All About Us

      — А ты не так уж и плох, парень.       Хозяйка небольшого ресторанчика весьма пристально следила за выполнением работы. Сперва Дайсукэ ей не понравился: от мальчишки несло, хуже нечищеного стойла в конюшне, а внешний вид и вовсе напоминал покойника. Но сердобольная женщина сжалилась, когда заметила голодный взгляд этого парня в окне её заведения. Правда бесплатно кормить не собиралась, вот и поручила помыть мусорный бак за рестораном.       — Что же, ты заслужил обед, — она лукаво улыбнулась и скрылась в глубине помещения, бросив через плечо: — Жди здесь.       Сато ждал. Минуту, две, шесть… Если и сейчас еды не будет, то он собственными руками задушит эту бабу, да сожрёт все запасы её кладовой. И с каждой мучительной секундной эта мысль становилась всё более рациональной в мозгах подростка. Дайске уже сделал шаг на порог, отодвинул одной рукой норэн, но замер, увидев хозяйку с подносом.       — Долго? Прости-прости, не могла же я тебе холодную еду вынести.       На подносе стояло две пиалы. В одной — несколько тёмно-зелёных водорослей плавало в прозрачной рыбном бульоне, луковые колечки кружили в танце со стружкой тунца, а кубики тофу уголками покачивались на поверхности — классический мисо-суп. Во второй — белоснежные пропаренные зёрна риса, от которых струился пар. Желудок громно потребовал немедля подать всё это.              Сато набросился с жадностью. Он уселся прямо на асфальт, поджимая ноги под себя, от чего женщина покачала головой. Глотал не жуя, лишь слюнками брызжал иногда.       — Ох, ты поаккуратнее, — сморщила нос хозяйка ресторанчика. — Тебя совсем дома не кормят?       Дома. Сато выронил изо рта комок жёваного риса и глянул на женщину из-под лобья, точно псина. Такой же побитый и жалкий. Опустил ложку в пиалу с супом и туда же опустил взгляд. А затем крайне тоскливо ответил:       — Меня выгнали из дома.       — Значит, тебе некуда податься?       Он помотал головой.       — Как твоё имя, мальчик?       — Дайсукэ Сато, — со всем почтением, тот резко склонил голову, почти окунув чёлку в остатки супа.       — Это значит «большая помощь»?       Дайске вновь поднял глаза и нерешительно кивнул, с неприятным чувством дежавю в сердце. Когда-то давно один человек точно так же смаковал его имя. Затем научил воровать, врать, а позже стал названным братом.       — Что же, сможешь ли ты мне помочь? Справишься с копотью на котле? — не в силах игнорировать запах беспризорника, женщина отошла чуть дальше. — Только тебе бы самому сперва вымыться. Вот. — она достала парчовый кошелёк и выложила несколько иен на подоконник. — Как закончишь есть, возьми деньги и иди в сэнто, что чуть выше по улице. И возвращайся, только когда будешь чистый.       — Госпожа! — Сато одним резким движением отставил поднос на асфальт, сам подскочил и тут же согнул тело в прямой угол. — Спасибо!       — Можешь обращаться ко мне «Госпожа Нобу», — она снова улыбнулась, но глаза, казалось, выражали безразличие. — Поешь, возьми деньги, помойся и возвращайся. Тебя ждёт работа.              Дайске в три приёма доел суп и рис. Вернее, он просто закидывал их в рот и тут же глотал, давясь и кашляя. От этого желудок отозвался новой болью, но Дайске даже не поморщился. Как и наставляла Госпожа Нобу, он схватил деньги и ринулся в баню. По дороге запнулся об собственную ногу и чуть не изрыгнул драгоценную пищу. Пришлось остановиться и отдышаться, плотно прижимая шершавую ладонь ко рту. Ни одно событие в мире не заставит его отдать сокровище, что лежало в желудке. Как только стало лучше — снова побежал. И снова остановился в паре метров, в этот раз от усталости.       