Давид III - Великий король (3ч)

Прошло около двух лет, прежде чем Давид заметил за Людовиком подозрительно знакомые ему вещи. Мальчик постоянно облизывался, измазавшись пищей, и почти никогда не вытирал всё платком, что за него приловчились делать няньки. Он также постоянно дергал короля за уши, когда тот брал его на руки. И очень радовался, когда в ответ гладили его ушко, поглаживали по голове и крепко обнимали. Король, до этого уже успевший начать себя корить за собственную невнимательность, относительно Карла, что совершенно точно собирался вернуться, периодически уходил в размышления. Думал он порядка нескольких дней и достаточно напряженно, так, что никто не мог его отвлечь. Однако всё стало ясно, когда монарх предоставил ребенку два варенья на пробу - из персика и из вишни, а также показал несколько портретов своего друга, рассматривая которые, ребенок активно тряс ручками и смеялся, будто привлекая отца посмотреть на эти холсты вместе с ним. По итогу, вишневое варенье было резко отвергнуто уже после первой пробы, а вот персиковое, мальчик не хотел отпускать ни при каких обстоятельствах. Когда чаду поплохело, от такого количества сладкого, Давид просто взял его на руки и унес к себе, говоря, что уложит его спать. Однако в спальне, мужчина посадил уставшее дитя на колени и мягко повернул к себе его невеселое лицо с расстроенно выкатаной губой. Посмотрел в глаза. Пару секунд он лишь молчал и разглядывал, но вдруг нежно улыбнулся. - Я так тебя ждал... - крепко поцеловал мальчика в лоб и с тоской его сжал, облекая руками со всех сторон. - Так скучал по тебе... Людовика же клонило в сон. Так что оказавшись в теплых объятиях, он закрыл глаза и полностью расслабился, собираясь провалиться в небытие. Давид, заметив, что тот начал дремать, ласково усмехнулся и вновь поглотил его в своих объятиях, совсем не желая выпускать и делиться с кем-то еще. С этого дня, король оберегал своего меньшего так ласково и любяще, что старшие сыновья невольно поддались зависти и ревности. Давид был строг и мягок с детьми примерно одинаково, но Людовика он стал любить больше и дозволять ему стал больше, правда не без своих ограничений и наказаний. Не смотря на то, что королевских детей бить не имел права никто из смертных, порою, нервы монарха сдавали и он уже с розгами в руках грозил своим детям за непослушание. В один из таких разо́в, что случались совсем не часто, все присутствующие обнаружили просто-таки панический страх Людовика перед этими прутками, от которых он сразу же отбежал в дальний угол комнаты, весь сжался и горько расплакался, пугаясь всему, что происходило вокруг. Пусть король тогда и наказывал Антона, однако непредумышленно досталось и Людовику, что находился рядом лишь по воле случая. Напуганы были все, даже первенец, про которого благополучно забыли, переключившись на панику младшего. Давид тут же прекратил угрозы, подскочил к любимчику и схватил его на руки, начав укачивать и успокаивать. Ребенок плакал долго и громко, так, что его с трудом смогли привести в чувства и уложить в кровать. Монарх всё это время находился рядом. В конце концов, ближе к ночи, мальчик боязливо обратился к отцу: - Вы будете и меня бить этими палками? - Ну что ты, - оперативно подсел и погладил его голову. - Я никого бить не собирался. Не бойся, я тебя не трону... - Мне страшно, - спрятался за одеялом. - Вы были таким злым. - Прости... - устало вздохнул. - Я не хотел напугать тебя. Иди ко мне, - взял его вместе с одеялом, обернув тканью тело, и посадил к себе на колени. - Я никогда тебя не ударю. Клянусь. Я всегда выполняю свои клятвы. - Всегда-всегда? - Да, всегда-всегда, - поцеловал его лоб. Дружба и доверие были восстановлены. В течении следующих лет, принца стали учить манерам и наукам, которые были ему не так интересны как драки и мечи. Старших братьев к тому времени уже приобщили к советам, где они сидели и в основном только молча слушали, не осмеливаясь сказать что-то недостаточно умное. Впрочем, Давид был рад даже молчанию, так как главной ролью детей сейчас было впитывание знаний и опыта, а не придумывание каких-то своих решений и законов. После совета и обеда, старшие принцы обычно уходили на конную прогулку, обучаясь верховой езде, в то время как их сестру оставляли в замке, приобщая к