто не дать сбежать от всего этого подальше.
Некоторое время Гром задавался вопросом, а зачем ему, собственно, всё это нужно? Никаких обязательств он перед Разумовским и Волковым не имеет, и так сам нарушил закон — зная о предполагаемом похищении Сергея, не сообщил об этом. А потом до Игоря дошло — это он сам нужен Олегу. Потому что Олегу время от времени нужно хоть как-то переключаться. Иметь рядом с собой человека, для которого понятие «переступить черту» не пустой звук. Который поможет, если что, решить моральную дилемму.
При этом с Олегом у них было много общего: оба не особо разговорчивы. Оба предпочитают словам действие. Оружие для обоих — неотъемлемый аксессуар.
Что будет тогда, когда у него закончится отпуск, Гром не знал. Он понимал, что рано или поздно ему нужно будет уехать. Да и Волков наверняка захочет увезти Разумовского куда-нибудь из России, где каждая собака знает его рыжую шевелюру.
Игорь взглянул на себя в зеркало и поморщился. На скуле наливался фиолетовым большой синяк. Из разбитой губы еще сочилась тонкая струйка крови.
Не выходит у него дружбы с Птицей. Никак.
***
Птица невидимой тенью скользил между деревьев к уже знакомому порталу. Он все еще не мог поверить, что дом, который купил Гром на деньги Сережи, оказался в такой непосредственной близости от разлома. Что это, как не знак?
Не то, чтобы Птица решил снова попробовать вернуться. Он прекрасно понимал, что если у него не получилось пройти сквозь портал в прошлый раз, то и сейчас не получится. Нужно искать способ отсоединения от тела Тряпки. А отсоединиться можно только одним способом. И вот он точно не понравится ни Сереже, ни Волкову.
Но больше всего Птица хотел добраться до Грома. Желание отомстить майору превратилось у него в голове в идею-фикс. Но месть могла быть разной.
Птица хищно улыбнулся. Скоро, совсем скоро Игорь Гром узнает всю мощь его... недовольства.
