Перчатка Лукаса

Юго покрывает поцелуями идеально белые плечи Дины. Они на коленях сидят посреди кровати. Её пальцы зарываются в его волосы, она нежно шепчет неразборчивые приятности. Её рубашка спущена до груди, но он даже не пытается коснуться перламутровых пуговиц ниже. В таком важном деле как зачатие спешить нельзя. Дина в платье на тонких бретельках — его давняя мечта, которая вряд ли когда-нибудь сбудется. Ему хватает созерцания тонких плеч, перечёркнутых соблазнительными лямками лифчика. Одно его запретное желание сбудется уже сегодня. Они с Диной сольются воедино, вкусят то самое простое и естественное, от которого отказывались много лет. Щетинистым подбородком он проводит по нежной коже. Дина тихонько смеётся, и Юго пытается понять: от возбуждения или от его недостатка. На всякий случай он возвращается к её губам. Сладкие томительные поцелуи лишними не будут. Всё-таки насколько они разные: у него всё быстро и просто, как в механизме каком-то — нажал на нужную кнопку, получил результат, а доставить удовольствие ей — искусство, постоянное открытие нового. Дина расстёгивает на нём рубашку, попутно оставляя поцелуи на открывающихся участках тела, доходит до половины, решительно стягивает её через голову и бросает на пол. Подобное от самой аккуратной девочки приюта увидишь только в порыве страсти. — Торопишься сегодня? — спрашивает он, поигрывая бровями. — Нет, — она облизывает губы. — Просто соскучилась. Он понимающе усмехается. Ради зачатия оба выдержали неделю воздержания. Дина берётся за пуговицы собственной рубашки, но Юго накрывает её ладони своими. Он спускает рубашку с её плеч так, чтобы обнажить верх груди, полускрытый лифчиком, и приникает к основаниям белых холмиков. Поцелуи невесомо-дразнящие. Язык проникает глубже, лаская сдавленную каркасами лифчика кожу. С губ Дины срываются первые стоны. — Юго, я хочу снять, — она дёргает за лифчик. — Хорошо, — легко соглашается он, запускает руки под рубашку и расстёгивает. Годы практики позволяют делать это хоть с закрытыми глазами. Но снимать рубашку в его планы не входит. Юго натягивает ткань на спине и любуется обтянутыми полупрозрачной тканью формами Дины. Вспоминается, как они попали под ливень в лесу, промокли насквозь и занимались любовью прямо на земле под сенью деревьев, под которыми укрылись. Дина была без лифчика, и он гладил её грудь через промокшую рубашку. Делал он с двумя целями: отвлечь её, боящуюся грозы, и хоть немного согреть. Но даже тогда они не решились на проникновение. Он проводит языком по обтянутому тканью соску. — Перестань, это негигиенично! — она отталкивает его голову. Юго вздыхает: в некоторых вопросах у него жутко правильная жена, но просьбу выполняет. Белая рубашка летит в неинтересном ему направлении. Он укладывает Дину на спину и переключается на другие части тела, расстёгивает её юбку. Груди касается только изредка и как будто невзначай, но Дина в такие моменты вздрагивает, а если рука в перчатке, прикрывает глаза и прикусывает губу. — Югго, — наконец, возмущённо протягивает она. — Да, милая? — отвечает он из-под юбки, под которую недавно залез. Он проталкивает язык через ткань трусов и убеждается, что Дина довольно влажная. Но достаточно ли, ещё вопрос. — Я хочу, чтобы ты вернулся к верху. — Как скажешь, Цветочек. Он вылезает на свет и целует низ живота, хитровато поглядывая в её глаза. — Юго! — укоризненно шепчет она и пальцами зарывается в его волосы. «Сейчас дёрнет». Но Дина лишь настойчиво массирует его голову и выгибается, крепко сжимая его бёдрами. Всем телом показывает, как ей хочется. Юго перестаёт дышать, когда видит едва заметные рёбра и затвердевшую грудь, ждущую именно его прикосновений. Он больше не пытает Дину, ласкает её, как ей нравится. Поглаживает руками, трётся носом, целует холмики от основания до вершинки, облизывает соски как мороженое и втягивает в рот. Она сладко стонет и проводит руками по его спине, иногда впивается коротко подстриженными ногтями. Юго стягивает с неё юбку через ноги, а не через голову как полагается, но возбуждённая Дина не обращает внимания на подобные мелочи. Она помогает мужу избавиться от брюк. Оба остаются в трусах, но раздеть её полностью он не спешит: играет с резинкой и тканью, нежно покусывает набухшие половые губы. Дина охает и переворачивает его на спину. Точнее, он сам переворачивается, вняв настойчивому надавливанию на плечи. Она запрыгивает сверху. В сером небе её глаз взрываются тысячи фейерверков. «Кажется, я разбудил в тебе львицу», — усмехается Юго. Она склоняется голову набок, лукаво улыбается и трётся об его промежность. Теперь ему не до смеха. Он издаёт нечленораздельные возгласы, ладонями