Давид III - Великий король (3ч)

Уже настал ясный и теплый май. Ласковый ветерок колыхал верхушки деревьев, а солнце давало красоваться и без того прекрасным бутонам роз. Королева как раз сидела в саду и играла со своими знакомыми в карты, тем временем так музыканты играли нечто отвлеченное, а дети играли на зеленой полянке, залитой солнцем. Принцы то и дело забавлялись друг с другом, со своими друзьями, постоянно хохоча и резвясь в поле зрения слуг, нянек и королевы. - Как всё-таки необычно, - рассуждала Тереза. - Кто бы мог подумать, что просто не заткнутый вовремя рот сможет стать причиной такой яростной войны? - Это сплошь и рядом, - задумчиво начал Амиран, разглядывая свои карты, - войны, что начинаются из-за пустяков. Вероятно, Давиду с самого начала эти имриацы не нравились, ведь это оскорбление было не чем иным как последней каплей в чаше его терпения. - Его величество достаточно целеустремлённый человек, хочу я сказать, - непринужденно подметил маркиз де Жаннер. - Говорят, он уже больше половины Имри захватил. - Я думаю, захватит всю, - начала ходить королева. - Помню, он говорил что-то об империи. Кажется, Карл его надоумил на всё это. - Ну, - задумался барон, - я не могу сказать, что эта идея такая уж и плохая. Глядя на то, какое сейчас время и какие силы есть у Кромии - мы вполне можем стать империей. - А вам и не терпится, - усмехнулась ему Виктория. - "Казначей императора". Амиран не смог скрыть довольной усмешки: - Это будет в особенной степени ласкать мое самолюбие, - отпил вина. К играющим быстрым шагом подошел камергер - мужчина уже не молодой и изморенный тяжелым трудом управляющего. Поклонился королеве, ее свите и беспокойно протянул конверт: - Ваше величество. Тереза чуть насторожилась, глядя на лицо служащего. Другие также заинтересовались. Отложила карты, вскрыла письмо и начала читать. По окончанию, тяжело вздохнула. - Что стряслось? - не сдержал любопытства Александр. - Король возвращается, - посмотрела та на них. - Будет уже завтра-послезавтра. - Война окончена? - нахмурилась Виктория. - Об этом ничего не написано, - посмотрела в письмо Тереза и опустила плечи. - Давид с трудом пережил страшную лихорадку, - подперла голову ладонью. - И сейчас его состояние бодрым не назвать. Амиран как-то насупился: - О чем еще говорится? Та пыталась держать молчание, но в итоге сказала, будто отрывая правду от сердца: - Карла убили. Как сказать об этом мальчикам? - повернулась к принцам, что играли со своей сестрой. - Убили? - удивился каждый, немного озаботившись о состоянии короля. - Да, - вздохнула Тереза, возвращая глаза на бумагу. - Давид сейчас определённо в печали. Я видела как он кружился вокруг этого Карла с утра до ночи. Но и для меня Карл не был чужим человеком, - опустила голову. - Он был неплохим другом... Маркиз переглянулся с сестрой. Барон же мог только сочувствовать королевской чете. Тереза отвернула голову, сложила руки на шестимесячном животе и поднялась, а за ней и другие. Сегодня девушка больше не хотела играть. По замку шли спешные приготовления. Слуги расторопно приводили королевские покои в надлежащий вид. Каждый делал всё, чтобы ему не прилетело от камергера и чтобы король не был разочарован. Повара уже мариновали мясо для приезда монарха. Вельможи приводили свои туалеты в порядок. В конце концов, Давид не был здесь уже целых два года и в каком настроении он приедет - никто не знал. Будет ли король добрым или же наоборот к каждой мелочи придираться станет? Приходилось только гадать и спешно готовиться, дабы встретить того, кто к территориям Кромии добавил уже много других плодовитых земель, не говоря о рудниках и торговых путях. Настал день приезда. В замок заблаговременно приехал гонец и объявил всем через сколько прибудет карета с самим его величеством. Вельможи, королева и принцы быстро приоделись и пошли встречать того героя, которого собирались окрестить Великим. Солнце как на зло не пряталось за тучи, заставляя блистать яркие ткани и сиять разные драгоценности. Над Терезой держали зонтик, чтоб та не утратила аристократическую белизну кожи. Другие дамы прикрывались кто чем горазд. Но вот послышались далекие фанфары. Совсем скоро стали виднеться и кони, запряженные в карету для дальних странствий. Охрана, сам экипаж. Все ехали как им и полагает - с предельной точностью и чопорностью, в которых виднелась рука Густава. Шторки на окнах были закрыты, так что ни горожане, ни кто-либо еще не видели тех, кто сидел в карете. Вельможи в последний раз поправили свои туалеты. Они должны были быть идеальными. В конце концов, это король и он вернулся домой, через целых два года сплошных сражений и побед. Принцы тоже привели себя в порядок. Антону тогда было уже почти 8 и стоял он в лазурном