***
Я умер второй раз в солнечное ноябрьское утро… Открыл новостную страницу, пытаясь разорвать обёртку на одном из принесенных парнями шоколадном батончике. Я уже забыл, когда последний раз ел что-то подобное. Когда я вообще последний раз ел, не разбрасывая скудное содержимое своего желудка по ванной комнате. Я уже почти не помнил вкус шоколада. Я лишь знал, что он должен быть сладкий, но слово «сладость» уже совсем ничего не значило. В моей жизни смысл имела теперь лишь горечь. Я с силой дёрнул шуршащую бумагу, ощутив, как мелкие крошки высыпались мне на колени, и с шумом выдохнул, уставившись в знакомые голубые глаза на цветном фото. Поначалу я пытался себя контролировать. Вдыхал и выдыхал, ощущая, как немеет все тело. Комната постепенно растворялась, приобретая совсем другие очертания. Я терялся в пространстве, распадался на молекулы в разрастающемся вакууме, осознавая, что лёгкие начинают отказывать. Перед глазами все плыло, а сердце стучало, как бешеное, ритмично стараясь пробить грудную клетку. Стремясь вырваться на волю… Я и сам мечтал сбежать. Все быстрее перебирал ногами, с ужасом понимая, что топчусь на месте. Глотал неравномерными порциями утекающий прочь кислород, замечая, как вокруг сгущается непроходимая темнота. Я бы не удивился, если бы сейчас меня хватил удар. Я с силой впивался в край покрывала, ощущая, как невыносимая боль пронизывает каждую клеточку, грозясь вывернуть мои внутренности наизнанку. Я вновь был там. Чувствовал его влажные ладони на своей коже, вдыхал этот въевшийся в ноздри запах отчаяния и унижения, едва улавливая спасительные ноты играющих на заднем плане Линкинов сквозь оглушающий грохот отвратительного метала Мики. Я еле успел добраться до ванной комнаты, придерживаясь за стену и считая бесконечно долгие шаги. Меня вырвало на пороге. Прямо на нежно-голубой кафель, который я сегодня утром, повинуясь неожиданному порыву, небрежно протер старой футболкой. Ручейки желчи весело расплескались по полу, и я без сил опустился на колени, ощущая, как штанины пропитываются вчерашним обедом. Он очнулся, чтобы утащить меня за собой. Вернулся к жизни, чтобы забить последний гвоздь в крышку предназначавшегося ему гроба. Я вновь падал. Из последних сил цеплялся за острые камни, распарывал ладони, чувствуя, как кожу омывает леденящая кровь… Что, если он сделает это снова? Что, если он попытается сделать это снова. Крадущаяся со всех сторон паника протягивала ко мне свои когтистые лапы, царапала футболку, оставляя на ней засохшие грязевые следы. Я снова задыхался… Пытался от нее отбиться, глупо размахивая непослушными конечностями, старался издать хоть один звук, вместо этого лишь рывками выдыхая… Вдохнуть не получалось. Сбежать не получалось. У меня тогда так и не получилось сбежать… Я слышал, как он приоткрывает входную дверь, тихо насвистывая дурацкую мелодию сквозь половину отсутствующих зубов. Медленно продвигается по коридору, волоча за собой раздробленные ноги и выстукивая сломанными пальцами неразборчивый ритм по ставшими вдруг слишком тонкими стенам. Я ощущал, как мелко трясется разделяющая нас стеклянная преграда, идёт едва заметными трещинами, грозя вот-вот расколоться на части. Я отодвигался все дальше, вымазываясь в собственных страхе и рвоте, не сводя глаз с его приближающейся тени, всё ещё стараясь ухватить за хвост остатки развеянной по ветру смелости. Тогда я сам вышел к нему навстречу. Сейчас я и помыслить не мог о подобном. Зажимал рот руками, слыша, как собственный фантомный крик заполняет черепную коробку, с силой прикусывал кожу на запястьях, добавляя свежие татуировки к побледневшим старым. Темнота надрывно завывала у моих ног, колупаясь в замочной скважине обломанными о бетон когтями. Ещё минута и я встречусь с ним лицом к лицу. Ещё секунда и я просто умру, не в состоянии противиться душащей меня истерике. Сознание постепенно уплывало, оставляя мое обездвиженное тело на растерзание проголодавшемуся за эти долгие несколько месяцев Мики. Я больше не был способен сопротивляться. А когда я вообще был на это способен? Последнее, что я услышал перед тем, как окончательно задохнуться отравляющей темнотой, был слабый сигнал ожившего мобильника. В этот раз без ответа останется именно он. Следующие дни превратились в настоящий Ад. Все, что я называл Адом до этого было лишь жалкой пародией. Отвратительной копией на полное страданий Пекло. Кошмары вновь накатывали со страшной силой. Забирались сквозь наглухо забитые окна, ползали по моей постели, оставляя на покрывале своих только что вылупившихся детёнышей. Прыгали по клавишам покрытого пылью фортепиано, извлекая из его внутренностей переписанный специально под меня похоронный марш. Я почти не спал. Сворачивался клубком на коврике у входных дверей, пытаясь проковырять в ней достаточно большую дыру для побега, и понимал, что мне не хватит всей жизни, чтобы оставить на ней хоть вмятину. У меня и не было уже никакой жизни. Не было никакого просвета. Лишь пугающая до жути фотография на всю страницу. Наверное, я должен был чувствовать облегчение. Радоваться, что Йоэль не замарал руки, повесив себе на шею этот неподъемный груз. Должен был приходить в ужас от того, что на полном серьёзе желал человеку смерти и стараться убедить себя, что с нас достаточно пролитой крови и убийство — это плохо. Горестный факт заключался в том, что для меня Мики уже давно не был человеком. Было гораздо проще переступить через его бездыханный труп, со спокойной душой зашагав дальше и навсегда выкинув его из памяти, как нечто, никогда не существовавшее. Наверное, я и сам был уже неизлечимо болен. Меня никто не предупреждал, что это может повториться. Возможно, если бы мне раньше дали сценарий грядущей пьесы, я бы смог получше выучить свои реплики, постепенно свыкнувшись