Давид III - Великий король (3ч)

Прошло еще немного времени. На дворе был уже конец сентября. Праздниками и развлечениями занималась знать, во главе с королевой, а король всё также копался в политике. Исаак снова начал отступать, а Давид - захватывать. "Еще немного, - думал кромиец, - и можно будет к договору прийти." Деньги в казне были, народ не бедствовал, однако с каждым днем правитель становился все более злым и раздраженным. Причиной этому было не исчерпывание терпения по поводу обещания фаворита, хоть и оно вносило свои коррективы, а излишняя крикливость маленького принца. Такого голосистого младенца еще не видели в этом замке. Людовик кричал так часто и громко, что кровь из ушей шла. Он кричал, когда был голоден, когда хотел пить, когда испачкал пеленки, когда его неправильно взяли или одели, когда ему что-то давило, когда на него светило солнце и когда он лежал в тени. Он кричал буквально всегда. Никто не мог успокоить дитя окончательно. Его укачивали и кормили, пели песни и колыбельные, что-то рассказывали и показывали, а он всё кричал. Думали, что его прокляли и привели священника, но даже это не помогло. Вокруг ребенка крутились все, кто только мог, но никому не удавалось его заткнуть надолго. Как только младенец успокаивался, проходило не более получаса, как он снова начинал кричать. Нормально спать не мог никто. В особенности король, чьи нервы постепенно начинали сдавать. Дабы убрать из своей жизни этот крик по ночам, Давид переселил принца в самое дальнее от себя крыло, дабы его вообще не было слышно, но даже оттуда, через порою открытые окна, до короля доходил этот плач, что выводил из себя не менее глупых подчиненных, что вечно делали всё не так. В таком шуме работать было невозможно и на каждом из служащих сказывалось это бремя крика и вечного плача. Была середина сентября, когда королевские нервы уже не выдержали. Министры с монархом как раз сидели на совете и обсуждали детали составления мирного договора, как снова послышался этот крик. Мужчины взглянули на окно, открытое для свежего воздуха и тягостно вздохнули. Лакей закрыл раму. Однако вернуться к обсуждению уже было невозможно. Каждый из министров настороженно замер, глядя не на гнев, а на настоящую ярость, которую Давид сдерживал с последних сил. Король был уже красным и хватило бы одной капли или одного слова, чтобы вывести его из себя. Этой каплей явился порыв ветра, что неожиданно открыл другое окно и впустил внутрь пронзительный детский плач. - Он меня достал! - вскочил король, заорав не своим голосом. - Я его убью! - решительно вышел, вскипая от злости. Министры пооткрывали глаза. Давид не шутил и настрой его был слишком прямолинейным, чтобы воспринять эти слова как преувеличение. Амиран не мог долго сидеть на месте, так что подскочил и испуганно побежал следом: - Ваше величество! - нагнал его в коридоре, пытаясь остановить. - Руки! - гневно отбросил их. - Я прикончу его! Он в край меня достал! - Вы не можете взять такой грех на душу! - Его душа уже не безгрешна! - Но он ребенок! - Он меня достал! Какими бы аргументами Амиран не сыпал, король оставался непреклонным и его не останавливало даже то, что это его сын, что это принц, что это всего лишь крик, которым грешит каждый из людей в своем младенческом возрасте. Давид был настроен только на смерть и кровь. Его не останавливало даже то, что его откровенно не взлюбят за это, а то и возненавидят. Ворвавшись в детскую, монарх заорал: - Заткните его сейчас же! Не то я убью его! Няньки перепуганно взглянули на него. Все они сейчас как раз и занимались тем, что пытались успокоить ребенка. - Я не позволю вам сделать этого! - с сумасшедшими глазами преградил путь Амиран. "Не для того я так рисковал своей жизнью и душой во время этих ритуалов, чтоб ты его убил!" - возмущался чернокнижник. - Я - король! - гласно напомнил тому Давид. - Как вы смеете идти против меня?! Это предательство! Стража! Что-что, а вот голосистость у Людовика была точно от отца. Только эти двое могли перекричать друг друга, стоя в одной комнате. - Предательство, если я дам вам это сделать! - настаивал великан. - Вас возненавидят все! - Он бесит меня! Я ненавижу этого ребенка! - Он еще совсем мал! Внутри уже стояли мужчины в латах, готовые в любой момент схватить Амирана и бросить в темницу. - Но уже провинился! Ребенок же, на удивление