костюме, Филиппу не так давно (в январе) исполнилось 6 и он был в золотом. Каждый из мальчишек с нетерпением ждал этого приезда, когда они наконец-то смогут вдоволь поиграть с отцом и с его другом - любимым Карлом, о кончине которого принцам всё еще не сказали. Экипаж скоро подъехал к толпе, повернувшись к ней одним боком. Дверь его распахнулась. Все затаили дыхание. Наружу не вышел, а буквально вылез тот, кого все эти люди так долго ждали. Лишь только король ступил на брусчатку, многие ужаснулись. Давид был настолько худым, что другие без проблем могли видеть его выпирающие скулы, впалые глаза и щеки, слабые пальцы с больными ногтями и блеклые обветренные губы с кровавыми трещинками. Даже не бледный, а откровенно серый цвет кожи оттенял темные круги под опущенными глазами, добавляя королю не возраста, а жути. Тот стал наземь совсем неуверенно и слабо, так, будто даже ветер мог с легкостью повалить монарха на каменную площадку. Спина его была сгорблена, голова и плечи - опущены. Густав настоял, чтобы тот оделся как полагает, однако в таком виде, Давиду совсем не шли королевские ткани и костюмы, корона смотрелась на нем откровенно лишней и заваленной куда-то набок. Даже не посмотрев на тех, кто его приветствует, монарх направился внутрь. Медленно, волоча ногами и не давая никакой работы рукам, что просто болтались с каждым его шагом, Давид хотел скорее оказаться у себя. Вельможи с шоком следили за ним. Густав, что выскочил сразу за королем, казался в сравнении с ним чуть ли не самой жизнью. Активный, расторопный и как обычно беспокойный. Он будто таракан или муравей начал убалтывать слуг на выполнение каких-то приказов, которые ни от кого кроме него и не звучали. Давид, если говорить о том как его видели, не был в горе, он не был в слезах или в истерике, он был скорее чем-то очень удручен, подавлен, опустошен, но не более. Казалось, что у него от простого поражения в бою больше эмоций было. Филипп, будучи еще слишком малым, чтобы знать все "взрослые правила", посмотрел на мать и, будто побаиваясь вида отца, негромко спросил: - А что с его величеством? Он заболел? - И где Карл? - шепотом подключился Антон. - Он не утешит нашего отца? Он всегда это делал. Тереза тут же шикнула им, призывая замолчать. Однако эти вопросы успели дойти до королевского слуха. Давид поник еще больше. Вельможи настороженно наблюдали, однако бо́льшего их глазам видеть нельзя было. Короля скоро провели в его покои и вызвали всех необходимых слуг, дабы привести его величество в порядок. Следующим разом, когда посчастливилось видеть короля, был обед. Давида к этому времени отмыли, постригли и побрили, красиво одели, украсили драгоценностями и короной, но все эти изыски всё равно не делали его лица краше. Казалось даже наоборот, чем больше его пытались сделать прежним - тем сильнее был виден этот контраст настроения, осанки и опущенной головы с серыми глазами. Вельможи уже во всю шушукались, беспокойно обсуждая этот вид, это поведение и что вообще могло такого произойти. Молва о смерти распространялась недостаточно быстро, но к этому вечеру, знали о ней уже все. И всё же, не смотря на такую утрату, многие думали о последствиях болезни, ссылаясь, что по Марике Давид скорбел совсем по другому. Принцам тем временем всё еще не говорили, отчасти не понимая как же донести до них такую страшную информацию. В столовую зашел король. Все тут же замолчали, внимательно наблюдая за ним. Стали к столу. Вслед за монархом сели. Король был полностью погружен в свои мысли и явного аппетита в нем не просыпалось. Он даже не поднял руки, чтобы взять приборы, чтобы просто прикоснуться к ним. Вельможи ожидали действий владыки, не осмеливаясь нарушить правила этикета и начать есть до короля. Однако тот всё сидел, уставившись на тарелку, и молчал, изредка моргая. Так прошло более трех минут, прежде чем Филипп не выдержал и дернул брата за рукав, начав ему шептать: - Антон, почему отец не ест? Что происходит? Старший мог только пожать ему плечами: - Не знаю. Я сам не понимаю. Отец, ваше величество, - обратился он к своему подавленному родичу, - что с вами? Пожалуй, это один из немногих людей, кто мог в лицо спросить короля о том, что же с ним такое. Однако тот продолжал молчать. - Отец, - негромко и боязливо подключился Филипп, - а где дядя Карл? Он с вами не приехал? Взрослые с тревогой покосились на детей, понимая, что их вопросы могут сделать только хуже. Но мальчики всех этих лиц просто не понимали. - Отец, - взволнованно повторил обращение старший. Тот неожиданно схватился за голову, с укором прикрывая собственное лицо и ударяя локтями в стол. - Я забыл..! - мучительно простонал король, сжимая свои кроткие волосы худыми пальцами. - Забыл! - поднял голову и в