Бессмертный — слово про запас,
коль все, что нужно, рядом,
На время оставляет нас,
раз отлучиться надо.
Да, доказательства прочны,
что рай над нами есть,
но если б не воровка-смерть,
то был бы он и здесь.
Эмили Дикинсон — Ну на хрен, — Харли поднимается со своего места, с громким стуком ставя бокал на стол, — да пошло оно все. — Кто ты? — игриво спрашивает незнакомка, один раз постучав своей тростью по полу, словно делая приказ. Эта бесстрастная «просьба», требующего ответа, прошла мимо ушей Харли. — Это уже слишком, мать твою. — Да, да, мать моя, — незнакомка с интересными волосами невинно пожимает плечами, ирония в голосе не укрывается от нее, — это она меня в могилу свела, буквально, представляешь? Эстелла, теперь я… — Добро пожаловать, — это последнее, что сказала Харли, перед тем как закрыть дверь своей комнаты с громким хлопком. Незнакомка лишь моргнула, удивленная этой дерзостью и «гостеприимством». Она села на один из стульев и осознала, что это того стоило. Та была самой грандиозной и гениальной, можно сказать, что даже самой лучшей ночью, если, конечно, не считать, как она закончилась. Это был ее величайший успех, лучшая коллекция за всю историю. Но мамочка, вышедшая из тюрьмы, была слишком обижена, чтобы порадоваться за свою дочь. Хнык-хнык. Так что на этот раз, у нее действительно получилось скинуть дочь со скалы, на этот раз окончательно. Вот она и сидит здесь, на том свете, где не очень-то радушно ее приняли. Она так и знала, что перед вратами в ад есть черта. Кто-то переступит ее, кто-то нет. Есть три двери, не считая двери, из которой она вышла, и дверей самых неприметных, и которые, вероятнее всего, не имеют особого значения. Не этого она ожидала, когда падала. Хотя времени было и не так много. Это было быстро и почти безболезненно. Она не помнит, ее спина коснулась земли, или она умерла до этого от шока. Здесь скучно, и чтобы навести суету, она решает сходить по дверям. Первая дверь: громкий стон «Белла!», смешанный с животным рыком «Реджина!». Вторая: скрип кровати и тихие стоны двух женщин. Она не стала ни на что вглядываться, просто сразу же закрывала дверь, слыша, что там творится. Никто кажется и не заметил ее. Третья, последняя, дверь той, кого она встретила в самом начале. Там по крайней мере она одна. Лежит на спине и смотрит в потолок, словно игнорируя вошедшую девушку. Стоя рядом с блондинкой, она стучит тростью, привлекая ее внимание. Та поворачивает голову, и она встречается со взглядом голубых глаз, в которых читалась усталость. Тихий вопрос, повисший в воздухе: «что?». — Я Круэлла, — отвечает она, неосознанно поднимая руку и убирая синюю крашеную прядь выбившихся волос на лице девушки. Она сразу же отдергивает руку, когда девушка вздрагивает от нежного прикосновения ее пальцев. Блондинка отводит взгляд, продолжая смотреть в потолок. — Если хочешь кого-то, подожди еще два дня, может для тебя найдется кто-нибудь, — раздраженно рычит блондинка, — а я устала от всего этого дерьма. — От чего именно? — Нет, я серьезно, подожди два дня. — С чего ты взяла, что я хочу тебя? — Круэлла вздернула подбородок, смотря на нее свысока. — А почему бы нет? — Девушка, словно привыкшая к таким взглядам, пожимает плечами. — Это довольно самонадеянно. — Я не буду трахаться с тобой. — Я и не просила тебя. — Тогда что тебе нужно? — Компания? — Я не самая лучшая компания. — Лучше, чем те, кто есть. — Это прозвучало бы мило, если бы я не знала, кто уже есть. Харли закатывает глаза, поджимая накрашенные красной помадой губы. — Да, вряд ли я смогу вклинить слова между их стонами. — Садись, — вздыхает блондинка, сдвигаясь на кровати и освобождая больше места. — И как же ты умерла? Обычный разговор. Жизнь и смерть. Что за место? Зачем и так далее. — Как ты думаешь, у мужчин есть такое же? — Есть ли