затих. Няньки тут же вытерли его сопли со слезами и продолжили укачивать, чтобы он не кричал снова. Король зло посмотрел на него, выглядывая из-за худого и высокого тела: - Заткните его навсегда! - Лучше отошлите его, - поспешно выдал казначей, - но не убивайте. - Этот... - сквозь зубы начал Давид. - Ребенок... - направился к нему, с ненавистью глядя на детское лицо. - Меня в край достал. Уберите его! - махнул рукой. - Отошлите! Чтобы я не видел и не слышал его! Людовик, наблюдая с женских рук этого злого человека, усмехнулся и протянул к нему руки, будто желая схватить. Няньки могли только удивляться, как после этих криков дитя может тянуться к тому, кто эти крики и создал. Давид же отстранился, с презрением наблюдая за тем, как на него смотрит это существо в пеленке. Людовик по-детски рассмеялся, с интересом разглядывая золотые линии на королевской одежде. Засунул руку в рот и начал задумчиво ее жевать. Монарх только скривился. У него откровенно и точно не было симпатии к этому отпрыску. - Уберите его, - махнул рукой и пошел на выход. Женщины кивнули. Амиран оглядел их, тоже кивнул, будто успокаиваясь, что всё хорошо закончилось, и поспешил за королем. Совет продолжился уже в тишине и покое. Однако те длились недолго. Уже за ужином, замок вновь охватил этот крик. Давид вцепился в приборы, вновь пытась сдержать ту бурю, что царила внутри. - Какого черта он еще здесь? - зло посмотрел на лакеев, которые каким-то образом должны были знать об отбытии принца. - Он так кричит... - неохотно протянул Антон. - Он очень громкий, - кивнул Филипп. - Я его даже в своих покоях слышу. - Голосистости ему не занимать, - устало подтвердила Тереза. - Выслать его! - гневался король. - Парадоксально, что он замолчал, когда вы говорили об этом при нем самом, - заметил Амиран. - Вы хотите сказать, что этот младенец уже понимает речь короля? - удивился Люциус. - Не знаю понимает ли, но точно к ней прислушивается. - Возможно, ума у него столько же сколько и громкости, - констатировала королева. - Пусть его заткнут наконец-то! - наорал Давид на слуг, призывая тех отправиться к принцу. Лакеи быстро кивнули и поспешили выйти. Этот крик уже раздражал и их. - Сколько он орёт! - обратился к столу. - Он меня выводит! Все молчали, не зная что и сказать в оправдание ребенку. Скоро, плач затих, однако уже через час снова продолжился. И в этот раз, короля не мог остановить уже никто. Он выхватил кинжал, что лежал у него под матрасом, набросил на ночную рубашку халат и тяжелым шагом отправился в детскую. Глаза говорили обо всём. Густав, которого разбудило резкое открытие дверей, тут же подскочил и побежал следом за королем. Но он был простым слугой, так что прислушиваться к его мнению никто и не собирался. Давид шел тяжело, угрожающе, всем своим видом показывая что он собирается делать. В детскую он вошёл резко, чуть ли не вынеся ногой дверь, из-за того что ее перед ним недостаточно быстро открывали. - Заткните его сейчас же! - схватился за нож. - Не то его жизнь закончится не успев начаться! От такого боевого настроя, няньки вздрогнули. Одна из них как раз прижимала кричащего ребенка к груди, пытаясь укрыть его от этого отца, что хотел зарезать сына как простую скотину. Густав, поняв наконец-то что тут будет, пришел в ужас. - Ваше величество! Вам не стоит этого делать! Это будет большой ошибкой! - Заткните его! - приходил в ярость тот. Женщины испуганно прижали детский рот ладонью, тем самым приглушив, но не остановив плач насовсем. - Я ненавижу его! Я убью его! Почему он еще здесь?! Я сказал вам убрать его из моего дома! - приблизился. - Вы не сказали КУДА его увезти, - боязливо сказала какая-то нянька. - Неважно! Куда угодно! Лиж бы подальше отсюда! - посмотрел на дитя. - Заткнись! Чудовище! Замолчи! Не то я убью тебя! Тот хотел бы повернуться, но нянька прижимала его лицо к себе слишком крепко, так что мальчик закричал громче. Король вскипел: - Дай сюда! Я избавлюсь от него! - схватил дитя и буквально вырвал его из женский рук. - Ты - мертвец, маленький урод! - прижал его к себе и вынес в коридор. Женщины и Густав поспешили было за ним, пытаясь остановить его намерения, но король и не собирался их слушать. Он шел ослепленный гневом и ненавистью. Шел не на улицу, а в свои покои, дабы сразу тело и уничтожить, едва он сотворит желаемое. "Зарезать и сжечь это