В конечном счёте, Сато смог добраться до финальной точки маршрута всего за пол часа. Хотя по обыкновенному, дорога не занимала и половины этого времени. Зашёл он в здание тоже весьма уверенно, распахнув двери и скинув обувь при входе. Но и там первая мысль Дайсуке снова была об убийстве: в этот раз миловидной старухи, что сидела при входе и принимала плату. Дайске провоцировали пренебрежительное отношение и показная брезгливость. Но, нахмурив брови, старуха всё же махнула на мальчишку рукой, ведь других посетителей не было. Пусть он даже из помойки вылез — никому не помешает. И лишь поэтому Дайске сдержался.       Драил Сато себя с остервенением. Сам не понимал к чему такие усилия, но под мочалкой появились лёгкие царапины. Они зудели, от чего парень ещё сильнее тёр покрасневшую кожу. Особенно усердно Дайсуке тёр свою татуировку. Вернее, наколку — ведь он самолично, черной шариковой ручкой, вдалбливал эту восьмёрку в свою ключицу. Каждый вечер, когда возвращался от Акио.       — Ты таким образом пытаешься себя наказать?       Дайске оглянулся. Он был один. Ещё раз обернулся, голой жопой проскользив на пластиковой табуретке, и притих. Притихло и его сердцебиение. Кажется Дайсуке так давно не слышал этот голос, что уже разучился его воспринимать.       — Я разочарован. Что такое? Не видишь меня?       Сато взглотнул. Он задрал голову вверх, поджав губы. И сразу же завопил от ужаса, сжался в комок и затрясся. Лицом к лицу он снова столкнулся с ним. Вот только Акио постарел. Вернее сказать, разложился. Кожа кусками обвисла, оголяя черепные кости. Один глаз пропал, язык — длинный и острый — выпал прямо на лоб Дайске. Сквозь разорванные мышцы щек виднелись гниющие зубы. И, прямо как в самых эффектных фильмах, цвет кожи стал жёлтым, с зеленоватым оттенком.       — Тебя сожгли! Прекрати! — Сато еле сдержал рвотные позывы. Еда всё ещё была слишком ценной, чтобы потерять её даже при виде Акио.       — Что-то ты совсем разнежился, — в голосе того слышалась злобная насмешка. — Ладно, хочешь, чтобы я прекратил? Тогда прекращай заниматься этой ерундой. Почему ты вообще здесь?       Школьник вновь поднял голову, не решаясь разогнуться из своего скукоженного состояния. Теперь Акио выглядел нормально. В прочем, Дайске уже подзабыл как именно должен выглядеть его старший брат в нормальном состоянии. Кажется, у него была более бледная кожа? И в тот же миг кожа Акио и прямь стала ещё светлее. Чудеса…       — Я больше не хочу, — очень тихо, но уверенно заявил Дайске.       — Чего ты не хочешь? — переспросило наваждение, но опускаться не спешило.       — Не хочу больше искать эту девку! — в сердцах выкрикнул Сато и зажмурился, сжал кулаки, окончательно скруглил свою горбину. — Не хочу больше её искать!       — Не хочешь — не ищи! — тут же раздался где-то за дверьми старушечий голос. — И орать заканчивай!             Сато от испуга аж воздух задержал в лёгких, плотно накрыв губы ладонями. Даже выкрикнуть извинения он не смог. Но ещё больше пугало молчание Акио.       — М-да, — наконец, тот издал хоть какой-то звук, а Дайске не смог поднять голову на мёртвого друга. — Значит, ты — предатель?       — «Нет», — про себя отвечал Сато.       — Зря я потратил на тебя столько времени.       — Нет! — уже с болью, но всё так же тихо выкрикнул Сато и обернулся. Но…       Акио пропал.       

