Тактильный

- Я дома... - устало бормочет Чуя, захлопывая за собой входную дверь. В гостиной слышится шум и топот. Уже зная, чем это грозит, Чуя поспешно разувается и снимает пальто, откладывает на тумбочку шляпу, перчатки, ключи и бумажник. Несколько шагов вперёд и как раз вовремя - Дазай выбегает из-за поворота и почти врезается в него, с разбега запрыгивая и обвивая всеми конечностями. Буквально. Что за прилипчивое создание? Не то чтобы Чуя против, конечно. - Чуя... - мурлычет Дазай, притираясь щекой к его макушке. - С возвращением. - Где твои штаны? - вздыхает Чуя, легко целуя его в подбородок и крепко поддерживая под скрытые одними только боксерами ягодицы. - Жарко, - хнычет Дазай, предварительно - такой пакостный - лизнув его по краю виска, вынуждая закрыть один глаз. Как по мнению Чуи, дома как раз-таки идеально. Это на улице заставляющий проклинать привычный рабочий костюм парник, и солнце с явной ненавистью к Земле пытается выжечь всё живое. В квартире из-за кондиционера гуляет прохлада. К девяти вечера солнце давно сместилось так, что его свет больше не проникает в окна квартиры, и это ещё больше снижает градус. Но, конечно же, Дазай настолько бессовестный, что будет ныть и жаловаться даже на надувном кругу в бассейне со стаканом холодного молока в руке. - Жарко на улице, - вздыхает Чуя, проходя в гостиную и сбрасывая свою ношу на диван. - Дома прекрасно. Будешь капризничать, напишу список покупок и отправлю в ненавистный тебе комбини - будешь знать. - Чуя никогда не поступит со мной так, - хнычет Дазай и смотрит широко распахнутыми глазами. - Поступлю, - фыркает Чуя и, легко щёлкнув его по носу, направляется в ванную. Прохладная вода в душе остужает голову и немного приводит в порядок мысли, отсеивая часть тех, что зациклены на работе. Вместо бесконечных сделок и важных бумаг Чуя в который раз вспоминает первую встречу с Дазаем и неустанно поражается тому, как время изменило этого гибрида. Когда Чуя только нашёл его, Дазай был забитым, тихим, слабым котёнком. Тощий, в обносках, чумазый, на голове сущий кошмар, шерсть на кошачьих атрибутах, особенно на хвосте, совсем свалялась. Порезы и синяки, и ссадины - всё это было вполне закономерно, ведь Чуя нашёл его в трущобах во время поиска одной сбежавшей из Порта крысы, из-за которой Мори-доно выедал ему мозги чайной ложкой недели полторы, не меньше. - Тише, тише, - негромко сказал тогда Чуя, присаживаясь на корточки и осторожно протягивая забившемуся в угол котёнку руку. - Я не причиню тебе вреда. Разумеется, Дазай, имя которого Чуя позже прочитал на болтающемся вокруг тощей шейки потрёпанном ошейнике, нисколько ему не поверил. Он шипел и жался в угол всё сильнее; даже цапнул пальцами воздух между ними, когда Чуя придвинулся немного ближе. Это одновременно насмешило Чую, потому что у гибридов не было когтей как у настоящих животных, но в то же время и неприятно задело что-то внутри. Этот гибрид был совсем ребёнком, и при виде того, как он отчаянно и, по факту, безуспешно пытался защитить себя, Чуе стало до тошноты мерзко от тех людей, что сотворили с найденным им котёнком всё это. Гибриды всегда были радостью для готовых отдать жизнь за обладание подобным созданием богатеев. Обычно гибридов раскупали из закрытых «питомников», богатые семьи, которые хвастались своими питомцами направо и налево, наряжая их как кукол и при этом обращаясь с ними, как со зверьём. Бывали случаи, когда гибриды бесследно исчезали. Все знали, что их уже нет в живых, но никто никогда не говорил об этом, будто это было нормой. Иногда гибридов обменивали между семьями, как будто дамы из высшего света позволяли друг другу поносить свои жемчуга. Никто не относился к гибридам как к людям. Никого не волновало, что за исключением животных признаков у них абсолютно такие же тела, такие же потребности. Чую от всего этого тошнило. И именно поэтому он решил позаботиться о Дазае, когда нашёл его. Это было непросто. Совсем непросто. Пришлось обездвижить его своей способностью, и как же Чуе было неприятно видеть страх и загнанность в