чистилище для секса у мужчин злодеев после их смерти? — Да. — Не знаю, — Харли задумчиво смотрит в сторону, — возможно, мой пудинг был бы там. — Моя мать тоже могла бы быть здесь. — Выпьем за то, чтобы они попали в ад. — Харли поднимает бокал с вином, который она принесла в середине их разговора. — за смерть. — За смерть. Круэлла наблюдает за тем, как Харли подносит бокал к лицу, делает глоток, оставляя на прозрачном стекле след от красной помады. Одна капля стекает с ее губ к подбородку, которую Круэлла сразу же ловит пальцем, придерживая за подбородок. Харли облизывает губы, Круэлла облизывает кончик пальца, и повторяя ее жест, облизывает губы. Мелькнувшее в ее взгляде нечто, заставляет ее перестать улыбаться. Тихий шепот, похожий на мольбу «не надо». Две пары голубых глаз, одна из которых, словно глубокий океан, а другой, как синее небо, встречаются, пристально наблюдая за лицами друг друга, пытаясь уловить какие-либо эмоции. «что, не надо?» Круэлла хмурится. Хмурится, не зная, о чем она. Точнее, делая вид, что не знает. Если бы у нее спросили прямо, она бы это отрицала, даже если бы она спросила у самой себя, что это, то стала бы отрицать. Нет, это не то. — Я так устала, — на выдохе говорит блондинка, — не заставляй меня. — Разве я заставляю тебя что либо сделать? — Нет, но это снова произойдет. — — Скажи мне, — настойчиво просит Круэлла, протягивая руку, пытаясь дотронуться до руки Харли. Та сразу же её отдергивает и встает со своего места. — — Бросишь меня, как дворняжку, — Круэлле было больно видеть эту боль на лице, хоть она и знала Харли всего несколько часов. Несколько долгих часов, показавшихся ей вечностью, которые хотелось затянуть на еще немного. Хотя у них может быть и целая вечность для этого. Они мертвы, ничто кроме них самих не может им помешать. — Я ненавижу себя, ненавижу, — продолжает Харли, качая головой и запуская руки в волосы, — за то, что все повторяется. За то, что я позволяю этому случаться, снова и снова. Угождать всем, как шут, хотя всем вокруг глубоко насрать, кто я. я позволяю другим воспользоваться собой, пока они не найдут кого-нибудь получше, чем я. — Кто может быть лучше, чем ты? –Осторожно спрашивает Круэлла. — Ты еще спрашиваешь? — У нее срывается нервный смешок. Это действительно смешно. Она могла делать вид, что ее ничто и никто не волнует, что она самая лучшая, самая важная персона. Но это вид. Недействительность. Все такое лживое и ненастоящее. Как и она сама. — Все! Кто угодно будет лучше! — Это не так. — Так! Хоть Харли и была психологом, помогала другим, очень давно, она никогда не могла помочь самой себе. Абсолютно все выходило ей боком. Она иногда проводила самоанализ и понимала, в каком дерьме находилась. — Даже здесь! Кто-то находит кого-то лучше меня. А я как бы тут не одна сумасшедшая. Так что все. Я больше не буду пытаться. В чем смысл? — Хорошо. — Круэлла кивает, осмысливая ее слова. — Хорошо? — переспрашивает блондинка, — это все что ты можешь сказать? — А что ты хочешь от меня услышать?! — Пытаясь не вспылить, Круэлла зажимает переносицу пальцами. А что она хочет услышать? Харли не знает, что ответить. Просто стоит и смотрит. — Ты сама так решила, зачем мне переубеждать тебя? — продолжает Круэлла. Харли вздыхает и падает спиной на кровать. — Ты сама должна понять. — Понять что? — Понять, что ты ничем не хуже других. Ты даже лучше. Ты особенная. Не такая, как все, и это лучше, чем быть заурядной. Ты — это ты. — Круэлла садится рядом, убирая прядь красных волос с лица девушки. Она не убирает руку, проводит кончиками пальцев линию ее лица. По лбу, виску, щекам и подбородку. — Ты умная, я поняла это пока говорила с тобой все это время. Ты потрясающая. Гениальная. Безумная. Как я. — Глаза Круэллы загораются огоньком. Следующие слова она уже произносит