Время сделало нас полукровками

      Быть нормальным в глазах общества не так-то сложно: Женя любил одну и ту же женщину много лет, венчался с ней, завёл ребёнка, развивался в своей профессии. Быть нормальным в своих глазах – гораздо сложнее. Всё неправильное, что было в нём, Женя старался исправлять. Желание понравиться всем – родителям, братьям, друзьям – которое он с детства ощущал, со временем стало его жизнью. Юношеский период бунта Женя вспоминал теперь со стыдом. Тогда это всё казалось крутым и таким будоражаще-смелым: разноцветные дреды, полуобнажённые фотосессии, влюблённость в мужчину – осознание того, что отец это не одобрит, только добавляло адреналина. Молодость была как разнузданная пьянка: когда всё можно и ничего не страшно. Только с возрастом пришло похмелье: тяжесть осознания своей безрассудности сменил страх за то, что кто-то поймёт, что он не такой. Не нормальный. Хорошо, что скрывать и забывать было особо нечего – хоть с признанием Женя не полез, ограничившись парой месяцев страданий из-за непроходимой гетеросексуальности избранника. Постыдный период жизни впоследствии не вспоминался, и всё стало обычным: свидания с девушками, свадьба и венчание, сын. Женя стал нормальным.       С Петром Жене было интересно. Поначалу просто интересно. Друзей у него было не слишком много, а эрудиция Елфимова, его страсть к любимым делам и людям подкупали. Слушать его было завораживающе-интересно, а сам Пётр был собеседником неизменно внимательным, давая редкие и зачастую сложные советы. Петру хотелось доверять – Женя никогда не был склонен к проникновенным разговорам, но с ним хотелось делиться переживаниями. Самым тревожным было другое: его хотелось касаться.       Физические контакты Женя терпел только от близких людей, хотел их – только в порывах воодушевления или восторга, например, на сцене, во время концертов. Однако в спокойном состоянии он предпочитал, чтобы его не трогали – даже супруга. Женя мог терпеть касания, принимая правила игры, стараясь слиться с нормой. Было довольно легко игнорировать мурашки по коже от прикосновений Петра, принимая их за дискомфорт, однако расплывчатые образы во снах и утреннее возбуждение забываться не желали.       "Пойми, чего хочешь сам", – повторял про себя Женя фразу, сказанную Петром несколько месяцев назад. Жене хотелось касаться Петра – мысль мелькала после пробуждения и жестоко подавлялась просыпающимся разумом через несколько мгновений. Страх крупной дрожью проходил по всему телу: от заледеневших ног до напряжённой шеи и покрасневших ушей. "Никто не должен узнать. Я нормальный", – мысленно твердил Женя, полностью оправившись от затягивающего туманного сна. "Ольга не должна заметить", – думал он убеждённо.       Свести разговоры с Петром до минимума, придумывать предлоги, чтобы избегать встреч, оказалось проще, чем Женя ожидал. Кажется, Пётр что-то понял, потому что пару раз в разговоре повторял, что с ним можно поделиться, если что-то тревожит. Но как Женя мог поделиться с ним этим? В лучшем случае, его бы ждала презрительная усмешка в ответ, в худшем, о предмете беседы узнали бы все коллеги. Нет, об этом Женя не мог рассказать никому.       Никакая сила убеждения не помогла Жене подготовиться ко встрече с Петром после длительного перерыва: на репетиции концерта он был собран и неестественно серьёзен. Привычно отбрасывая волосы во время сложных музыкальных фраз, Пётр на дуэте непрерывно смотрел на Женю, но тот всё время избегал взгляда льдистых глаз, боясь увидеть в них упрёк. В следующих номерах Пётр не принимал участия, но Женя то и дело чувствовал на себе пронзительный взгляд.       Сбежать от разговора у Жени почти получилось. Почти. В последний момент Пётр мягко поймал его за предплечье: – Привет, Жень, – и он бы мог вырваться и уйти, но это выглядело бы глупо в глазах ещё остающихся в комнате Ларса и Юры. Пётр плавно потянул его в опустевший коридор и уже там крепко обнял, как обычно при встрече. Сердце у Жени стучало так, что фразу шёпотом он услышал только чудом: – Что у тебя произошло? – Пётр чуть отстранился, чтобы заглянуть в лицо: – Ты сам не свой на репетиции, да и последние пару недель… – Было глупостью со стороны Жени считать, что Пётр со своей чуткостью ничего не заметит. Егоров никогда не был хорош в притворстве, поэтому несколько секунд не отвечал. В эти мгновения близость Петра ощутилась, как никогда ранее: грудь, часто вздымающаяся от волнения, соприкасалась с грудью Петра. Женя бы отступил, но плечи сжимали руки мужчины, а спина прижималась к стене: он был окружён Петром, ситуация была исступлённо-возбуждающей до странности. С каждой секундой затянувшегося молчания Женя с ужасом понимал, что ни одно занятие сексом с супругой не заставляло его член затвердеть так быстро, как эта разделённая с Петром неловкость. Момент ответа был упущен, и Женя всё-таки поднял взгляд, чтобы в следующее мгновение осознать, что прижавшийся бёдрами к нему Пётр должен был почувствовать его возбуждение. Дожидаться его реакции и ответа было бы слишком невыносимо, и Женя, скомканно попрощавшись, выскочил из репетиционной базы.