отчаянном, стремительном порыве смел весь сервиз на пол, разбив при этом белоснежный фарфор. - Я забыл похоронить его! - рухнул на стол. - Забыл..! - закрылся руками, что в тот же момент схватились за волосы на макушке и темени. Все с шоком наблюдали, не в силах сказать или сделать хоть что-то. Но король так сидел не долго. Совсем скоро он вскочил, будто испуганный заяц, и поспешил к себе, продолжая корить себя за своё упущение. Вельможи поднялись, провожая монарха. Следом побежал Густав. Многие с тревогой переглянулись, когда владыка ушел. - Что с ним? - вдруг кто-то спросил. - Наш король не в себе, - категорично откликнулся некий мужчина. - Вы тоже не в себе, - грубо попустила его Тереза, - раз позволяете себе такие выражения. - Извините, ваше величество, - посмотрели ей в глаза, - но с вашим мужем действительно что-то не так и это что-то не делает его настоящим королем. - Стража! - Вам следовало держать язык за зубами, - спокойно констатировал Амиран. - Я выразил лишь общее мнение. Король не в себе, - ткнул пальцем в скатерть. - И это видят все. Если вы не видите этого, - к нему подошла охрана, - то мне жаль вас. - Проводите нашего гостя в темницу, - раздраженно выдала королева. - Я многое вижу, - смотрел на того великан. - Благо рост и положение позволяют. - Делайте выводы, - кивнул, вышел из-за стола и проследовал за воинами, надеясь, что в темнице его будут держать не очень долго. Все снова переглянулись. - Но где дядя Карл? - недоумевал Филипп. - Он всегда помогал отцу. - Да, - кивнул брат. - Дядя Карл всегда его успокаивал. - Дяди Карла больше нет, - выдала королева, опустив глаза на пищу и сев в кресло. - Как это "нет"? - озадачился младший. - Он приедет потом? - Дядя Карл как-то расстроил отца? - задумался старший. - Но он никогда так не делал. - Он умер, - не выдержал кто-то из вельмож и вышел из-за стола. - Его убили на войне. - Убили? - шокировались мальчики и сели. - Он больше не успокоит короля, - взяла кубок Тереза и отпила немного. - На войне всегда кто-то умирает, - вздохнул Амиран и тоже присел. - Но дядя Карл... - сильно опечалися Филипп. - Он же был непобедимым... - Его убили пули. Их никто не победит. - Плохие пули... - опустил голову мальчик и просто расплакался, закрыв лицо руками. Антон также значительно поник, опустив глаза к ногам. Давид же, только придя к себе, в отчаянии сбросил украшения и кафтан на пол, начав буквально рушить всё, что он видел. Летела мебель, драгоценности, рвались ткани и брязгал металл. - Я даже не похоронил его достойно! - в бешенстве кидался он предметами в стену. Камердинер, забежав в покои следом за королем, испуганно прижался к двери, боясь как бы в него самого что-то не прилетело. На шум подоспели и другие слуги. Стражи могли только тревожно прислушиваться. Давид выкрикивал какие-то слова, кидался предметами и рушил интерьер, пинал всё, что видел и совсем не жалел сил для злобы на самого себя, на ту мебель, которую он кромсал собственными руками. Единственное, что спасло комнату от полного уничтожения, так это долгое отсутствие пищи в организме этого варвара, готового на всё. Давид просто упал на колени, бессильно роняя подсвечник на пол и свою голову на грудь. К нему тут же подбежали слуги, начали поднимать и убирать, однако тот отмахнулся, грубыми жестами и словами заставив всех их выйти. Сейчас короля страшился даже Густав, которого выперли за дверь вместе со всеми. Замок за ними закрылся. Давид заперся в своих разрушенных покоях на ключ, прислонился к двери и опустошено сполз на пол, где попросту расплакался, растеряв уже все силы для того, чтобы сдерживаться. Густав смог к нему пробраться только вечером, ко времени ужина. Камердинер обнаружил своего господина на кровати, погруженного в свои отчаянные мысли и совсем не замечающего окружающих людей. Начал быстро и тихо подбирать хотя бы те золотые безделушки, что были несколько ценнее сломанной мебели и порванных простыней с балдахином. Стремительно всё собрав, мужчина сложил золото в шкатулку: - Ваше величество, я отдам ваши украшения ювелиру. Кажется, некоторые из них нужно привести в порядок. - Принеси вина, - сиплым голосом сказал тот. Слуга кивнул и вышел. Однако придя обратно, он уже не мог войти. За время его отсутствия, король сделал у себя небольшую перестановку, поставив внушительный стол как раз поперек двери, тем самым загородив к себе проход всем, кроме разве что слишком отчаянных, готовых проползти под или над столом. Густав оперативно поставил кувшин на столешницу и вышел, понимая, что сейчас его слушать точно не станут. Давид же, не теряя времени, уже через час был пьяным настолько, что переставал себя контролировать. Однако сейчас у него не было настроения что-то рушить, кроме разве что