20 октября 2005 года

      Почти две недели домой Сато не возвращался. И, признаться честно, это было лучшее время для него. Жил парень у Госпожи Нобу в подсобке. У неё же и работал — за гроши, но честно и с усердием. Драил полы после закрытия, полировал столовые приборы, выметал пыль. Сортировал мусор по необходимости, очищал уличный бак от вони, а после привычно следовал в баню к бабульке Соро. Жизнь наладилась. У Дайске всегда была еда, вода, крыша над головой, чистая одежда. А ещё к нему не возвращался Акио. То наваждение в помывочной стало последним. И пусть даже Сато всё так же боялся туда ходить, и вздрагивал от чужих голосов — Акио не было. И может быть парень жил бы дальше, забыв все ужасы прошлого, отпустив свои грехи, если бы не…              — Не хочешь проведать матушку? — закурив тонкую сигарету, спросила Госпожа Нобу и выпустила молочный дым тонкой струйкой сквозь щель сухих губ.       — Вы хотите, чтобы я помирился с ней? — нерешительно переспросил Дайске.       — Мне нет до этого дела, — она пожала плечами, — однако, я подумала, что ты захочешь повидаться.       Сато недоумённо посмотрел на женщину, а Госпожа Нобу продолжила:       — На днях со мной связался старый друг. Скоро с этим местом придётся распрощаться — я перееду в Киото и уже там открою новый ресторан. Хочу позвать тебя с собой. Что скажешь?       Дайске лишь приоткрыл рот и ещё больше вытянул лицо в недоумении.       — Думаю, даже она заслуживает возможности попрощаться со своим сыном. У тебя есть время до завтра, — Госпожа Нобу сдавила остатки сигареты об косяк двери и выкинула их в мусорку. — На сегодня ты свободен, — и ушла.       Сато смолчал. Слова о матери его не тронули, но наставления Госпожи Нобу были для парня важнее собственных мыслей. Ведь целых две недели он жил счастливо только благодаря Госпоже. И всё же, вернуться к той, что выкинула тебя на улицу? Но и уходить молча, как отец когда-то, Дайске не хотел. Поэтому…       Он вернулся. Чистый, ухоженный, сытый и с деньгами. Ещё никогда Дайске не был так горд собой. Даже сил стало больше! Второй этаж, вторая дверь по правую руку… Та самая дверь, где чуть ниже середины темнела вмятина. Макушка Дайске вновь ощутила фантомный удар, и в миг парень потерял всякую мотивацию. Ещё раз. Чистый, ухоженный, сытый. И с деньгами. Для чего же он вернулся в этот ад? Теперь даже слов Госпожи Нобу стало недостаточно, чтобы постучать в дверь. Руки задрожали, но не от страха, а накатившей обиды. Тонкие пальцы завернулись в кулак, впились короткими ногтями в мягкие ткани. Надо бежать, без оглядки. Бежать!       — Вернулся, наконец? — сквозь узкую щель между дверью и порогом послышался замогильный шёпот. Сато дрогнул, по спине пробежали мурашки, волосы вздыбились.       Она ждала.       Ждала денег. Ждала еды. Но не сына, не члена семьи. Поэтому когда эта женщина увидела Дайске с пустыми руками, её лицо исказилось кривой злобой. Она прекрасно знала, где провёл эти две недели мальчишка — Госпожа, перед которой он постоянно склонял голову, выглядела достаточно богатой, а её ресторанчик — достаточно людным, значит и денег у сыночка должно быть много. Но он стоит сейчас с пустыми руками. Ни денег. Ни даже еды.       — Сучоныш, — с ещё большим ядом выплюнула мать Сато. — Где деньги?       Но мальчик лишь мелко дрогнул, по привычке сжавшись и тут же опустив голову, чем сильнее взбесил из без того озлобленную женщину:       — Игнорировать вздумал?!       Дверь распахнулась, и той же секундой к телу Дайске потянулась костлявая рука. Казалось, маменьке было всё равно за что ухватится, поэтому ещё повезло, что первым попалось плечо. Затем женщина с силой втянула Сато в квартиру, отшвырнув подальше. И дверь в ад захлопнулась.       