с неизбежным пиздецом, но я слишком рано обрадовался тому, что смог покинуть театр. В тот раз это стало для меня неожиданностью. Было значительно легче класть голову на плаху, не зная, как работает механизм, сейчас же я ощущал, как трясутся руки только от мысли о том, что мне придется добровольно взойти на помост. Я понимал, что не смогу оставаться в стороне. Не смогу и дальше прятаться под одеялом, зная, что Йоэля публично распинают. Я закрывал глаза и до боли прикусывал язык, желая просто вырвать его с корнем, чтобы мне больше никогда не пришлось говорить. Я до ужаса боялся этого мгновения. Представлял огромный зал суда с высокими стенами и многочисленными рядами стульев, занятыми журналистами и простыми зеваками, пришедшими поглазеть на зрелище. Ещё бы, такая сенсация. Событие, которого Оулу не видел уже давно. Публичное линчевание виновных и жалость к пострадавшему. Надежды, что я смогу выторговать Йоэлю именно эту роль, почти не было. Он не будет оправдан ни в одной из имеющихся Вселенных, и, что бы я ни сказал, чистым из этой грязной истории ему не выйти. Я лишь смогу расставить необходимые точки в нужном месте и никого не будет волновать, что же случится со мной после. Я был уверен, что уже не смогу собрать себя обратно после того, как отдам себя на растерзание всему городу. Вывернусь наизнанку, чтобы любой желающий смог получше рассмотреть, что происходит у меня внутри. Словно в тумане, я чувствовал, как взгляд, по-хозяйски развалившегося на казённом стуле Мики, прибивает меня к месту. Ощупывает каждый сантиметр моего тела, оставляя на коже саднящие раны. Мне вновь придется находиться с ним в одном помещении, смотреть в его глаза, ощущая, как последние имеющиеся во мне капли крови плавно стекают ему под ноги. Мне придется заново пережить все это. Я не был готов. Я точно не был к этому готов. Метался по комнате, лихорадочно запихивая в чемодан нехитрые пожитки, пытаясь отправить матери тридцатую по счету смс-ку. Теперь, наверное, я мог переехать. Наверное, я даже хотел этого… С силой откидывал чемодан прочь, упираясь руками о стол, и тихо всхлипывал, с отчаянием понимая, что никуда не поеду. Все началось здесь. Все здесь и закончится. Я не оставлю его, даже если ради этого мне придется пожертвовать собой. Я вновь рыдал. Мне хотелось думать, что это настоящие рыдания. Заливал несуществующими слезами исписанные листы собственного дневника, пытаясь собрать мысли воедино, и не мог… Вырывал одну за одной вопящие моим голосом страницы, кидая их притаившемуся в углу Мики, как игрушку совсем недружелюбному псу, слушая, как он гоняет их по полу, с остервенением разгрызая зубами. Ему никогда не было дела до того, что я чувствую. Я снова часами просиживал в душевой кабине, распаковывая десятую по счету губку и надеясь, что в этот раз точно смогу избавиться от въевшегося в мое тело невыносимого смрада. Количество губок множилось, занимая все свободное место вокруг, они выстраивались в идеально ровную кирпичную стену, закрывая меня от посторонних взглядов, но это не помогало. Все губки воняли им. Эта квартира воняла им. Мои мысли и то насквозь провоняли его присутствием, и я не знал, как от этого избавиться. Наверное, тогда я первый раз по-настоящему понял Йоэля. Стоял, вцепившись в край раковины, не в состоянии отвести взгляд от поблескивающих в искусственном свете лезвий. Отчаяние тихо завывало мне на ухо, легонько подталкивало в спину, заставляя перестать сопротивляться и протянуть к ним руку. Словно со стороны, я видел, как провожу дрожащими пальцами по холодному металлу, слегка задевая их острую сторону, а затем, быстро подхватив, приставляю к коже на запястье, обновляя уже застывший рисунок… Я рвано выдохнул, будто очнувшись, и облизал пересохшие губы, уставившись на голубые нити вен. Делал один вдох за другим, стараясь обнаружить на бледной коже хоть одну красную каплю, найти хоть один новый порез, но все, абсолютно точно, было без изменений. В первое мгновение я словил себя на мысли, что хочу попробовать снова. Ощутить давно забытую физическую боль, заглушая ею душевную. Довести начатое до конца, поддавшись сиюминутному порыву, поставить окончательную точку, найдя ее в череде бесконечных запятых… Лезвие со стуком полетело вниз, и я тут же упал на пол, обхватывая себя руками. Захотелось пнуть его куда подальше. Схватить Мики за горло, перерезав ему сонную артерию, чтобы наверняка, и продолжать наносить удары, ощущая, как чужая кровь пропитывает мою одежду. Я не имел ни малейшего понятия, как выбраться из бесконечного кошмара, но самоубийство абсолютно точно не смогло бы открыть этот долбаный замок. Трудно считать себя свободным, кашляя кровью и вымазывая дерьмом все окружающее пространство. Я никогда не считал выходом наложить на себя руки и переехать в новое жилище в трёх метрах под землёй, вместо того, чтобы подтереть сопли и попытаться исправить ситуацию, но почему-то именно сейчас так до конца и не смог себя убедить, что из нас двоих именно я сделал правильный выбор. Я гнал эту мысль прочь, с головой заворачиваясь в спасительное покрывало, но каждый раз, закрывая глаза, видел перед собой разукрашенные запястья Йоэля и его лишенный жизни взгляд в тот миг, когда он узнал правду. Наверное, степень отчаяния тоже бывает разной… Я говорил себе, что больше не выдержу. Делал пару крохотных глотков противного вчерашнего чая, еле заставляя себя проглотить коричневатую жижу и ощущая, как распирает грудную клетку. Я раздувался, трескался от эмоций, которые не мог выплеснуть. Распухал от плотно поселившейся во мне паники, мечтая всадить нож себе в живот, только чтобы почувствовать, как все возвращается в норму. С ножом в животе я бы точно был в норме… Мне хотелось с кем-то поделиться. Воткнуть иглу себе в вену, наблюдая, как