Flightless Bird

Как только я добрался до своей квартиры, начал убираться сверху донизу. Господи, это место было настоящей катастрофой. Дерьмо Джеффри было повсюду. Я собирал его цветастое нижнее белье из каждого укромного уголка и щели. Туалетная комната была заполнена продуктами из его обширного ритуала красоты. Кремы, очищающие средства, тонеры. Сколько блеска для тела и спрея для загара нужно одному мальчику? Я собрал все это в сумку, чтобы вернуть ему, когда он будет менее зол на меня. Затем вымыл кухню до тех пор, пока плита и столешница не заблестели. Я заглянул в холодильник. Накануне купил несколько хороших стейков из лосося. И мог бы приготовить дикий рис с каперсами и овощами-гриль к нему. Это была не самая оригинальная еда, но Гарри скоро закончит, а у меня было не так много времени. Мне все еще нужно было принять душ и убрать свою книжную полку, чтобы убедиться, что выгляжу умным. Сорвал с себя мерзкие спортивные штаны и бросил их в корзину для белья в своей спальне, с минуту смотря на свою кровать. Я не хотел быть самонадеянным, но и не хотел быть неподготовленным. Снял простыни и надел свежие, проверил тумбочку, чтобы убедиться, что у меня есть презервативы. Все было в порядке. Я принял душ. Действительно не знал, что надеть. И решил вести себя круто и быть непринужденным в кофте с длинными рукавами и черных джинсах, разорванных на коленях. На улице начал накрапывать дождь. Было почти девять часов, а Гарри еще не приехал. Я боялся, что он отменит все. Приправил рыбу и положил на рис. Моя книжная полка была в худшем состоянии, чем я думал. Десятки безвкусных книг в мягкой обложке массового рынка уставились на меня с их рельефной типографией и подростковыми названиями. Я начал стягивать их вниз одну за другой. В спортивных книгах были еще более глупые названия. Он подумает, что я неграмотен! С таким же успехом у меня могла бы быть полка, полная книжек-раскрасок! Я оставил романы Джона ле Карре, свои танцевальные биографии и классику. Мой экземпляр "Поминок по Финнегану" так и не был открыт. Нахуй. Хватило ли у кого-нибудь терпения на Джойс? Мне негде было спрятать отбросы, поэтому я просто засунул их на дно корзины. Моя полка сейчас была практически пуста, но я решил, что несколько умных книг - лучше, чем куча глупых. Разместил там несколько растений и безделушек, чтобы заполнить пространство. Гарри все еще не появлялся. А я чувствовал себя придурком. Что, если он меня бросит? Может быть, парень принял мое приглашение только для того, чтобы потрахаться со мной. Я бы не стал упускать это из виду. Поэтому вышел на балкон и закурил, наблюдая, как дождь льет все сильнее и сильнее. Вдалеке сверкнула молния, и мои кости затряслись от последовавшего за этим раската грома. Внизу я увидел верхушку черного зонтика. Позади себя услышал звонок. Быстро затушив сигарету, вбежал внутрь, чтобы нажать кнопку, дабы открыть дверь внизу. Он постучал так тихо, что я бы не услышал, если бы не стоял прямо у двери, а я, конечно, стоял. Его волосы были более вьющимися из-за смирения. Это напомнило мне о диких кудрях, которые были у него в юности. В его руках была гигантская папка. Его исследования. Я взял её у него и положил на кофейный столик. Она весила целую тонну. Парень также принес десерт в маленькой коробке из-под выпечки. На нем был длинный темный бушлат. Я взял у него его и повесил. Под ним было еще больше черного. Черные брюки и шелковая черная рубашка на пуговицах. Он выглядел как шикарный гробовщик. Единственная вспышка цвета исходила от галстука с золотой лентой, который он носил вокруг воротника рубашки. - Ты нарядился, - сказал я. - Это просто то, как я одеваюсь. - О, ну, эм, ты хорошо выглядишь! - То, что Гарри был один в моей квартире, привело меня в замешательство. - Спасибо. - Мне нравится галстук. Это выглядит... по-другому, - он взглянул на себя в большое зеркало у двери. - В этом сезоне они на всех взлетно-посадочных полосах. Этот - Гермес. - В самом деле? Звучит дорого. - Думаю, триста фунтов. - Триста! Это просто чертова лента! Кошка моей мамы носит такую же! - Они действительно в тренде. Все мужчины в Милане носят их. - Скажу кошке. Она будет в восторге, - Гарри ухмыльнулся. Я провел его в свою квартиру. Он не разглядел её как следует, когда был здесь в последний раз, так как там было так много других гостей. Теперь он расхаживал вокруг, заложив руки за спину, и рассматривал все это, по одному уродливому предмету мебели за раз. Я съежился от собственного вкуса. - У тебя много вещей, - произнёс