В квартире воняло. Сильнее, чем обычно. Сильнее, чем когда-либо. Воняло мочой, воняло духами, воняло потом. И протухшим, взбухших раменом быстрого приготовления, что Дайске оставил ещё две недели назад. А ещё воняло ей — худой, но обрюзгшей женщиной. Её особым сочетанием алкоголя и тухлой спермы недавнего любовника. Хотелось прямо в окно выйти, лишь бы вдохнуть свежего воздуха. В этом порыве, Дайске пересёк крохотную квартирку и задрал вверх деревянную ставню, впуская ветер.       — Намекаешь, что тут плохо пахнет? — с сильной обидой прошипела женщина и, не найдя под рукой ничего более крепкого, чем дамская сумка, швырнула её вслед за сыном. Попала. Прямо по ногам, под коленкой. И тут же мелкие женские побрякушки рассыпаются, закатываясь в разные углы. Следом, в слепой ярости, «матушка» бросается к Дайске, и отшвыривает обратно в помещение. Затем захлопывает окно… Всё. Зловонный запашок с новой силой удушает гостя.       — Я спросила «где деньги», — не видя отчаяние собственного сына, женщина присаживается рядом с ним на колени и хватает за чёрные волосы, тянет в сторону. — Почему ты пришёл без денег, а? Чем мне платить за квартиру? За долги?       — Я дам денег! — внезапно взвыл Дайсукэ и схватился за костлявое женское запястье. — Отпустите, матушка!       — Дерзишь, мразь? — прорычала сквозь зубы та, но хватку ослабила. — Давай сюда.       Сато послушно вывернул карман, роняя на пол скомканные бумажки и монетки, общим номиналом чуть больше девяти тысяч иен. В недоумении, женщина опустила голову и пересчитала деньги. И ещё раз. Каждую монетку повертела в поиске подвоха.       — Я пришлю потом ещё, когда… — уже было хотел мальчишка поделиться своими планами, но тут же замолк. Закусил и язык, и губу.       — Что значит «пришлёшь»? — мать снова распалялась. — Ты собрался уехать? Бросить меня, как и твой ублюдок папаша? Сговорились за моей спиной?!       Наоми Сато.       Несчастная женщина, нелюбимая женщина. Всё, что она могла делать в своей потерянной жизни — это цепляться за сына. Но никто ей не объяснял, как именно это нужно делать, и она вцепилась буквально. Прямо в густые чёрные волосы, ногтями поцарапав кожу и сковырнув перхоть. Вцепилась с таким остервенением, будто уже упала с края пропасти. Она повалила сына на пол и принялась лупить, что было сил, по его телу. Только зажившему, в чистой одежде. И каждый свой удар она сопровождала всё новым оскорблением. Сато зажмурился, не в силах оказать сопротивление. В прочем, это был далеко не первый раз. Вероятно, даже не сотый. Сейчас она покричит, попинает и успокоиться, уснув кверху задницей на вонючем футоне.       Но она не успокаивалась. Сама мысль, что от неё снова уйдут, что её бросят — приводила женщину в исступление. Затем она вынудила Дайске снова сесть, с силой потянув за волосы, и прямо в его лицо выкрикнула:       — Я тебя никогда не хотела! Никогда! Но всё же дала тебе жизнь! А ты решил меня бросить?!       Удар. Очередной, ничем не отличающийся. Звонкий, унизительный.       Но именно от него тут же загорелась кожа, а сознание поплыло. Не от боли или приложенной силы, а от переполняющих эмоций, что окончательно пошатнулись. Они разрывали и опаляли куда сильнее: злость, обида и одурманивающая ярость. Всё, что копилось целый год. Нет, большую часть жизни. Всё, что уничтожало последние остатки человеческого разума. Истеричные вопли нерадивой мамаши, её зловонный, тухлый аромат, что доносился из глубины глотки, и этот презрительный взгляд на собственного сына, заставлял страдать. Сознание Сато в тот же миг прояснилось. Под гневные крики и надрывные всхлипы нелюбимый сын смотрел на человека, которого до сих пор боготворил. Ровно до этого момента. Под очередное оскорбление, которое он даже уже не воспринимал, как что-то негативное, Сато, наконец-то, понял: он никогда не будет достаточно хорош для неё. Да чего уж там, он никогда в принципе не будет хорош для неё. Никогда.       — Лучше бы ты сдох ещё в утробе! — донеслось последнее откровение от измождённой женщины и та снова отвесила своему отпрыску пощёчину. Будто это поможет заглушить её моральное разложение, — ты забрал у меня всё! Тело, здоровье, молодость!       — Заткнись, — сперва тихо, затем более уверенно задребезжали мальчишечьи голосовые связки. — Заткнись!       Эхом в голове Сато прозвучал голос Акио. Но это не смутило, он будто знал, что старший брат всегда рядом. И конечно, мать не могла слышать их дуэт, такой злой и фонящий, что мурашки шли по коже. Но Наоми затрясло. Она не могла даже вообразить, что когда-то услышит подобные слова от своего мальчика. Он слишком бесхребетный для подобной дерзости. Но вот его губы искривляются в опущенную дугу, косые зубы оскаливаются и снова это новое, до сих пор невозможное, слово раздается хрипящим, сломанным голосом, отражается в стенках черепа эхом: «заткнись».       Последняя капля. Внезапно самая прекрасная женщина превращается в отвратительную погань. Такая же мерзкая, убогая, презренная, как все окружающие люди вокруг. Божество пало. Как и выдуманная идиллия, как и желание угодить этой твари. Мир юного Сато окончательно рухнул в один миг. Под скрежет зубов, под одурманивающие эмоции, под безостановочный шепот Акио в голове: «убей, убей, убей» сознание вернулось, показывая невообразимую картину. Эта женщина глухо кряхтела под родным сыном, пуская слюни. Измазанные губы бурой помадой, видимо уже оставившие свой отпечаток на чьём-то вонючем члене, комично раскрывались и закрывались, но Сато не слышал больше слов, лишь посторонний, назойливый шум. Шершавое лицо, покрытое плотным тональным кремом на тон темнее положенного, больше напоминало шоколад с ореховой крошкой — такой же бугристый, жирный и пористый. Морщины уродливо углублялись при каждом движении лица. И в панике бегающие глаза, такие мелкие, с красно-жёлтым оттенком белка, пучились из своих глазниц с каждым отчаянным припадком всё сильнее. Отвратительно. Она была отвратительна. Пыльцы молодого парня сжались сильнее, вдавливаясь кончиками в кожу на шее. Он прекрасно ощущал, как пульсируют артерии, идущие по бокам, и как забавно перекатывается под напором больших пальцев кадык. Ещё сильнее. Хотелось сломать эту шею пополам, свернуть да упоительного хруста позвонков. Поломанные накрашенные ресницы быстро запорхали вверх-вниз и, наконец, жизнь Наоми Сато остановилась. Тишина. Долгожданная. Но даже после сладкой казни, Дайске не переставал сдавливать шею в своих руках ещё несколько минут. Боялся, что мать очнётся, если отпустит. Боялся, что она снова начнёт орать, нарушая новую идиллию.       — А ты не так уж и плох, парень.       Передразнивая голос Госпожи Нобу, прямо на ухо прошептал Акио. Он явно был доволен и, судя по интонации, улыбался. — Чёрт, и открой окно. Тут воняет, — он кашлянул, уселся на стол, широко раздвинув ноги и уперевшись руками в колени.       Дайске, словно в тумане, разжал пальцы. На шеи матери ему чудились пятна от собственных пальцев. Слишком отчётливые, явные. Красные. Будто кровавые. Дайске несколько раз моргнул, затем молча поднялся и подошёл к окну. Дёрнул ставню вверх, впуская ветер.       — Да, так намного лучше, — кивнул Акио. — Ну, какие планы дальше?       Сато не ответил. Из глубин его желудка поднималась еда. Кислая, полупереваренная. Она стремительно бежала вверх, по пищеводу, вынуждая мальчишку высунуться в окно в последний момент и со сдавленным хрипом изрыгнуть всё на улицу.       — Фу, блядь, — Акио скривился. — Повезло же, что окна у тебя в стену соседнего дома выходят.       