*
Несмотря ни на что, несмотря на дрожь в душе, дни становятся немного светлее, когда он привыкает, и Бену остается лишь изумляться, наблюдая, как его жизнь становится проще, и ждать момента, когда все рухнет. Для него жизнь никогда не была легкой – даже когда была хорошей и простой, даже когда он еще был ребенком и его родители были вместе и любили его, он всегда чувствовал себя так, словно на плечах лежала тяжесть целого мира, не в силах вздохнуть, как бы ни старался. Они называли это тревожностью, но для Бена это был просто очередной монстр под кроватью, готовый сожрать его. Неважно, сколько его успокаивала мать или ему ерошил волосы отец, утверждая, что он все еще его чемпион - все это не имело значения. Они не могли понять, как его легкие отказывались работать, или как позвоночник ломался под тяжестью, которую он нес, или как дрожали его руки, когда он снова хлопал дверью. Это был он, всегда был он – нескладный, фальшивая нота в песне, пятно крови на белой ткани. Иногда по ночам он понимает, что это его вина - его вина, что все пошло не так, и его родители, и вся жизнь, и просто хочет хоть раз побыть нормальным. Отчаянные желания отчаявшейся души. Даже когда все было просто, жизнь никогда не была легкой. Бен знал это, до сих пор знает - поэтому с определенной долей удивления осознает, до чего приятно дышать, не чувствуя, что что-то все время давит тебе на грудь. Это новое ощущение, от которого покалывает кожу, а в глубине души живет беспокойство, но еще облегчение, и любопытство, и удивление. Конечно, пока это сложно: его голос иногда дрожит, дрожат и руки, а мысли возвращаются к неудачам в прошлом и настоящем. К тому, что в итоге рухнет в ближайшем будущем. В конце концов, он – бесконечная цепочка неудач, одна за другой, тянущаяся из самого детства в настоящее. Он по-прежнему не может разговаривать с матерью, как бы долго ни смотрел на ее номер, или слышать ее голос, и когда ловит взгляд Люка, то в сердце еще живет чувство вины. Он снова и снова слушает автоответчик отца, надеясь найти в нем какое-то утешение, но в большинстве случаев это просто слова и жгучее желание распороть себе кожу, чтобы избавиться от всего этого. Но есть и кое-что новое – нечто вроде окружающего его сияния, яркость, с которой он не думал, что сможет совладать, легкость, которая кажется столь необычной, но такой приятной. - Ты приспосабливаешься. Вдруг однажды даже сделаешь приличный букет, - шутит Люк; но, может быть, это правда. Может быть, он действительно приспосабливается, привыкает к жизни, настолько отличной от той, что была у него раньше, к жизни, в которой дышать становится легче, а дни это не просто смесь боли, ярости и отчаяния. Магазин похож не на тюрьму, а на благодать – благодать, которой он не заслуживает, но которую все равно получает. Благодать, которая снисходит на него, хочет он того или нет. Она – Рей, говорит он себе, ее зовут Рей, он помнит нежность ее голоса, когда она смотрела на него, и мягкость кончиков пальцев на своей коже – теперь приветствует его яркой улыбкой и кивком, окутывая теплом. Бен продолжает чувствовать удивление и страх, но тоже улыбается и может заметить, как она оживает, а ямочки и веснушки превращают ее лицо в шедевр. Они просто улыбаются друг другу, не более, но это приятно, и Бен радуется, даже если что-то подпрыгивает к самому горлу всякий раз, как он смотрит на нее – что-то похожее на сердце, которое, как он думал, давно потерял. Он знает, что опять все испортит – эта мысль никогда не уходит, это знание живет на задворках его разума и мрачно напоминает обо всем, что он разрушил за эти годы. Но на мгновение – яркое и умиротворенное, как тишина восхода солнца после ужасной ночи кошмаров и чудовищ – он позволяет себе прожить это, ощутить ее доброту, услышать шутки, увидеть красоту