вышивке, пению и плясанию. Людовику исполнилось пять, как раз за три месяца до 35-тилетия короля, что мог праздновать и 18-тилетие царствования. Эта пьянка обещала быть грандиозной. Давид планировал созвать всех своих знакомых и старых приятелей, не забыв о бесчисленной родне первого сына. Но сейчас ещё отходили от дня рождения младшего, которого торжественно короновали в ключевой момент празднования, перед разрезанием красивого и высокого торта. Мальчик кичился своей маленькой короной как только мог. Казалось, что он даже спит с ней. - Тебе не кажется, что это перебор? - спросил Антон, когда они с братом прогуливались на лошадях по опушке. Старшему тогда было уже 13, голос его ломался, тело - вытягивалось, а лицо покрывалось противной сыпью из мелких прыщей. Филиппу же было только 11 и миловидность его лица оставалась неизменна, также как и золото волос. - Ты о чем? - откликнулся второй по старшинству. - Отец будто с ума сошел. Вспомни, как он веселился вчера. А ведь послезавтра день, когда погибла моя мать. - Я сочувствую тебе, но она умерла очень давно, а Людовик живёт до сих пор. Хочешь, чтобы мы не праздновали его появление? - Не хочу, чтобы отец так веселился, - отвернул недовольное лицо. - Он носится с ним, как... Как я не знаю кто. - Мне кажется ты просто завидуешь. С тобой ведь он так не носился. - С тобой тоже, - посмотрел на того. - Но я дружу с Людовиком и тебе лучше дружить с ним. - Зачем мне его дружба? - отвернулся. - И без этого непоседы прожить могу. Тем более вспомни как он кричит. Оглохнуть можно. - Ты слишком строг к нему. Он хороший. Мы тоже когда-то были неугомонными. И он сейчас почти не кричит. Он же не в люльке. - Не хочу я дружить с ним. - Почему? Ты с ним даже не играл толком ни разу. - Нужно мне это тратить время на какие-то игры. Я буду королем, - гордо выровнялся, посмотрев далеко вперед. - Королем, а не нянькой для брата. Филипп вздохнул, опустив глаза. По возвращению, принцы переоделись и зашли в общую гостиную для всех детских спален. Помещение было заполнено дамами, девочками и девушками, что усердно вышивали какие-то узоры и картины у себя в руках. - Я сейчас зайду к отцу и пойдем в сад, - сказал Антон Филиппу, прежде чем выйти. Тот кивнул уже затылку. Сел в кресло и расслабленно в нем устроился. Вышивальщицы работали практически в тишине, лишь изредка переговариваясь и хихикая. Антон прибыл к королевским покоям, что располагались неподалеку, сообщил Густаву о своем визите и сложил за спиной руки, ожидая ответа монарха. Слуга зашел, скоро вышел и пригласил молодого человека внутрь. Принц уверенно прошел в самую спальню, где к собственному несчастью обнаружил монарха в компании маленького Людовика с короной на голове. Они сидели в кресле у окна и читали какую-то книгу, с любопытством проговаривая каждую новую строчку. - Ваше величество, - подошел и поклонился Антон, не выдавая на лице неудовольствия при виде младшего родича. Те отвлеклись от чтения и взглянули на кронпринца. Увидев, что его слушают, наследник престола пригласил короля посмотреть их с Филиппом бой. Давид кивнул, говоря, что придет, спросил есть ли еще какие-то желания и, услышав отрицательный ответ, вернулся к книге, которую продолжил читать любимчику. Старший вышел не самым довольным, однако сейчас он собирался действительно удивить монарха, так что обиды и расстройства Антон оставил на потом. Вернувшись к детским, обнаружил брата, настойчиво заглядывающим в чьё-то пяльце из-за спинки. Он был так увлечен разглядыванием, что даже не сразу заметил родственника, который скоро окликнул его и позвал с собой. Филипп в тот же момент переменился в лице, откровенно боясь и стыдясь того, что его заметили за подобным проявлением любопытства. Он-то хотел мельком, незаметно, непринужденно проходя мимо, а сам... Ничего кроме побега не оставалось. Мгновенно покинув помещение, он быстро нагнал брата и уже с ним поспешил вниз, в сад, где их снова переоденут, вручат мечи со щитами и дадут полную свободу действий. Начали все, только когда спустился король и занял приготовленное для него кресло, пригрев на коленях Людовика, что сам к нему напросился. Бой этот не был таким уж яростным и опасным, так что наблюдал Давид в основном лишь за ходом поединка, отмечая какие-то положительные и отрицательные