впечатывается в её бёдра и чувствует, что надолго его не хватит. — Дина, стой! Остановись, пожалуйста! Она нехотя замедляет темп, и Юго, воспользовавшись заминкой, возвращает позицию сверху. Больше он не тянет. Чуть не разорванные трусы обоих пикируют в объятья к другим вещам. Юго устраивается промеж её ног и облизывает внутреннюю поверхность бёдер. Войти внутрь — самое страшное. Юго боится причинить ей боль и перед соитием хочет доставить удовольствие самым нежным способом. Дина лишилась девственности случайно из-за своей тяги к рукам и перчаткам. Она энергично насаживалась на его пальцы и вдруг вскрикнула. На простынь упали багровые капли. Юго перепугался, думал, она ещё что-нибудь могла повредить. Дина как всегда его успокаивала. Он неспешно скользит в ней расслабленным языком, по кругу рисует их имена: Юго-Дина, Юго-Дина… На каждую букву она реагирует по-особенному: вздохи, стоны, утробное мурчание, сжатие или наоборот расслабление бёдер. На вкус она терпко-сладкая как демоническая ягода-рябина. Прописывать буквы — умиротворяющее занятие. Она громко выдыхает его имя, цепляется за волосы и обмякает. Юго выполняет пару коротких, но действенных манипуляций, чтобы закрепить результат. По её телу проходит дрожь. Он выпрямляется, отвечает ласковой улыбкой на её затуманенную и кладёт её руку на свой член. Дина сразу понимает, что надо делать — уверенно двигает ей. Потерянная эрекция возвращается. — Отпусти, — шепчет он. Дина размыкает пальцы. Он входит в неё, с замиранием сердца ожидая ответной реакции. Дина по-прежнему спокойная и расслабленная. Она ободряюще улыбается и поглаживает его ягодицы. Он начинает двигаться в ней и, кажется, попадает в её темп. Она прикрывает глаза, что-то шепчет, обхватывает его ногами. Он постепенно ускоряется и вжимает её в постель. Они становятся единым пульсирующим клубком, огромной надписью «я люблю тебя», омывшей все стены Убежища. Последний рывок. Юго изливается в неё и слышит отчётливое «Лукас». Он замирает. Тело остаётся на пике удовольствия, но в мозгу разрывается маленькая бомба. В расширенных глазах Дины — испуг. Отражение разбитой чашки, которую уже не склеишь. Юго мгновенно разрывает контакт и уходит, но не в душ или за одеждой — к выходу из Убежища. Ему необходим чистый воздух, чтобы привести в порядок размозжённые об стену мысли. Выбравшись наружу, он подставляет лицо под холодный ветер, но легче не становится. Внутри огненная кровоточащая рана с разорванными краями. Придавленный невидимой плитой, он опускается на корточки и прокручивает в голове последние события. Дина произносит имя Лукаса, и это не случайность. В момент близости они предельны обнажены друг перед другом. И телесно, и душевно. Она сама себя выдала. Юго смотрит на перчатку Лукаса на правой руке, и разрозненные обрывки соединяются в единый гобелен. Он сдёргивает перчатку и с отвращением отбрасывает. Забавно, он даже за предмет гардероба её не считал — оставаясь в перчатке, думал, что полностью раздет, а эта проклятая перчатка оказалась главной преградой между ним и Диной. Точнее, материальным олицетворением преграды. Мысли потекли в совсем идиотском направлении. Юго вдруг представилось, что перчатка — тщательно разработанный план Лукаса. Он приложил ко лбу заледеневшую руку. — Юго! — слышится внизу встревоженный голос Дины. Он склоняется над входом. Она растрёпанная, в наспех накинутом халате. Значит, прошло минуты две. Всего. Кажется, он начинает терять связь с реальностью. Близится приступ, и он впервые хочет биться в конвульсиях здесь, под безмолвным и холодным небом, а не под заботливым присмотром Дины. — Я хочу побыть один. — Только оденься, пожалуйста. Ты простудишься. — Оставь меня. — Хорошо, — она печально опускает голову и отходит. Юго встаёт на колени и, запрокинув голову, пронзает взглядом серовато-голубое небо. Он, обнажённый и будто только что созданный из праха земного, остался один на один с Богом. Они с Диной как Адам и Ева, первые и единственные люди на земле, изгнанные из тихого рая. Вечная история, повторяется упрёк: «Жена, которую Ты мне дал…» В его случае правильнее «жена, которую я у Тебя выпросил». Что он сделал не так, где ошибся? Его прошлое покрыто рубцами бесчисленных промахов, немалая часть которых прошлась по сердцу Дины, но с тех пор, как они остались вдвоём, их отношения изменились к лучшему. Она — единственное дорогое существо. Больше всего на свете он боялся её потерять. Он всё делал ради её счастья, следовал заветам Лукаса. При воспоминании о лучшем друге (или уже сопернике?) губы искажаются в болезненной судороге. Хотя какой из мертвеца соперник. Поговорить бы с ним! Он бы точно посоветовал что-то умное.