собственного тела, так что король мирно сидел на полу, облокачиваясь на резную ножку кровати, и бессмысленно смотрел в какую-то точку, регулярно себе подливая и регулярно вызывая Густава, с приказом принести больше вина. Таким образом, Давид начинал не пьянку, а настоящий запой, что поглотит его практически на месяц. На следующий день, министры собрались в зале совета. Филипп сложил руки в замок, неоднозначно поглядывая на коллег. Люциус косился на всех не менее подозрительно, Амиран задумчиво ждал что им скажут, Бронислав сидел со скептической миной, а лицо Платона сегодня выделялось особой кислостью. - И так... - вздохнул первый советник, решаясь наконец заговорить. - Обсудим поведение короля? - прервал его Бронислав. - Это возмутительно. Что с ним стало? - установил кулак на стол. - Мне передавали речи о его победах. По его лицу не скажешь, что всё это правда. Министры неоднозначно и задумчиво промолчали, не решаясь как-то опровергнуть услышанное. - Давид и впрямь стал совсем другим, - выровнялся Амиран. - Кажется, будто из него вынули весь разум, всю силу и заменили соломой, сделав из могущественного короля чучело для украшения дома, - оглядел знакомых. - Не слишком ли резко как для характеристики короля? - покосился на него Люциус. - Сейчас каждый из присутствующих хочет выразится в похожих выражениях, - отвел взгляд тот. - Эта династия не отличается особой твердостью духа, - ударил по столу Бронислав и откинулся на спинку. - А про нее ли идет речь? - покосился на того великан. - Давид имеет твердость духа, - поддержал казначея Филипп. - Вспомните его прежнего. Проблема лишь в том, что вся эта твердость у него держится за счет других людей. - Да уж... - задумался Амиран. - Хоть эликсир вечной жизни изобретай, дабы никто из его родных не умирал. - У него была слишком сильная связь с этим Карлом, - не без брезгливости отметил Платон. - Вы конечно же правы, - кивнул Филипп, - однако сейчас нам нужно что-то делать для настоящего и будущего, а не сетовать на прошлое. Вы видели лицо этого несчастного? Да он сам скоро на тот свет отправится. - Неблагоприятное время Карл выбрал для того, чтоб умереть, - констатировал Люциус. - Пусть бы это случилось позже - было бы легче. - Нужно привести короля в чувства, - отметил главный. - Приведите к нему священников, - задумчиво выдал казначей. - Вспомните, как он часами в капелле сидел, когда ему было душевно плохо. В конце концов наш король любит церковную музыку, - пожал плечами. - Возможно, от нее ему станет лучше. - Несомненно мы займёмся этим, - кивнул архиепископ. Не в этот же день, но на следующий, к Давиду пришла целая толпа из священников, монахов и музыкантов. Густава конечно предупредили по поводу всего этого, однако уже с порога, он сообщил "делегации", что его величество не в самом хорошем настроении для того, чтобы слушать кого-то. Платон частично пропустил это мимо ушей, полагаясь на прежнее уважение Давидом церкви и хоть частичное искреннее ее почитание. Однако зря мужчина был так настроен на успех. Перед приходом архиепископа, слуги как могли прибрали королевские покои и убрали тот стол, который ранее закрывал проход. Платон всё же человек важный, почитаемый, перед ним нельзя, чтобы было грязно и не убрано. Но при всем при этом, короля им уговорить сменить одежду не удалось, так что лежал тот уже третий день в одном и том же, пил вино, хмелел и на глазах серел, не желая вообще ни с кем говорить. Уже с самого начала к Давиду зашли почти десять человек церковной свиты. - Ваше величество, - мягко и заботливо начал Платон, - ваша печаль обусловлена потерей друга, которого все мы любили, однако вы, как лицо Кромии... - Да пошли вы, - отвел пустой взгляд к стене. Священники выпучили глаза, от такой резкости. - Но ваше величество, - спохватился главный, - я не могу. Я пришел сюда, чтобы успокоить вашу душу, чтобы утихомирить вашу печаль. - Это не печаль, - жестоко посмотрел на всех них. - И я знаю, что моего Карла вы не любили. Лицемеры, - отвернулся, упав на подушку. - Вы презирали его за то, каким он был, за то, как он завоевал мою горячую любовь. За всё. А сами? В ваших монастырях процветает разврат и коррупция. Спасибо мне за этих "слуг божьих", что так яро поклоняются тому, кого нет. - Что вы такое говорите? - перепугались те. - Хм. Какому такому богу поклоняются все эти люди? Я такого не знаю. Вы всегда говорите о доброте и справедливости, а сами - его же слуги, являетесь полной противоположностью. Злость, зависть, ненависть, презрение и лицемерие без особых на то причин. Так про какого бога вы говорите? - посмотрел на них. - Про вашего истинного владыку или про того, о котором вы говорите на проповедях? Те были значительно обескуражены всеми этими обвинениями. - Бога, о