Дайске аж заплакал от отчаяния. Он так старался держать всё в себе, ведь это была еда от Госпожи Нобу. Он забрался обратно в квартиру и потерянно пошатнулся. Затем рукавом своей белой рубашки вытер грязные слизкие слюни с губ. Чёрт, это тоже подарок Госпожи…       — Ну так что, какие планы? Или ты и меня решил игнорировать, ублюдок?!       Последние слова явно сказала мать. Дайске с ужасом уставился на тело женщины, но оно не шевелилось. Казалось, и не дышало. Но почему-то закатившиеся под верхнее веко глаза были слишком живыми. Сато подошёл и ногами, брезгуя даже прикоснуться к трупу, перекатил его на живот. А затем бросил взгляд на Акио, что всё ещё сидел на письменном столе и усмехался. За спиной старого друга виднелись вырезки из газет — всё о Арине Романовой. Её арест, её помилование, её успехи после возвращения к обычной жизни. Всё. Дайске зажмурился.       — Знаешь, мне даже смешно, — вновь заговорил Акио. — Вот уж не думал, что ты решишься на такое. Кстати, скажи, когда ты её душил, ты представлял меня?              Сато распахнул глаза в остром желании заткнуть наваждение, но сейчас на столе сидела девушка. Молодая, с длинными кофейными волосами, собранными в высокий хвостик. Сидела, закинув ногу на ногу, болтала вытянутым мысочком и ехидно улыбалась.       — Что такое? Не смог добраться до меня и решил отыграться на маман? — голос дребезжал, двоился. Говорил и Акио, и… Арина. Её голос Сато помнил смутно, слишком смутно чтобы узнать, но чётко понимал — это Арина. И выглядела она как в их первую встречу. Или может… Волосы уже успели отрасти?       — Ну чего ты? — игривая, словно шлюшка, она хихикнула и прикрыла рот рукой. — Разве ты не хотел меня найти всё это время?       Дайске молчал. Точно завороженный, он приближался к своему столу, а девчонка всё шире улыбалась. Это точно… Арина Романова. Одета вульгарно, слишком короткая юбка обтягивала девичьи бедра, задиралась от каждого покачивания ножкой всё выше. А вырез декольте, как у порноактрисы. Кстати, помада на губах такая же бурая, как и у дорогой матушки.       — Мм? — Аринка сделала удивленное лицо, когда подросток подошёл вплотную. — Всё ещё хочешь меня, получается?       Он склонился над призрачным телом и шумно втянул воздух, но ни намека на приторные духи, сладкие и удушливые. Всё-таки, это не она. Дайске отпрянул, точно обжёгся.       — Боже, парень, — мгновенно рядом с ним возник Акио. — Знал бы я о твоих желаниях, мы бы искали её для другой мести. Что, хороша деваха?       — Заткнись, — махнул рукой по воздуху Дайске, не в силах поднять голову.       — Если бы ты не оставил её поиски, то и я была бы счастлива, — внезапно рядом заговорил свежий труп, только что удушенный Сато лично.       — Да уж, госпожа Наоми. Если бы не эта деваха — и я бы выжил, — с обидой заскулил Акио.       — Ты даже смог запись концерта найти? — вклинился третий голос иностранки, будто вообще не понимающий о чем все говорят. — Давай послушаем? Я там особенно хорошо постаралась!       — Убери свои руки, дрянь, это всё ещё моя квартира! — завопила мамаша Сато.       — Боже, бабоньки, успокойтесь, — засмеялся Акио.       — Хватит…       — Что такое? Я не слышу! — закрыла ладонями уши Аринка.       — Я сказал «хватит»!       В голове смешалось всё. С каждой минутой, с каждым мгновением Дайсукэ становилось всё хуже. Его тошнило, трясло. Каждый голос, что он слышал, до невозможности бил по ушам, заставляя страдать. Сердце почти вырвалось на свободу, пробив грудную клетку. Только что Сато осознал — он не сможет жить спокойно здесь. Он должен бежать! Бежать к Госпоже Нобу, изо всех сил бежать. И, подорвавшись с места, он почти столкнулся в проходе с телом юной скрипачки. А старший братец ехидно посмеялся за спиной:       — Куда собрался? Ты уже опоздал.       — Придурок, раз уходишь — окно закрой, чтобы мой труп не нашли! — в спину орала мать. Но Дайске не слушал, он бросил косой взгляд на единственные часы и подавился воздухом. Уже десять утра. Он же пришёл сюда в восемь вечера. Это невозможно.       — Ну-ну, не переживай, — Аринка похлопала его по плечу, от чего Сато пошатнулся. — Мы всегда будем рядом. Правда же, Акио-семпай?       — Да-да, теперь и тебя придётся терпеть, — тот хмыкнул, но тут же заговорчески зашептал на ухо Дайске: Но ты всегда можешь снова начать свою охоту.       — Ой, что это за охота. Так, бег по кругу с обосранными штанами, — цокнула языком Романова.       — Ты, ублюдок, ещё и штаны обосрал?! — завопил труп носом в пол.       Дайсукэ бежал без оглядки. Спотыкаясь, запинаясь, разрывая колени об асфальт при падении, и почти ползком продолжая свой путь. Надо срочно уехать из этого проклятого места. Бежать, быстрее. Его ждёт Госпожа Нобу. Она просто не могла бросить его здесь одного! Добежав до ресторанчика, Сато растаял в самой счастливой улыбке, на которую был способен. Госпожа Нобу… Но помещение было закрыто, а внутри всё завешано. Он подёргал ручкой — бесполезно. Обошёл ресторанчик, к чёрному входу, знакомому ему лучше, чем парадный, подергал за ручку, но и тут не открылось. Дайске сглотнул. Затем сложил руки и попробовал вглядеться в темноту помещения. Никого. Ничего. Было пусто.       Нет. Нет. Нет.       Сердце отбивало это слово, вереща от боли. Он снова один. Снова. Нет.       — Ты не один, — с заботой, погладил его по голове Акио Сасаки. — У тебя есть мы. Возвращайся, пока твою мамашу не нашли. Нужно подготовить все и поговорить.       — Нет! — отчаянно выкрикнул Сато и ударил по двери. Из-под косяка, сверху, выпала записка. Обрадовавшись, парень дрожащими руками поднёс её к губам. Это точно от Госпожи Нобу. Потом с трепетом развернул и вчитался в каждое слово, иероглиф и значок.       «Милый малыш Дайске, прости, но у меня больше нет времени ждать.       Наверное, ты смог помириться со своей мамой? Я рада за тебя. Надеюсь, твоя жизнь станет лучше. Питайся хорошо, почаще ходи в сэнто. И чтобы ты не решил, я искренне надеюсь, что ты выбрал лучший путь для себя. Удачи.       Госпожа Нобу.»

***

      Бум. Бум. Бум.       Череп ритмично бился, сквозь слои кожи и мышц, о деревянную столешницу. Каждое их столкновение глухо отражалось от стен в бедной комнате.       Бум. Бум.       Ещё чуть-чуть и кожа лопнет от этой монотонной пытки, расплачется сукровицей. Но если игнорировать нарастающий гул в голове, то эти удары даже успокаивали. Давали призрачную стабильность.       Бум.       На мгновение Сато замер, вжавшись посильнее в плоскость стола. В наушниках только что завершился его аккомпанемент для самобичевания. Еле живой плеер с компакт-диском, на котором красовалась кривая, полустёртая надпись «Вивальди, зима», тоже остановил свою прокрутку. А ведь ведущая скрипка, которой подыгрывал весь оркестр — Арина Романова. Дайске поёжился. Столь прекрасная композиция и столь омерзительное создание её исполняло. В своём бесконечном беге, в постоянных попытках сфокусироваться и вжиться в тело заветной цели, этот юнец приобщился к классической музыке. И сколько же иронии было в этом событии! Сато искренне восхищался талантом скрипачки, но из-за этого ещё сильнее ненавидел. Пожалуй, после её смерти он обязательно заберёт себе какой-нибудь трофей. Может даже её скрипку? А потом научиться играть и сам будет покорять публику. Убить и забрать самое дорогое. О, да. Эти мысли заставили парня улыбнуться, криво, еле дрожащими губами, а затем шлёпнуть по бедру вульгарной девки, что сидела рядом. С длинными кофейными волосами, собранными в высокий хвостик. С грязным ртом от помады. С зелёными глазами.       — Я найду тебя, — сказал Дайсукэ в голос, точно блаженный.       Больше он не отступит от своей цели. Терять уже нечего.