Давид III - Великий король (3ч)

Было уже 17-е апреля, как Давид позарился на тот самый городишко, в окрестностях которого находился четвертый для него золотой рудник. Первый он взял себе для прокорма армии, второй подарил любимому Карлу, третий отрядил на нужды населения, а вот этот послужит его личным нуждам и наполнит личную казну. Король уже потирал руки, представляя как подорвет стену этого города и как ворвется в него подобно варвару, убивая на своем пути каждого, кто не захочет преклонить перед ним колена. Планы были грандиозные, но и приготовления - тоже. Лазутчики осматривали каждый сантиметр, шпионы и диверсанты проникали в сам город, подготавливая его для сдачи, воины готовились к схватке, а слуги начищали латы, натачивали лезвия и подковывали лошадей. Работа кипела и это не могло не радовать. Какие планы, какие грандиозные мечты, но Давид всё же не забывал о предсказании. Каждый день его тщательно осматривал именитый врач и каждый день выносил один и тот же вердикт - король здоров, что успокаивало того ровно на день, до следующего осмотра. Давид порою даже думал, что если бы он смог провести все эти два года ничего не подхватив, то и дальше волноваться ему было бы незачем. В таком случае, он бы покорил всю Имри, забрав весь полуостров себе. Это же как ему улыбнулась судьба, раз дала такой хороший момент для победы над таким, казалось бы сильным противником? Король сам не мог поверить в свою удачу, однако и своих заслуг он тоже не приуменьшал. - Давид, - прервал его мысли Карл, зашедший в шатер с улицы в полном облачении, но без шлема. - М? - покосился на него король, уже надевая рубашку после осмотра врача. - Не хочешь прогуляться? - подошел к вину. - Сегодня такая хорошая погода. Грех не погулять, - налил себе. - Солнце, ветерок... Сказка, - повернулся к нему, отпивая из кубка. - У нас завтра начало осады. Куда ты гулять собрался? - поднялся и стал заправлять рубаху в штаны. - По лагерю гуляй. - Да ну. Я соскучился за нашими конными прогулками, - неохотно отставил вино на стол. - Я - король. Куда ты меня уводить от войска собрался? Повсюду лазутчики и враги. Хочешь, чтобы меня подстрелили на этой прогулке? - Сделать из тебя не короля не так уж и сложно. Оденься попроще и шлем надень. Кто тебя узнает? - Карл, ты какие-то глупости предлагаешь. Гулять на кануне осады. Чувство, будто ты с имрианцами снюхался и хочешь меня в западню заманить. - Что?! - в ужасе выкатил глаза. - Как ты только подумать мог об этом?! Да ты..! Ты..! Да пошел ты! - резко развернулся и вышел. Давид тяжело выдохнул. Посмотрел на слуг, что стояли рядом с одеждой в руках и начал одеваться. Пройдясь верхом по лагерю и посмотрев всё ли у каждого гарнизона хорошо, король отправился к генералам, дабы в последний раз обсудить осаду и все возможные варианты развития завтрашних событий. Вкратце, планировали подорвать стены, застрелить лучников на этих же стенах, ворваться в город и распустить свой флаг. Давид рассчитывал уже к ужину взять эту крепость, дабы со спокойной душой и радостью в кошельке, отправиться спать. После обсуждения, король пообедал, немного потренировался и отправился отдыхать, дабы завтра точно быть полным сил и энергии. В шатре было достаточно скучно, так что Давид ходил по лагерю, глядя на небо и всем телом чувствовал, что Карл не обманул, говоря о чудесной погоде. Решил мириться с ним и вызвал не куда иначе как на пикник. Слуги подсуетились, нашли неплохую полянку вблизи лагеря, залитую солнцем, принесли туда кресла со столиком и накрыли скромный ужин. Стража осмотрела местность, заняла свои позиции. Карла, которого пригласили немного заранее, попросили снять латы, для чего именно, тот не сразу понял, но всё же подчинился. Пришел на место, где его уже ждали. Давид радушно улыбнулся: - Погода и правда хорошая, но гулять слишком опасно. Посидим на одном месте? - прищурился от солнца, что слепило его. Воин недовольно сложил руки на груди: - Ты назвал меня предателем и шпионом. Ты решил, будто я предаю тебя! - гневно бросил на него. - Это была глупая шутка, - подошел к нему. - Не сердись... - погладил его щеку. - Мне тут всякого-разного принесли, - обернулся и указал рукой на столик. - Хочешь попробовать? - вернулся к любовнику и, пока тот еще злился, ловко его обошел, положил руки на плечи и повел с собой к креслам. - Смотри какое солнце сегодня яркое, - поднял лицо на чистое небо. - Жить под таким солнцем хочется, - взглянул на фаворита. - Где хочешь сидеть? - остановился. - На солнышке или в тени? Тот уже косился на блюда. Показал пальцем на стеклянную банку с каким-то соусом или вареньем: - Что это? - Персиковое варенье, - с нежной улыбкой прилег на его плечо. - Хочешь? - Ну, - непринужденно покосился по сторонам, - отказываться не буду, - оторвался от короля и подошёл к столу. Открыл банку, оторвал кусок хлеба и ножом намазал себе сладкий бутерброд. Еле засунув такой большой кусок в рот, он начал жевать. Было слишком сухо, так что налил себе вина и запил, снова откусил и снова запил. Кусок, который он себе отломал был и впрямь слишком высоким, так что воин замазал этим вареньем себе весь нос и немного щёки, став походить на неаккуратного ребенка, слишком занятого поеданием сладкого и совсем не обращающего внимания на свою чистоту. Пальцы, к слову, тоже измазались вареньем. Итак, в одной руке Карл держал кубок с вином, а в другой - пустоту с грязными и сладкими пальцами. Давид подошел и умилился этому замарашке, достал платок, готовясь его вытереть, как заметил, что Карл языком пытается слизать всё варенье вокруг рта. Да и рассмеялся: - Дай же мне вытереть тебя! - приготовил платок, надетый на пальцы. - Я всё съем! - уверенно заявлял тот, языком пытаясь достать до кончика носа, испачканого сладким. - Хаха! Дай же помогу! - Моё варенье! - поспешно осушил кубок и поставил его на стол, начав облизывать пальцы. - Карл, ты же королевский фаворит, - осуждал с улыбкой. - И что? - поднял на того глаза. - Ты должен быть менее неряшлив. Возьми платок, - протянул ему свой. - Менее, более... - взял ткань и стал вытирать лицо. - Более, менее... - Теперь, ты очень сладкий, - усмехнулся. - Тебе нужно умыться, пока пчелы не налетели. - А у тебя есть тут..? - огляделся в поиске слуг. - Да, вот там, - указал к одному дереву. - Миска для полоскания рук. - Теперь там пополоскается моё лицо, - решительно направился к слуге, что прятался за деревом. Умывшись, помыв руки и вытершись, барон вернулся на полянку. Давид уже сидел, наслаждаясь теплом солнца, что его освещало. - Ты как ящерица, - усмехнулся друг, сев во второе кресло. Король улыбнулся: - Богатая ящерица, золотая ящерица... Мне уже не терпится. Вот возьму этот рудник... - Рыбу будешь? - прервал его друг, уже приготовив приборы в руках. Давид взглянул на того. - Знаю я все твои планы, - не глядя выдал Карл. - Давай насладимся сегодняшним днем. А завтра уже будем называть тебя золотой ящерицей, - потешно взглянул на него. - Смотри какая природа, какая погода, - показал вокруг, окидывая взглядом вездесущую зелень. - Нарадуешься ты еще своему золоту. Давай порадуемся солнцу, - посмотрел на него. - Никогда не знаешь, что тебя заинтересует - золото или природа с охотой, - задумчиво выдал тот. - Золото я люблю, - поедая рыбу начал тот, - и короны, перстни всякие, но когда у тебя есть всё, ты можешь наслаждаться одним лишь солнцем. - Солнце все любят, - поднял глаза к небу и расслабленно закрыл их. - Только это, солнце ж разное бывает, - указал на него ножом и снова продолжил есть. - Ты о чем? - нахмурился, не открывая глаз. - Солнце как солнце. Что еще может быть солнцем? Оно одно. - Ты можешь быть солнцем, - посмотрел на него. Давид опустил глаза на Карла. - Ты - моё солнце, - серьезно выдал тот и продолжил есть. - Дня без тебя прожить не могу. Король ласково улыбнулся: - Я - твоё солнце, а ты - мои Луна, - протянул ногу и погладил стопой его голень. - В каком смысле? - поднял голову. - Не знаю. Просто звучит красиво, - потешно улыбнулся. - Без тебя я - не я. Ты вот можешь представить Луну без солнца? - Ну, ночью одна только Луна. Тот подавился смехом: - Вот ты ночью и бодрствуешь, а я с первыми лучами просыпаюсь! - толкнул его ногой. Карл рассмеялся: - И правда! Ты - моё солнце и я - твоя Луна! - А с тем, что у нас общее небо... - загадочно наклонился и сложил руки на столе. - Всё моё - твое? - заманчиво продолжил, также наклонившись к нему. - Именно, - кивнул, привстал и дотянулся к его губам, дабы захватить их в чувственном поцелуе. Следующим днем, только лишь расцвело, Давид первым делом узнал не хотят ли жители города сдаться без боя? Те не хотели. "Ну что ж, - пожал плечами король, - не хотят без боя, сдадутся с боем." Были подняты все войска, собраны и вооружены все гарнизоны. Давид, не решаясь нарушить своих ритуалов и личных суеверий перед нападением на кого бы то ни было, вызвал к себе Карла, присел с ним на край кровати и вздохнул, напряженно обдумывая готовый план. Рыцарь заботливо обнял того, как мог крепко, будучи в латах, и поцеловал в щеку: - Всё будет хорошо. Ты захватишь этот город и я буду называть тебя золотой ящерицей, - потешно усмехнулся. Король взволнованно покосился на него: - Устроим после победы ужин? - Конечно. Как