улыбки, и, когда она тянется к нему, впервые не отстраняется. Что-то в нем еще хочет спрятаться в тени, но на мгновение он погружается в свет, и, как ни странно, тот не ослепляет, не обжигает и не пугает. Это свет – просто свет. Люк конечно замечает. Он деликатен, осторожничает, будто ходит по тонкому льду, даже когда шутит и пытается поднять настроение. Бен знает, что даже Люк понимает, насколько все хрупко – насколько ново, незнакомо, тонко. Он внимательно изучает Бена, и каждый раз, когда тот ловит его взгляд, на его губах появляется намек на улыбку, и Бен задается вопросом, о чем он думает. - Кажется, у тебя все в порядке, малец, - однажды говорит Люк. Они в магазине, молча занимаются цветами и заполняют квитанции, и Бен, сидящий за прилавком, с удивлением оборачивается. Его дядя наблюдает за ним, склонив голову набок, будто желая лучше его изучить, и на его губах нежная улыбка. - Я в порядке, - отвечает он, поджимая губы. Это не совсем правда – с ним не все в порядке, он все еще сломлен, и годы и годы одиночества, боли и гнева не исчезнут за несколько недель подобия покоя, но это уже что-то. Это начало, шаг в правильном направлении. По крайней мере, он в это верит. Он знает, что рано или поздно повернет не туда – голос Сноука преследует его, твердя, что он не более чем напуганный ребенок, который умеет лишь совершать ошибки, - но пока это уже что-то. Уже что-то. - Ну, я пытаюсь быть в порядке, - добавляет он, потому что не хочет лгать Люку, не теперь, когда тот принял его после всего, что он сделал. При его словах улыбка Люка смягчается, и Бену приходится отвернуться, прежде чем в его голове раздастся крик, а тело окутает пламенем. Все еще трудно поверить, что кто-то может быть добр к нему после всего, что произошло. Он почти забыл о существовании доброты в том мире, в котором жил. Его мысли возвращаются к Рей, к нежному прикосновению ее слов, к тому, как ее улыбка отразилась под его кожей. Все кажется новым, и по ночам он лежит в постели без сна, пытаясь принять это. Иногда получается. В других случаях нет, и голос в его голове смеется над ним, издеваясь из-за того, что он считает себя достойным доброты. Но все же это не пустой звук, а отправная точка. - Я знаю, Бен, - тихо отвечает Люк. Его голос нежен, как и его улыбка, и Бен чувствует горечь вины во рту. Он не заслуживает доброты, но знает, что это не имеет значения – он никогда не заслужит, ему просто нужно научиться жить с этим. Нужно время, говорит он себе, и до смерти пугается этой мысли. – Я горжусь тобой. Слова висят в воздухе какое-то время, прежде чем он может по-настоящему понять их смысл, а затем едва не задыхается. Он не знает, что значит действительно вызвать чувство гордости – он всю жизнь хотел только этого. Его мать, отец, дядя, даже Сноук – их лица вспыхивают перед его глазами в вихре боли и гнева, и все, что он видит, это разочарование и отторжение, и теперь он стоит тут и задыхается, чувствуя тяжесть в груди, когда пытается глотнуть воздуха. - Я не заслуживаю этого, - шепчет он. Его голос очень тихий, но он понимает, что дядя услышал его по тому, как тот вздыхает. Бен не поднимает глаз, слишком напуганный, чтобы поймать на себе его нежный взгляд, но знает, что Люк смотрит на него, и не может этого вынести. Он хотел бы, чтобы Люк кричал на него, говорил, что он сплошное разочарование, неудачник, ничтожество. Это бы он выдержал – в конце концов, такой была вся его жизнь. Чего он не может выдержать, так это прощения, которое дарит ему Люк. Его доброты, его милосердия, начало новой жизни. Это слова, которые он даже не в силах произнести вслух, и они вызывают дрожь. - Ты стараешься, малец, и это все, что имеет значение, - тихо отвечает Люк, поражая его. Бен поворачивается к нему, стоящему перед прилавком с букетом цветов в руках, который сделал