дьявольское создание. Место ему в огне!" Однако, вернувшись к себе и наспех заперев дверь перед носом этих настырных слуг, что всеми силами пытались его склонить к милосердию, король обнаружил, что ребенок не только заткнулся, но и уснул. Раздраженно поглядев на это существо, Давид прошипел сквозь зубы: - Если ты проснешься и опять начнешь орать - я прикончу тебя не задумываясь, - зло уложил его на свою кровать, положив с обеих сторон подушки, дабы Людовик не скатился на пол и дабы сам король его не задавил во сне. Лег, настороженно глядя на младенца, положил у кровати кинжал и закрыл глаза. Слуги тем временем сходили с ума в гостиной. Они ходили из стороны в сторону, боязливо прислушивались и нервно причитали, пытаясь не говорить слишком громко. Все они были как на ножах. Сам Густав волновался не меньше. Ночь прошла в тишине. Давид спал так крепко, что даже полуночное пробуждение сына не смогло нарушить его сна. Слуги напротив, уснуть никак не могли и лишь напряжённо ждали утра, когда обнаружат холодный трупик младенца, зарезанный собственным отцом. Женщинам, от таких мыслей, становилось так дурно, что они могли потерять сознание. Король проснулся достаточно поздно, уже после десяти и то не по своей воле. Бодрствовал его сын, что в сумерках комнаты разглядывал всё, что видел и много лепетал, но так негромко, что Давид и подумать не мог о том, что Людовик может быть таким тихим. Правда монарха пробудил всё же не лепет, а запах. Его сын откровенно обкакался, да так, что казалось тот ест как настоящий взрослый. Правитель тут же подскочил, мгновенно закрыв нос пальцами, и побежал в гостиную, дабы заставить Густава убрать всё это. Его перекошенное от брезгливости лицо насторожило всех. - Уберите, - кисло указал за спину и прошел в эту комнату, убегая от пронзительного запаха детских какашек. Няньки перепугались, думая что речь идет уже о трупе, так что в спальню они двинулись уже в слезах и полные горя. Камердинер неодобрительно косился на монарха. Ему ни в коем случае больше не хотелось прислуживать этому монстру, который был способен на нечто подобное. Давид же меньше всего обращал внимания на эти взгляды. Он быстро взял какой-то фрукт, разломил его и прижал к носу, стоя в самом углу комнаты. Нюхать подобные вещи и дальше, он точно не собирался. Но вот послышалось облегченное и радостное оханье женщин, вошедших в спальню. Они быстро убрали то, что сделал Людовик, в пеленку, куда он был завернут и поспешили на выход, обнимая и прижимая к себе уже голенького принца. Тот был само спокойствие. Давид проводил его подозрительным взглядом. Мальчик же жевал язык, прощаясь взглядом с отцом. Слуги, видя живого и нетронутого ребенка на руках у нянек, тоже облегченно выдохнули. - Вы всё-таки не сделали этого, - расслабился Густав, посмотрев на короля. - Он действительно не тупой, - выдал, косясь на выход, - раз всю ночь молчал. Проветри там, - кивнул на спальню и взял яблоко, которое тут же начал есть. Всё это крайне удивляло жителей замка. После недавних событий, что мигом разлетелись среди прислуги и вельмож, отношение к королю значительно изменилось. Его стали почитать очень жестоким и бессердечным, но в тоже время вполне благоразумным и отходчивым, раз он таки не убил своего сына. Принцам обо всём этом не говорили, так как событие было слишком уж пугающим для их детских умов. Однако, как хорошо и спокойно не начался день, за обедом, Людовик снова начал кричать. Давид устало выдохнул. В этот раз он был не так зол как вчера, его состояние можно было назвать усталостью, но никак не яростью. Многие скидывали это на спокойную ночь и на то, что король успел хорошо выспаться. Однако приказ, который он дал, вообще не клеился со всем тем, что было до этого. Он сказал принести ребенка прямо к нему. Удивились даже слуги. Эта перемена была слишком радикальной для того, чтоб воспринимать ее спокойно. Но вот младенца принесли. Столовая заполнилась его пронзительным голосом и криком, что был спровоцирован неизвестно чем. Принцы и принцесса тут же позакрывали ладонями уши, а взрослые скривились, реагируя на шум вполне нормально, но не так как король. Тот спокойно встал, заставляя всех последовать его примеру, подошел к Людовику и серьезно, раздраженно, зло посмотрел в глаза: - Заткнись сейчас же. Тот начал затихать, наблюдая за королем. - Замолчи, иначе