пожелает мой повелитель, - лег виском на его голову, нежно поглядывая на властелина. Тот взволнованно вздохнул, опустив глаза на пол. Сжал кулаки и решительно кивнул: - Да, я возьму эту крепость, - поднялся. - Этот рудник будет моим. И земля будет моей. Все эти люди станут моими подданными, - повернулся к воину, полностью готовый к схватке. Карл нежно улыбнулся глазами и тоже поднялся: - Вы мой непобедимый император, - приблизился к нему и непринужденно поцеловал в губы. - Давид III Великий Завоеватель, - воодушевленно выдал на него. Тот решительно кивнул, полностью соглашаясь с услышанным. - Так давайте захватим все их земли, - уверенно сжал кулак, готовый схватиться за меч. Давид кивнул: - Часть этих земель будет твоя, - ступил к нему, страстно поцеловал, отстранился, твердо посмотрел в глаза и снова кивнул, пошел к коню, полностью настроенный только на бой, только на победу. Карл в скором времени тоже ушел на улицу и побежал к своему гарнизону, дабы не подводить командира. Уже через полчаса всё войско стояло вокруг крепости. Завоеватель давал последний шанс сдаться горожанам без боя, но те никак не могли позволить себе такой нелицеприяный шаг. Навели друг на друга огнедышащие орудия и пушки. Давид достал свой меч, поднял над головой. "В атаку!" Единомоментно зазвучали трубы, взрывы пушек и крики воинов, что начали палить друг в друга. Поле боя скоро затянулось дымом, будто туманом, обволакивая неприятельскую армию и разрушающийся город. Имрианцы видя, что захватчик вооружен огнестрельным оружием значительно лучше и больше, стали беспокоиться. Особенно они забеспокоились, когда одна из внешних стен начала мерно разваливаться от тех чугунных ядер, что регулярно в нее прилетали. Однако настоящую панику посеяли взрывы и грохот не с лица, где стоял Давид, а со спины, где начала разрушаться одна из мечетей. Диверсанты поработали на славу, заложив бомбы в самых, казалось бы, неожиданных, но очень важных для поддержания духа, местах, таких как церкви и мечети, некоторые дороги и площади, места на стенах и в ратуше. Взрывы слышались везде и спереди, и сзади. С таким отменным средством как порох, Давид даже не очень переживал по тому поводу, что драконов ему так и не удалось уговорить воевать на его стороне. Хотя, периодически размышляя над этим, король признавался, что с этими страшными существами всё шло бы гораздо быстрее, хоть и после него ничего бы не оставалось. Пожар - вещь заразная и не сильно контролируемая всё-таки. И так, когда поле боя было поглощено дымом, а стена с воротами - развалены, король послал своё войско прямо к городу. Когда свои залезли на стену и проникли в город, бойня началась и на мечах, саблях, топорах, так что многим стрелкам стало не до того противника, что стоит в десятках метров. Имрианцы держались и оборонялись долго, настойчиво, но когда перебили всех стрелков на стене, когда проникли десятки воинов прямо в город... Началась новая бойня, рукопашная. Вот только особой надежды горожане могли не питать. Прячась по своим домам и подвалам с маленькими детьми, они лишь хотели поскорее всё это закончить. Закончить крики и кровопролитие, закончить взрывы и звон металла. Просто сдаться, но сохранить в живых хоть кого-то из тех сыновей и мужей, что отчаянно пытались сохранить город под властью Исаака и его сыновей, которые не спешили на помощь по причине упадка собственного войска. Давид остановил пальбу по городу, как только услышал зов рога, что сообщил ему о проникновении войска за стену и ворота. Король даже немного удивился такой быстроте пролома ворот. Ему на миг показалось, будто горожане сами открыли его войску, лиж бы только закончить всё это. Но нет, бой продолжался. На подмогу отправились еще несколько гарнизонов, которые принесли своему королю самый сладкий звук на свете - звон колоколов, что означал сдачу города. Давид не мог не ухмыльнуться. Наконец-то и у него будет личный золотой рудник. А то что он, без рудника и без рудника? Какой-то неполноценный король. А сейчас-то совсем другое дело. И земля, и золото. Глядишь, скоро вообще императором станет и что тогда? Будет сам себе королей назначать. Радости не было предела. Бой был окончен. Осада - также. Солнце уже кренилось к закату, а на часах и не было семи. Военачальники отправились в лагерь. Давид сразу приказал начать готовить ему ужин и налить вина, с которым он сел в кресло и расслабленно сделал глоток. После удачной осады всегда было как-то особенно хорошо на душе. - Какие же чудесные эти пушки, - с удовольствием рассуждал король, в присутствии их первого создателя - Германна. - Палят как