изматывающая меня тревога плавно перетекает по прозрачной трубке в такую же вену напротив. Хотелось убедиться, что этот «кто-то» ещё не захлебнулся в накрывающем лишь нас обоих цунами. Хотелось дать ему понять, что он в этом дерьме не один. Хотелось и самому это понять. Я боялся даже представить, что творится в его голове. Пересчитывал притаившихся в темноте монстров, пытаясь прикинуть, насколько все может быть плохо. Проводил пальцами по собственным запястьям, ощущая ещё не зажившие шрамы от его лезвий, и тяжело сглатывал, чувствуя, как невидимая веревка передавливает горло. Хотелось открыть окно и выйти, и я до жути боялся, что он может желать того же. Это было невероятно странно. Странно. Вот то самое слово. Да, странно. Будто прошлое, к которому я так стремился, повернулось ко мне лицом, неожиданно впившись в мою плоть острыми зубами. Я вновь и вновь пробегал пальцами по кнопкам, чувствуя, что буквы не складываются в слова. Что эмоции не втискиваются в экран. Слишком много эмоций. Слишком много слов. Первое сообщение… Первое в этой непонятной для меня новой жизни. Я совсем не помнил, какое было последнее. Раз за разом открывал папку с исходящими, всматриваясь в пустое окошко, пытаясь понять, когда успел от них избавиться. Зачем я вообще от них избавился? Слова совсем не шли. Словно умерев, я забыл алфавит. Ты думал, мертвым так уж нужен этот алфавит? Я цеплялся за железные прутья своей клетки, ощущая, как темнеет в глазах от невыносимого напряжения. Цеплялся железной хваткой за нужные фразы, с отчаянием наблюдая, как они распадаются на сотни непонятных закорючек. Я заново учился говорить. Простое «как ты?» отдавалось болью в атрофированных связках. Развевалось победным флагом на непокоренной до этого вершине. Я всегда ужасно боялся высоты, но знал, что полезу ещё выше, пока не почувствую, как меня сносит прочь ураганным ветром. Я не понимал, что на меня нашло. Поначалу медленно продвигался вперед, проверяя ботинком каждый миллиметр кажущейся выжженной дороги, а, после понёсся вслепую, запинаясь и ощущая, как впивающиеся в шею шипы раздирают мою поношенную кожу до крови. Он меня слушал… Впервые за эти изматывающие дни я ощущал, как становится легче. Тревога постепенно уходила, убирая с моих плечей свои многотонные руки. Я снова мог сделать вдох. И ещё один. И ещё… Втягивал в лёгкие горько-сладкий аромат ностальгии, ощущая, как внутри плачет Другой Нико. В невидимых наушниках вновь тихо играла песня Оливера Сайкса…***
Он совсем не думал уходить. Барабанил сломанными пальцами по мокрому от дождя стеклу, пытаясь протиснуться сквозь закрытое окно. Я раздумывал над тем, чтобы найти гвозди и наглухо забить раму, мстительно наблюдая, как он болтается на собственных кишках на высоте четвертого этажа, но почему-то был уверен, что это не поможет. Он опускался прямо на пол, расположившись в опасном метре от передвинутого в самый дальний угол матраса, совсем не обращая внимания на орущие во всю глотку сигнальные сирены. Ему было похер и на них, и на покрашенную в несколько слоев жирную красную линию, которую он делал ещё краснее, капая на нее никак не останавливающейся кровью. Я был готов отдать ему собственную, лишь бы он мучительно загнулся от последствий переливания неподходящей группы. Он, похоже, собирался пережить ещё и меня. Я закрывал глаза, представляя, как беру подушку, медленно опуская ее ему на лицо, и тут же распахивал их обратно, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота. С каждым днём я ненавидел его все больше. Краем глаза замечал, как он расплывается в мерзкой улыбке, обнажая беззубые десна, и еле сдерживался, чтобы не размозжить его обтянутый тонкой кожей череп. Как бы ему не хотелось обрести надо мной полный контроль, он не сможет потянуть меня за собой на дно. Ни меня. Ни Йоэля. Я так и не смог написать больше ни строчки. Не мог подобрать ни единого слова, сколько бы ни старался. Не знал, стоит ли вообще пытаться их подбирать теперь. Мы вновь застыли на месте. Или это только я? Я крепко сжимал в руке телефон, понимая, что веду себя, как последний эгоист, но просто не мог иначе. Уже не мог… Знакомое чувство стыда медленно расползалось по телу, заставляя меня задыхаться и кашлять собственным бессилием. Нужно было наконец-то посмотреть правде в глаза. Йоэль винит себя за то, что его не было тогда со мной рядом, но почему-то не винит меня, что я бросил их всех. Оставил его один на один справляться с его демонами, прекрасно зная, что долго ему не продержаться. Закрылся в собственном бункере, оставив его загибаться от радиации на поверхности. Столько времени молчал и тут же вылил на него разом все свои переживания, надеясь, что он сможет выплыть… Эгоист, Нико, ты самый настоящий эгоист. Часть меня никак не хотела затыкаться, снова и снова выплевывая мне в лицо эти слова. Тянула их нараспев, забираясь поглубже в мою голову, и кричала, кричала… В эти моменты я злился, что не могу заорать в ответ. Разлеплял губы, стараясь выдать хоть один звук, но лишь сипло выдыхал, стискивая зубы и закрывая лицо руками. Возможно, она была права. Но я просто не мог. У меня не было сил на то, чтобы помочь себе. Как же тогда я мог помочь ему? Я закрывал глаза, ощущая, как меня мутит от сотого круга американских горок. Хотелось отстегнуть ремни и спрыгнуть с самого верха, считая долгие секунды до желанного падения. Я устал от этой гонки. Устал жить на долбанной карусели, не успевая переключать режимы скоростей. Накатывающее отчаяние сменялось невообразимой злостью, стыдом, тревогой, паникой, а затем моментами полнейшего безразличия. Пожалуй, последнее было лучшим из всех имеющихся вариантов. Я превращался в параноика. Триста раз в день открывал уже выученную наизусть статью, вглядываясь в острые черты, сравнивая оригинал