всего несколько минут назад, улыбающемуся ему качая головой. Такое ощущение, что он пытается что-то объяснить малышу, и Бен под его взглядом снова чувствует себя мальчиком, ребенком, которым был давным-давно, который смотрел на своего дядю так, будто тот мог ответить на все вопросы в мире. - Ты сделал ужасный выбор, ты напортачил. Я знаю это. Но я также знаю, что каждый заслуживает второго шанса. Никто не безнадежен, - добавляет он, а затем нежно и ласково гладит его по руке. – Научись принимать это, Бен. Что его больше всего удивляет, так это легкость в словах Люка: «научись принимать это», вот и все. Это не так просто – большую часть времени он чувствует себя недостойным и низким, и задается вопросом, как Люк может смотреть ему в глаза. Но, чувствуя успокаивающее тепло руки и доброту улыбки, делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. - Хорошо, - говорит он, кивая самому себе. Ощущение, что что-то мешает ему нормально дышать, остается, но он жив, и, может быть, на данный момент этого достаточно. Может быть, на данный момент выживания достаточно и однажды он начнет жить. - Я попробую, - добавляет он. Он знает, что это будет нелегко – мысль о том, что он неудачник и недостойное ничтожество, крепко обосновалась в его разуме, душе, теле, и от нее трудно избавиться; многие годы, когда люди напоминали ему, насколько он ужасен во всем, никуда не исчезли. Но он может попробовать – и на самом деле это все, что он может. Попробовать. Люк улыбается и опускает руку, беря ленту с прилавка, чтобы завязать букет. Он очень красивый и нежный, из белых роз и других красных цветов – нечто красивое и уникальное, созданное его аккуратными руками. Некоторое время оба молчат, и Бен снова пытается дышать, медленно. Затем дядя поднимает на него глаза, и на его губах появляется призрак веселой улыбки. - Итак, - начинает он другим тоном – не нежным и не глубоким, а почти насмешливым. Бен приподнимает бровь. – Рей. Услышав это имя, Бен заливается краской и вынужден отвернуться от Люка: в противном случае тот заметит смущение на его лице. Он сжимает кулаки и пытается восстановить дыхание, прежде чем заговорить. - Между нами ничего нет, - говорит он, потому что это правда. Она милая и добрая, и она заставляет его смеяться так, как никто, но между ними ничего нет. И вообще не может быть. - Она просто наша соседка. Люк смеется, качая головой. - Ну, она милая молодая девушка, - тихо отвечает он, и Бену нечего возразить, поскольку, что ж, дядя прав. Рей по-своему милая – так же, как балисонг*. Красивая, но резкая и стремительная, и в то же время ее прикосновения к его искалеченному телу почти мягкие, благословляющие. Он ничего не говорит, и дядя это замечает.*
Он идет по улице к кофейне за ежедневной порцией кофеина, когда вдруг прямо у тату-салона его настигают головокружение и водоворот теплых цветов. Ему требуется время, чтобы узнать Рей; ее волосы растрепанны, а в глубине глаз скрыто отчаяние. - Привет! – говорит она, улыбаясь ему. Она держит его за руки и стоит намного ближе, чем он привык; это в новинку, но не неприятно. Он смотрит на веснушки, усыпавшие ее нос, и очарован магией ее изогнутых губ и ямочек. Он сильно краснеет, проклиная себя, потому что чувствует себя очень глупо. - Сделай мне одолжение. Он приподнимает бровь, вопросительно глядя на нее и пытаясь сосредоточиться на словах, а не на взгляде. Кажется, она понимает, что их руки по-прежнему соединены, и быстро опускает свои, краснея и глядя ему за спину. - Какое? – он хмурится и не отводит от нее взгляд. – Ты мерзнешь, - добавляет он, ведь ей холодно, а у него талант констатировать очевидное. Они стоят прямо перед ее салоном, и без пальто она дрожит: ее пестрый свитер явно не подходит для такой погоды. На щеках румянец, плечи трясутся, но Рей качает головой, как