дышат, - усмехнулся. - И даже дым такой хороший, такой удобный. Мм... Сказка. - Я рад, что вы такого хорошего мнения об этих механизмах, - благодарно поклонился тот. - Как только мы без них жили? Господи, - поставил кубок и сложил руки за голову, глядя вверх, - как же удачно складывается моя жизнь. Порох, пушки, захват всего полуострова и будущая империя... Хах, а ведь с чего начиналось? С того, что я в этой же стране себе раба купил, - с усмешкой взглянул на присутствующих. - Ариф очень подсобил нашей науке, - подтвердил Германн. - Более чем! Никогда не пожалею, что купил его задорого! Хаха! Всего 500 кранге! Всего 500, а сейчас мы сколько выручили? - Более чем в 100 раз, - задумчиво кивнул военный казначей. - Да-да, - поднял голову. - Мы побеждаем имрианцев с помощью их же раба! - от души рассмеялся. Присутствующие поддержали это настроение. - Хах и новая победа! Что мы получили, сколько потеряли? - посмотрел на своих. - Скажите мне завтра после завтрака. Не думаю, что потери уже сегодня успеют посчитать. Те кивнули, удалились. Король же снова выпил и снял облачение, переодевшись во что-то полегче и попроще. Попросил какого слугу привести к нему Карла, да поскорее, дабы он ужинал не сам, а в компании своего вдохновителя на победы. Юноша кивнул и тут же убежал, однако вестей он не приносил очень долго, что Давида конечно же расстроило, но он спокойно нашел этому объяснение: "Карл наверняка сейчас помогает сослуживцам. А его от этого не оторвать. Ладно уж, завтра тогда встретимся". Ужинал он в компании своих же военачальников, давая тем хороший повод блеснуть перед королем не только военными талантами, но и манерами, интересностью и юмором, которые тот очень любил. В конечном итоге это превратилось в небольшую пирушку с богато накрытым столом и большим количеством вина. Ближе к полуночи, когда короля довольно заметно уже клонило в сон, в шатер забежал перепуганный лакей. - В-ваше величество, - дрожащим голосом начал он, ломая себе пальцы на потных руках. Веселая толпа взглянула на того. - Что случилось? - расслабленно и устало откинулся на спинку Давид. - На нас нападают? - Н-нет, - опустил голову, покрываясь потом. - Т-там... - проглотил слюну. - Да говори уже, - нетерпеливо махнул рукой. - В-вашего Карла нашли. - Он ранен? - настороженно приподнялся, а за ним и вельможи с генералами. Слуга взволнованно кивнул, не решаясь поднять на правителя глаз. Тот встал, жестом позвал с собой Густава и вышел, уведя за собой этого лакея, что позднее провел его к одному шатру, где толпилось как-то слишком много людей. Воины то и дело заглядывали друг другу за головы, негромко переговаривались и просто интересовались у близстоящих что же будет дальше. Все они выглядели встревоженными. Давид насторожился ещё больше. Сердце уже начинало выскакивать из груди, не в силах контролировать собственное волнение. - Король! - гласно сообщил всем Густав, от чего многие вздрогнули и расступились, почтительно пригнувшись перед Давидом. Тот, настороженно поглядывая на всех этих людей, неспешно зашел внутрь. За ним же следовал и Густав. Внутри орудовали врачи, с тем же Александром во главе. Точнее, они не орудовали, а просто напряженно думали, иногда переговариваясь и решая что же им делать. Как только прозвучала реплика королевского камердинера, медики встревоженно повернулись к выходу. Скрывать что-то было уже бессмысленно. Оставалось лишь смотреть за королем и за тем, чтобы ему не стало дурно. Давид вошел. Каждый из присутствующих смотрел только на него, на его настороженное лицо и взволнованные глаза. Напротив стоял стол, на нем лежал человек, всё еще облаченный в латы. - Мне сказали, что Карл ранен, - тут же обратился владыка к Александру, всеми силами пытаясь сдержать внутреннее беспокойство. - Да, - опустил тот голову и отошел в сторону, давая лицезреть королю человека на столе. Давид посмотрел на него. Это лежал Карл. Бледный, окоченевший, с кровью, засохшей на его рубашке и штанах, что виднелись под слоями пробитого стрелами железа. Безжизненный, бездыханный. - Ч-что с ним? - с усилием выдал король, сжав потные ладони, пытаясь придать уверенности самому себе. - Он мертв, ваше величество, - мельком взглянул на него Александр, говоря спокойным тоном. Давид проглотил слюну, чувствуя как руки и ноги его начинают отниматься, а лицо беспощадно бледнеть. - Это т-точно? - перевел отрывистый взгляд на врача. Взгляд, в котором было больше волнения и боли, чем Давид мог в себе держать, но которые не должен был показывать окружающим. Александр не смог долго смотреть в эти глаза, так что скоро пустил голову: - Да, ваше