широко распахнутых коньячно-карих глазах. Под давлением гравитации Дазай мог только дышать и моргать. Он не мог дёргаться, не мог больше шипеть и брыкаться, не мог убежать, когда Чуя оставил свою миссию и вместо этого подхватил его на руки, закутал в своё пальто и понёс к оставленной за пределами Сурибачи машине. Когда Чуя принёс Дазая домой, когда начал стаскивать с него грязные обноски, чтобы отмыть, он даже не смог набраться смелости посмотреть всё ещё обездвиженному котёнку в глаза. Он боялся, впервые в жизни боялся, и чего? Того, что мог увидеть в глазах подобранного с улицы маленького ребёнка, которому по человеческим меркам было едва ли лет семь или восемь - не то чтобы Чуя в этом разбирался. Всё это было очень сумбурно и неловко. Кое-как отмыв Дазая в ванной и именно тогда прочитав его имя - Дазай Осаму - на ошейнике, который отправился в мусорное ведро, Чуя закутал его в халат и отнёс на диван в гостиной. Не особо зная что-то о психологии гибридов, он собрал все подушки в одну кучу, создав из них гнездо, и в этом гнезде оставил Дазая, снимая с него давление своей способности. Дазай тут же судорожно вздохнул и забился на мгновение всем телом, будто запоздалый рефлекс, а после зарылся ещё сильнее под ткань халата, укрываясь ею с головой, будто хотел спрятаться от всего мира, раствориться, исчезнуть без следа. Чуя решил дать ему время, чтобы хоть немного прийти в себя, и отправился на кухню. По привычке включив радио, чтобы отвлечься легкомысленными поп-песнями, он начал изучать содержимое холодильника, пытаясь понять, что гибриду можно есть, а что - нельзя. И не сказать, что он долго провозился, минут десять, не больше, но когда Чуя вернулся в гостиную, Дазая в гнезде из подушек не было. Он обошёл всю квартиру, стараясь звать его по имени как можно спокойнее и ласковее, но всё было тщетно, и вскоре Чуя понял, почему - входная дверь квартиры была приоткрыта, хотя он точно закрыл её, когда зашёл домой. На осознание ушло всего несколько секунд, и Чуя тут же рванул следом за сбежавшим котёнком. Как оказалось, далеко тот не ушёл. Чуя выбежал в парадную частной многоэтажки как раз вовремя, чтобы увидеть ошарашенную женщину средних лет, её дёргающуюся с поводка рычащую собаку и спрятавшегося за декоративным фикусом в крупном горшке Дазая, закутавшегося по кошачьи уши в халат и пытающегося шипеть, но больше жалобно мяукающего от паники и страха. - Простите за беспокойство, - пробормотал тогда Чуя, подхватывая Дазая на руки, и спешно направился к лифту, чтобы подняться обратно в квартиру. Это был первый звоночек для него. Что бы ни говорили о пустоголовости гибридов, Дазай был достаточно умён, чтобы бесшумно стащить ключи с тумбочки, вставить их в замочную скважину, после отпереть и защёлку над дверной ручкой и удрать. Чуе пришлось начать носить ключи с собой, чтобы он не убежал на улицу. Дазай явно не доверял ему, боялся его и был готов выбрать жизнь в трущобах ещё раз, но Чуя не мог этого допустить. До того, как присоединиться к Портовой мафии, он жил на улицах Сурибачи и прекрасно знал, какое дерьмо являет собой такая жизнь, когда даже с такой способностью, как «Смутная печаль», не знаешь, переживёшь ли завтрашний день или нет. Запирать Дазая у себя дома силком было не лучшим решением в целом, но Чуя сделал это. И не пожалел. По прошествии нескольких месяцев совместной жизни Чуя узнал, что Дазай прекрасно понимает всё, что он ему говорит. Он мог игнорировать, смотреть в сторону, стоять или сидеть с пустым выражением лица, но его кошачьи уши всегда едва заметно подёргивались, реагируя на голос Чуи, и, так или иначе, Чуя видел, следует Дазай его просьбам и советам или нет. Сначала это было незаметно и хаотично, но Чуя всегда был наблюдательным и смог заметить некоторые схемы чужого поведения. Дазай, как осознал чуть позднее Чуя, тоже заметил его приспособленность; и неожиданно начал пакостить. И нет бы случайные вещи, но Дазай поистине совмещал в себе человека и кота. Например, не раз и не два, когда Чуя заставлял его пить ненавистное гибриду подогретое