аспекты для каждого из сыновей, которые пригласили его очевидно для оценки их способностей. Филипп, будучи ниже своего родича, отличался резвостью и напором, хитростью и выдержкой. В отличие от Антона, что нападал всегда, когда была возможность, младший ждал особенного момента, когда можно будет ударить в слабое место, которое не всегда успевали прикрыть. Не смотря на такое значительное преимущество, выиграл Антон, чья физическая сила явна была больше. Уже довольный от победы и гордый за самого себя, кронпринц подал руку упавшему в сражении брату и поднял его с травы. Оба повернулись к монарху, открыли свои лица и вытерли лбы от пота. Каждый ждал необходимых слов похвалы, не смотря на некоторое расстройство проигравшего. - Что ж... - задумчиво начал Давид. - Не плохой бой. Для вашего возраста - неплохо. Филипп, ты станешь отличным воином, если будешь продолжать заниматься. Тот кивнул, переводя дух после драки. - А я, отец? - счастливо ожидал старший, думая, что его оставили "на сладкое". - Ты тоже неплох. Но чего-то примечательного в твоём ведении боя нет. Разочарование и озадаченность, что мгновенно проявились на его лице, заметил каждый: - Но я выиграл. - Я это не оспариваю. - Я же победил, - настаивал тот. - Почему нет ничего примечательного? - Ты дерешься также, как и все. Твой брат же имеет более интересную тактику. - Но проигрышную, - показал на того. - Он проиграл. - Ты превзошел его силой. - Но вы недовольны, - подолжил его мысль, опустив руку. - Я не разочарован, - поднялся. - Тебе нет нужды быть хорошим воином, - устроил Людовика на своем предплечье. - Ты должен быть хорошим королем, - развернулся и пошел в замок. Антон провел его негодующим взглядом и махнул по воздуху мечом, пытаясь избавиться от бушующего внутри гнева. Филипп, наблюдая такую реакцию, был несколько озадачен, однако если бы он начал спрашивать - брат всё равно только бы огрызался сейчас. Так что пришлось среднему отойти к слугам и предоставить им свое тело, дабы они поскорее избавили его от этих металлических пластин, в то время как внутри начала прорастать некая гордость за самого себя и за свой бой. Чуть позже, уже через несколько часов, все вышли к ужину, а там и в сад, где королева устраивала небольшое празднество без особого на то повода. Приглашены были многие знатные люди, среди которых было и много детей, подростков. Меньшие, с Людовиком и Марией, играли в салочки и прятки, смеялись, хохотали и просто веселились, чем доставляли дискомфорт некоторым из взрослых. Давид, краем уха слыша, что некоторым такая компания не по душе, склонял всех просто не обращать на ребятню внимания. Те веселились в своей компании, а взрослые - в своей. На грани находились подростки, в особенности Филипп, которому регулярно намекали на то, что его место с неугомонными детьми 5-9 лет, что принца очевидным образом возмущало. Антон также находился на распутье. Не смотря на то, что он был кронпринцем и заседал на совете, взрослые относились к нему слишком уж снисходительно и несерьёзно, видя в этом человеке не владетеля и будущего властелина, а никого иного как простого ребенка с завышенными ожиданиями. Имея неуспех у взрослых, наследник хотел сыскать удачи среди дам, так что скоро удалился в женскую компанию примерно своего же возраста. Филипп же, за наличием юности, еще не имел такой тяги к противоположному полу, так что нашел своих друзей и начал играть с ними в прятки, в глубине души сильно негодуя на то, что он подтверждает видение себя среди взрослых как ребенка. Антон, как бы не был он воспитан и подкован в науках, пользовался не такой популярностью, как например его мачеха или даже отец. К которому периодически-постоянно кто-то подходил, заводил разговор и пытался флиртовать, кидая цепляющие взгляды. При чем неважно кто это был - мужчина или женщина. Король почти всегда любезно со всеми беседовал, однако никогда не назначал встреч или свиданий, оставляя своих "воздыхателей" с одной лишь надеждой, которая рушилась уже при следующей их встрече. Давид был компанейским, но отнюдь не таким любвеобильным, каким его хотели видеть. Давняя ветреность осталась позади, но новые молодые и красивые знакомые никак не могли удержаться от попытки завоевать королевское сердце и остаться в нем навсегда. К жене он не ходил, любовных