величество. Это точно. Король медленными и отрывистыми движениями вернулся к Карлу, и взглянул на его бледное лицо с холодными синими губами и темной засохшей кровью на двухдневной щетине. Он лежал, чуть приоткрыв рот и закрыв глаза, будто спал, но не дышал. Лежал в своих родных латах, которые выковал еще очень давно. В этой любимой защите, в которой он дрался с сослуживцами и в которой тренировался перед турнирами. В этом доспехе, что должен был беречь его от любой боли и ран. Давид не мог шевельнуться. Не мог вздохнуть или моргнуть, не мог сделать хоть что-то, из простого понимая, что если он сделает пусть и самый маленький шаг навстречу своему другу, то упадет на колени, заплыв такими горькими слезами, которых он сам никогда не знал. Он впадет в такое сильное отчаяние и истерику, что просто сойдёт с ума от внутренней боли и криков, он лишится рассудка, потеряет здравый смысл и загубит сам себя. Лицо его с каждой минутой бледнело, губы - темнели, глаза наливались слезами, а подбородок жалобно сморщивался. Сам король уже походил на своего фаворита. Такой же безжизненный мертвец, пристально глядящий на часть своей души. Глядящий на смысл своего существования, на ту бездонную радость, что всегда его наполняла, на этого вдохновителя, что всегда верил в победу и что всегда давал надежду, при катастрофическом проигрыше. Давид проронил слезу. Не было слышно ничего. Все молчали и настороженно чего-то ждали. Всё это прекратил Густав, что с сочувствием и тоской заметил как король сам готовится отдать богу душу, самолично лишив себя простого воздуха. Подошёл и обнял того сбоку за плечо: - Пойдемте, ваше величество. Давид бессильно опустил голову, прежде чем камердинер развернул его и повел на улицу. Воины провели короля со своим, специфическим сочувствием, в котором не могло не затеряться и какое-то уважение к его сдержанности и самообладанию. Приведя его величество в шатёр, Густав посадил Давида на край кровати и тут же налил тому вина, заботливо протянув кубок, пытаясь хоть немного успокоть его душу. Но Давид, глядя на всё сквозь пелену слез, выбил кубок из рук камердинера и расплескал вино по коврам и мебели, что находились вокруг. Лег на кровать, отвернулся от всех и накрылся второй подушкой, не желая кого-то видеть и слышать. Густав кивнул, понимая, что сейчас ему лучше со своими утешениями не лезть. Поднял кубок и отнес вино к столу. Выгнал всех слуг и вельмож, которым было слишком интересно, что же стряслось с их повелителем. Вышел сам, не собираясь пускать внутрь кого бы то ни было. Всю ночь слуга периодически заглядывал к королю и проверял как он там. Жив ли, в каком состоянии, что делает и о чем думает? Давид не шевелился почти всю ночь, чем немало испугал Густава. "Этот Карл буквально забирает его с собой," - думал взволнованный слуга. Но вот среди ночи правитель наконец зашевелился и движение его было не самым лицеприятным. Монарх лениво перевернулся к другой части кровати и болезненно начал рвать, выдавая обратно всё то, что он накануне съел. Камердинер тут же забежал, слыша соответствующие звуки. Подскочил к королю, подставил к нему миску, чтоб он рвал туда, и сел на край кровати, придерживая правителя за торс, дабы он лицом не плюхнулся в то самое, что из него выходило. Окончив с этим, Давид безжизненно упал на подушку, с пустотой в глазах уставившись на какую-то точку и спокойно давая своей грязной слюне стекать на ткань, в которую она легко впитывалась. Густав, наблюдая это несвойственное своему господину поведение, мог только больше начать беспокоиться за его душевное и телесное состояние. Король даже не стремился умыться, не хотел вытереть свои губы и прополоскать рот, он просто давал себе быть грязным и мерзким, вонючим. Впрочем, а чувствовал ли он запахи и вкусы? Слуга понимал, что нет. Быстро избавившись от рвоты, что была в миске, камердинер нашел и разбудил пажей с лакеями, сказал им убраться в королевском шатре. Кроме того, разбудил врача, достаточно ясным тоном сказав ему, что нужно осмотреть короля. По возвращению, Густав заметил, что его величество даже на миллиметр не шевельнулся. Из приоткрытого рта продолжала сочиться грязная слюна, а опустевшие глаза продолжали смотреть всё в ту же точку пространства. Пажи успели зажечь несколько свечей и начать убирать ту лужу под кроватью. Лакеи тихо уносили все столы и блюда, что остались тут после ужина. Работа все еще кипела, когда сюда вошел тот самый врач со своим сундучком, и подошел к королю. Поклонился монарху и стал его обследовать. Что врача, что камердинера очень напугало состояние короля. Он никак не реагировал на их