молоко, Дазай, пристально глядя ему в глаза, не моргая, медленно и целенаправленно пихал пальцем стакан по столешнице, пока тот не падал на пол, разливая содержимое и - иногда - разбиваясь. - Он проверяет границы твоего терпения, - сказала Коё, когда Чуя не выдержал и пришёл к ней за советом, сознаваясь в том, что в его квартире уже чёрт знает сколько обитает маленький ушастый дьявол. - Очевидно, в трущобах он оказался не от хорошей жизни. Может, его выкинули. Может, он сбежал. Ты сказал, он довольно смышлёный, не так ли? Возможно, он из тех гибридов, которые не утратили свою человеческую личность в связи с бесчеловечным отношением со стороны, и хочет узнать, как долго ты будешь терпеть его и как скоро проявишь силу, причинишь ему боль. Как бы ты ни старался позаботиться о нём, он вряд ли верит, что так будет всегда. Вероятно, его хозяева тоже были поначалу нормальными людьми. Твой котёнок хочет узнать, как скоро ты поднимешь на него руку. Коё говорила по существу, констатировала факты, которые и так уже блуждали в голове Чуи, но как же больно было слышать всё это. Чуя мечтал найти бывших хозяев Дазая и выдрать им позвоночники за то, что они сделали с беззащитным слабым котёнком. Поглаживая по голове дремлющую на его бедре Кёку, он мягко пощекотал кошачье ушко гибрида своей наставницы и слабо улыбнулся, когда девочка тихо мурлыкнула во сне. Хотел бы он, чтобы и Дазай доверял ему так же, чтобы спал рядом и позволял немного приласкать себя, показать, что людские прикосновения способны нести не только боль. Именно с этими мыслями он вернулся домой, попутно строя планы, как бы приласкать кошачьи ушки Дазая, пусть даже на секунду, мимолётно. Но подобравшийся при его появлении Дазай впервые за долгое время проявил самую настоящую агрессию. Стоило Чуе только подойти ближе, как он зашипел, цапнул воздух между ними пальцами, а после забился в угол между диваном и стенкой - своё безопасное место - сверкая на опешившего Чую глазами, полными раздражения и... Обиды? - Чуя, ты там утонул? - хнычет за дверью Дазай и скребётся подобно коту. - Я соскучился. Выходи. Хватит спать! Встряхнув головой, Чуя поспешно выключает воду и выходит из душевой кабины, накидывая на плечи халат. Стоит открыть дверь ванной, и Дазай тут же вновь обвивается вокруг него всем собой, довольно вздыхая и слизывая мелкими мазками языка капли воды с шеи. Это немного щекотно, и Чуя фыркает и легко улыбается, зарываясь пальцами в каштановые кудри и мягко поглаживая указательным и средним пальцем основание правого кошачьего уха. Дазай начинает тарахтеть будто двигатель гоночной машины, и от этого в груди зарождается приятное тепло. Комфорт окутывает со всех сторон, и Чуя легко целует Дазая в уголок губ, отчего тот весь вспыхивает, бормочет что-то невнятное и мгновенно уносится на кухню. Посмеиваясь, Чуя направляется за ним, попутно вытирая голову полотенцем. Когда Дазай был совсем котёнком, Чуя и подумать не мог, что он может вот так липнуть, любить объятия, проявлять свою привязанность мурлыканьем и притиранием, и обвиванием осьминогом. Он очень долго не понимал, почему Дазай старается держаться от него в стороне, когда Чуя возвращается домой с работы; почему постоянно пакостит, сваливая его шёлковые рубашки в кучу и катаясь по ним часами, когда его нет; почему шипит и пытается царапаться, и утробно порыкивает - ну, пытается - когда Чуя возвращается от Коё. А потом всё та же Коё, услышав его новые жалобы, негромко рассмеялась и заявила, что не так всё у Чуи и безнадёжно, если его котёнок ревнует. Чую тогда как пыльным мешком по голове ударили, а Коё, будто и не замечая его состояния - или, скорее, игнорируя его ради веселья - продолжила рассказывать о том, что для гибридов, как и для животных, важны запахи, поэтому Дазай и реагирует так на Чую: он всё ещё не доверяет ему, не подпускает ближе к себе, но при этом, как типичный представитель кошачьих, уже считает его своим и поэтому злится, что Чуя пахнет кем угодно, но не им самим. Поэтому он спит на его рубашках, поэтому шипит, когда Чуя возвращается