с дешёвой копией, занявшей один из углов моей спальни. В эти секунды я ощущал неожиданный для себя подъем. Смотрел в его навеки застывшие глаза, понимая, что, наконец, смогу отплатить за все годы унижений. Наконец-то смогу дать отпор, наблюдая, как его выволакивают прочь в наручниках. Наверное, стоило продолжать существовать ради одного единственного дня, а там будь что будет. Если бы ещё от этого был какой-то смысл… Я уже не надеялся отыскать этот самый смысл. Терялся в круговороте одинаковых дней, каждую секунду ожидая увидеть на пороге полицейских. Думал над тем, успел ли уже с ними познакомиться Йоэль. Можно было бы просто написать и спросить, но я лишь сильнее натягивал одеяло, твердя себе, что упустил уже все возможности. Я совсем не ожидал его увидеть. Медленно вдыхал и выдыхал, не сводя взгляд с мигающего экрана и ощущая, как слабеют руки. Сердце пропустило удар, и я замер, услышав тихий стук. Один, второй, третий. Я был уверен, что мне не показалось. Надеялся, что показалось… Стук повторился, и я до боли прикусил губу, чувствуя, как на ней выступают маленькие капельки крови. Я точно не был готов к происходящему. Может быть, это совпадение? Одно на миллион. Одно на миллиард. Может быть, это вовсе и не он, а какой-нибудь не вполне трезвый сосед, перепутавший свою квартиру с моей… Телефон продолжал сигналить, не давая моим сомнениям ни единого шанса на жизнь, и я прикрыл глаза, понимая, что ещё чуть-чуть и я не справлюсь. Не смогу удержать на цепи свои эмоции, ослаблю поводок слишком сильно, с ужасом наблюдая, как оголодавшая в моей одинокой компании истерика с жадностью набрасывается на Йоэля, желая как следует насытиться. Наверное, мне следовало просто не открывать дверь. Притвориться, что меня не существует. Впрочем, это было бы не такой уж ложью. Я попытался вдохнуть, ощущая, как горло сводит спазмом, а из груди вырывается едва слышный писк… Я не смогу… Не смогу…не смогу… Писк повторился, и я медленно открыл глаза, перестав дышать, и выронил из рук телефон. За дверью воцарилась полнейшая тишина, и я пару раз моргнул, убеждаясь, что схожу с ума окончательно. Что, если мне это все только кажется? Что, если это всего лишь игра моего больного воображения? Подсознательное желание увидеть его снова. Придуманная возможность объясниться. Поговорить, пока не стало слишком поздно… Я еле поднялся с кровати, на ватных ногах направившись ко входу. Невесомо коснулся гладкой поверхности, аккуратно проведя по ней ладонью, и задержал дыхание, слыша, как Мики ногтями скребёт по матрасу. — Нико, открой, пожалуйста, — я сглотнул, уперевшись лбом о дверь, пытаясь уговорить себя, что это все невзаправду. Если это все нереально, так почему бы тебе просто не открыть дверь, Нико? Воздуха не хватало… Я попытался вдохнуть, тут же закашлявшись, и ощутил, как идёт кругом голова от усиливающегося напряжения. Самое время свалиться без сознания. Самое время отключить основной генератор, слушая, как он потрескивает, пытаясь самостоятельно переподключиться. Самое время посмотреть в глаза своему страху, осознавая, что этот страх, на самом деле, остался позади. Сидит, закутавшись в твое одеяло и плюется кусками пережеванного матраса. Я надеялся, что однажды они застрянут у него в горле, а я смогу приобрести новый матрас, новый дом. Жизнь новую и отфильтрованную без мертвых стервятников, которые почему-то отказывались питаться падалью. Воспоминания бы ещё приобрести новые, не запачканные трупными ошметками Мики. Я потянул на себя ручку, твердо решив начать хотя бы с воспоминаний, и тут же отступил на шаг назад, отработанным движением проводя раздражающую краснотой черту. Единственный цвет, который я идеально запомнил с той самой ночи. Он действительно был там. Неуклюже переминался с ноги на ногу, придерживаясь одной рукой за стену, а во второй удерживая непонятный разноцветный комок. Я с трудом устоял на месте, борясь с желанием сделать ещё один шаг назад, и лишь обхватил себя руками, пытаясь унять несущееся на огромной скорости сердцебиение. Я чувствовал, как паника берет надо мной контроль, расправляет свои массивные крылья, цепляясь когтями в мои ребра… Я снова был на краю бездны, обречённо наблюдая, как наполненный едва появившимся ликованием воздушный шарик стремительно несётся в черноту, жалуясь на простреленные лёгкие. Я уже не мог его поймать… Я и себя уже был поймать не в состоянии. С трудом заставлял себя дышать, бездумно разглядывая яркое нечто на руках у Йоэля. Я не мог понять, зачем он пришел. Попрощаться? Вполне возможно, да. Наконец рассказать мне то, что я так и не услышал в ту ночь? Сообщить, что все же сожалеет о том, что сделал? А может… — Ты прости, что я так поздно. Я не уследил за временем. И просто не знал, куда пойти. Сразу подумал о тебе. Я крепче сжал дверную ручку, никак не находя в себе сил посмотреть ему в глаза. Я никогда не был у моря зимой… — Я нашел ее у магазина. Понятия не имею, что делать с ней дальше, — я поджал губы, с удивлением заметив, как неподвижный до этого комок зашевелился и смешно дёрнул крошечной головкой. — Она…я не знаю, как она там оказалась. Я и сам не знаю, как очутился там. Просто бежал со всех ног и… — Я на мгновение перехватил его взгляд, заметив, как дрогнули его губы, и уставился на жирную алую черту у своих ног. Хотелось стереть ее, вымыть с мылом, вывести кислотой. Страх свой вывести кислотой, щелочью, слушая, как он недовольно шипит внутри. Но я лишь приставлял к ней невидимый сантиметр, отмечая, что он превысил допустимое расстояние на целых двести миллиметров. Он нервничал. Я тоже. Блуждал взглядом по его темнеющим от налипшей грязи ботинкам, ощущая, как пристально он смотрит. Закрыться не хотелось. Сбежать не хотелось. Прекращать все это не хотелось. Хотелось вернуться обратно… В