слова, действия. Руки и ноги его были так расслаблены, что казались парализованными. Пустой взгляд и бледное лицо наводили на мысль, что и самому Давиду осталось недолго. Единственное, что убеждало всех в том, что он еще жив - это периодическое моргание и почти незаметное дыхание. Глядя на остатки рвоты и подобное состояние, врач тут же предположил отравление, что нужно было срочно проверить. Еду, которую продолжали уносить, сказали не есть, так как она могла быть отравлена. Вино также просили никого не трогать. Лакеи встревоженно кивнули на всё это, продолжая свою деятельность. Королю же рекомендовали промыть желудок и накормиться чем-то свежим, точно не отравленным. Густав подчинился. Выскочил на улицу, разбудил нескольких вояк и отправил их на охоту, поднял с постели повара. По возвращению, выгнал всех, чьё присутствие не было необходимым. Посмотрел как там монарх, прибрал его постель, заменив грязную подушку на чистую, укрыл и затушил некоторые свечи, чтобы они не мешали его величеству отдыхать. Вышел. Вернулся Густав уже с горячей дичью в виде фазана. Рядом шли лакеи, что помогли накрыть на стол и подвинуть этот стол прямо к кровати. Беспокойство внушало то, что Давид снова никак не двигался с прошлой проверки своего слуги. Возникли опасения, что короля и впрямь парализовало. Камердинер боялся за это больше всего. Подошел к голове властелина и присел возле его лица. Тот казалось даже не замечает его, продолжая смотреть всё в ту же точку, проходя своим взглядом чуть ли сквозь своего слугу. Густав опасливо проглотил слюну: - Ваше величество, - тихо начал, - врач сказал, что вам нужно поесть. Этого фазана поймали этим утром. Приготовили, как вы любите - с овощами и кориандром. Давид двинул глазами, бессмысленно посмотрев на камердинера. Тот даже немного обрадовался, видя, что его король всё-таки живой и слышит его. Однако больной перевернулся на другой бок, всем своим видом показывая, что ни говорить, ни есть он не хочет. Густав кивнул, снова немного радуясь тому, что тот двигается. Выровнялся и шепотом выгнал всех лакеев, оставляя монарха наедине с самим собой и едой. Еще раз проверить состояние короля решились уже через десять минут. Давид стабильно не двигался. Густав подумал о том, что тот решил поспать и, пытаясь действовать очень тихо, прокрался внутрь, сел на табуретку в дальнем углу, дабы наблюдать за монархом всё же прямо в его шатре, а не с улицы, каждую секунду рискуя что-то упустить. До самого рассвета, Густав сопения так и не услышал, однако самого его клонило в сон не по-детски. Вот пробил шестой час, седьмой, а фазан так и оставался нетронутым, король так и оставался неподвижным. Молва о болезни правителя еще не успела разойтись по лагерю так уж быстро, так что некоторые генералы были в неведении. Вот они и прибыли к своему вожаку как раз к началу восьмого, когда король обычно уже готов был всех слушать. - Ваше величество! - зашла целая толпа из пяти человек. - Что за привычка?! - зашипел на них Густав, будто змей, подскакивая с табурета. - Заходить без приглашения! - выгнал всех на улицу. - Его величеству нездоровится, - злобно прошептал им на улице. - Но нас просили принести отчет о потерях, - начал оправдываться один. - Потом принесёте, - начал гнать их ладонями. - Королю плохо. Приходите к вечеру. Всё. Агнесс! - крикнул женщине, что несла куда-то целый казанок с кашей. - Дай хоть немного подкрепиться, - подбежал к ней, выхватил миску с ложкой из ее сумки и быстро насыпал себе распаренной крупы. Женщина такой наглости рада не была, однако что она может сказать камердинеру самого короля? К счастью, Густав опустошил миску буквально в одно мгновение, засунул приборы обратно в женскую сумку и поторопил знакомую шлепком по ягодице. Та хотела было огрызнуться, но решила промолчать, так что никаких дерзостей слуга в это утро не услышал. Поспешил вернуться в королевский шатер. Сел на свою табуретку и продолжил наблюдать за августейшей персоной. С улицы доносился гомон военных, лязгание металла и отрывки чьих-то диалогов. Кто-то смеялся, кто-то что-то комментировал, а кто-то разносил возгласы, будто подзывая кого-то. Жизнь кипела. Все готовились продолжать свой победный поход. Многих хоронили в братских могилах. Жители захваченного города расчищали улицы и оплакивали погибших, думая какими проблемами обойдется им этот новый правитель, что с такой легкостью перебил столько людей и разрушил столько строений. Густав слушал всё это и думал. Думал о многом, но чаще - о короле. Сколько лет он ему уже служит? Десять? Тринадцать? Он знает этого человека как самого себя и все же не считается