брюнет, проводя рукой по моей стойке с DVD, видеоиграм и гитаре в углу. - Не совсем, - ответил я из кухни и снял рис с горелки, начиная жарить рыбу и овощи на гриле. - Больше вещей, чем у меня. - Ты живешь как серийный убийца. Без обид. - Не принимаю. Ганнибал - мое любимое шоу. - Держу пари. Я поставил наши тарелки на кофейный столик. Гарри раскрыл свой том и обсудил свои исследования, пока мы ели. - Почему этот балет так важен для тебя? - я протянул ему салфетку, и он положил ее себе на колени. - Не знаю. Думаю, потому что это непостоянно. История, хореография - она не статична. Балет живой. Живет, дышит и меняется. Это похоже на то, что любой, кто прикоснется к нему, может поселиться в нем... Я чувствую, что это моя история. - Это действительно то, почему ты выбрал Большой театр, когда закончил? - Его рот был полон, и он кивнул. - Да, это и еще потому, что Большой театр - лучший. Я все еще помнил конец нашего последнего учебного года. Элеонор, Зейну, Джиджи, Лиаму и мне предложили контракты Королевская балетная труппа. Джиджи и Лиаму даже предлагали несколько контрактов, но они предпочли остаться в Лондоне. У Гарри было больше всего предложений от любого студента за всю историю RBS. Художественные руководители со всего мира, включая Париж, приезжали в школу, чтобы ухаживать за ним, но его интересовала только одна компания. В Большом театре. Он ждал, ждал и ждал, но они отказались даже встретиться с ним. Большой театр приглашал в труппу только членов своей академии, прошедших обучение по методу Вагановой. На протяжении многих лет у них были приглашенные танцоры иностранного происхождения, такие как Мадам, но только один иностранец когда-либо был назначен главным танцором, американец Дэвид Холлберг в 2011 году. Халльберг был признанным танцором Американского театра балета. Гарри не был обучен методу Вагановой и не был признанным танцором. За неделю до нашего собрания Гарри совершил немыслимое. Он связался с каждым из художественных директоров, которые предлагали ему контракт, и всем им отказал. Мы думали, он сошел с ума, мать его. Газеты, которые следили за историей Гарри, поместили его на первую полосу раздела искусств. "Английский мальчик с русской мечтой рискует всем". Художественный руководитель Большого театра был так заинтригован тем, что сделал этот юный мальчик, что уже на следующий день сел на самолет в Лондон. Я стоял у входа в студию, когда прибыли Сергей Филин и российский посланник. Гарри даже не нервничал. Он знал. Знал, что если бы мог оставить этого мужчину одного в комнате, чтобы посмотреть, как тот танцует, он бы нанял его на месте и был прав. Гарри, мальчику, который поступил в RBS без формального образования, худшему танцору в школе, превратившемуся в лучшего, предложили контракт в компании, которая никогда за свою двухсотлетнюю историю не предлагала место иностранному студенту. Он был исключением из всех правил. - Хотел бы я знать, как ты это сделал, Гарри, - я облизал тыльную сторону вилки. - Как я сделал что? - Как ты стал тем, кто ты есть. В тебе что-то есть... У тебя есть то, чего больше никто не делает. Я просто не могу понять, что это такое, - выражение его лица посуровело. - Может быть, все как раз наоборот. Может быть, я что-то упускаю. - Ты продал свою душу. Я так и знал. - Что-то в этом роде. Гарри пролистал отсканированные письма 1876 года, все аккуратно разложенные в пластиковых конвертах по дате и автору. Он побывал в нескольких архивах по всей Европе, чтобы найти их, но большую часть своих исследований провел в Российской государственной библиотеке в Москве. Он перевел некоторые из писем вслух. По пунктам и тонким выражениям я мог сказать, что Гарри, должно быть, очень хорошо говорил по-русски. - Сколько времени тебе потребовалось, чтобы выучить русский язык? - спросил я, накалывая несколько каперсов, которые сорвались с моей вилки. - Около года. Я нанял репетитора. - Это впечатляет. Жаль, что я не говорю на втором языке. - Ты говоришь по-французски. - Не очень хорошо, - я нахмурился. - Мне всегда нравился твой французский, - с минуту мы молчали. Гарри продолжал листать страницы в своей папке. - Ты меня действительно пугаешь, - выпалил я. - Почему? - Это было так тяжело для меня, но я должен был это сказать. - Ты талантлив и знаменит, а теперь привозишь это исследование сюда, и я узнаю, что ты тоже какой-то сумасшедший ученый! Даже не знаю, как с тобой больше разговаривать. Боюсь, что скажу что-то не то, - Гарри посмотрел вниз. - Ты назвал меня глупым. - Что? - Когда мы были в школе. Ты