от Коё - потому что от Чуи пахнет ластящейся к нему Кёкой, которую он вволю тискает и балует, когда заезжает к наставнице. Дазай же чувствует запах другого гибрида, более того, гибрида одного с ним вида, и бесится, что где-то там Чуя взаимодействует с другим кошачьим, да ещё и приносит его запах домой, когда должен пахнуть им и только им. - Эй, Дазай, - зовёт Чуя, обнимая топчущегося у плиты Дазая со спины, и целует его в лопатку. - Ты всё ещё ревнуешь меня к Кёке? - Что значит «всё ещё»? - фыркает Дазай и вскидывает подбородок. - Как будто я когда-то ревновал тебя к ней. Кончики его ушей краснеют, выдавая. Чуя чувствует себя так, будто может взлететь без всякой гравитации. Это чувство было незнакомо ему раньше, но с тех пор, как в его жизни появился Дазай, Чуя очень часто испытывает подобное. Он испытывал это чувство, даже когда Дазай был маленьким комком попеременных неприятностей. Например, в те моменты, когда Дазай принимал его заботу. Или в тот вечер, когда Дазай впервые уснул при нём. Чуя тогда сидел на диване с ноутбуком на коленях, а Дазай свернулся клубком на другом конце Г-образного сиденья и сверлил его пристальным взглядом, будто ожидая, что Чуя в любую секунду превратится в собаку и нападёт. А потом его глаза начали слипаться, и в какой-то момент Чуя поднял на него взгляд, решив сообщить, что им пора спать - по разным комнатам, разумеется, и как можно дальше друг от друга - и увидел, что тот тихо сопит, свернувшись клубком. Часа полтора, не меньше, Чуя просто сидел и смотрел на него спящего, улыбаясь, как последний идиот. Годы ушли на то, чтобы доказать Дазаю, что Чуя не причинит ему боль, что не выбросит на улицу, что его забота действительно бескорыстна; на то, чтобы приручить Дазая и потихоньку воспитать его, вливая в его умную - на самом деле, очень умную - голову знания о мире вокруг и о том, как выжить в нём; на то, чтобы убедить, что Чуя не считает его красивым украшением или показателем статуса; на то, чтобы - не без помощи Коё и её связей - заставить его заняться своим образованием, как только Чуя узнал, что вечно молчащий Дазай умеет разговаривать. К слову, выяснилось это при не самых благоприятных обстоятельствах. Чуя тогда раньше времени сбежал из больницы после того, как по неосторожности получил пулю в плечо во время одной из зачисток, и в ночи его неожиданно, впервые за очень долгое время, накрыла лихорадка. Температура скакнула, и Чуя помнит только, что бредил, и что ему было очень жарко. А потом в какой-то момент на лбу оказалось что-то холодное и влажное, и чей-то тонкий испуганный голосок начал звать его: Чуя, Чуя, Чуя... - Чуя? - ввинчивается в уши приятный высокий голос, и Чуя дёргается, поднимая взгляд на смотрящего на него через плечо Дазая. - Мне нужно разложить еду по тарелкам. - Ох, да, - кивает Чуя и нехотя выпускает его из своих рук. - Прости. Дазай какое-то время смотрит на него с прищуром, а после наклоняется и трётся носом об нос. Он делает так, когда замечает, что Чуя думает или вспоминает о чём-то неприятном, и это так мило, что Чуя не сдерживается и снова прилипает к нему, крепко обнимая. Что ж, иногда любовь к тактильному контакту заразна. - Скучаю по тем временам, когда ты был маленьким, - негромко ворчит Чуя, притираясь лбом к ключице. - Тогда я мог взять тебя на руки и всё такое. - Чуя и сейчас с лёгкостью носит меня на руках, - довольно улыбается Дазай, обнимая его и притираясь щекой к виску. Что ж, Чуя действительно часто носит Дазая на руках, потому что тот - ленивый мешок с костями и самопровозглашённая принцесса, для общения с которой есть правила, среди которых в том числе ношение на руках и пробуждение поцелуем, но это не то же самое. Сейчас Дазай не нуждающийся в его защите маленький котёнок, а возлюбленный Чуи. Не то чтобы Чуя никогда не носил его на руках без сексуального подтекста - это вообще происходит гораздо чаще - но было что-то особенное в том, как он брал проснувшегося после кошмара маленького Дазая на руки и обнимал, прижимая к себе и закрывая своей спиной от всего мира. Сейчас Дазай