Ничего сверхъестественного

- Бога нет, - резко развернулся Димка, остро сожалея о том, что оставил обрез в машине. Ничего хорошего от всяких таких, разгуливающих ночью по кладбищам и затевающих разговоры с незнакомцами, он по определению не ждал. За неимением другого оружия, лопату он сунул в руку Сёмке, встал так, чтобы загородить его спиной, и, сдернув тряпку, направил яркий луч фонаря в сторону незнакомца. Авось растеряется, смешается и сбежит. Не растерялся и не сбежал. Даже не прикрылся от бьющего света, только глаза прищурил. - Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает, - известил незнакомец на дерзкую, но совершенно верную реплику Димки. Ну, понятно, церква значит не зря стоит, даже служитель культа при ней имеется, недобиток старорежимный. Служитель культа, кстати, был неожиданно молод, можно сказать, Димке ровесник. Невысокий, с тонким, иконописным лицом и приличной бородой, по сути он ни одеждой, ни какими-то типичными в представлении обывателя атрибутами не выдавал своего необычного статуса. Однако сразу стало ясно - это поп, а не понабравшийся умных цитаток мирской хрен. Попов Димка не уважал, ибо религия - опиум для народа. - Договорились, - продолжал зубоскалить Димка. - Так мы пойдем? - Ходите по тому пути, по которому повелел вам Господь, Бог ваш, дабы вы были живы, и хорошо было вам, - явно издевался поп. - Блин! - Димка резко передумал уходить и наоборот, шагнул к нахальному священнослужителю, чтобы выяснить: - Ты нормально говорить умеешь? - Фонарь отверни, чадо,- посоветовал тот. - Так то лучше. - Сам ты.... чадо, - продолжал кипятиться Димка, убирая все же фонарик в сторону. - Итак, молодые люди, - все так же благожелательно и невозмутимо продолжил поп. - Что привело вас в эту чудесную ночь на вверенную моим заботам территорию? - Что надо, то и при... - Кости в лесу нашли, - перебил брата Семён, выступая вперед со своей лопатой, - закопать требовалось, честь по чести. - В милицию сообщить требовалось, - возразил священник. - Им лет сто уже. Надо, так сообщай. А мы по совести покойничка похоронили. Поп хмыкнул и пошел - не сообщать в милицию, а к насыпанному парнями холмику. - Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего и прости ему все согрешения вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное, - прочитал короткую молитву и перекрестился. - Спасибо... - искренне поблагодарил Сёмка, протягивая попу руку. Следующее слово запнулось. Вот как его назвать? Мужик? Батюшка? Святой отец? Семён, да и Димка тоже, были совсем не сильны в данной теме. - Отец Борис, - сгладил неловкость поп, пожимая Сёмкину лапищу. Димка вроде бы нехотя тоже подался знакомиться. - Димон. А это братан мой, Семён. Мы и вправду кости старые в лесу неподалеку нашли, - пробурчал он, умалчивая об обстоятельствах этой находки. - Поступающий по правде идёт к свету, дабы явны были дела его, - вздохнул отец Борис и перешел на почти нормальный язык: - А что, путники, не выпить ли нам чаю? Приглашаю отогреться и отдохнуть в моей скромной обители. Все же Борису очевидно нравилось дразнить впечатлительного Димку, который от подобных оборотов очень смешно делал сперва изумленные, потом сердитые брови. - С удовольствием, - блеснул светскими навыками Семён, толкая локтем брата в бок, чтобы отмер, шагал и не вздумал возражать. По правде говоря, чаю на самом деле хотелось ужасно. Да и пожрать бы не помешало. "Обитель" оказалась скромным домишкой при часовне. Видать, в прежние, дореволюционные быть может даже, времена обитал здесь кладбищенский сторож. А теперь вот, отец Борис, служитель христианского бога. Посреди кухни в домишке имелась печь, и больше ничему места почти не осталось, зато печь была хороша - настоящая, русская, мгновенно запыхтевшая жаром, как только Борис подкинул в топку полешко и повозил кочергой, шевеля тлеющие угли. На печи самозабвенно дрых огромный кот, не обративший абсолютно никакого внимания на гостей. В красном углу располагалось несколько икон, подсвеченных лампадкой с расшитым рушником что ли поверх. Сёмка глянул, нахмурился и постарался устроиться подальше от иконостаса. Борис, закатав рукава, уселся чистить картошку. Димка, не спрашивая, взялся за второй нож - благо навыки с армии не забылись. Вместе дело пошло быстро, и вскоре на большой сковороде зашкворчало, стреляя брызгами масла, вкусно запахло. Сёмкин желудок заинтересованно подпел, слегка смутив самого Сёмку. *** - Товарищ ксендз, а ты чего к ментам не пошел? - поинтересовался Дмитрий, увлеченно уплетая картоху прям со сковороды. К картохе был подан хлебушек и несколько подкисших, но еще съедобных