бы говоря, что ей все равно и что нужно обсудить более насущные вопросы. - Ты должен купить мне обед, - решительно говорит она, как если бы у них это было самым обычным делом. Бен смотрит на нее, снова приподняв бровь, и не совсем уверен, что понимает. - Ты… - начинает он, глядя сверху вниз и изучая ее лицо и ответный взгляд, - приглашаешь себя на свидание от моего имени? Он идиот, поэтому и заканчивает фразу этим вопросом. Тут же краснеет и замечает, что с ней происходит то же самое. Слабый розовый оттенок окрашивает ее уже покрасневшие щеки, делая веснушки темнее. Она такая красивая, и Бен продолжает проклинать себя, потому что не может позволить себе такие мысли. - Что? Нет! – восклицает она, но смотрит в сторону, а румянец никуда не исчезает. –Слушай, По на встрече, и я забыла обед, но не могу уйти из салона, так что… - голос затихает, и она медленно поднимает глаза, глядя на него с надеждой. Она ждет, а Бен поражен – он не помнит, когда в последний раз кто-то действительно верил в него или доверял настолько, чтобы попросить о помощи. Здесь нет ничего необычного, она всего лишь просит перейти дорогу и купить обед, вот и все – но просит-то его, и Бену трудно с этим смириться. Он смотрит на нее, пытаясь понять. - Не можешь уйти? Что за бред, - он косится на пустой салон за ее спиной; ее (не совсем ее, ну да ладно) корги выглядит так, словно смотрит развлекательное шоу. - Даже отлучиться в туалет нельзя? Рей вдруг фыркает. Звук похож на сдавленный смех, и он удивляется - не думал, что был из тех, кто может рассмешить ее. И понимает, что хочет им стать. - Можно. Пожалуйста, только в этот раз. Я голодная. Постой, - умоляет она, а затем делает что-то странное – берет его за руку и изгибается всем телом, засовывая ладонь в карман обтягивающих, очень красивых джинсов (он не пялится на ее ноги, не пялится), а затем достает десятидолларовую купюру. - Извини, кажется, высокие джинсы придумал сам дьявол, - она отпускает его руку, но он продолжает думает о том, как она двигалась всего несколько секунд назад, держась за него для равновесия. К этому моменту он опять весь красный. - Вот деньги. Она с решительным выражением лица протягивает ему купюру. Он не берет – просто смотрит на нее, приподняв брови, а в груди бешено колотится сердце. - Чего ты хочешь? - спрашивает он. Очевидно, он слишком резок и, как всегда, неспособен говорить нормально: ее лицо вытягивается, и он тут же снова открывает рот, стремясь утешить ее и стереть это грустное выражение. Боже, он влип по уши. - Я про обед. Что тебе принести? Она сияет, будто ей только что открыли тайну понимания мира, и он за всю жизнь не видел никого, кто улыбался бы так ярко. - Просто подойди к Финну и скажи, что это для меня. Он поймет. Он невольно хихикает, чувствуя себя легче под ее взглядом, и засовывает руки в карманы пальто. - Такое ощущение, что меня втягивают в контрабанду наркотиков, - отмечает он, но не ждет ответа. Поворачивается к ней спиной и переходит улицу, чувствуя ее взгляд, следующий за ним до самого «Сопротивления». Ее глаза почти прожигают дыру в его спине, и он понимает, что чувствует себя иначе, когда она рядом. В «Сопротивлении», как обычно, тепло и уютно, и Бен, с его мрачным настроем и темной одеждой, чувствует себя лишним, но (он никогда не признается в этом вслух) ему действительно нравится это место. Должно быть, он выглядит претенциозным идиотом, который приходит только, чтобы заказать черный кофе, но это место кажется... теплым. Оно заставляет думать о доме – не о доме его детства, иногда слишком холодном и пустом, а о некоем смутном представлении настоящего дома, и те несколько минут, пока он ждет в очереди, представляет себе его тепло. Парень – Финн – подозрительно смотрит, как он приближается к прилавку, и Бен может понять его, поскольку