я выброшу тебя из окна. Тот усмехнулся, снова начав жевать свою руку. Давид был серьезен, а вот сын воспринимал всё это как невинную шутку. Вельможи удивлённо хлопали глазами, наблюдая за тем, как младенец исполняет приказы своего отца уже в двухмесячном возрасте. Нянька с ребенком стали недалеко от короля, что вновь сел за стол. Все вернулись к трапезе. Людовик снова был само дружелюбие и тишина. Он двигал своими конечностями, замотанными в пеленку, крутил глазами и постоянно жевал то руку, то язык с губами. Ему было очень интересно наблюдать за всеми этими людьми. Король же просто наслаждался тишиной и покоем, поглощая обычное для себя количество еды. Принцы и принцесса, глядя на своего брата чуть ли не в первый раз, могли только дивиться его исполнительности и пониманию. Тот даже говорить и ходить не умел, а уже был послушным. Мальчики переглянулись между собой. Они были не такими послушными... По окончанию трапезы, правитель ушел отдыхать, Людовика унесли в детскую, а остальные стали заниматься своими делами. - Видел, как он сразу замолчал? - удивлённо говорил Филипп своему брату. - Да... - задумчиво кивнул. - Кричал-кричал и замолчал сразу, как отец сказал ему. - Он будет очень послушным, - наивно кивала белокурая сестра. - А нас он будет так слушать? - подскочил Антон. - Я тоже буду королем, - гордо выровнялся, - значит и меня он должен будет слушаться. - И меня, - выровнялся Филипп, - я старше его и буду очень смелым. Он и меня должен будет слушаться. - И меня, - повторяла Мария. - Я - дама, значит и меня он должен будет слушаться. - А пошли к нему, - подбил их всех Антон. - Проверим кого из нас он будет слушаться больше. - А пойдем, - кивнул брат. Детская компания, в сопровождении двух слуг, отправилась в детскую Людовика, что была на другом конце замка. Вошли, заявив о себе с самого порога, потребовали у нянек аудиенции со своим братом и тут же рассмеялись, скопом побежав к его кроватке. Ребенок мирно спал, как нетерпеливые руки братьев его тут же разбудили. Уже начав плакать от такого посягательства на свой сон, Людовика начали перебивать его родственники, что один за другим требовали от него тишины. Однако тот их явно не слушался и расплакался только сильнее. Няньки тут же взяли его на руки, начав успокаивать и укачивать. Дети продолжали что-то требовать, когда младенец разразился таким пронзительным криком, что им пришлось поспешно закрыть свои уши и выбежать. Взглянув на приоткрытое окно, все прекрасно понимали, что об этом скоро узнает их отец и вот тогда-то, никому из них не поздоровится. Испуганные таким дети, мигом покинули крыло и убежали к своей матери, что защитила бы их от любых угроз. Давид и впрямь узнал об этом всём достаточно быстро. Выйдя навстречу своему крикливому сыну, которого уже несли к нему, по приказу от лакея, он взял ребенка на руки и мгновенно успокоил. - Чего ты орешь? - посмотрел на него. - Вот чего ты постоянно орёшь? - Его высочество, - начали няньки, - мирно спали, когда прибыли его братья с сестрой и разбудили его. - Обязательно кричать из-за этого? Я имею право на тишину? Я король в конце концов. Людовик уже примостился на его груди с руками и закрыл глаза. - Только попробуй проснуться и опять заорать, - посмотрел на ребенка и кивнул нянькам, призывая их идти за ним. Все пришли в королевские покои, где Давид уложил сына точно также как и ночью, взял книгу и продолжил ее читать, сидя у окна. Няньки были оставлены в гостиной, чтоб сильно не мешать. Уже через два часа, Людовик проснулся. Заметив это по негромкому гулению и движениям, король покосился на него: - Только попробуй начать кричать. Тот засмеялся. - Я сказал что-то смешное? Ребенок повернулся в его сторону с веселой улыбкой, начав играть своими ногами и руками. - Ты - неразумное существо, которое только и умеет что кричать. Тот снова воспроизводил какие-то звуки, будто отвечая на всё это. - Ничего смешного тут нет, - вернулся к книге. Ребенок некоторое время смотрел за ним, а потом начал бить ручками по подушкам и призывать его голосом. - Что тебе нужно? - поднял на него королевский взгляд. - Я занят, если ты не видишь. Я думаю о важных вещах. Тот забавно улыбнулся, снова ударив по подушкам. - Ты невыносим, - опустил глаза и продолжил чтение. Людовик снова пытался привлечь внимание, при чем так настойчиво, что Давид не выдержал