соленых огурцов. - Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых, - важно ответил поп, дуя на горячий чай в блюдечке. Димка сроду не видал, чтобы нормальные люди так чай пили. - А вы же доброе дело сделали, - добавил дальше Борис своими словами. - Вроде как. - Слушай, и долго ты так можешь наизусть шпарить? - восхищенно спросил Димка. - Кое-что умеем, - самодовольно ответил Борис. - Гордыня грех, между прочим, - ввернул Семён. - Грешен, каюсь. - Слушай... - размечтался спрашивать дальше Димка. В конце концов, когда еще такого колоритного персонажа встретишь? - Я вам на печку подушек кину, - совсем по-мирскому перебил его отец Борис. - Допивайте-доедайте, пора на боковую. Сёмка быстренько отскреб от сковородки особенно привлекательный, поджаренный почти до черноты ломтик, выхлебал в несколько глотков чай и старательно вытаращил глаза, чтобы ненароком не заснуть прямо за столом. Устроившись на печи, братья почти синхронно засопели, моментально засыпая. Борис еще ходил по кухне, что-то выговаривал нехристю коту, осторожно гремел посудой, потом шептал долгую молитву на сон грядущий перед нарядным своим иконостасом - Калашниковы дрыхли, глубоко и бесшумно, как два младенца. Позже на печку вернулся кот, неодобрительно прошелся туда-сюда по двум узурпаторам - Сёмка ногой только дернул, Димка даже не пошевелился - и улегся спать в изголовье, между подушками, одинаково ненавидя обоих. *** Димка на самом деле спал, как убитый, и проснулся только по нужде: две кружки чаю, что он бахнул перед сном, давали о себе знать. За окошком, слегка придернутым вышитой вручную зановесочкой, было темно, словно глубокой ночью. На груди у Димки тяжелый, как булыжник, сидел кот. То ли решил налаживать контакты, то ли удавить проклятого оккупанта к чертям собачьим. Сёмки рядом не было. Димка завозился, пытаясь встать, кот неодобрительно вытаращил на него блестящие в темноте глаза и растекся, еще плотней вжимая нахально человека в матрас. - Брысь, уйди отсюда, - шепотом, но грозно приказал Димка и кот, презрительно дернув хвостом, величественно сошел с него. Димка стремительно скатился с печи, подпрыгивая от нетерпения, наскоро накинул куртку и вылетел во двор, порешив, если не обнаружит сортир сразу, делать свои дела, где придется. *** Справив нужду, Димка, почти счастливый, глядел на прояснившееся с ночи небо, усыпанное яркими, кристально-острыми звездами, выдыхая вверх облачка пара. Взгляд в небеса неизбежно привел мысли к церквушке и Димка решил - зайду, а вдруг не заперто. Трехглавый силуэт, увенчанный крестами, отчетливо выделялся на фоне звездного неба, и было в этом даже нечто... величественное, хоть и не Бог весть, какой храм стоял при кладбище у поселка Бреды. Внутри оказалось вообще не так, как Димка смутно мог себе представить. Храм был действительно старым. Не нужно иметь много ума, чтобы понять: лики, скорбно взирающие с фресок на мирскую суету, выписаны давно, так давно, что некоторые едва можно различить под слоем копоти. Тяжело пахло ладаном, расплавленным воском и сыростью. Тускло виднелись потемневшие оклады на иконах. И - горело множество тонких свечей. Димке, например, представлялось, что стоит перед иконой одна себе свеча и стоит, но тут все было совсем не так. Дмитрий неловко потоптался на пороге, притворил тяжелую дверь и пошел вдоль стены, разглядывая фрески. Остановился перед одинокой почему-то иконой посреди. Он чувствовал себя крайне, крайне странно. Вроде как все вот это - чужое, ненужное, пережиток прошлого, вранье, Бога нет и все такое. Как себя нужно здесь вести? Что делать? Молиться? Димка не знал. Но и уходить не хотелось. Такое ощущение, будто бухим, в грязных сапогах завалился в чистенькую, светлую мамкину кухню, и стоишь, как дурак - вроде и не место тебе здесь, пьяному-сраному, а с другой стороны понимаешь, это ж свое, родное и мамка не прогонит, только полотенцем быть может поперек спины протянет... Димка почти погрузился в некий транс, глядя на мерцающие, трескучие свечки, но краем глаза уловил движение у клироса и стремительно обернулся: - Сёмыч, ты? Сёмка сидел прямо на ледяном полу, без куртки даже, скрючившись, как от боли, обхватив лапищами коленки, склонив коротко стриженую голову. - Что такое? - Димка упал перед ним на колени, стал хватать за руки, чтобы понять, что же произошло. - Кто тебя, а? - Дима... Сёмка поднял измученные, трагические, не хуже, чем у святых ликов по стенам, глаза, протянул руки, ладонями вверх. По всей видимой поверхности кожи на лице и руках сквозь поры, как пот, проступали мелкие кровавые капли. - Дима, - клацнул зубами Сёмка. - Я проклят, да?