знает, что не выглядит как самый приятный человек в мире. Иногда он с ним резок и проклинает себя и свою неспособность жить среди людей; десять лет в Первом Ордене превратили его в нечто, что он ненавидит. - Да? - говорит Финн, скользя взглядом вверх и вниз по его фигуре, словно желая произвести арест. Бен вздыхает, прежде чем ответить. - Меня послала Рей? За обедом? Это звучит как вопрос, и под его взглядом Бен чувствует себя очень неуверенно и колеблется. Финн широко раскрывает глаза, несколько раз моргает и смотрит на него так, будто ждет момента, когда Бен сломается и скажет, что пошутил. Когда этого не происходит, просто кивает. - Рей? - удивленно спрашивает он, но быстро поправляет себя. – Сейчас будет. Какое-то время он наблюдает, как Финн работает за прилавком, а затем вспоминает, зачем на самом деле шел сюда, пока Рей не набросилась на него, уговаривая купить обед. - И можно один черный кофе? - говорит он, когда Финн поднимает взгляд и смотрит на него. - Для меня. - Это кажется необходимым уточнением. Финн просто фыркает и приступает к кофе. - Знаю. Чувак, ты вообще пьешь еще что-нибудь? – спрашивает он, а затем, кажется, понимает, что сказал, и широко раскрывает глаза, поднося руку ко рту. - Извини, это было глупо и... Бен чувствует себя очень неловко, оказавшись по другую сторону беспокойства: он слишком хорошо знает, каково это – сказать кому-то неправильную вещь, и чувствовать себя на месте этого «кого-то» странно. - Все в порядке, - быстро говорит он, пытаясь улыбнуться. Это все еще в новинку, его лицо пытается понять, как двигать мускулами, не повинуясь гневу или боли, но теперь улыбка дается легче. – Черный кофе помогает мне не отключаться, вот и все. И он одаривает Финна легкой извиняющейся улыбкой. Он не упоминает тот факт, что кофе нужен ему, чтобы не отключаться, потому что большинство ночей он проводит, глядя в потолок или погружаясь в кошмары. В таком не признаются совершенно незнакомому человеку, поэтому он просто молчит об этом. Мгновение Финн внимательно смотрит на него, а затем качает головой и улыбается. Это не самая яркая улыбка, но, тем не менее, улыбка. - Да, с этим не поспоришь, - говорит он, пожимая плечами, а затем протягивает ему кофе и еду для Рей. - Вот. Знаешь, ты выглядишь намного лучше, когда не хмуришься. Бен фыркает. - Да, мне говорили, - отвечает он, думая о Рей и о том, как она сияет, когда он разговаривает с ней, как нормальный человек, а затем о дяде, который смотрит на Бена и говорит, что гордится им. Это уж слишком, думает он, ожидая момента, когда не выдержит и рухнет на колени, рассыпаясь на куски, но пока все в порядке. - До свидания, - он расплачивается и выходит из кофейни. Он приходит в салон с едой и кофе, и Рей придерживает для него дверь. - Вот и еда, - весело говорит он, и на ее лице отражается чистое и простое счастье, столь яркое и сияющее, что напоминает волну, которая затягивает его, не чувствуя сопротивления. Он позволяет ей затащить себя в океан и улыбается, даже не осознавая этого. Невероятно, как легко улыбаться, когда она рядом. - Кажется, здесь и твоя любимая кофейная бурда, - добавляет он, протягивая ей бумажный пакет с обедом. - Это не бурда, - отвечает она, слегка ударяя его по руке, и он застывает, - тело реагирует почти автоматически, - а затем она осознает, что сделала. - Боже, прости! – она быстро извиняется, поднося ладонь к его коже, будто массируя. - Я просто так привыкла к По и Финну, и... Он качает головой, пытаясь сформулировать связную мысль. Он терпит неудачу, когда разум пытается осмыслить концепцию прикосновения, которое не является болезненным, и абсолютно безуспешно. - Все в порядке, - говорит он ей и улыбается. Это кажется странным – она явно не пыталась причинить ему боль, и Бен не может этого понять – не может принять тот