шепотом, словно про себя, — такая красивая. Ты совершена. Взгляд Круэллы задерживается на губах, и тогда, Харли останавливает ее руку, проводящую линии по ее лицу. «Не надо, я не хочу». — Я знаю, Харли. Каждый, слышишь, каждый, пожалеет о том, что бросил тебя. — Да что ты? — Блондинка хмыкнула, садясь и снова беря в руки бокал. Ее лицо снова светлеет, губы изгибаются в нежной, слегка неуверенной улыбке, когда она вспоминает слова, сказанные Круэллой. Ей хотелось верить в их искренность. — Ты правда так считаешь? Считаешь меня совершенной? — Я так считаю. Но не важно, как считаю я, важно чтобы ты это понимала, Харли. Ты сама связывалась не с теми людьми, раз они считали тебя неправильной. Круэлла неосознанно наклонила голову чуть ближе, но сразу же отстранилась. Харли не готова. Круэлла не хотела давить на нее или вынуждать на какие либо действия. — Откуда ты такая взялась? Не зная, в каком смысле был задан вопрос, Круэлла поджимает губы. — Ээ, Лондон? — Ну конечно, еще одна из Лондона. — А другие? — кто-то из зачарованного леса, кто-то из «Сторибрука», кто-то прямо с небес, -у нее срывается смешок, — представляешь? Богиня. А еще есть фея, ведьма. Если честно, Круэллу никоим образом не интересовали другие, кто находились здесь. Та, которая ее интересовала, была прямо перед ней. Осторожно касаясь ее руки, они переплетают пальцы. — Правда, подожди два дня. — Хорошо, — она кивает, хотя ей уже совершенно плевать на кого либо, кроме нее. Круэлла не могла объяснить, почему она так на нее реагировала. Откуда это так быстро успело взяться, или как, или зачем. Оно просто есть, и уже никуда не денется. Неважно правильно или нет. Главное, что она чувствовала рядом с ней. Никаких масок, никакого притворства, они были такими настоящими. Один раз увидев ее улыбку, хотелось знать, что нужно сделать, что нужно сказать, чтобы увидеть эту улыбку снова. — Можно остаться здесь? Я не хочу оставаться одной. — Конечно, — рука Харли поднимается к ее щеке, глаза излучают нежность и заботу. Они засыпают рядом, с переплетенными пальцами, и начинающими переплетаться душами. Круэлла просыпается от неуверенных прикосновений чьих-то рук, и открывает глаза. Рука сразу же замирает, и Круэлла смотрит на Харли. Которая, покраснев, отодвигается от нее. Девушка улыбнулась, давая ей понять, что не против, что все в порядке. Беря ее руку, Круэлла целует костяшки ее пальцев, заставляя ее покраснеть еще больше. Пальцы Круэллы мягко, но требовательно сжаты, в нежелании отпускать. — Ты… Круэлла прижимает ее руку к своей щеке, как было вчера и просто лежа на боку, они смотрят друг на друга. (Не)уверенные во всем кроме этого момента. Они лежат так, возможно, минут десять, может час, может даже вечность. Им было хорошо лишь от того, что они были рядом, что они хоть как то касаются друг друга. Робкие переплетения пальцев, неуверенные взгляды, полные смущения. Они лежали недостаточно близко, но при этом довольствовались тем, на что они пока что были способны. — Хочешь чего-нибудь? — К сожалению для них обеих, спрашивает Круэлла. Это уже было невыносимо, не иметь возможность коснуться ее по-настоящему. Поцеловать, попробовать, какие на вкус ее губы, прижаться к ней, ощутить все тепло ее тела. Словно выходя из транса, Харли моргает. Пытаясь осознать вопрос. Двусмысленно. — Да, может мы могли бы попить чего-то горячего? — Я тоже об этом подумала, — улыбнувшись, Круэлла оставляет невесомый поцелуй на ее щеке, от которого у Харли бегут мурашки по всему телу, заставляя ее сжаться. *** Беллатрикс пальцем поднимает подбородок Реджины и целует ее в губы, они сидели в центральной комнате, выпивая вино. Вдруг из комнаты Харли выходит девушка, с наполовину черными и белыми волосами. Девушка даже не смотрит в их сторону, ей было совершенно плевать на них. Девушка