связей не имел (о чем говорили за спиной), а значит - его сердце полностью свободно. Женщины, собираясь к королю, надевали только самое красивое, вели себя максимально обходительно и угодливо. Мужчины, что не брезговали подобной связью ради влияния и власти, своими манерами не уступали ни на шаг. Но всех их ждала одна и та же участь - отсутствие перспектив и продвижения в этом деле. Сердце монарха не было свободно и освобождать его для кого-то другого он точно не собирался. В то время как Давид приобретал звание того, чью страсть получить практически невозможно, его жена пользовалась совсем уж противоположной славой. Всегда среди мужчин и их ухаживаний, она купалась во внимании как сыр в масле, влюбляя в себя одним лишь взглядом. Высокородные мужчины обожали ее за красоту и ту ловкость, с которой они падали в пучину чувств, давая себе запутаться в паутине ее внимания и поцелуев. В то время как женщины терпеть ее не могли, называя за спиной шлюхой и порочной девкой, что недостойна быть королевой. Страной, по их мнению, руководил разврат. Многих дам даже не смущало то, что король уже долгое время не имел никаких интимных отношений, кроме разве что редких элитных проституток, которых иногда к нему приводили, дабы остудить пыл гнева, при долгом отсутствии кого-либо в постели. Но эти связи были мимолетны и происходили до такой степени редко, что на них-то и внимания никто не обращал. Но женщинам было все равно. В их головах, Давид продолжал быть содомитом и редкостным извращенцем, а Тереза - являла саму суть порока и похоти. Не смотря на подобное, их вынуждены были уважать. По крайней мере короля, что обладал таким внутренним стержнем, что всем становилось страшно, едва кто-то заденет его. Тереза же, если была уважаема не за стержень, то с ней точно считались из-за прямолинейности характера и недюжего влияния среди мужчин, что кружились вокруг нее. Пусть их любовь она получала благодаря легкому флирту и соблазнительным намекам, но врагам она могла прямо в лицо высказать всё, что о них думает, за что ухажеры только восхищались ею. Этим вечером, роль каждого из королевской четы оставалась неизменна: Терезу окружали мужчины, восхваляющие ее красоту и легкость, а Давид просто беседовал со всеми с кем хотел. Следующим днем, на совете, король успел заметить некую легкость и улыбчивость у своего старшего сына, что не было частым. - О чем ты думаешь? - усмехнулся король мечтательному подростку, пробуждая его от желаний. - А? - окинул взглядом совет, будто бы его спросили о чем-то важном. - Я, как член совета, но еще достаточно юный, доверюсь вам, мой отец, - перевел взгляд на него. - Приму любое ваше решение. - О чем ты так сильно мечтаешь? - посмеялся монарх. - Даже министров не слышишь! Другие также рассмеялись. - Эм, я буду внимательнее, - зарумянился тот и неловко опустил глаза. - Думай о своей любви за дверью этого зала! - похлопал его по плечу король. Антон смущенно ему улыбнулся и опустил голову, желая скрыть краску лица. Ничего особенно важного на совете не разобрав, детей отпустили после обеда на конную прогулку, где Филипп расспрашивал своего брата так активно и настойчиво, что начинал раздражать. - Так ты влюбился? Хаха! В кого? Скажешь? Как ее зовут? А она красивая? Я ее знаю? Хаха! Наш кронпринц влюбился! Влюбился! Влюбился! Что? Уже женишься? Хаха! Будешь со своей женой спать вместе! Она будет тебе вышивать, а ты будешь ей трофеи с охоты носить! Хахаха! Антон идет под венец! Мне стоит называть ее сестрой? Сестрица кто-то там! Хахаха! Юноша от всех этих вопросов только смущался и краснел. Как бы не пытался он заткнуть своего брата - всё у него не получалось. Даже угрозы не действовали. Филипп был неукротим в своем любопытстве и желании поиздеваться. Таким образом, о волнениях принца было известно всему замку уже к вечеру. - Замолчи наконец-то! - злился брат, придавливая его лицо подушкой, в спальне. - Влюбился! Влюбился! - продолжал язвить тот. - Да замолчи ты! Филипп только смеялся и брыкался. - Влюбишься ты - я тоже издеваться буду! - Не влюблюсь! - выглянул на него из-за подушки и показал язык. - Чтоб ты откусил его! - Хаха! Только после твоего! - Гаденыш! - вновь принимался его душить. К счастью, этим вечером пострадали только нервы Антона, но никак не жизнь Филиппа, что