тот миг в коридоре школы, и прожить все заново. Надеюсь, что в Параллельной Вселенной я так и сделал. Хоть где-то я должен был поступить правильно. Это всё ещё было странно… Не чувствовать на себе его полный отвращения взгляд. Не ощущать раздирающую нас на части неловкость. Это было так странно…всё ещё просто чувствовать рядом с ним… Он тихо кашлянул, прерывая повисшую тишину, и внезапно произнес: — Все закончилось, Нико. Мики больше никогда не причинит тебе вред. Ни он, ни кто-либо из его шайки. Я вздрогнул, ощущая, как по коже пробежали мурашки от его голоса. До меня не сразу дошел смысл сказанного, и я лишь поморщился при упоминании ненавистного имени. Вдох, второй, третий… Я резко выдохнул, чувствуя, как тело начинает бить мелкая дрожь. Он не мог… Он ведь не мог… Йоэль… Я посмотрел ему прямо в глаза, с удивлением замечая, как никогда не прекращающийся на моей памяти шторм почти утих, уступая место непривычному штилю. — Он ничего не помнит, Нико. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Этот гад никогда не сможет вспомнить, по какой причине влачит свое существование в качестве овоща. Это вроде и наказание, но удовлетворения нет. Главное, что все, наконец, закончилось, — Я всхлипнул, чувствуя, как медленно отпускает охватившее меня напряжение. Неожиданно захотелось зарыдать. Дать ослабевшим ногам отдых, упав на колени, и выть, выплакивая всю накопившуюся тревогу. Хотелось обернуться. Пробежать взглядом по всей комнате, убеждаясь, что он окончательно ушел. Испугался присутствия Йоэля, скрывшись в опустившейся на ночь темноте. Я боялся оборачиваться… Все было кончено… Так почему тогда эти слова отдавались ужасной болью где-то под ребрами? Выворачивали душу наизнанку, оставляя после себя щемящую пустоту? Я снова и снова перекатывал их на языке, желая получше распробовать, но долгожданной сладости почему-то не ощущал. Лишь противная горечь под видом вкусной конфеты. Горький хэппи-энд, от которого щемит сердце, а на глаза наворачиваются слезы. На самом деле это был вовсе и не хэппи-энд… Я прерывисто вдохнул, упираясь спиной о стену, и облизал пересохшие губы, понимая, что сознание начинает уплывать. — Нико, я — он сделал шаг вперёд, едва не наступив на проведенную черту, и, будто забывшись, протянул ко мне ладонь, впрочем, через секунду одернув ее. Я резко отшатнулся, едва не завалившись набок, и выставил перед собой руку, мечтая сломать ее к херам только, чтобы между нами больше не оставалось расстояния. Все ведь кончено, так почему я просто не могу все забыть и двигаться дальше? Двигаться ему навстречу, чувствуя, как хрустят под моим касанием ранее нерушимые стены. Ощущая, как с запястий слетают тяжёлые железные цепи. Ты теперь на свободе, Нико. Так почему же ты ей не радуешься? Я съехал на пол, запустив пальцы в спутанные волосы и уставившись перед собой в одну точку. Краем глаза я видел, как Йоэль осторожно присел на корточки, опустив котенка рядом с собой. Он тут же потянулся и смешно чихнул, выставив кончик розового язычка. — Слушай, наверное, я поторопился. Возможно, это была не лучшая идея. Я что-нибудь придумаю. Может, парни согласятся взять или… — Я дернулся и повернул голову направо, почувствовав, как что-то холодное легко касается моих пальцев. Первый порыв был отпрянуть. Вскочить с места, отходя как можно дальше. Забарикадироваться, выставить ещё больше преград… Как ей, вообще, удалось пересечь черту? Судя по всему, ей было абсолютно плевать на мои выдуманные страхи и какую-то там черту. Я убрал руку, и она тут же вцепилась когтями в мои штаны, намереваясь забраться повыше. Я замер, наблюдая, как она легко запрыгнула мне на ноги и, немного потоптавшись, направилась прямиком к моему лицу. Йоэль не издавал ни звука, внимательно наблюдая за происходящим, а я все не мог пошевелиться, ожидая, что вот сейчас точно схвачу очередную паническую атаку, напугав и его, и ни в чем не повинную зверюшку. Время шло, а она все не наступала. Я спокойно вдыхал и выдыхал, чувствуя, что сердцебиение не учащается ни на грамм, и не сводил глаз с котенка, свернувшегося клубочком у меня на животе и принявшегося едва слышно мурлыкать. Я медленно поднял руку, нерешительно коснувшись мягкой шерсти кончиками пальцев, и в ту же секунду услышал тихое мурчание. Йоэль рвано выдохнул и провел ладонью по затылку, взъерошивая волосы. — Эм… это было неожиданно… Но думаю, ты ей понравился, — я кивнул, легонько поглаживая малыша за ушком. Это действительно было неожиданно. Я уже и не думал, что однажды смогу найти контакт с кем-либо. Не надеялся, что кто-то сможет преодолеть мой непробиваемый барьер. А может, он и не такой уже и непробиваемый? — Я думаю, ее надо будет выкупать. Ну и блох, там, наверное, миллион, — он тихо хмыкнул, упираясь спиной о косяк. — Помню, в детстве мы с друзьями любили играть в прятки рядом с заброшенными недостройками. Ещё тогда, видимо, чуял, что те места — моя судьба. Так вот, мне пришла в голову гениальная идея спрятаться в подвале одного из таких домов. Понятия не имею, почему их не закрывали. Блохи меня облепили уже, примерно, через пару минут. Гости у них редко были, а жрать хотелось. Я чесался до звёздочек в глазах ещё пару недель. Мозговыносящее состояние. Не представляю, как они с этим живут. Он кивнул в сторону котенка и легко улыбнулся. Захотелось улыбнуться в ответ, но предательские губы абсолютно не слушались. — И лоток бы ей где-то найти. Я об этом не подумал совсем. Не до того было. Хотя она, конечно, и на твой матрас может сходить, но мне кажется, ты не оценишь, — я прикусил губу, ощущая, как последние капли тревоги стремительно растворяются в звуках его ровного голоса. Возможно, я все же совершил огромную ошибку, стараясь удерживать его как можно дольше… — У нее же имя должно быть. Когда был