Тактильный

Чуя любит свою работу. Правда. Ему нравится его должность, нравятся его полномочия, нравится его положение в Порту и нравятся его обязанности. Чуе нравится быть частью огромной машины под названием Портовая мафия и нравится видеть гордость в глазах Мори-доно во время очередного отчёта об успешной миссии. Именно поэтому в настоящем Чуя чертовски раздражён. Правду говорят - и песчинка может вызвать проблемы в механизме. Казалось бы, типичная крыса: сорок два года, одиночка, без семьи и связей. Ну куда полез? Зачем попытался откусить больше, чем сможет проглотить? Так подумал Чуя, когда Акутагава доложил ему о предателе среди низов. Он едва ли слушал - шестёрки постоянно пытаются предать и постоянно платят за это своей кровью. Однако на этот раз всё сложилось немного иначе. Крыса услышала то, что ей не нужно было слышать, и решила, что сможет эту информацию продать. - Он укрылся в Сурибачи, Чуя-кун, - ласково улыбнулся ему Мори. - Поэтому я прошу именно тебя, несмотря на очевидность того, что подобные дела не в твоей компетенции. Ты знаешь эти места лучше всех. Что ж, это правда. Неторопливо бредя вперёд и вглядываясь в каждую тень, подворотню и закуток, Чуя даже испытывает лёгкий приступ ностальгии. Когда-то он жил на улицах Сурибачи. Когда-то, кажется, будто сто лет назад, не меньше, он возглавлял «Агнцев» - местную шайку детей и подростков, беспризорников, которым было некуда идти. Они подобрали Чую и подарили ему дом. В настоящем Чуя знает, что его мать пыталась избавиться от него, наделённого способностями, которых она всегда боялась, но тогда в его памяти зияла чёрная дыра. Психологическая травма долгие годы скрывала от него правду появившимся барьером в мозгу. Мать пыталась утопить его в ванне их крошечной съёмной жалкой клетушки. Чуя кричал и брыкался, плакал и умолял «мамочку» прекратить. Его способность вышла из-под контроля. Всё вокруг окрасилось алым. Её давно нет в живых. «Агнцев» тоже больше нет рядом, но не потому, что Чуя причинил им боль. Нет, всё совсем наоборот. Они продались GSS, другой местной группировке. Чуя продаваться не захотел и получил смазанный ядом нож в спину. Может, его организм справился бы; может, нет - Чуя не знает. Всё, что он знает, что в той подворотне, куда он сбежал, чтобы истечь кровью, его нашла похожая на фарфоровую куклу поразительной красоты девочка в рюшевом платье с длинными золотистыми волосами. Девочка назвалась Элис. Девочка привела за собой мужчину во врачебном халате. Мужчину, перед которым Чуя чуть позже преклонил колено, давая клятву верности Порту, которую держит вот уже пять с лишним лет. Остановившись перед очередной стоптанной лестницей, Чуя поправляет отбрасывающую тень на ноющие от яркого солнца глаза шляпу и осматривает окрестности. Сурибачи - один огромный лабиринт. Лестницы, ходы, переходы, тайные лазы, многочисленные укромные уголки. Здесь пахнет пылью и одиночеством. Днём едва ли можно встретить хоть одного человека. Это место ночное. Беспризорники, преступники, воры, мелкие карманники, торгаши химией - все они оживают лишь тогда, когда солнце опускается за горизонт. Днём в этом месте царит мёртвая тишина, и Чуя невольно задумывается о том, что зря явился так рано. Если их крыса укрывается в Сурибачи, она, вероятно, прямо сейчас спит в какой-нибудь глубокой тайной яме и в любом случае не покажется на глаза. Шорох за спиной, звучащий в мёртвой тишине настоящим грохотом, заставляет резко развернуться на каблуках и впиться взглядом в разваливающуюся заброшенную лачугу и небольшой клочок земли перед ней. Лачуга расположена в углу закутка между двумя лестницами, ведущими на этот переходный закоулок и нижний ярус. Отогнав мысли о том, что ярусные кольца Сурибачи похожи на круги Ада, сходящиеся в том месте, где когда-то взорвалась военная лаборатория, Чуя делает шаг вперёд и осматривается внимательнее. Лачуга и в самом деле заброшена и заброшена давно. Вряд ли она вообще когда-либо служила полноценным домом какому-то отщепенцу - больше похожа на чулан или вроде того. Однако кто-то там всё-таки есть: за этими полными дыр ветхими стенами, за зияющим проёмом покосившейся оконной рамы без стекла, под прогнившей просевшей крышей. Прикинув, насколько это может быть опасно в целом и насколько может оказаться личной удачей, Чуя активирует растёкшуюся вокруг тела защитным алым коконом «Смутную печаль» и неторопливо направляется к лачуге. Никаких шорохов из неё