направляется на кухню, а Беллатрикс смотрит ей вслед, до конца, вглядываясь в черты ее лица. Реджина крепко хватается за ее подбородок пальцами, поворачивая ее лицом к себе. Хмурый взгляд, в котором говорилось «и что это было?». — Она показалась мне знакомой, — виновато улыбнувшись, Белла тянется, для поцелуя, но Реджина резко встает и направляется в их комнату. — Детка, что такое? Она просто показалась мне знакомой. Зайдя после нее в комнату, Белла закрывает дверь. — Не смей так уходить! — Рявкает она, угрожающе смотря на Миллс. — Не то что? — рычит Реджина, отворачиваясь от нее, — ты хочешь ее? Она молодая и красивая… — Она ничто, по сравнению с тобой, — Белла мгновенно сокращает расстояние между ними и стоя сзади нее, прижимает ее к стене, вжимаясь в нее телом. Затем она шепчет, обжигая шею Реджины своим горячим дыханием, — ты моя, а я твоя. И я никого не хочу так же сильно как тебя, Реджина. Не смей сравнивать ее с собой. Ты намного лучше. Когда Реджина в попытке вырваться, отталкивает ее, Беллатрикс сильнее прижимает ее к стене бедрами, руками расшнуровывая корсет, который был надет на ней. Справившись с ним, она срывает его с тела женщины и прижимается к ней еще ближе, целует в шею. — Я люблю тебя, детка. Только тебя. И я хочу тебя все время. Если бы я могла, я бы не вылезала из постели. — Я тоже, — хрипло шепчет Реджина, по ее телу проходит дрожь, когда Белла проводит языком по изгибу ее шеи, покусывая и посасывая кожу. — Скажи мне чего ты хочешь, Реджина? — Белла, — уже хнычет она, пока она не поворачивает ее лицом к себе и целует, горячо, и так желанно, заставляя Реджину поверить во все ее слова. Заставляя понять, что она для нее единственная. Беллатрикс прижалась к ней сильнее, выставляя коленку, обнаружив которую, Миллс стала использовать как способ удовлетворить свое тело. Руки опускаются вниз, хватаясь за бедра и поднимая ее. Реджина обхватывает ногами ее талию, руками обнимает за плечи, а спина прижимается к стене, пока Реджина жалобно стонет в губы Беллатрикс и невольно трется о ее живот. — Мне жаль, — говорит Белла, после того, как падает рядом с Реджиной, и целует оливковую кожу на плече. — Прости, что ревновала, — через несколько минут, наконец придя в себя, и все еще задыхаясь, говорит Миллс, — но это было весело. — Я и без этого могу затрахать тебя до потери сознания, нет необходимости ревновать. Ты просто скажи. Я сделаю для тебя все что угодно. Реджина закатывает глаза и целует Беллатрикс в губы, чтобы стереть с ее лица эту самодовольную ухмылку. За последние несколько дней, Реджина начала нуждаться в этом, по-настоящему. Произнесённые едва слышным шёпотом, сквозь прерывистое дыхание, пошлые глупости. Сжигающие и пленительные взгляды, говорившие ей всё, что она хотела знать, или сводивший с ума моменты, когда Беллатрикс так хотела ее, так любила. Она была готова ей дать все, что Реджина заслуживала, все чего у нее не было и то, в чем она нуждалась. Отдавать всю себя для нее, и требуя в ответ еще больше. *** — Ты умоляешь? — спрашивает Малефисента, ее голова находилась между ног Хелы. — Мэл, — нетерпеливо рычит женщина, в голосе звучали предупреждающие нотки. — Моли еще, — усмехается она, надавливая, и чуть поглаживая возбужденную плоть, на что Хела отзывается тихим стоном. — Прошу, — она тихо скулит, она была слишком близко, чтобы возражать, и она была не властна над своим телом после встречи с Малефисентой. Всепоглощающая любовь заставила ее похоронить всю ее гордость и властность. Малефисента послушно опускается, и бедра Хелы сжимаются от резкости. Мэл наслаждалась каждым стоном, слетавшим с губ Хелы, возвышая и доставляя неимоверное удовольствие. Хела выгибается в спине и наполняет комнату громким стоном. Она разжимает пальцы, хватавшиеся за рог Малефисенты. Малефисента