младше, у нас кот дома жил. Морфиус. Я по Матрице тогда фанател. Да и кличка ему очень шла. Ему похрен всегда было на всех окружающих. Безэмоциональный пофигист. Главное, чтобы миска полная была. Но, наверное, для девочки имя Морфиус не покатит. Я хмыкнул, наблюдая, как малышка сонно поворачивается на бок, вытягивая вперёд тонкие лапки, и думал, что смысла в имени, скорее всего, нет. Она все равно не узнает, как ее зовут. — Ты когда-нибудь смотрел Ван-Хелсинг? Ну, про чувака, который поехал в Трансильванию, чтобы убить графа Дракулу? Я впервые этот фильм увидел лет в двенадцать. Он тогда ещё только вышел, вроде. Родители нас с сестрой оставили примерно на середине и пошли спать. Мартте было особо не интересно, она с подругой переписывалась, а я смотрел, как приклеенный, оторваться не мог. Главная, Анна, по-моему, бесила жутко, почему-то. Даже объяснить не могу из-за чего. А вот подружка Дракулы нравилась. Я за нее весь фильм был. Алира, если я не ошибаюсь. И фигурка у нее отпад, конечно. Я прикрыл глаза, ощущая, как уголки губ слегка ползут вверх. Это даже отдаленно не было похоже на улыбку, но ему снова непонятным образом удалось это сделать. Второй раз с того момента в палате. И мне снова ужасно не хотелось, чтобы он уходил. — Алира, — Йоэль подтянул под себя одну ногу, упёршись ладонью в колено, и немного наклонился вперёд, мазнув взглядом по моему лицу. — Алира, иди ко мне. Тебе нравится твое имя? , — она никак не отреагировала, продолжая крепко спать, и я провел пальцем по передней лапке, заметив, как она недовольно дернулась. — Ей точно понравилось. А тебе? Я вновь кивнул, не решаясь посмотреть ему в глаза. Мне всё ещё нужно было время. Много времени. И почему-то я был уверен, что Йоэль будет готов мне его дать. — Знаешь, я много чего передумал за эту неделю. Я о Мики… — я глянул в противоположный угол, пытаясь рассмотреть прячущегося в темноте Мики, но там неожиданно было пусто. Ушел… Он все же ушел… Я сглотнул, наблюдая, как залатанный воздушный шарик заново показывается из кажущейся бесконечной бездны, и легко выдохнул, думая о том, что он мне больше не нужен. У меня теперь и без него было достаточно воздуха… — Мне тоже снятся кошмары. Почти каждую ночь. Я бегу за тобой, но почему-то не вижу тебя. Не могу поймать твою руку в абсолютной темноте. Не могу сделать вообще ничего, чтобы тот ужас не произошел. Мне никогда это не удается. И потом, когда я просыпаюсь…я всё ещё ощущаю это состояние полнейшей беспомощности, от которого никуда не деться. Оно душит. Не даёт дышать, не даёт мыслить. Он не даёт дышать… И я все думаю, почему я до сих пор ему это позволяю? Почему позволяю управлять собой, понимая, что он для меня уже не угроза? Для тебя не угроза… — Йоэль облизал губы, немного наклонив голову, чтобы поймать мой взгляд, и я, наконец, ответил, не позволяя себе отвернуться. — Он достаточно отравлял нам жизнь. Оторвал от нее целый кусок, умудрившись прожевать и не подавиться. Мы не сможем стереть из памяти то, что произошло, но нужно просто научиться жить с этим и просто жить. Не позволять ему диктовать свои правила. У меня плохо получается выражать свои мысли. Из нас всех тут только Йоонас прирожденный оратор, — он хмыкнул, проведя пальцами по губам, и подтянул к себе и вторую ногу. — Но мне хочется верить, что ты меня понимаешь, — я кивнул, не зная, как объяснить ему, что чувствую… Я понимал, что он прав. Сам много раз прокручивал в голове эти слова, говоря себе, что со следующего дня начну жизнь заново. Приберусь в квартире, приберу в душе́, вымету Мики из-под кровати, выкинув его в мусорное ведро, и с чистой совестью забуду о нем. Я все время сворачивал не туда. Из-под кровати не веяло разложившимся трупом, а все карты с направлениями оказывались недействительными. Я стоял один посреди пустыни, пытаясь доказать собственным глазам, что где-то под ногами должна быть асфальтированная дорога, но все, что я видел перед собой, это закручиваемый сухим ветром песок. Одному мне было оттуда явно не выбраться. Йоэль прокашлялся, немного поерзав на месте, и придвинулся на пару сантиметров ближе, чуть заметно потягиваясь. Я не знал, понял ли он это сам, или это вышло абсолютно случайно, но черта всё ещё оставалась нетронутой, а, следовательно, переживать не было смысла. Наверное, не было… — Я хотел предложить одну вещь. Тебе не обязательно соглашаться, просто мне кажется, это могло бы нам помочь. Он глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и продолжил: — Я подумал о том, чтобы набить тату. Что-то символичное. Что-то, что могло бы стать напоминанием о произошедшем. Что-то вроде шкатулки, в которую можно спрятать все плохие воспоминания и запечатать их там, не давая выйти наружу. Что-то, что будет свидетельствовать о том, как сильно мы изменились, и что мы стали сильнее. Что-то вроде «больше никогда» или чего-то подобного. Я смотрел на пофыркивающую во сне Алиру, думая, что идея не так уж плоха. Быть может, мне стало бы легче, оставь я Мики лишь фразой на предплечье. Надписью на могильном камне. В любом случае, это бы все равно произошло ещё не скоро, если бы вообще случилось. Насколько мне было известно, в мире ещё не изобрели тату машину длиной в несколько метров. Мы до самого утра так и не сдвинулись с места, наблюдая, как стены постепенно светлеют, закрашивая изнуряющую черноту. Я сильнее кутался в собственный свитер, чувствуя, как по полу гуляет сквозняк из-за открытой настежь двери, но вставать и идти за пледом, странным образом, не хотелось. Я боялся, что стоит мне только пошевелиться, как я мигом разрушу столь внезапный волшебный момент, позволив его остаткам вылететь из моего жилища вместе с холодным ноябрьским ветром. Я боялся, что если только закрою дверь, Йоэль навсегда растворится, словно его и не