его другом, дабы иметь право просто взять и утешить после вчерашних событий. Давид так хотел взять этот город и величаться императором, а что будет теперь? Вот он болеет, тоскует по потерянному фавориту. Будет ли так, как случилось с Леонидом? Покинет ли Давид трон, отдав всю власть своему малолетнему сыну, из-за такой страшной потери? Какой ценой он станет императором и станет ли вообще? Вспоминая тоску короля по его первой жене, Густаву становилось и впрямь грустно. Если он так убивался по Марике, которую знал всего пять лет, то как он будет убиваться по Карлу, что с ним был практически двадцать лет рука об руку? Этого камердинер не знал. Но понимал одно - это будет значительно дольше и страшнее простых слез и меланхолии. Густав был даже согласен вернуть ко двору этого Арифа, которого он лично ненавидел. Вернуть, лиж бы тот снова отвлек короля от его горя. К полудню, Густав все же забрал фазана и унес его к повару, так как на улице было очень тепло и мясо очевидно могло уже начать портиться. На обратном же пути прихватил врача, которому сообщил, что король продолжает не двигаться и ничего не есть. Мужчина вновь набрал своих приборов с разными инструментами и отправился к шатру, над которым развевался яркий зеленый флаг с белой птицей. Войдя, гости поняли, что в их отсутствие Давид всё же двигался и делал он это для того, чтобы облегчиться. Густав поспешил вызвать лакея, что уберет королевский горшок, ну и открыть сам шатер, дабы немного проветрить. Безжизненное тело монарха продолжало бессмысленно лежать и смотреть в одну точку. Врач снова начал осмотр. Так как Давид ничего на его вопросы не отвечал - мужчина снова должен был прощупать всего короля вдоль и поперек, дабы что-то своё там выяснить. Густав, привыкший к более-менее живому поведению Давида в такое время, всё никак не мог привыкнуть к этой лености и апатии, что захватила его господина. Оглядев монарха, врач выдал всё тот же вердикт - отравление. Вот только вечером этот самый врач начинал думать иначе. У короля начался жар, бред и периодические конвульсии. Теперь, это было не простое пищевое отравление, а настоящее покушение на жизнь их любимого монарха. В этот раз, болезнь скрыть не удалось и уже к ночи о лихорадке знал весь лагерь. Короля трусило, знобило, периодически рвало и постоянно сушило, от чего тот успел вдоволь напиться всего за несколько часов. Бред, который он бормотал себе под нос, заставлял многих думать о худшем. Давид часто говорил о смерти, боли, ярком солнце и черной Луне. Говорил о темноте, о холоде и жаре, о том, что он куда-то идет и скорее всего, шел он к смерти. Болезнь монарха была такой страшной и стремительно развивающейся, что уже к середине ночи вызвали священника, чему Густав сопротивлялся, но не очень долго. Давид был откровенно пьян, по его телу стекали капли пота, заставляя ткань прилипать к коже, его глаза быстро перемещались из стороны в сторону, от чего короля только больше тошнило, а рот не мог сомкнуться, всё продолжая что-то бормотать. Когда над ним говорил священник, монарх даже не видел его, он лишь тревожно шептал, впиваясь пальцами в одеяло и бегая глазами по потолку: - Где ты? Я иду к тебе. Где ты? Скажи мне. Куда мне идти? Я иду. Я не брошу тебя. Я иду. Подожди меня. Где ты? Все присутствующие взволнованно переглядывались. Давид заразился или был отравлен и его дни уже считали по пальцам. Никто не думал, что король после этого выживет. Никто не рассчитывал на докторов. Всех могло спасти лишь чудо. И это чудо приходить не собиралось. Давид бредил до самого утра, когда наконец-то смог уснуть. Первые военачальники уже думали, что им делать и куда двигаться. Давид заранее составил план по которому хотел бы идти, но начинать передвижения и захват без приказа короля никто не мог. Все боялись, что тот может умереть и продолженная война не будет вызывать хороших эмоций из-за великого траура. Начальники хотели подождать еще малость неделю, чтобы ситуация с королем стала более-менее ясной. Воины и слуги, разузнав о болезни, печалились каждый на свой манер. Кто-то молился, прося Господа спасти эту хорошую душу, что не без своих пороков вела их к победам. Другие же видели во всем этом проведение и кару небесную. - Поплатился Давид за всё, что он делал, - вздыхал один из приближенных, играя с приятелями в карты. - Да что он плохого делал? - недоумевал другой. - В Кромии мир и процветание, мы тут подвигами занимаемся и побеждаем этих чертовых мусульман. Что плохого? Наоборот даже. Бог благодарен должен быть за то, что мы этих неправильно верующих искореняем. - Да не понял ты, - бросил ему