казалась старшему слишком уж активной и настырной. Вторым счастьем было то, что маленькому герцогу скоро надоело это всё и он успокоился, предоставив свою энергию для чего-то другого. Для кронпринца это был праздник. В следующие дни, Давид заметил у своего сына новые перемены. Он вновь стал задумчивым и молчаливым, но каким-то не таким как раньше. В его голове будто бы крутился один и тот же вопрос. И вопрос этот, предполагал монарх, был связан с предметом вожделения. Странным образом, королю часто казалось, будто ребенок хочет спросить его о чем-то, но как-то стесняется, не зная с чего начать. В конец, через неделю подобных попыток, отец не выдержал и вызвал принца к себе. Было это уже после ужина. - Антон, - с загадочной улыбкой начал тот, присаживаясь в кресло, - уже несколько дней мне кажется, будто ты хочешь у меня что-то узнать, но всё не подходишь и не узнаешь, - взял кубок с вином и отпил. - Мне кажется или тебя действительно что-то интересует? Тот неловко замялся: - Эм, ваше величество... В общем, да, есть один вопрос... Просто... Я не знаю как... - Иди сюда, - поманил ладонью. Гость кивнул, подошел, сел в кресло рядом и опустил лицо, всё еще стесняясь вопроса. - Это связано с твоей любовью? - усмехнулся взрослый. Мальчик кивнул: - Она такая красивая, такая элегантная... - Ну, - со спокойной улыбкой выдал тот, - это девушка - уже хорошо. Принц поднял озадаченный взгляд: - А кто это еще может быть? Не мальчик же. - Люди бывают разные, - непринужденно пожал плечами. - Но ты продолжай. Смотрю она тебе очень нравится. Тот активно кивнул: - Она вгоняет меня в краску, лишь я встречу ее. - Держи свой румянец под контролем, - усмехнулся. - Да мне и так неловко, - опустил лицо. - Я тоже хочу ей понравиться, - начал мять пальцы. - Что мне такого сделать? Король немного опешил: - А почему ты к мачехе не пошел? Сын отвел взгляд: - Моя любовь не такая. И я не хочу, чтобы она была такая как ее величество. - Но, если честно, я не очень помню как мне удавалось привлекать дам в твоем возрасте. С ними достаточно быть милым и любезным. Ребенок поднял глаза и убедительно кивнул: - Я сама милота и любезность. - Не помню, чтобы я им писал стихи или пел серенады... Попробуй просто погулять с ней. Слуги обустроят вам уголок сада, где вы можете поговорить наедине. Будь любезен и внимателен. Но не давай никаких обещаний насчет женитьбы и сам на нее пока что не рассчитывай. Ты еще мал, да и невесту тебе нужно будет подобрать соответствующую. - Но мне говорили, что мою мать вы выбрали по зову сердца. - Это правда лишь отчасти. Брак был и выгоден и симпатичен мне. Твоя мать действительно понравилась мне при первой нашей встрече, - отпил из бокала и поставил его на столик. - Вы любили ее? - Под конец ее жизни - безмерно. Она была моим ангелом и моей душой. Я очень страдал, когда она умерла. Я всегда страдал, когда умирал кто-то дорогой моему сердцу, - отвел взгляд в камин. - Такова природа нашей семьи... Мы слишком сильно привязываемся. Так что будь аккуратен, - посмотрел на того. - Не дай этой девушке вскружить твою голову раньше времени. Антон кивнул. - А теперь иди, я что-то задумался... - взглянул на языки пламени. - О своём... Ребяческом... Сын кивнул, встал и вышел, не желая прерывать мыслей короля. Тот же вспомнил один вечер. Одну ночь, что перевернула его жизнь с ног на голову и дала толчок к тому, чтобы стать тем, кем он являлся сейчас. Давид вспомнил их с Карлом ритуал братания. Принцу, коим был тогда король, было лишь 15, его пажу - 17. Они стояли возле камина с уже порезанными ладонями и готовились прислонить их друг к другу. - Этим ритуалом, - начал принц, - я признаю тебя своим братом. - А я тебя - своим. Всё моё становится твоим. - Моё - твоим, - проглотил слюну, взволнованный важностью происходящего. Карл нежно улыбнулся и прижался разрезом к разрезу, взяв его руку в замок: - Мы - одно целое. Давид кивнул, не решаясь отвести взгляда от его глаз. "Мы - братья," - выдал он про себя и проглотил слюну. Всё это было так волнительно. Так необычно и важно, что сердце юноши билось быстрее, а дыхание становилось прерывистым. Карл, видя всё это, как-то переменился. Глаза его стали еще мягче, а улыбка - нежнее. Он сделал шаг навстречу, наклонился и с любовью поцеловал розовые губы, что