подползает вверх, оставляя цепочки влажных поцелуев на белоснежной коже женщины, оставляя последний на губах, глубокий и долгий. Она чувствует, как колено женщины касается ее возбужденной плоти, от чего она стонет в ее губы. Хела садится, удобнее располагая ее на своем бедре, руки обхватывают ее бедра, когда она покачивала ее, Малефисента откинула голову и застонала. Бедра Мэл сжались вокруг Хелы, влага растеклась по ее бедру. Она поджимала губы, пытаясь сдержать себя. — — Сделай это, — требовательным тоном просит Хэла, сильнее сжимая руки на ее бедрах, — не сдерживай себя, дорогая. Малефисента только научилась не расправлять крылья во время оргазма, научилась сдерживать себя. Но Хеле нравилось смотреть на это, так что разжимая губы и простонав, Мэл, расправляет крылья, которые трепещут, во всем своем великолепии, заставляя серые глаза Хелы одновременно потемнеть от возбуждения и засверкать от вожделения. Ее крылья, вместе с бедрами дрожат, перед глазами мелькают звезды, а пальцы зарывшиеся в черные, как ночь, волосы, хватаются за пряди, до побелевших костяшек. Хела удерживала ее на своем бедре, чтобы та случайно не взлетела, как это было однажды. Когда дрожь стихает, Малефисента расправляет крылья, нечаянно задев крылом руку Хелы, из маленькой царапины пошла кровь, но Хеле было плевать, ее пальцы проходились по перьям крыльев, заставляя Малефисенту снова задрожать, а губы жадно впивались в ее губы. Малефисента, в порыве страсти взмахивает крыльями, взлетая, а Хела которая учла подобное, обвивает ее талию ногами, а руками хватается за затылок, зарываясь в темные шелковистые волосы. В недостаточно просторной комнате, крылья задевают все вокруг, раскидывая подушки и простыни, опрокидывая стол, но Хела не отпускала ее, а Малефисента и не хотела этого. Она тоже притягивала ее к себе, обхватывая ее бедра и талию, вжимаясь в тела друг друга и углубляя поцелуй, словно не могли насытится друг другом. Так и было. Придя в себя, и в попытке успокоить крылья, она опускается на центр кровати, они оба тяжело дышат, но так и не отстраняются друг от друга, даже не пытаясь разомкнуть губы. Им не нужны были слова. Лишь действия, прикосновения и буря эмоции. Вот их язык любви, в котором не нужно лишних слов. *** Круэлла и Харли выпили по кружке горячего шоколада, а после, просто лежали в постели, болтали, иногда просто молчали, но им было так комфортно от этого, им не нужно было слов, и за все это время, они ни на минуту не переставали держатся за руки. На следующее же утро, Харли сидела, подтянув колени к груди и положив на них подбородок, просто любовалась Круэллой, пока та спала, любовалась этим лицом, так полюбившегося за эти два дня. Она все время говорила ей, что придет другая, и пусть с ней попробует что-то. Она практический обещала выгнать ее. Но ей не хотелось этого делать. Ни в какую. Она чувствовала необходимость в ней, даже сидя в паре сантиметров от нее. Но она так устала. Это все время так больно, даже если Харли и отрицала это. Это всегда болезненно, когда кто-то бросает тебя, несмотря на то, насколько сильно была привязана ты сама. Если Круэлла сделает так же, возможно, это будет больнее всего. Она успела привязаться к ней. И это было иначе. Раньше, она сама начинала липнуть ко всем подряд, а на этот раз, Харли даже не пыталась, она просто была собой. И Харли видела ее в начале. Круэлла была властной, любящей держать все под своим контролем, и чтобы весь мир был у ее ног. А Харли же игнорировала подобное, потому что привыкла к таким людям. Да и что может случиться? Они убьют ее? Поздновато. Да и к тому же, кажется, Круэлла смогла понять, что вряд ли весь мир может быть у ее ног, если она мертва, да еще и какой тут весь мир? Харли? Другие, кто здесь? Или эти жалкие несколько комнат, отличающиеся лишь