котором вы говорите в церквях - нет, - несчастно упал на подушку. - Если бы он был - Карл бы не умер, - болезненно сжался в клубок. - Ваше величество... - сочувственно начал Платон, подойдя к королю. - Это испытание... - Да вы хоть раз задумывались, - возмущенно посмотрел на того, - о том, что только благодаря Карлу я стал разумным и любимым королем? Что только благодаря ему я тот, кто я есть. Если бы не он - вы бы все ненавидели меня! И вместо любви к нему, вы все кривитесь, оскорбляете его и всем своим видом показываете как он вам противен. Мне напомнить, что в ваших монастырях процветает грех и похуже его любви ко мне?! В отличие от монахов, его презиравших, Карл был таким верным, что готов был убить себя всего от мысли, что он может стать предателем! Ему ли не хватало смирения?! Ему ли не хватало благородства?! Он был лучшим! А вы! Вы пришли, только чтобы вам самим было хорошо! И вам действительно насрать на то как сильно я его любил! Как сильно я страдаю! Я не хочу вас видеть! Уйдите! - махнул от себя и снова завалился на кровать, не желая смотреть на них. Платон только и ждал удобного случая покинуть короля, так что медлить с отходом не стал. Как только вся толпа вышла в коридор, а за ней и неловкие музыканты, что слышали эти обвинения, один из старых капелланов начал: - Частично, я не могу не согласиться со словами короля. - Я тоже возмущен тем, что в монастырях столько пороков, что речь о них даже до короля дошла, - встрепенулся епископ. - Нет, я про характеристику Карла, - аккуратно подметил тот. - Я помню как он ко мне несколько раз на исповеди приходил. Согласитесь, увидеть такого человека в стенах церкви, да еще и с такой целью - это достаточно необычно. - И какие же грехи вы ему прощали? - осведомился Платон. - Нарушение обета безбрачия, богохульство и гордыню. - Странно, что в этом наборе нет самого главного его порока. - Я сам был удивлен, - продолжил капеллан. - Когда я наконец спросил его об этом, он сказал, что считает странным извиняться за то, каким его создал Бог. - Этот человек был невеждой, - категорично отметил Платон. - И недостойным любви короля. - Вероятно, вы плохо его знали, - негромко выдал капеллан, как-то побаиваясь идти против архиепископа. - На исповеди он извинялся за какие-то пустяки, о которых другие почти не задумываются. Например, однажды он пришел и действительно расплакался, говоря о том, что подвел короля и вообще чуть ли не предал его. А речь была о каком-то пустяке. - Если бы он только за свою грубость перед королем так плакался, - вымолвил другой. - За это, вероятно, он не чувствовал себя виноватым, - отвел досадный взгляд исповедник. - Каким бы человеком он не был, - продолжил Платон, - сейчас нам нужно говорить с королем. Нужно образумить его. - Но как? Он действительно горюет по своему фавориту. Они были практически братьями. - Вы на чьей стороне? - враждебно остановился и посмотрел на капеллана. - На стороне милосердия. Нужно быть милостивыми к человеку, что потерял своего близкого, каким бы он не был. - Я и не говорю об отсутствии милости. Я о том, что королю нужно помочь быстрее справиться с этим. Посмотрите на него. Давид не выглядит полным жизни. Этот Карл буквально тянет его за собой. Капеллан молчал. - Я рад, что вы со мной согласны, - кивнул архиепископ и пошел дальше. Через несколько дней, в королевский замок прибыли несколько мужчин - барон Рахис с братьями. Им было 33, 37 и 39 лет. Все они были грубоватой наружности, с щетинами и в не самых изящных нарядах, которые годились разве что для охоты в каком-то лесу. Среди высокого общества они явно были первый раз, о чём говорили удивленные глаза и неуверенные кивки, взгляды, провожающие мимопроходящих дам, разодетых в шелка и атлас. Братья пытались держаться вместе. - И он здесь жил? - боязливо спросил младший. - И не только жил, - прошептал старший, окидывая взглядом картины и подсвечники. - Как часто мы жалели о том, что делали? - непринужденно выдал средний. - Сейчас он нам отплатит за всё, - потер руки первенец. - Хоть после смерти пользу принесет. Средний покосился на того не очень одобрительно. Младший же тоже уже мечтал о горах золота. - Мог хотя бы прикинуться, что тебе жаль его, - выдал второй по старшинству. - Таких не жаль, - махнул рукой старший. К ним подошёл какой-то служащий. Густав тем временем проник в королевскую спальню: - Ваше величество, прибыли братья барона Каэрли, - говорил он негромко и так, чтобы ни в коем случае не задеть чувствительность монарха. Давид же лежал на кровати, раскинув конечности, и бессмысленно глядел в потолок. Около минуты слуга ждал ответа, после чего снова обратился к правителю: - Ваше величество, прибыли братья... - Я слышу, - бесчувственно ответил. - Что им