казались ему особенно сладкими. После чего отстранился, посмотрев в шокировано-застывшие глаза. Давид буквально окаменел, не имея сил шевельнуться после такого. Он совсем не понимал, что это было. Он никогда не видел поцелуев, никогда не чувствовал их на себе и уж тем более не понимал, что бы это значило. Он просто стоял, шокировано смотрел на друга и чего-то ждал. Карл усмехнулся, похлопал его по плечу, будто ничего сейчас не было, пошел к вину и непринужденно выпил. Принца это событие захватило на несколько дней. Он постоянно думал, рассуждал и не понимал. В конце концов, подслушав один чужой разговор и подглядев за одной парочкой, он понял значение этого жеста, но мыслей и вопросов с рассуждениями стало только больше. Давид думал и рассуждал, пока не настал тот самый день, когда он наконец-то разрешил эту неясную ситуацию. Это был вечер, после ужина и всех трапез. Выгнав всех лишних слуг, Давид остался с Карлом наедине. - Помнишь, мы братались? - неловко начал младший, пряча глаза от собеседника. - Конечно, - спокойно кивнул. - И ты потом сделал кое-что... - бросил на него мимолетный взгляд. - Это было... - рассуждая отошел к кровати и сел на ее край. - Эм... - опустил голову. - В общем... Я несу какой-то бред, - отвернулся, стыдясь своих несобранных мыслей. - Нет, продолжай, - заботливо выдал знакомый и подсел к нему. - Короче, - выдохнул, приобретая храбрость, - ты поцеловал меня, - посмотрел на него. - Да, было такое, - опустил глаза, внимательно слушая продолжение. - Ты... Ну, - отвернулся, неловко перебирая мысли, - сделал это. - Да, - задумчиво кивнул. - И, как бы... - почесал затылок. - Ну... Ты умеешь целоваться наверное... Ну, я делаю такой вывод. Карл покосился на того. - И, как бы... Ну... Ты мог бы научить меня целоваться? Приятель нахмурился, замерев от волнения. Сердце его забилось быстрее. - Мне кажется, у тебя есть опыт... - задумчиво отвел взгляд, снова начав рассуждать. - И ты мог бы им поделиться со мной... Если хочешь конечно. Я не заставляю, просто... - блуждал глазами по полу. Знакомый взял его подбородок и повернул к себе. Щеки принца горели. - Эм, да, - проглотил слюну тот. Друг молчал. - П-просто, ну, если ты не хочешь - я не заставляю. Ну, если хочешь, не хочешь... - притих и проглотил слюну, глядя на друга так взволнованно, как никогда раньше. Карл расслабленно моргнул. Опустил взгляд на его уста и медленно, как-то неуверенно и волнительно приблизился к ним, прикрывая глаза. Оба ощутили дрожь горячего дыхания, на губах друг друга. - Ты... - еле слышно начал Давид, но скоро затих, прикрыв собственные веки. - Хочу, - взял его руку и положил на своё сердце, будто прося оценить насколько быстро оно бьется. Принц незаметно двинулся к нему. Оба встретились губами. Уже взрослый Давид вспоминал этот вечер с теплотой. "Он был таким сладким, а я так переживал, что всё постоянно портил," - нежно улыбнулся. Король думал об этом событии достаточно долго, чтобы вдохновиться и начать что-то сочинять. Тут же пересел за стол, взяв перо в руку. Не прошло и получаса, как он набросал некий стих, что рвался прямо из души. Прочтя своё творение несколько раз, вызвал к себе композитора, дабы тот положил эти строки на музыку. Мужчина прибыл уже через несколько минут. - Понимаю, я не поэт, - протянул ему свои строки правитель, - и это нельзя назвать чем-то гениальным, но я хочу, чтобы вы сочинили для этого музыку. Она должна быть нежной и благородной. Касательно рифмы - можете подкорректировать, но перед публичным исполнением я хочу лично убедиться в красоте произведения и в том, что смысл не нарушен. Композитор кивнул, взял листок и пробежался глазами по тексту: "Твои глаза горели пламенем при поцелуе, Твои глаза проникли прямо в мою душу, Твои руки любили моё тело, Когда мы снова были врознь. И думаю я о нашей встрече Ночью, мы все в огне, Стояли рядом у камина И делились жаром, таящимся в груди. Твои губы так меня ласкали, Что потерял я было ум И дал тебе, всё чего хотела Душа твоя, пленившая мою Я был зависим от компании твоей Не мог я жить без взгляда твоего Не мог бы жить я и теперь, Вспоминая ласку и душу твою." Автор с неким волнением ждал ответной реакции и она была - удивление. Композитор так поразился этой внезапной романтике, что даже не поверил, что король - истинный