факт, что его можно коснуться, даже ударить кулаком, не желая причинить вред. На протяжении многих лет он был намного менее нежным с самим собой - оставлял синяки на собственной коже, которые как цветы распускались под бледностью, - и простой игривый жест ударившей его кулаком Рей ему чужд. Это было что-то настолько близкое, доверительное и чрезвычайно нежное, что ему необходимо оправиться от этого. Он уже не помнит, что такое близость, но когда смотрит на Рей, то хочет узнать. Но ему нельзя думать об этом – она сама яркость и чистота, полная ему противоположность, просто незнакомка, которая отнеслась к нему по-доброму, а он в конце концов все испортит. Он не может позволить себе думать о том, как веснушки на ее коже складываются в созвездия, но, похоже, не может избавиться от этой мысли. Она отходит от него, улыбаясь, хотя щеки у нее горят. - Ты забыл деньги, - говорит она, кладя обед на стол. Он все еще стоит у двери с кофе в руке. Она берет свою десятидолларовую купюру и машет перед его лицом, но он только усмехается. - Оставь себе, - говорит он, пожимая плечами и засовывая свободную руку в карман пальто. Она конечно пытается возразить, и он делает глоток кофе, прежде чем снова заговорить. - Прибереги ее. Для правильной татуировки в нужное время, - говорит он, чувствуя себя глупо и не в себе. Внутри все съеживается – кажется, он перестарался, но она просто сжимает губы и смотрит на него, скрестив руки на груди. - Тогда в следующий раз я куплю тебе обед, - решительно говорит она, и вот опять, на его лице румянец. Она всегда чем-то его удивляет, а он не может за ней уследить - это похоже на битву, которую он всегда проигрывает, на драку, в которой всегда отправляется в нокаут. Она кажется необыкновенной и этим нравится ему, и он чувствует себя глупым и наивным, что попался в ловушку, но ничего не может с собой поделать. - Боже, умираю с голода, - добавляет она, опускаясь на стул и распаковывая обед, пока собака, эта жевательная машина, трясет своей пушистой (он никогда не думал, что использует это слово) попкой и пытается завладеть ее вниманием. Или едой. Рей очаровательно морщит нос. Бен смотрит на часы на стене позади нее, пытаясь оторваться от чересчур милой сцены перед глазами. - Так, сейчас половина четвертого, - заявляет он, как обычно, подмечая очевидное, и оглядывается на нее; она приподнимает бровь. - Почему ты просто не зашла в наш магазин? То есть, это заняло бы две секунды, я уверен, твой босс не стал бы возражать. Она практически съеживается от его слов и выглядит такой маленькой и удивленной, что он чувствует себя почти виноватым, потому что не хочет видеть это чувство на ее лице – осознание чего-то неприятного. Он слишком хорошо знает, каково это, и ему больно видеть, как Рей борется с собой, прежде чем снова заговорить. Она сжимает губы, словно собираясь с мыслями. - Я об этом не подумала, - говорит она в конце концов, пожимая плечами. Ее голос очень тихий, едва слышный. - Не привыкла просить о помощи, вот я о чем, - добавляет она, пытаясь улыбнуться. Кажется, за этими несколькими словами стоит целый мир – множества вещей, о которых она не рассказывает ему, целая жизнь, предшествующая его появлению, и Бен обнаруживает, что ему не терпится узнать это, услышать, разгадать тайну Рей. Он понимает, что хочет узнать ее. Что плохо, но он не может заставить себя отступить. Он пытается поднять ей настроение – странно, ведь обычно самую мрачную позицию занимает он. - Значит, ты бы просто умерла с голоду, если бы я не прошел мимо? Она смеется; это чудесный звук, и он понимает, что он ему нравится – ему нравится смешить ее, ему не нужно от этого мира ничего, кроме как слышать ее смех каждый день. Он ступает на опасный путь, но рад этому, а она здесь и улыбается, и на мгновение осторожность