нужно? - Вероятно, они хотят узнать о судьбе баронства Каэрли, - неловко выдал. - Ведь... Барона нет, детей у него не было, жены тоже и... Они хотят присвоить его себе. - Карл получил эти земли не для того, чтобы они потом отошли к его семье. К его жестокой семье. Я ненавижу их, - разжалобился. - Они издевались над ним. Они били его, - шмыгнул носом, приготовившись плакать. - Принеси вина. - Может быть и еды? - Вина. Густав кивнул, вышел. Приехавшие братья тем временем имели честь разговориться с тем еще болтуном - с маркизом же Жаннером. Этакие простаки в некой степени забавляли мужчину, так что он был не прочь немного поглумиться с них. - Так это правда? - широко открывали те глаза и рты, слушая очередную байку. - Конечно-конечно, - убедительно кивал Александр. - У нас все так делают. Прерогатива богатых и знатных, - оглядел свои перстни. - А правда, - заинтересовался младший, - что наш брат руководил осадой? - Этого я не знаю, но страной он руководил - это точно, - посмотрел на них. - Страной? - значительно удивился старший. - А вы не знали? Хах, в каком мире вы живете? Давид короновал Карла. При чем дважды. Ха-ха! Братья тревожно переглянулись. - Тот ходил тут как по своему жилищу. Казной распоряжался, дома строил, - махнул рукой. - Чего там? Вообще армию возглавлял. Достаточно удачно, - усмехнулся. Вдруг к ним подошел Густав. Поклонился маркизу, кивнул барону с братьями. Александр задорно толкнул слугу локтем: - Подтверди, Давид же короновал Карла и жезл в руки дал? Тот посмотрел на знатного вельможу: - Да, правда всё это. Я как раз от него, - перевел взгляд на мужчин. Те выкатили глаза: - От Карла? - От его величества, - высокомерно посмотрел на них камердинер. - Король не хочет вас видеть и знать. Он осведомлен о ваших отношениях с его фаворитом и его величество не собирается ни под каким предлогом отдавать вам имущество своего любимчика. - Осведомлен? - немного насторожился старший. - Мы его братья. - Король знает об этом. Его воля - ничего вам не отдавать. Те переглянулись. Мысль о золоте уже давно застелила им мысли и здравый смысл. - Но что же его величество будут делать со всем этим? - спросил младший. - Уверен, он найдет что, - выдал на них Густав. - Вы похоронили его достойно? - Ну, - оглядел братьев первенец, - как полагает. - Король будет рад услышать это, - кивнул им слуга. На этом разговор был закончен. Густав кивнул, развернулся и ушел к его величеству, что вновь сидел на полу и несчастно выпивал, глядя на расцарапанную плиту камина, которую он изуродовал мечом в недавнем порыве гнева. - Ваше величество, - поклонился слуга, видя, что его вообще не слушают, - похороны вашего любимчика состоялись по всем правилам. - Похороны? Состоялись? - озадаченно повернулся к тому. - Карла похоронили не в Имри? - Нет, его тело отправили к его семье. Так поступали со всеми знатными особами, - почтительно кивнул. - И ты об этом говоришь мне только сейчас? - скривился в гневе и возмущении. Густав напрягся: - Вы были так печальны, что даже слушать бы меня не стали. К тому же, его уже похоронили еще когда не прошла ваша лихорадка. - Его похоронили по всем правилам? - Полагаю, что да. - Ладно, уйди, - отвернулся. - И принеси еще вина. Тот кивнул, вышел. Кроме вина принес еще и тарелку с закусками, чтобы король мог поесть хотя бы что-то. На следующий же день, Давиду стало значительно хуже. Его вновь атаковала неизвестная болезнь, желающая лишить эти земли даже такого немощного и слабого в этот момент короля. Днем, как раз ко времени пробуждения, если монарх смог уснуть, Густав тактично заглянул к нему, как он делал обычно уже много дней. Заглянул и вскрикнул от ужаса. На этот крик тут же побежала стража. А Густав стремглав помчался к королю. Давид лежал на полу и корчился от приступа удушья, хватаясь за шею, пытаясь проткнуть ее своими пальцами и состриженными ногтями, что лишь царапали багровую кожу. Губы его были синими, глаза - выпученными, а рот - постоянно открытым, наподобие рыбы пытающимся схватить немного воздуха. - Ваше величество! - убрал его руки от горла. - Врача! - крикнул в коридор, когда дверь заслонили стражи. - Не умирайте! - тут же вернулся к монарху и стал делать всё, что ему рассказал однажды Карл. Набрав в свои легкие достаточно воздуха для них обоих, Густав с усилием прижался к королевским губам и сделал насыщенный выдох, который был впущен не без сопротивления той гортани. Поборов эту неизвестную болезнь, король откинулся на ковер и просто начал двшать, приходя в себя. Именитые врачи, будто свора воронов, прибежали уже через час, когда Давида против его воли помыли, напоили, накормили и уложили в чистую постель, где тот мог вдоволь отдохнуть. Королевскую шею тем временем промыл и обработал