сказал, что я глупый, - я этого не ожидал. Мне пришлось напрячь мозги, прежде чем я даже вспомнил, о чем он говорил. Наша ссора. - Гарри, я не имел в виду... Мы спорили, - он покачал головой и отложил вилку и нож. Дождь снаружи барабанил в окно. - Нет, ты это серьезно. Я не знал, что сказать и был таким маленьким дерьмом, когда учился в школе, но Гарри действительно причинил мне боль в тот день. - Я хотел сделать тебе больно в ответ, - признался я. - Мне жаль. Даже после того, что ты сделал, я не должен был этого говорить. Он заломил руки над тарелкой. Я коснулся его исследований, все они были тщательно изложены и снабжены комментариями его женским почерком. - Так вот почему...? - Парень посмотрел на меня. - Я больше не хотел быть глупым. Я согнулся пополам от чувства вины. Между нами все еще было так много боли. Как будто мы никогда не покидали ту комнату в общежитии. Я ничего из этого не пережил. Может быть, Гарри тоже не знал. - Мне так жаль, Гарри, но никто никогда не причинял мне такой боли, как ты в тот день. Ты был моим лучшим другом. Это раздавило меня, совершенно раздавило меня... Скажи мне, что ты сожалеешь о том, что сделал со мной. Пожалуйста. - Луи... - его губы приоткрылись в муке. - Я бы хотел, чтобы ничего из этого никогда не происходило. Это чистая правда, - похоже, он хотел сказать что-то еще. Что-то все еще беспокоило его. Вместо того чтобы заговорить, он удивил меня, взяв мое лицо и поцеловав в лоб. Он не произнес слова "мне очень жаль" в точности, но разве это не было просто семантикой? Тяжесть была снята. Прошлое осталось в прошлом. Мы оба тогда были детьми. Каждый в старшей школе сделал что-то, о чем сожалеет. Неужели я действительно собирался вечно держать против него поездку в Киев? Какой цели это могло бы послужить? Гарри был здесь, он явно хотел загладить свою вину, а я хотел вернуть своего лучшего друга. - Друзья, - сказал я, протягивая руку. Он взял ее. - Друзья. Мы закончили ужин, и я убрал наши тарелки. Гарри принес десерт: два заварных крема в розовой коробке из-под выпечки. Я развязал шнурок на коробке и отнес ее к кофейному столику. В отличие от Джеффри, Гарри был большим сладкоежкой. Это был самый вкусный десерт, который я когда-либо ел. Мне нравилось смотреть, как он слизывает сахарную пудру с пальцев. Парень подробно изложил свое видение производства, пункт за пунктом. Он даже сделал мне копию, обо всем подумал. Каждая деталь имела значение, от хореографии до костюмов. Ему уже удалось оказать свое влияние в большинстве этих областей, но все еще оставалось несколько человек, которых нужно было убедить - девушки, во-первых, и Найл, а теперь, после ухода Мориса, помощник хореографа Джони. Он спросил меня, поддержу ли я его. Я сказал, что сделаю это при условии, что он поговорит с Кеннетом и убедится, что Лиама не уволят. - Договорились, - произнёс брюнет, - Приятно иметь с тобой дело, друг. Возможно, я только что заключил сделку с дьяволом, но было забавно вынашивать такой план. Мне хоть раз понравилось быть на одной стороне с Гарри. Я скучал по этому. Мы сидели на диване: я свернулась калачиком, а Гарри откинулся назад, легко закинув одну ногу на другую. Он объяснял различия между оригинальной хореографией Вацлава Рейзингера из постановки 1877 года и хореографией Петипа и Иванова из возрождения 1895 года. Он говорил тихо, теплый свет лампы заставлял его щеки пылать. Я пытался сосредоточиться на том, что он говорил, но был слишком занят, уставившись на его рот. Гарри касался моего колена, когда высказывал свою точку зрения, и я все время просил его уточнить, чтобы он продолжал прикасаться ко мне. Мы были так увлечены разговором, что я забыл заварить чай или кофе и осознал свою оплошность только тогда, когда Гарри встал и потянулся. - Мне пора идти. Завтра рано вставать. - Подожди! Мы даже не пили чай. - Мне не следует этого делать. Не дает мне уснуть, - он все еще гремел. Дождь лил сильно и быстро, как стальная стена. Гарри посмотрел вниз, на улицу. - Надеюсь, я смогу поймать такси в такую погоду. - Останься на ночь, - смело предложил я. Между нами повисло тяжелое молчание. - Это было бы неуместно. - Раньше мы спали вместе каждую ночь, - парировал я, воспоминание все еще было таким нежным и дорогим для меня. - Тогда мы были просто мальчиками. Теперь все по-другому. - Мы спали вместе в студии, - я сжал его запястье. - Тебе даже не понадобились твои таблетки, - парень сделал паузу. - Я всегда лучше спал рядом с тобой. - Пойдем, - положил руку ему на поясницу и повел в свою спальню.