забывается. - Буквально, - отвечает она, и он тоже смеется. Это кажется в новинку и почти абсурдным, и его разум все еще не может принять это, но он смеется, охваченный приятным чувством. - Дай мне свой телефон, - говорит он, подходя к ее столу, прежде чем успевает осознать, что делает. Она смотрит на него, недоуменно хмурясь, и протягивает телефон без единого возражения. Бен ставит кофе на стол и не может поверить, что действительно делает это, но старается ни о чем не думать, когда заходит в меню и печатает знакомую комбинацию цифр. Он возвращает ей телефон с улыбкой на губах и, когда открывает рот, разум затуманивает страх. - Это мой номер. Теперь ты можешь просто написать мне вместо того, чтобы голодать. Она смотрит на телефон, затем поднимает недоверчивый взгляд, и, честно говоря, Бен чувствует то же самое – он не может поверить, что действительно дал ей свой номер. Это неловко и страшно, и он берет свой кофе, радуясь, что может скрыть дрожь в руках. Затем она улыбается, и весь его мир переворачивается с ног на голову. Желудок скручивает, сердце подпрыгивает к горлу, пока он смотрит на нее и знает, что никогда не сможет забыть этот момент, даже за тысячу жизней. «Ты попал», - говорит ему голос, но он старается не думать об этом. - Спасибо, - говорит она, откладывая телефон и глядя на него так, будто впервые видит. Бену интересно, о чем она сейчас думает и считает ли его жалким, или надоедливым, или… - Ты, наверное, уже поел, но если хочешь остаться, - она с неясной улыбкой указывает на стул с другой стороны стола. Бен садится, прежде чем успевает подумать. - Э-э, я... - пытается сказать он, глядя на нее и понимая, что она смотрит в ответ, приподняв бровь и легко улыбаясь. - Что ж, спасибо. Рей просто улыбается, качая головой. Она начинает есть, он пьет кофе и оглядывается, впервые осматривая салон. В последний раз он был слишком занят борьбой с гиперактивным корги, чтобы оценить это место, а теперь может по-настоящему изучить свое окружение и позволить разуму воспринимать его. Честно говоря, здесь приятно и тепло, и совсем не так, как он ожидал, представляя себе тату-салон – стены пастельно-нюдовые, в красных и оранжевых оттенках, без граффити или чего-то подобного, чего он ожидал. Он знает, что на самом деле тату-салоны вовсе не злачные места, но все же удивляется, понимая, насколько здесь хорошо. Он понимает, что здесь хорошо. Ему нравится это место. - Итак, - начинает он, снова поворачиваясь к ней и делая глоток кофе. Рей смотрит на него, приподняв бровь. - Почему ты не могла уйти? То есть, если твой босс в отъезде, почему ты вообще работаешь? - спрашивает он, обводя рукой салон. Она смеется, откусывая еще кусочек, прежде чем ответить, и эта сцена кажется такой милой и домашней, что Бену приходится напоминать себе, что это просто случайная встреча, которая ничего не значит, иначе у него бы случился разрыв сердца. Корги сидит рядом с его стулом, уткнувшись носом в ботинки, и он неуверенно пытается погладить его, проводя пальцами по макушке. Собака кажется довольной, а у Рей странное выражение лица – он мог бы назвать его почти нежным, если бы нежность имела место в его жизни. - Ну, у меня есть пара собственных клиентов, знаешь ли, - говорит она, кивая на пробковую доску за своей спиной, к которой неровно приколоты скетчи и фотографии. Бен замечает ее впервые и с трудом может оторвать взгляд, очарованный геометрическими формами рисунков. – Еще многие могут просто прийти и записаться, поэтому салон должен оставаться открытым, - добавляет она, пожимая плечами. Она делает глоток своей кофейной бурды (для него это бурда и ничего больше), прежде чем снова заговорить. - Я не против. Мне здесь нравится. Что-то в этих словах пробуждает в нем тепло. Он удивляется, уловив в ее голосе эту нотку – сопричастности, словно она пересекла