менее именитый медик. Лекари завалились в покои вместе со своими помощниками и сумками, набитыми самыми разными снадобьями так, будто от этого события зависели их жизни. Монарха вновь начали обследовать вдоль и поперек, что тому не то что б не нравилось, но вызывало одно лишь безразличие. Давид даже не смотрел на эту толпу, предпочитая ей какие-то свои мысли и предметы интерьера. По итогу, было предложено пустить кровь, что понравилось конечно же не всем, особенно этому воспротивился Густав: - Пустить кровь?! - зашипел на тех будто ядовитая змея. - Посмотрите на его величество! Вы думаете у него много той крови, чтобы пускать ее?! Врачи не могли не согласиться с тем, что кровопускание сейчас нежелательно. Давид уже которую неделю практически не ест и питается одним только вином, от которого лицо его выглядело всё болезненнее и болезненнее. Какой-то зеленовато-серый оттенок кожи, темные круги под красными отекшими глазами с желтовато-синеватыми глазными яблоками, розовым носом в мелких сосудах и впалые щеки с ярко выраженным скелетом черепа. Волосы его нещадно редели, ресницы и брови - выпадали, руки слабели, а всё тело стремительно худело, с каждым днем показывая всё больше костей. Глядел король куда-то в сторону, даже не слушая всего того, что говорили у него прямо над ухом. - Ваше величество, - наконец вычленил его слух и заставил повернуть голову к врачам, среди которых крутился Густав. - Вам хотят пустить кровь. На секунду тот замер, будто пытаясь осознать, что ему сказали. Присутствующие с напряжением ждали какой-то реакции. Но вдруг, Давид закричал в порыве гнева: - Забрать у меня кровь?! Пустить ее?! Лишить меня последнего?! Лишить тех частичек, что текут по моим жилам?! - сел, опираясь на руки. - Казнить вас за такое надо! - лицо его побагровело. - Забрать у меня последнее! Пошли вон! - схватил первое, что попалось под руку и бросил в них. - Вон! Королевский гнев был так неконтролируем, что врачи тут же поспешили собрать все свои вещи и убежать в коридор. - Забрать последнее! - кричал им вслед Давид. - Те драгоценные частички крови! Вон! Вон!!! Когда все лекари наконец вышли, король прогнал и Густава, вновь приказав ему принести вина. Слуга удалился. - Забрать последнее, - смотрел вслед владыка. - Забрать мою кровь. Забрать эти драгоценные частицы, - сжал кулак. - Мои частицы. Его частицы, - закрыл глаза и отвернулся, приняв лежачую позу на боку. - Его драгоценные капли крови, что текут по моим жилам. Всё хотите забрать. Всего хотите лишить. Никто из вас его не любил, - накрылся с головой. - А меня вы не любите и подавно. Врачи активно перешептывались, как между ними заметили племянника маркиза де Жаннера, что работал слугой у его милости Амирана. Молодому человеку было уже немного за двадцать, однако его услужливость от этого не пострадала. Виктор внимательно прислушивался к выводам этих лекарей и активно запоминал, желая передать всю эту информацию своему господину. Следующим днем, на совете, вопрос о состоянии короля был поставлен еще более остро. - Король не в себе и об этом уже знают все, даже те, кто его не видел, - тихо негодовал Бронислав. - Давид отвергает церковь, бросается на врачей, - задумчиво рассуждал Филипп, перебирая пальцами. - Много пьет и почти ничего не ест. - Кто бы помог ему? - задавался вопросом Люциус. - Кто бы нам помог? - вздохнул первый советник. - Страна сейчас находится без своего главного властелина. Был бы жив Леонид - ему бы отдали бразды правления. - А вот он, - влез казначей, покосившись на Люциуса, - умер поздновато, в отличие от Карла. Его уже предателем некоторые успели наречь, - взял кубок и немного отпил. - Король, что переметнулся на сторону имрианцев... Эта династия принесет нам еще далеко не один сюрприз. - Но сейчас главным образом нужно обуздать Давида, - ударил по столу Бронислав. - Все здесь присутствующие, - начал барон, - прекрасно знают кто способен привести нашего короля в чувства в каком бы состоянии он не. - Ну так приведите его, - негодуя выдал заведующий стражей. - Не могу, - вздохнул Амиран и посмотрел на военного. - Король как раз-таки горюет по нему. Разве что найти ему какую-то замену, - сложил руки на груди и отвел взгляд. - Вот только я очень сомневаюсь, что кто-то сможет заменить ему такого дорогого человека как Карл. - Будем надеяться не на новое увлечение, а на старое, - кивнул ему Филипп. - Через неделю к нам должны будут приехать фагры. - С какой целью? - покосился на того казначей, уже в голове прикидывая во сколько казне обойдутся эти гости. - Среди них много врачей и ученых мужей. Будем надеяться, что хотя бы их наш король не закидает виноградом и не выпрет за дверь. - Полагаю, среди них будет и один наш знакомый. Мне очень любопытно было