почти на целую голову выше и сам может закрыть собой от всего мира. И пусть Чуя сильнее во всех отношениях, эффект всё равно потерян. Жаль. Пожалуй, единственное, что осталось неизменным с той поры, когда Дазай был ребёнком, это - помимо ненависти к тёплому молоку - его желание помечать Чую и все его вещи своим запахом. К слову, думая об этом, Чуя порой не может не удивляться. Когда Дазай был маленьким, у них были довольно натянутые, сложные и в целом запутанные отношения, которые мешали гибриду выполнять свою миссию по клеймению запахом, потому что в руки Чуи он не давался, спать рядом не пробирался, рубашки Чуя постепенно начал от него прятать, потому что ходить в мятом не приносило удовольствия, а вне квартиры к нему налипали всевозможные запахи штаба Порта и улицы, что в целом доводило Дазая и до отчаяния, и до белого каления. В настоящем, помимо улучшения их отношений и произошедшего сближения в целом, они любовники, и Дазай сам сказал, что теперь Чуя как никогда отчётливо пахнет им, даже если постоянно принимает душ, используя всевозможные гели или мыло. И всё же он продолжает таскать его вещи и разгуливать по дому голышом, прилипая к нему при первой же возможности. С учётом всех фактов Чуя склонен полагать, что корень происходящего в том, что Дазай просто бессовестный. И собственник. Но не сказать, что это так уж его раздражает. Это даже мило - то, что, когда он переступает порог квартиры, Дазай запрыгивает на него с разбега (даже если в первый раз, когда это произошло, Чуя не ожидал, и они оба с воплями грохнулись на пол, отбив себе всё, что можно и нельзя); что трётся лицом о шею, фырчит от недовольства из-за посторонних запахов и обвивается всем собой, оплетает своим хвостом его бедро или ногу, или руку - зависит от того, как именно Чуя перехватывает его, чтобы этот великовозрастный котёнок не свалился с него. Дело ведь не только в том, что Дазай пытается стереть с него все посторонние запахи. Дело в том, что он пытается заклеймить Чую, отметить; желает, чтобы тот принадлежал ему и только ему. И неважно, состоят они в отношениях или нет, и знает ли Дазай о том, что посторонние запахи на Чуе неизбежны, или нет - каждый раз, стоит только Чуе вернуться домой, Дазай прилипает к нему вот так, притирается всем собой, со всей тщательностью пытаясь оставить на нём свой и только свой запах. «Такой ребёнок иногда», - усмехается про себя Чуя, наблюдая за тем, как Дазай раскладывает еду по тарелкам, явно намеренно обделяя себя овощами. На самом деле, если задуматься, он затрудняется сказать, сколько Дазаю на самом деле лет. В настоящем тот выглядит лет на двадцать, двадцать с лишним, но гибриды растут и развиваются иначе, чем обычные дети. Вот только даже спустя годы Дазай не желает говорить о своём прошлом, что дало бы хоть какие-то зацепки. Разговор состоялся лишь однажды, и не то чтобы Чуя получил дельную информацию. Не желая, чтобы он продолжал задавать пустые вопросы, Дазай признался, что сбежал от жестокого хозяина через несколько месяцев после того, как тот его купил. Мужчине не нравилось, как Дазай смотрел на него. Тёмные пустые глаза гибрида будто смотрели в самую глубь его гнилой души, и вкупе с полным молчанием и безэмоциональным выражением лица Дазай - даже при наличии кошачьих атрибутов - напоминал ему змею, которая медленно, едва уловимо для человеческого глаза, но подбирается всем телом в клубок перед броском на свою добычу. - Не то чтобы это было не так, - монотонно говорил Дазай, глядя сквозь пространство над левым плечом Чуи и выводя кончиком указательного пальца круги на своём колене. - Я хотел убить его. Эту громкую вечно пьяную обрюзглую свинью, от которой отказывались даже многочисленные молодые любовницы, несмотря на осыпание их деньгами. Я хотел стащить с кухни нож и воткнуть лезвие ему в глотку, но за мной всегда тщательно следили, и я был лишён этой возможности. Поэтому мне пришлось выбрать другой путь. Когда он в очередной раз напился со своими «друзьями» и решил, что мне будет хорошо житься и без «проклятых глаз», я разбил бутыль