весь мир, чтобы найти место, которое может назвать домом. Ему приятно видеть, с какой любовью она оглядывает салон, и он задается вопросом, каково это – иметь место, куда можно вернуться. Бен отгоняет эту мысль. - И долго ты здесь работаешь? - спрашивает он, слегка улыбаясь. Она пробуждает в нем любопытство – то, как морщит нос, как смеется, как иногда прикусывает нижнюю губу, прежде чем ответить. Ему хочется узнать ее, ее жизнь, и он не может обуздать это желание, как бы ни старался. Она снова пожимает плечами, и он очарован ее движениями – они настолько спонтанные, она даже не задумывается о них, не переживает. Просто двигается, и для Бена это своего рода чудо. - Я училась у По три года, а затем получила лицензию, - она показывает на листок бумаги в рамке над ее столом и улыбается. - А теперь просто работаю вместе с ним. Он снова смотрит на ее эскизы и татуировки, и она поражает его – тихая, в равной мере сильная и добрая незнакомка, от одного взгляда которой внутри у него все перевернулось, а душа вспыхнула впервые за много лет. Он понимает, что у нее есть талант. Она особенная, чистая и сияющая, ниточка ослепительного света, пронизывающая этот мир. С этой мыслью в глубине души он снова открывает рот. - А ты не хочешь открыть собственный салон? Он уже может представить, как благодаря ее таланту карьера идет в гору, а она получает заслуженное признание. Она вздыхает, приглаживая взлохмаченные волосы. - Да, может быть, когда-нибудь, - тихо отвечает она, оглядываясь по сторонам. То, как она относится к своему салону, пробуждает в Бене желание иметь что-то подобное. - Но мне нравится здесь, это мой дом, - она на мгновение замолкает, прежде чем снова заговорить, и на этот раз на лице появляется горькая улыбка. – В буквальном смысле: раньше я спала в подсобке. Бен смотрит на нее в шоке, но Рей отводит взгляд. Она смотрит на свой стол, кусая губы, и на ее лице такая горечь, что Бен не может этого вынести – он хочет протянуть руку, коснуться ее пальцев и сказать, что понимает, что все нормально. Он не делает ничего из этого, потому что не может. Вместо этого он снова смотрит на ее эскизы, очарованный цветочными узорами и геометрическими линиями. Все это очень тонко и в то же время излучает силу; в них узнается ее характер, и он может представить, как она рисует – волосы убраны назад, губы сжаты, руки почти дрожат от усталости. - Ты очень талантлива, - в итоге говорит он, чтобы нарушить тишину. – Твои татуировки. Они действительно прекрасны. Она удивленно поднимает глаза, встречая его взгляд. Бен улыбается, пытаясь выразить этой улыбкой - болезненной, но с болью, к которой он мог бы привыкнуть - все, что думает. Рей улыбается в ответ, и в том, как она наклоняет голову, чтобы лучше рассмотреть его, есть что-то интимное, как если бы она хотела нарисовать его. Он чувствует себя очень уязвимым рядом с ней, будто она в силах уничтожить его защиту и броню; она действительно это делает - что вызывает сильный страх, - такая красивая и непредсказуемая, и он чувствует себя одновременно очарованным и напуганным. Это ураган эмоций, и Бен не знает, что на самом деле чувствует, но она берет его за руку и тянет в бездну, и он покоряется. - Спасибо, - тихо отвечает она, глядя на него теплыми глазами, и именно в этот момент Бен понимает – она ему нравится. Ему нравится созвездие веснушек на ее лице, ее спокойствие и то, как сияют ее глаза, когда она говорит о том, что любит, ее доброта и сила. Она ему нравится. «Ничего хорошего из этого не выйдет», - думает он. Он безнадежен. В итоге он останется разбитым и уничтоженным. Это правда. Но она улыбается, и на мгновение он забывает о правде. Они проводят остаток ее обеденного перерыва, болтая, смеясь и шутя, а когда он машет ей на прощание, то чувствует: что-то в его душе снова оживает.