дверьми? — Тебе пора, — говорит она, когда полусонные глаза девушки распахиваются. — Что? Нет! — — Мне было приятно провести с тобой эти несколько дней, — Харли натягивает на себя фальшивую маску любезного безразличия, — но ты должна уйти. — Хватит! — Круэлла поднимается со своего места, — Прекрати это! Это не ты. Где та, которую я видела два дня назад? — Это я. Я такая. — ее лицо, украшенное фальшивой улыбкой, дергается. — Ты опять притворяешься. Я хочу видеть тебя настоящую, такую настоящую и абсолютно прекрасную. Ты не должна… — Круэлла… — Как ты не понимаешь, если ты не перестанешь ненавидеть себя… — Ты уйдешь? Глаза Круэллы расширяются, она подходит ближе, беря Харли за руку. — Я не уйду. Я не хочу этого. Но ты не готова к этому. — К чему? — К… любви. Не смей говорить, что ты этого не заслуживаешь. Все, из-за кого ты так думаешь, недооценивают тебя. Ты была слишком хороша для них, они тебя не заслуживали. Если ты и сама не можешь видеть себя такую, как это могут увидеть другие, Харлин? — Оставь меня. Круэлла знала, что так будет, она ожидала этого, и именно поэтому не стала дальше спорить. Харли нужно было время, и Круэлла готова ей дать его. Она уходит, но перед этим целует ее в лоб, шепотом произнося: «Ты совершенно прекрасна». Закрыв за собой дверь и стоя в центральной комнате, Круэлла понимает, что ничего не изменилось. Нет никакой новой двери. Она заходит в свою комнату, готовая дать Харли достаточно времени. А Харли несколько дней сидела у себя в комнате, не находя в себе смелости выйти и увидеть, как Круэлла была бы с другой. Она лишь представляла ее. Как она улыбается, смотрит на Харли с такой нежностью, что Харли была готова растечься лужей рядом с ней. Ее слова, полные уверенности и готовые заставить Харли верить в то, что она особенная, что она нужна ей по настоящему. Придавая уверенности, даря поддержку. В какой то момент, не выдержав, Харли выходит из своей комнаты и сразу же, в центральной комнате встречает Круэллу. — Где она? Харли оглядывается по сторонам, в поисках новой двери, но не находит. — Кто? — Новенькая. — А, — Круэлла понимающе кивает, — она со мной, наши двери соединились. Харли открывает и закрывает рот, возмущенно, не зная, что сказать и потрясенная прямотой девушки. — Я как раз иду туда, — Круэлла улыбается, словно вся это ситуация забавляла ее. — И кто она? — пытаясь смирится с тем, что она опоздала, Харли устала опускается на стул. — О, она безбашенная. Такая умная и просто невероятно сногсшибательна. — Харли пришлось натянуть на себя улыбку, пока Круэлла с таким восхищением говорила о другой, — В ней нет никакой заурядности, она неповторимая, забавная, и мне хорошо рядом с ней. Но она считает себя недостаточно хорошей. Никто ее недооценивает. Никто не знает ее так, как я, ведь за такой короткий промежуток времени, я успела узнать о ней многое. Она просто потрясающая. — Я рада за тебя…- Харли чувствует, словно что-то внутри нее успело надломится. Конечно, ты либо слишком быстро навязываешься, либо просто опаздываешь с этим, и в обеих случаях, в конце концов, ты остаешься ни с чем. Она все еще улыбается, но губы слегка дрожат, а глаза краснеют, она пытается незаметно всхлипнуть. Она пытается сморгнуть непрошенные слезы. Подавить это, снова натянуть улыбку. Но твердый ком в горле мешает ей. — Я пошутила, — Круэлла беззлобно усмехнулась, — нет никакой другой, я здесь уже пять дней, и не увидела изменений. У Харли невольно вырывается облегченный выдох, который она пытается скрыть за кашлем. — — Нельзя так шутить. — Почему нет, Квин? — Круэлла пожимает плечом, все еще улыбаясь, — было забавно видеть твою реакция. — Ты ненормальная. — как и ты. — Боже, — Харли поднимается со своего места, и без колебаний, сокращает расстояние между ними, — я обещала себе, больше никаких