бы взглянуть на него, - откинулся на спинку. - Люди в его возрасте часто меняются и мне крайне любопытно к чему же привели все эти перемены молодости. После работы однако, Амиран написал письмо своему сыну и отправился к невестке, дабы справиться о ее состоянии и поговорить о чем-то еще. Девушку он нашел в компании фрейлин, королевы и королевских детей. Всем поклонился. - Не ожидала увидеть вас здесь, - выдала Тереза, сидя в кресле недалеко от окна. - Ох, я всего на пару минут. Как ваше здоровье, ваше величество? - Спасибо, хорошо, - кивнула ему. - Правда за мужа беспокоюсь. Поговаривают, его состояние не отличается предсказуемостью и последовательностью. - Он вечно пьян. Чего вы ждете от того, чьи мысли поглотило вино? - Их поглотило не только вино. Но всё же. Его величество собираются идти на поправку? - Об этом я не могу судить. Король почти ничего не ест. Возможно, если бы кто-то образумил его... - Ох, я бы с радостью, но видите ли, я боюсь его в этом его состоянии. А в таком положении, - показала на живот, - я рисковать не намерена. Вы сами знаете чего мне стоил этот ребенок и просто так терять его я не собираюсь. - Да, конечно, я понимаю вас, - склонил голову. К разговору подключились дети: - Как поживает отец? - со скорбью спрашивал Антон. - Мы тоже скучаем по Карлу, - печально добавил Филипп. Королева вздохнула: - Боюсь так сильно как он, никто не может скучать по этому человеку. Они были очень близки... - Да, мы помним, - кивнул старший. - Они как братья. Как одно целое, - обнял брата за шею. - Да, как одно целое, - с печалью повторила Тереза. - И они не могут жить друг без друга, - кивнул младший, подтверждая слова Антона. - Сейчас, - начал великан, - было бы лучше, если бы они могли. Королевство невозможно без короля, а его величество не так сильно хватается за жизнь как бы мы все того хотели. - Мы можем поговорить с отцом? - посмотрел на него старший. - Может быть ему станет легче, если мы утешим его? Королева даже умилилась такой детской доброте своего пасынка. - Мы будем гладить его по голове, - загорелся идеей младший. - Как это делал дядя Карл, когда обнимал его. - Я не знаю, стоит ли вам идти к королю... - сомневался Амиран. - А мы не просили совета! - загордился Антон. - Мы - будущий король Кромии. Мы сами пойдем к отцу и утешим его. Брат удивился такому пассажу, однако очень быстро его поддержал и тоже загордился: - Да, мы пойдем и утешим отца. Терезе такое подражание не очень нравилось, однако братьев было уже не остановить. Буквально через несколько минут, они, в компании со своими слугами, прибыли к королевским покоям и, как то положено по этикету, сообщили Густаву свою волю увидеться со своим отцом. Служащий был так удивлен этой детской уверенности, что даже растерялся на пару секунд. Однако его скоро поторопили. - Ваше величество, - чуть удивленным тоном начал он, стоя в дверях спальни, - к вам желают ваши дети. - Что им надо? - в угрюмом настроении налил себе. - Я не нянька. Пусть идут отсюда и не трогают меня, - начал опустошать кубок. Густав неловко кивнул и вышел. Выглянул к принцам, что почему-то были уверены в том, что их незамедлительно пропустят. - Извините, ваши высочества, - поклонился им камердинер, - но его величество не хочет сейчас никого принимать. - Мы согреем его сердце своей любовью, - важно выдал кронпринц, от чего некоторые взрослые умилились. - Ваш отец тверд в своем решении, - настаивал Густав. - Ему очень плохо? - негромко спросил Филипп. - Ваш отец в дурном настроении, - обратился к нему слуга и не успел договорить как из-за собственной спины послышался яростный крик и звуки хруста древесины. Камердинер в ужасе застыл, чувствуя как спина и всё тело покрываются мурашками. Боязливо проглотил слюну и обернулся, прислушиваясь что же мог выкрикнуть король, однако тот не выдавал ничего кроме ярости, не наполненной смыслом и целью. Были слышны звуки падения чего-то, как что-то ломалось и хрустело, как Давид пыхтел, кидая что-то в стены и на пол, как дребезжала посуда и как бились стёкла в окнах (свои зеркала король разбил уже давно). Дети, услышав всё это, не на шутку перепугались и тут же прижались друг к другу. Но вот, приступ гнева окончился и все могли услышать лишь отголоски отчаянных всхлипов, которые производила раненная душа. Каждому стало неловко и во многих пробуждалось большое сочувствие к этому высокородному, но совершенно несчастному человеку, чьих наклонностей не одобряли, но были вынуждены согласиться с их необходимостью для душевного здравия этого короля. Густав поспешил попрощаться с детьми и быстро запер перед ними дверь. А принцев, пока те еще приходили в себя, поторопились отвести обратно к королеве, которой тут же поведали обо всём, что слышали и видели.