ее сочинитель. Но одного взгляда на монарха вполне хватило, чтобы убедиться в этом. Расспрощавшись с музыкантом, владыка уж собрался спать, как к нему нагрянул малолетний вихрь, что тут же запрыгнул на отцовскую шею и крепко обнял. - Людовик! - подхватил его отец. - А ты чего не спишь? Тот был в ночной рубашке. - Я подумал о тебе! Ты ведь как ящерица! Тебя нужно постоянно греть! Я буду тебя греть! - прижался к нему. - Хаха! Так меня нужно согреть? - Конечно! Объятиями! - А спать кто за тебя будет? - А я с тобой спать буду! - Со мной? - игриво удивился. - Да! Ты - моё солнце! И я буду спать с тобой! - Солнце? А ты тогда кто? - Луна! - с энтузиазмом выдал. - Ты будешь спать, а я буду тебя охранять! - Хаха! Вот так? - Да! Король мог только посмеяться на эти незначительные вещи, что действительно его согревали. Прошло не более трёх дней, как у старшего сына были замечены новые изменения. Он стал злым, раздраженным и очень придирчивым. Всё ему было не так. Он не хотел слушать правил, ходил постоянно надутый и никого не слушал. Мало того - довел Людовика до слез, срываясь на него за собственную обиду. Король этого не выдержал. Схватил старшего сына за ухо и уволок на серьезный разговор без лишних свидетелей. Слуги были выгнаны, сразу после их ухода - дан мощный подзатыльник: - Ты какого черта на брате срываешься? - схватил первенца за ухо, потянув к себе. - Он - ребенок еще! Умей сдерживать свои порывы! Идиота кусок! - дал новый подзатыльник из-за которого принц отлетел в сторону. - А чего он под ноги суётся? - А ты слепой, раз не можешь уступить ему дорогу? - вновь схватил за ухо и подтянул к себе. - Держи свои эмоции при себе! Срывается он на брате! - отбросил в сторону. - Сила появилась, а мозги - нет! Учись себя вести! Ты - будущий король! Ты должен быть достоен этого звания! Угомони свой пыл и начни вести себя благоразумно! Сын испуганно потирал ухо, глядя на родича. - Приструни себя сам, иначе тебя образумят розги! - выдал напоследок отец и вышел. Там он подхватил заплаканного Людовика на руки и гневно отправился в сад, успокаивая дитя. Антон глядел им вслед с целой гаммой чувств: с обидой, завистью, страхом и с желанием защиты, которую ему точно не собирались оказывать. Огрызнувшись на слуг с сестрой и братом, старший угрюмо засел в своей спальне и забился в угол, не желая говорить ни с кем на этом свете. Не прошло и недели, как композитор закончил свою работу, продемонстрировал готовое произведение королю, а там и всему двору, что собрался в одном из залов дворца. Вечер музыки отлично подходил для представления этой ласковой песни в честь того, кого среди приглашенных не было. Композитор, что и объявлял все произведения, гласно и радостно сообщил о причастности самого короля к следующему творению, посредством им же написанных стихов. Многие уважительно похлопали его величеству, совершенно не подозревая о таком его таланте. - Ну же, ну же, - успокоил всех Давид. - Давайте послушаем лучше, что всё-таки получилось. "Будете рассыпаться в притворных комплиментах, когда это будет хотя бы не так заметно и более оправдано." Зазвучали скрипичные, голос молодого солиста. Помещение заполнилось чистым благородным звучанием, вслед за которым многие различили и слова. Монарх лишь расслабленно глядел куда-то в пустоту, слушая знакомые ему строки, и порою вздыхал, будто настоящий влюбленный. - Это так чудесно! - начали восхищаться после окончания. - У вас такой слог! - Кому же вы посвятили это чудо романтики? - Секрет, - с расслабленной улыбкой отвечал тот. - Кому это предназначается - знает о моей любви больше остальных, - отвел улыбающиеся глаза, будто в поисках предмета своего обожания. Дворяне прознали о влюбленности и это факт. Им оставалось лишь узнать кто именно так поразил королевское сердце, что вдохновило его на целый стих. Этим сегодня в основном Давида и занимали. Знакомые всеми правдами и неправдами пытались выпытать имя, однако им это удавалось с очень большим трудом. Монарх знал толк в сокрытии тайн и секретов. Антон же ничего не скрывал. Он в открытую стал игнорировать женскую компанию и проводить больше времени на своем месте, недалеко от музыкантов. Уже в явной степени осознавая свою непривлекательность, он старался просто не связываться с этими дамами, что своими