с виски в его кабинете и бросил в разлившееся спиртное зажигалку. Огонь заметили не сразу. Из-за пожара возник переполох, и я сумел выбраться из этого дома. Я сумел сбежать. - Чуя, - щелчок пальцев перед лицом, и Чуя дёргается, понимая, что опять провалился в воспоминания. - Ты сегодня странный. Что-то не так на работе? Коньячно-карие глаза и в самом деле будто смотрят в самую душу. Но Чуе, в отличие от предыдущего хозяина Дазая, они нравятся. Обычно у Дазая нечитаемый в целом взгляд, это правда, но тем приятнее и интереснее наблюдать за тем, как его глаза темнеют или светлеют из-за тех или иных эмоций, как меняются в зависимости от мимики Дазая или его настроения. Очень красивые, необычные глаза. Чуя в них - отдельно - немного влюблён. - Нет. Нет, всё в порядке. Просто устал, - криво улыбнувшись, Чуя садится за стол и придвигает к себе тарелку с рисом, мясом и овощами. - Спасибо за еду. - Приятного аппетита, - мурлычет Дазай. Под столом его хвост обвивается вокруг ноги Чуи, легко щекоча кожу под коленом. Покачав головой, Чуя только едва заметно улыбается из-за этой ненавязчивой попытки напомнить, что он больше не один, что Дазай всегда рядом и выслушает, и принимается за еду. Какие бы отношения у них с Дазаем ни были, и как бы сложно ни было на пути к достижению того, что у них есть в настоящем, он не жалеет. Ни единой секунды никогда не жалел, что подобрал Дазая с улицы и потратил бесконечные годы на то, чтобы добиться его доверия, его внимания, его заботы и любви. И пусть Дазай ленивый, бессовестный, безответственный, наглый, заносчивый и порой ужасно высокомерный для того, кто целыми днями спит и толком ничего не делает, Чуя всё равно любит его. Он любил его ребёнком, любил его котёнком, любил своим воспитанником и младшим братом, а после смог полюбить и как человека, которому вручил в итоге своё сердце. И пусть прошлое таит много плохих воспоминаний, пусть порой Чуя просыпается от неприятных мутных снов, в которых Дазай оставляет его, сбегая, или и вовсе оказывается лишь фантазией, пусть сам Дазай порой замыкается в себе и отгораживается от него, не желая отвечать на полные беспокойства вопросы, они всё ещё вместе и заботятся друг о друге. Они всё ещё поддерживают друг друга и пытаются сделать жизнь друг друга как можно лучше. - Если Чуя не будет есть, я сворую его мясо, - предупреждает Дазай и в подтверждение своих слов наклоняется вперёд, пощёлкивая палочками. Вместо того чтобы укорить его за любовь к правилу «в чужой тарелке вкуснее», Чуя тоже наклоняется вперёд и легко целует его в губы. Кошачьи уши Дазая тут же встают торчком, его хвост сильнее обвивается вокруг ноги Чуи, а сам Дазай заливается румянцем, смотрящимся на его щеках и скулах настолько восхитительно, что Чуя просто не может сдержаться. Обхватив его рукой за шею, он притягивает Дазая ещё ближе к себе и целует ещё раз, всё так же поверхностно, но прижимаясь к его губам своими чуть дольше. И только когда Дазай издаёт забавный звук между смущённым мявканьем и попыткой назвать его имя, Чуя с довольной ухмылкой отстраняется и, как ни в чём не бывало, принимается за еду. - Просто очень вкусно, - поясняет он, беззаботно пожимая плечами. - Хотел поблагодарить. Дазай утыкается лицом в сложенные на столешнице руки, бормоча о том, что Чуя его убивает. Он хнычет, дует губы и лепечет что-то о том, что это незаконно, и что его сердце не может выдержать, когда Чуя такой милый с ним. Всё это так сладко, почти приторно, но Чуя только посмеивается и продолжает есть. Это верно, что Дазай никогда не устанет помечать его своим запахом, никогда не устанет находиться в крепких объятиях Чуи, обвиваясь вокруг него всем собой, заявляя на него неустанно права. Но что ж, пусть так. В конце концов, у Чуи тоже есть кое-что, от чего он никогда не сможет устать и не сможет отказаться. Это «кое-что» - смущённый до покрасневших щёк, а иногда и ушей Дазай со сверкающими счастьем глазами. И ради этого зрелища, ради сохранения света в этих прекрасных глазах, Чуя готов пойти и пойдёт на многое; если не на всё.

|End|