бойфрендов с закидонами. — Но я девушка. — Вот именно. — И ты тоже не самая обычная. — Вот именно. — И я предпочитаю «гениальная» или «безумная», а не девушка с «закидонами». — Как скажешь, моя гениальная и слегка безумная Круэлла Де Виль. — Ну, — девушка вздернула подбородок, улыбаясь, — так тоже можно. — О ком ты говорила? — О тебе. — Ты знаешь меня всего два дня. — И этого было достаточно, для того, чтобы я успела привязаться к тебе. Мне хорошо рядом с тобой. — Мне тоже. Круэлла осторожно обнимает ее, обвивая руками талию. Простые объятия, способны дарить уверенность и поддержку, придавать силы или успокаивать. Круэлла целует ее в плечо. Всего один влажный поцелуй, прошедший по расслабленному телу электрическим разрядом. Она прогонит поцелуями всю боль Харли, прогонит любовью весь ее страх, беспокойство и неуверенность. Круэлла наконец, поднимает голову и находит глаза Харли, пронзительно голубые, блестящие от слез, и кажется, что все огромное космическое пространство в них для нее. — Тебе никто не нужен, чтобы ты могла знать, какая ты великолепная. Вдруг Харли поднимает руку к ее затылку, зарываясь в светлую половину волос и притягивают к своему лицу, касаясь ее губ своими. Круэлла в начале отвечает, но сразу же прекращает, пока Харли не отстраняется. Взгляд Харли бегает по ее глазам, растерянно, неуверенно и взволнованно. — Прости, я не должна была… — виноватым тоном начинает она, но Круэлла мягко улыбается, давая понять, что все в порядке. — Тебе не нужно извиняться, но я хочу знать, ты действительно этого хочешь? — Никогда не хотела кого-то так же сильно. — Ты не обязана это делать, ты знаешь? И только тебе решать, случится это или нет. Харли кивает и обнимает ее. А Круэлла принимает ее в свои объятия, безмолвно обещая все. И немного больше. Круэлла первой сократила расстояние, касаясь своими мягкими губами еще более мягких губ Харли, позволяя вырваться слабому вздоху. Это было нежно, медленно и слишком быстро закончилось. Когда они отстранились, они встретились взглядами, таких разных, но одинаково волшебных голубых глаз, и в тех, и в других, читались благодарность, ожидание и явное возбуждение. Этого явно было недостаточно, и Харли снова притягивает ее для поцелуя. Языки трогают друг друга без лишней поспешности, и этот размеренный танец заводит Круэллу так сильно, что она выдыхает стон прямо Харли в рот, не думая, что может спугнуть. Поцелуй углубился, их тела вжимались друг в друга, двигаясь на ощупь в сторону двери красно-синего цвета. Блондинка не может сдержать стон, когда колено Круэллы упирается между ее бедер, задевая возбужденную плоть. Круэллы садится на кровать, пока Харли снимает свою майку и садится на ее колени. — ты правда этого хочешь? — сквозь прерывистое дыхание, спрашивает Круэлла. — Да. Руки Круэллы сами собой поднялись к груди, сминая под собой плоть, чувствуя, как выступают соски. Её пальцы блуждают по телу блондинки, огибая полушария груди, вдоль по чуть выпирающим ребрам и вниз по плоскому животу, а затем руки Круэллы хватаются за ее талию, прижимая её податливое тело к себе. А руки с талии перемещаются ниже. Под бельем, она чувствует обжигающую пальцы влагу, заставляющую ее сойти с ума. Харли выгибается, трется о ладонь, пока пальцы Круэллы осторожно касаются ее, глаза блондинки закрыты, прядь волос упала на лоб, и Круэлла не может отвести от неё восхищенного взгляда. Она наслаждалась каждым стоном и томным вздохом, слетавшим с ее губ. Круэлла целует бледную кожу шеи, и вниз, плечи и татуировку, чуть ниже ключиц. Через несколько минут, мышцы вокруг пальцев начали сокращаться, и она чувствует прилив вожделенной влаги. Харли находит губы Круэллы, накрывая их своими, разделяя с ней медленный, глубокий поцелуй. Целуя она словно умоляла о всём том, что Круэлла готова ей