карту. - За другое поплатился он. За содомию свою. То ли бог короля наказал, за то, что он поддался ей, то ли Карла, за то что тот Давида совратил. - Карл нормальным мужиком был, - встрял третий. - Человеком он может и нормальным был, но вот чем они с королем занимались... - вздохнул. - Зря они. - Вспомни, что они побратимы еще, - кивнул ему второй. - Быть может, этот Карл короля с собой утащить хочет. Вспомни как они кружились друг вокруг друга. - Это да... Утащить и умертвить... А потом снова кружиться друг вокруг друга. Не знаю я как Давид будет жить, если выживет, - вздохнул. - Надеюсь, мы уж точно хуже жить не будем. Шли часы. Давида периодически бил жар и захватывал бред. Весь красный, потный и мокрый, он лежал, облепленный влажными простынями, которые не успевали менять, как они уже пачкались и намокали об его же собственное тело. Еще целую неделю короля мучила лихорадка, которая являла собой ту самую грань между жизнью и смертью. Каждый день правителя клонило к гибели и каждый день его пытались вытащить с того света. Шатался он на этой границе каждую минуту своего существования, совсем уж не думая о своём спасении. Давид стал безвольным существом, которое подчиняется всему, что ему говорят. Ему не была важна жизнь, не была страшна смерть. Он лишь существовал, не давая никому отчета и обещаний, каких либо слов по поводу будущего. В миг, перед ним исчезло всё. Жизнь оборвалась на том самом моменте, когда он потерял часть самого себя, часть своей души, часть тела и основную часть смысла. Слуги и врачи общались с телом, но не с человеком, которым Давид перестал быть. Ближе к концу недели, разум короля начал проясняться. Врачи всё-таки сумели склонить его к жизни и удержать здесь, крепко хватаясь руками за его существование. Жар постепенно спадал, бред - уходил. Не менялось только молчаливое самочувствие, что не отличалось живостью и энергией. Военачальников Давид слушал без интереса, отводя печальный взгляд в сторону и будто бы пропуская все их речи мимо ушей. Врачей он не слышал, их лекарства и процедуры - не принимал. Слугами не распоряжался и давал всё делать только Густаву. В подобном молчании прошло еще несколько дней, за которые армия начала терять некоторые из своих позиций. Военачальники уже ругались между собой, решая наконец что же им делать. - Провизия на исходе! Мы могли уже взять Хара́! - грюкал по столу один. - Вы собираетесь идти без приказа короля?! Посмотрим как он голову вам отсечет, когда придет в себя! - Вот именно, что он не в себе! Армия не должна страдать из-за этого! Нильс хлопнул по столу: - Пока король не скажет нам действовать согласно его же плану, мы ничего делать не можем! Не хватает провизии - пошлите людей, что вам ее раздобудут! Вам сейчас важнее военные победы или жизнь короля?! Пусть оклемается! Непонятно еще какую он заразу в этих землях подхватил! Этим вечером, Давид обычно для себя сидел в кровати, уставившись на ткань шатра и совсем не притронувшись к ужину. Лицо его не менялось уже несколько дней. В нем не было скорби, не было радости, Давид являл собой полное отсутствие мыслей и смысла. Казалось, король вообще ни о чем не думает, что также было весьма для него ненормально. Густав сидел на табурете, устало ожидая, когда же тот хоть немного поест и снова думал. За последние дни он думал слишком уж много. Ему даже показалось, что все королевские мысли временно переехали именно в его голову, чтобы после, когда всё пройдёт, спокойно вернуться к своему истинному обладателю. - Я хочу домой, - неожиданно изрёк правитель. Слуга тут же подскочил с места и очутился рядом с монархом: - Домой? В Кромию? - Да, - спокойно повторил тот. - Я прикажу начать собирать ваши вещи, - кивнул. - Что передать вашим командирам? Они всё еще не знают, что им делать. - Пусть делают, что хотят, - лег на бок и отвернулся, накрывшись одеялом. Густав забеспокоился: "Как это что хотят? Вы же империю хотели. Как можно дать такой приказ?" Но вслух он ничего не сказал. Вышел. Дал приказ лакеям и отправился к Нильсу. Расстерянно передал волю короля. - В смысле "что хотим"? - не понял тот. Камердинер пожал плечами: - Его величество именно так и сказал: "Пусть делают, что хотят". Я сам не понимаю как ему в голову могло прийти такое. Тот отвел взгляд: - Ладно. Наверное король еще скорбит и не может мыслить здраво. Будем идти по его плану. Слуга кивнул и удалился. Уже следующим днем монарха посадили в карету и дали разлучиться с войском, с тем самым местом, к которому он так долго шел и которое так хотел захватить, которое навсегда останется в его памяти как место самой большой утраты.