существовало. Я не мог его пригласить внутрь. Он и не настаивал. Всю ночь просидел в коридоре, подпирая спиной косяк, и говорил, говорил… Я был безумно благодарен своим соседям, что сегодня они решили не нарушать свой режим и мирно отсыпались в собственных кроватках. Около семи утра я и сам почувствовал, что засыпаю. Его присутствие действовало на меня как самое настоящее снотворное. Как потрясающе сильное успокоительное… Мне не хотелось его отпускать… — Я, пожалуй, пойду. Время уже позднее. Точнее, раннее. В общем, ты меня понимаешь… Он неловко почесал нос, наблюдая за жующей провод от зарядки Алирой. — Магазин вроде уже открыт. Нужно ей еды купить, и тебе тоже. Ты когда последний раз ел? — Я пожал плечами, вспоминая покрывшуюся плесенью овсянку, и тут же почувствовал, как желудок сводит судорогой. — Я быстро. Обещаю. Дверь не закрывай, — он встал, немного задержавшись на пороге, и несмело улыбнулся, перехватив мой взгляд. Я прикрыл глаза, глубоко вдыхая аромат его парфюма и слушая лёгкие удаляющиеся шаги. Он был здесь. Я не мог это выдумать… Едва ощутимая паника вновь начинала давать о себе знать. Я уговаривал себя дышать, следя за носящимся из угла в угол котёнком. Крохотные лапки мелькали то тут, то там, поднимая в воздух кучу пыли. Исчезали за поворотом и снова появлялись, не всегда вовремя тормозя перед преградами. Она не могла сама появиться. Значит, он точно приходил. Я медленно встал, делая пару шагов к двери, и прижал к ней ладонь, раз за разом прокручивая в голове его слова. «Я быстро. Обещаю.» Я считал секунды, не позволяя себе отвлечься ни на миг. Это помогало. Я ощущал, как выравнивается дыхание, и не успевшая перерасти в выматывающую истерику паника недовольно затихает. Пятьсот двадцать пять… шестьсот сорок два… На восемьсот восемьдесят четвертом счёте я услышал, как скрипнула входная дверь подъезда, и осторожно выглянул в коридор, заметив, как между этажами мелькнула знакомая куртка. Йоэль тяжело дышал, на ходу отряхивая джинсы, и, замерев в положенных полутора метрах, протянул мне доверху набитый пакет. — Здесь по мелочи. Лоток ее, пару игрушек, корм какой-то, и тебе тоже корм есть отдельно. Смотри, пакеты не перепутай, — он улыбнулся, поставив покупки на пол, и отошёл в сторону, засунув руки в карманы. — Нико, я…спасибо тебе, что не выгнал меня сегодня, и что выслушал. Я… Я и не надеялся на такое… Он замолк, прокручивая брелок от ключей в дрожащих пальцах, и, нервно облизав губы, вдруг произнес: — Я могу прийти сегодня снова? Конечно, не так поздно, и если ты не будешь против. Ты можешь сказать нет. Я все пойму. Я пойму, если тебе нужно время, и если… Я быстро кивнул, прерывая этот бессмысленный поток. Все слова были явно лишними. Все, кроме самой первой фразы. «Я могу прийти сегодня снова…» Ты мог бы вообще не уходить?.. Я бы не смог это произнести, даже если бы говорил. Почему-то не мог… Он облегчённо выдохнул, кивнув в ответ, и сделал пару шагов назад, не спеша отворачиваться. — Тогда до вечера? — Я всё ещё стоял у двери, не находя в себе силы закрыть ее, даже когда услышал шум замка внизу. Меня трясло, как в лихорадке. Лёгкие вновь подводили, отказываясь признавать наличие вокруг кислорода, но сейчас я себя чувствовал по-настоящему живым. На какие-то доли секунды мне удалось ощутить это. Я был дома… В том доме, в который уже и не надеялся попасть. В месте без стальных решёток на окнах и обычной дверью, в которую смог зайти кто-то, кроме меня. Мне впервые не хотелось бежать отсюда куда глаза глядят, каждую секунду страшась, что плетущийся следом Мики вдруг вопьется в меня когтями. Его тут уже не было… Я был в этом уверен, разбирал подарки, наблюдая, как Алира лично проверяет каждый угол, одновременно цепляя на себя клочки паутины и сбившейся в комки пыли. Теперь это место принадлежало лишь нам. По крайней мере, мне очень хотелось на это надеяться… Мы с аппетитом позавтракали принесенными гостинцами, разделив напополам кусок сыра и котлету из ещё теплого бургера. Я был уверен, что вывернусь наизнанку через пару минут после окончания трапезы, но желудок лишь приятно мурлыкал, вторя довольному мурчанию Алиры. Глаза закрывались сами собой, и я едва успел добраться до матраса, краем глаза замечая, как малышка топает следом. Похоже, моя компания ей нравилась. Впервые за долгое время кошмары ко мне так и не пришли… Он проведывал меня каждый вечер. Появлялся на пороге примерно в одно и то же время, выстукивая по двери секретный код, и тут же протягивая мне новый журнал. — Брось, я же знаю, что ты такие собираешь, — произнес он в первый вечер, видя, что я уже собираюсь отказаться. — Зря я что ли мозг девушке-консультанту выносил? Мне кажется, ещё парочку таких покупателей, как я, и она точно уволится. Я поджал губы, следя, как Йоэль осторожно кладет комикс у дверей и немного отходит назад, не сводя с меня взгляд. Вопреки моим опасениям, это меня нисколько не напрягало. Я привык сжиматься в комок под пронизывающим меня насквозь ледяным взглядом Мики. Привык прятаться под одеяло от собственных демонов, лихорадочно думая, где достать ещё одно. В его взгляде не было и капли пренебрежения или угрозы, и я ловил себя на мысли, что хочу ответить ему тем же. Заглянуть ему в глаза, найдя в себе силы выдержать его взгляд хотя бы минуту. Пока мой личный рекорд был всего пару секунд… — Я помню, как принес тебе тот журнал… Мы вновь сидели в коридоре, подстелив под ноги мое покрывало и куртку Йоэля, наблюдая за тем, как Алира с упоением тягает за собой в зубах шарик на верёвочке. — Хотелось тебя порадовать. Как-то подбодрить. Я не думал тогда, что все может быть настолько хреново. Даже мысли не мог допустить. Перерыл все полки в магазине, пока не увидел именно этот комикс. Бежал в больницу, представляя, как вручу его. Я…я