дать. Она едва дышит, едва осознает себя, растворяясь в Круэлле, не зная, прошел ли день или год, а может — целая вечность. Она сгорает от страсти, изнывает от вожделения, хочет получить все и сразу и растянуть это на вечность, чтобы долго не лишатся удовольствия. Удовольствия быть желанной и любимой. — Харлин, — Её имя срывается с губ Круэллы тихим шепотом, просьбой, обещанием. *** Не выпуская из теплых объятий девушку, она играла с ее волосами, перебирая короткие темные и светлые пряди, пропуская их сквозь пальцы. — Кем ты хотела быть в детстве? — Модельером, — ее губы затрагивала мягкая улыбка. — И ты им стала? — Да, стала. А ты? Кем хотела стать ты? Харли смущенно отводит взгляд и отвечает: — Принцессой. Но я ей, естественно, не стала. — Ты моя принцесса, — смотря в ее неуверенные глаза говорит девушка. — Правда? — Нет, — Круэлла, приблизившись к ней ближе, уверенно шепчет ей на ухо. Она не знает, зачем они шепчутся, если в комнате кроме них никого не было, но это был такой интимный момент, что Круэлла чувствовала, что нужно сделать это тихо, только для Харли, ради того, чтобы убедить ее в своих словах, — Ты моя королева. Моя королева. — Ну… — Харли неловко улыбается, — тут ты конечно перегнула. Круэлла фыркнула, от того, как Харли до нелепости не умеет принимать такие искренние комплименты. Или понять обыденный флирт. — Я шучу, — блондинка усмехается, — Если ты так говоришь, может, так и есть? — Можешь не сомневаться. Харли все время поражало, как Круэлла была способна говорить так, будто все что выходит с ее уст, может стать вселенской правдой, даже если она будет говорить какой-то абсурд, все бы возможно поверили бы ей. Но она знала, что ей можно верить. Она была готова доверить ей все. Свою жизнь (хотя было уже поздно, учитывая их положение) и самое главное, свое хрупкое сердце. Это было их время, отведенные после смерти. Время, полное тихой болтовни и громкого смеха, полных глупых шуток, тесных переплетений мягких прикосновений, головокружительных поцелуев и всепоглощающих эмоции, заставляющих все понимать. Понимать, что она, Харлин Квинзель, прекрасна такая, какая она есть. Что она заслужила этого. Что она любима. И что нет ничего такого в том, чтобы любить кого-то, и при этом не забывать о любви к себе. Любить себя и вместе с тем, любить Круэллу Де Виль еще больше. Ведь только она была способна показать ей, какая она, и что она достойна этой любви. Но прежде всего, дала ей возможность начать любить себя. Ведь, пока ты не полюбишь себя, как ты можешь любить кого-то искренне? И вот прямо сейчас, когда к Харли пришло это осознание, и только сейчас, их комнаты, их двери соединились в одну, красно- черную сине- белую в шахмотном порядке закрашенную дверь, и сразу же после этого все закончилось. *** Они все, Беллатрикс и Реджина, Хела и Малефисента, Круэлла и Харли, нашли что искали, чего у них не было в жизни, то, в чем они нуждались. Их последние прикосновения к друг другу, навеки-вечные отпечатавшиеся в их сознании. Даже во сне, когда вокруг ничего, но тот факт, что у тебя есть твоя любовь, заставляет тебя чувствовать в самом счастливом сне. Нет ничего, но есть все что нужно. Если человек все еще способен на любовь, его еще можно спасти. Нужно лишь дать это — нужный, правильный человек, способный это сделать. Любить. Учитывая желания друг друга. Не отпуская друг друга. Не ради, а вопреки всему. Заставляя поверить всему. Приручая демонов друг друга. Все закончилось. Можно назвать это забвением. Но не совсем так. Есть ли у этого название? Когда нет ничего, но ты просто способна чувствовать это. Присутствие, энергия, любовь. Даже сквозь завесу ничего. Ты одна, но оно есть. И этого вполне достаточно. Больше и не нужно. Ты и чувство. Без чувств это была бы долгая и невыносимая вечность из ничего.