смешками над его лицом, приносили одну только боль. Хватит ему и одного отказа. Второго он получать точно не хочет. А Филипп тем временем безмятежно играл с Людовиком в ладоши. Младшему было совсем уж скучно среди всех этих взрослых, что говорили о чем-то своём, так что игра была наилучшим для него выходом. Мальчик веселился как только мог, до тех самых пор, пока к нему не подошел король и не взял его на руки. - Папа! - весело крикнул ребенок, хватая его за шею. - Хочешь со мной посидеть? - Хочу! - Тогда пошли, - поцеловал в лоб. - А то эти вельможи со своими расспросами уже так надоели мне... При тебе они точно не будут говорить о чем-то подобном, - понес его к себе. Таким образом, Филиппа оставили одного, но как оказалось, совсем ненадолго. Скоро, к нему подсела Диана - десятилетняя кузина Антона. Родственники поприветствовали друг друга и начали очень стандартный разговор об этом мероприятии, который быстро себя исчерпал. Пару секунд они сидели молча, чувствуя определенную неловкость, но после, девочка наклонилась к своему собеседнику и шепотом начала: - Тебе интересна вышивка? Я заметила как ты смотрел на всех нас, когда мы ею занимаемся. Мальчик ужаснулся: - Что ты такое говоришь? Ничего такого мне не интересно. Это вздор и я не знаю, что такое тебе там привиделось. Та была непреклонна: - Я могу тебе показать как мы это делаем. Если тебе действительно интересно. Филипп насупился. Диана подвинулась к уху: - Приходи завтра после обеда в сад. К скульптуре ангела. Я покажу тебе, - поднялась, сделала реверанс и поспешила к своему месту. Принц провел ее настороженным взглядом. Сомнений было очень и очень много, но, дабы не оставлять девочку в том саду совсем одну, что было неприличным, Филипп решился прийти и хотя бы объясниться перед ней, доказать, что он к женским занятиям не имеет никакого отношения. Брату, перед конной прогулкой, он сказал, что догонит его чуть позже, а сам поспешил в зеленый лабиринт, в одном закаулке которого стояла обозначенная статуя. Мальчик оглянулся. Он был словно маленький воин, готовый на любой подвиг. Из-за угла выглянула Диана и подозвала его к себе жестом. Тот вновь осмотрелся, побаиваясь не наблюдают ли за ним. Пошел вслед за родственницей. Они спрятались в беседке, полностью заросшей кустарником. - Диана, - важно начал тот, - я хочу объясниться перед вами. - Объяснишься, - кивнула та и поспешно взяла его запястье, посадила рядом с собой. - Смотри, я сегодня принесла вот это, - показала ему пяльца с уже начатой вышивкой каких-то цветов. Принц заинтересованно разглядел нитки, стежки, но не прошло и минуты, как он отмахнулся, приходя в себя: - Нет. Это мне совсем не интересно. - Ну ты же врёшь, - выдала знакомая, глядя на его лицо. - Кто врёт?! - подскочил. - Не называйте меня обманщиком! - Тише ты! - шикнула на него та и вновь посадила. - На весь сад еще закричи, чтоб сюда набежали все, кто только может, - осуждающе закрыла ему рот ладонью. - Не сопротивляйся. Я никому не скажу, что тебе нравится это. - Если отец узнает, - шепотом начал, убрав ее руку, - он убьет меня. - А мы никому не скажем. Ты знаешь правило моей семьи? - Нет. Какое у вас правило? - Можно делать всё, что хочется, но никому не говорить о том, что порицается обществом. Понял? - А если узнают? - Да кто поверит, если ты прятать хорошо будешь? - Значит... Ты не скажешь? - Моя семья умеет хранить тайны. Не переживай. Так что? Хочешь попробовать? - показала пяльца. Тот огляделся: - Может не здесь? - вернулся к ней. - Приходи сегодня ко мне. После конной прогулки, у нас будет время до самого ужина. Закроемся, чтоб точно никто не узнал. Девочка кивнула. После этой встречи, они стали видеться регулярно. С закрытыми дверями, немного приоткрытыми окнами, они сидели на свету и тихо вышивали, пытаясь создать нечто прекрасное. Филипп прятал свои творения как мог хорошо, но их все равно периодически находили во время уборки, так что мальчик со всей своей уверенностью заявлял, что это Диана такая забывчивая постоянно у него что-то оставляет и не забирает. Готовые картины также присваивались Диане. Иголки и нитки - тем более. Некоторым слугам уже начинало казаться, что эта Диана основательно так обустроилась в покоях королевских детей и метит никуда иначе, кроме как в их сердца, а потом и в жёны.