до сих пор помню ту тень улыбки на твоём лице. Тогда подумалось, что все наконец-то будет хорошо. Что все уже позади… Я прикрыл глаза, ощущая, как в горле застревает огромный ком. Я тоже помнил этот момент. До сих пор чувствовал под пальцами гладкие страницы, слыша их тихое шуршание. Всё ещё разглядывал пластмассовую фигурку Бэтмэна, краем глаза наблюдая за застывшим на стуле Йоэлем. Я всё ещё думал о том, что было бы, если бы он тогда так и не узнал правду… Смог бы я ее скрыть? Похоронить под множеством пластов политой моей кровью земли, ощущая, как меня постепенно затягивает внутрь? Я был уверен, что задохнулся бы в этой сколоченной наспех могиле, без возможности разделить с кем-то эту боль. Это вновь было эгоистично, но умирать вместе с кем-то было легче. Пытаться выжить было легче… Я надеялся, что с его появлением кошмары меня наконец-то покинут навсегда. Переберутся в другое жилище, плетя паутину в забытых солнечным светом углах. Уползут прочь за хозяином, оставляя следы сотен лап на никак не перестающем падать снегу. Я надеялся, что они не смогут найти ко мне дорогу в этой бесконечной метели… Они никогда не нападали рядом с Йоэлем. Сторонились его присутствия, замирая неподвижными фигурами где-то между оконных рам. А затем жалили, жалили, с радостью наблюдая, как на месте укусов распухают огромные волдыри. Как я сам превращаюсь в огромный волдырь, кутаясь в абсолютно бесполезное одеяло. Успокоительное не помогало. Снотворное не помогало. Единственное успокоительное, которое помогало, было в доступе лишь пару часов в сутки, но у меня не хватало смелости сделать шаг навстречу. Сделать шаг назад, смотря, как он переступает слепящую глаза красную черту… Хотелось пересилить себя. Наступить на горло своему страху, наблюдая, как кошмары в панике разбегаются, размазывая свои тельца по стеклу. Пересилить…заставить… «Я никогда не сделаю ничего против твоей воли…». Мы оба были не готовы к такому. Ни он. Ни я. Я думал о том, чтобы вновь выйти наружу. Преодолеть кажущееся невозможным расстояние, представляя, как сжимаю руку идущего впереди Йоэля. Хотелось сделать это осознанно. Покрепче связать желающую вырваться на волю панику, оставив на ее запястьях знакомые следы. Найти в голове свободное место для новых воспоминаний, начав заполнять пустые окошки. Я уверял себя, что больше не боюсь плавать. У меня теперь точно был спасательный круг… Я всерьез думал о колледже. Обрабатывал в голове эту мысль, не позволяя себе испугаться. Рисовал в голове план маршрута и способы эвакуации, следя, чтобы все они были для меня в свободном доступе. Их в любую минуту могло завалить. Моими сомнениями, страхами и неуверенностью. Мой подъезд могло завалить снежными сугробами. Меня самого могло… Я боялся озвучивать эти мысли Йоэлю. Он не боялся озвучивать мне свои. Периодически заговаривал об учебе, отбивая пальцами непонятный ритм по экрану телефона, и заявлял, что вот завтра точно пойдет в колледж хотя бы узнать, числится ли он ещё там. Я знал, что он ещё не скоро выполнит свое обещание. Наблюдал за его сжатыми кулаками и гипнотизирующим стену напряжённым взглядом, слушая, как он старается сделать свой голос чуточку ровнее. Ему было страшно. Не по себе от того факта, что придется начинать все сначала. Заново искать себя в этом огромном мире, не зная, куда податься. Как же мы были с ним в этом похожи… Я так же не мог найти свое место здесь. Хотя, нет, я знал, что в данный момент времени мое место было в метре от дверей. В полутора метрах от Йоэля. Крошечный прямоугольник, пятьдесят на сто сантиметров, и покидать мне его совсем не хотелось. Но я думал об этом… Не мог себя заставить, и он не заставлял. Он снова дал мне выбор… Появился немного раньше обычного, переминаясь с ноги на ногу и нервно сжимая пальцами край куртки. Нервничал. Вновь нервничал. Перебегал взглядом с одного предмета на другой, словно не знал, где остановиться, и то и дело кусал губы, сдирая кожу почти до крови. Я замер на пороге, ощущая, как забытая тревога вновь охватывает грудную клетку. Я больше просто не переживу. Не вынесу, если снова случилось что-то плохое. Не смогу выстоять в завывающем сквозь открытую дверь ветре, позволяя ему сбить себя с ног. Мики… Это снова он… Почему ты молчишь, Йоэль? Почему? — Конкурс состоится через четыре дня. Тот, на который мы отправляли свою песню, помнишь? Йоонасу пришло оповещение. Мы должны быть там в четверг, — он тяжело выдохнул, вцепившись в косяк, и немного опустил голову, уставившись себе под ноги. У него тряслись руки. Я почти чувствовал ту дрожь, которая охватывала все его тело, выбивала почву у него из-под ног и лишала последней капли кислорода. Я был уверен, что он преодолел весь путь бегом, но знал, что это не имеет никакого отношения к его состоянию. Он сделал пару глубоких вдохов, наконец подняв голову и посмотрев мне прямо в глаза. Его море вновь штормило… Я видел огромное цунами, на бешеной скорости несущееся к безлюдному берегу. Почти безлюдному… Я снова ощущал под ногами влажный песок, несмело ступал вперёд, наблюдая, как вода стремительно отбегает прочь. Я бы солгал, если бы сказал, что мне не было страшно… — Я не знаю, что делать, Нико. Мы не можем уехать без тебя. Это несправедливо и не правильно. Ты часть нашей команды, и мы вместе или вперёд, или на дно. Нас вообще могут снять с конкурса из-за отсутствующего участника, но тебя никто ни к чему не принуждает. Это будет твой выбор. Что бы ты ни решил, мы примем это. Я приму это… Только скажи мне, что делать, Нико… Я не знал, что делать. Смотрел, как в его взгляде медленно гаснет и вновь загорается тусклый огонек надежды, ощущая, как внутри разевает свой ненасытный рот чужеродная пустота. Я успел сделать только один вдох перед тем, как цунами окончательно меня поглотило…