и подошел к нему. - Что? - раздраженно развел руками. - Что ты хочешь? Тот протянул к нему ладошки, с улыбкой хватая воздух. Мужчина закатил глаза, но взял дитя на руки, уложив его на грудь: - Доволен? Теперь ты дашь мне посидеть в тишине? Ребенок же начал играться с его воротником, пуговицами и кружевом шейного платка. - Отлично, - скептически констатировал Давид и вернулся в своё кресло. Сел, имея ребенка у груди, взял книгу и дал Людовику сползти на колени. Тот был слишком увлечен игрой с платком, так что король снял его и отдал отпрыску, дабы тот делал что хочет, но тихо. Однако тот увлекался белой тканью недостаточно долго. Уже через несколько минут, принц переключился на книжку и царские руки, которые он активно пытался схватить. Монарх тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как ему мешают, снял какой-то перстень и отдал сыну, только бы его не трогали. Людовик же был очень доволен, начав играться и смеяться с этой золотой штукой в руках. Правда совсем скоро, он выронил кольцо и начал по этому поводу плакать. Давид, не желая вставать и искать то украшение, снял другой перстень и снова вручил его сыну. Ребенок вновь повеселел. Вся эта "забота и внимание" продолжались до тех самых пор, пока младенец не описался. Гневно подхватив на руки отпрыска, что испортил дорогой кафтан, Давид тут же отдал его нянькам, а одежду передал Густаву, дабы тот сделал с ней хоть что-то. Настроение было подпорчено и сегодня король больше не брал своего сына на руки, чему второй значительно расстраивался. После ужина, король таки сделал небольшой выговор своим детям: - Я хочу тишины, и если вы будете продолжать трогать Людовика, заставляя его орать, я вас подвешу вместе с ним. Отпрыски понимали эти угрозы очень хорошо, так что ничего подобного больше делать не собирались. Однако ближе к ночи, младенец снова начал кричать, правда уже не по вине братьев с сестрой. Давид, как бы ему того не хотелось, был вынужден снова положить сына рядом с собой и лечь в кровать в его компании, так как только в этом положении принц молчал всю ночь. Подобным занимались достаточно долго, так что король даже смог привыкнуть ко всему этому. Давиду часто приходилось брать Людовика на руки и давать ему какие-то свои вещи, так как только этим можно было его полностью успокоить. Подобная привязанность к отцу многим казалась странной, хотя некоторые находили ей вполне логичное объяснение, говоря о крепкой родственной связи, ведь этот сын был похож на своего отца больше, чем все его братья и сестра вместе взятые. Давид это сходство тоже находил, правда очень поверхностное. Королю казалось, что все его дети в младенчестве были на одно лицо - что-то от него, что-то от матери. Но из-за того, что ему приходилось очень много времени проводить с этим отпрыском, он в последствии достаточно к нему привязался и даже самолично его успокаивал, когда начинали резаться зубы. Всем казалось это более чем удивительным. Не удивительно, что первым словом новорожденного было "папа". Пока Давид нянчился со своим младшим сыном, был составлен мирный договор и даже подписан, правда на немного других условиях. Вассальную присягу собирался давать лишь шурин - брат Терезы, за которым закрепились захваченные земли. Исаак же откупился парой городов, а Давид и не настаивал. У него и правда было слишком много дел, чтобы гоняться за этим стариком и вынуждать его дать присягу за тот клочок земли, который у него остался. Главные торговые пути, города и рудники он уже успел забрать. Так зачем ему еще что-то? В крайнем случае, король думал захватить всё остальное немного позже, когда настроит порядок на той земле, что уже принадлежать ему. Людовик - норийский герцог Нотерша́ль - был крайне рад тому, сколько земель за ним закрепили и какими правами его наделили. Помимо этого, он был рад встретить своего крестника-теску, сестру и многих дам, к которым хотелось прийти среди ночи на адюльтер. Многие из придворных могли без особых усилий заметить, что эти норийские родственники одного поля ягоды - гонцы за любовными связями и любители ярких романов. Давида эта родственная связь красила также, как и родство с имрианцами. Однако он почти не обращал внимания на все эти слухи. Он был занят новой землей, а не тем, чтобы следить за своей женой, что все равно бы продолжала целоваться с кем-то по кустам.