больше не слышится, но Чуя не обманывается, поэтому резко и быстро открывает дверь, не давая находящемуся внутри подготовиться. Если это его крыса - что будет поистине поднебесной удачей - Чуя только обрадуется, ведь его дело будет сделано. Если какая-то местная шушера... Что ж, не повезло бедняге, потому что Чуя не может допустить, чтобы по Сурибачи поползли слухи о том, что человек Порта разгуливал по здешним улицам - это сразу же встревожит крысу. Искать беглеца в Сурибачи нелегко, конечно, но искать его по всей Йокогаме будет ещё сложнее. Кого Чуя точно не ожидал увидеть, так это ребёнка. Застыв посреди прохода, он вскидывает брови и впивается сканирующим взглядом в сжавшегося в углу мальчишку. Накатывает мимолётное разочарование из-за несбывшихся мечтаний по быстрой поимки крысы, однако бдительность Чуя не ослабляет. Он как никто другой знает, что даже к пятилетнему ребёнку в Сурибачи нельзя поворачиваться спиной. Дети здесь - не дети вовсе. Кто постарше - хладнокровные хищники. Кто помладше - живущие на инстинктах зверёныши. Они не понаслышке знают о жестокости мира, о правиле «либо ты, либо тебя». Пять лет, десять лет, пятнадцать лет - неважно. В этом месте опасен каждый, и такие вот забившиеся в угол выглядящие жалкими лохматые тростинки - не исключение. Правда, после тщательного осмотра ребёнка Чуя понимает, что мальчишка выглядит как-то... Слишком потрёпанно. Конечно, «Агнцы» не принимали к себе всех подряд в те времена, когда Чуя был их Королём, как его называли в тени Сурибачи, однако даже сторонним беспризорникам помогали, как могли. Были убежища, где можно поспать без страха, что тебя прирежут или свяжут, запихнут в мешок и продадут. И тут даже не знаешь, кому повезло больше - тем, кого сразу убьют и пустят на чёрном рынке по частям, или тем, кого отмоют, откормят и продадут богатым извращенцам. Были запасники с едой, где за выполнение мелких поручений можно было получить кусок хлеба. Были и склады с наворованной или обменянной одеждой, где можно было раздобыть и обувь по размеру, и тёплую куртку на зиму. Мальчишка перед Чуей выглядит поистине жалко. Чуя даже не знает, что первым бросается ему в глаза: костлявые сбитые колени, босые израненные ступни или хрупкие руки-веточки, покрытые уродливыми синяками. А может, первым он замечает, что мальчишка одет в какой-то... Мешок? Кусок некогда серой ткани? Нет, больше всё-таки похоже на мешок. Который когда-то был толстовкой. Возможно. И не скажешь, что чище - этот мешок или его содержимое. Мальчишка такой чумазый, будто никогда не приближался к воде, чтобы умыться. Руки и ноги, и лицо - всё в пыли и чёрно-серых разводах. На голове не волосы, воронье гнездо. А ещё... Приглядевшись, Чуя замечает это и шумно выдыхает сквозь сжатые зубы. Будучи частью мафии, он, конечно же, знает о гибридах; знает о закрытых «питомниках» и об экспериментах над беспризорными детьми, которых там собирают и которых в итоге превращают - если они выживают - в созданий, у которых сохраняются людские тела, но при этом появляются животные признаки, среди которых привычки, повадки и внешние отличительные признаки. Самыми распространёнными являются «коты» и «собаки». Не раз и не два Чуя видел подобных детей и подростков на банкетах, которые ему приходилось посещать, и неважно, «теневых» или организованных Министерством. Но сколько бы раз Чуя ни видел этих существ, внутри него каждый раз начинал бурлить гнев, и рождалось отрицание. Чуя знает, что подобные «питомники» - бизнес. Выгоден он правительству или нет, легален ли на все сто процентов или нет - Чуя знает, это никого не волнует. Люди могут сколько угодно выставлять себя белыми и пушистыми - ха-ха, ирония - но правда в том, что всем заправляют деньги. Уклоняющиеся от жалких налогов ради сохранения своих денег богатеи готовы эти самые деньги отдавать в десятикратном размере за право обладания таким существом, и... В общем, Чуя давно уяснил, что целиком и полностью можно доверять только себе, а порой и себе доверять лучше не стоит. Надеяться на закон, даже если ты не часть Портовой мафии, что было бы, опять же, иронично - пустое дело. Никого не волнуют несчастные дети. Никого не волнуют опыты, которым их подвергают. Никого не волнует, что способности учёных-эсперов, которые участвуют в этих экспериментах, чтобы человеческие тела приняли новые части, приносят боль и страдания. Беспризорники полезны, когда нужно создать хорошую пиар-компанию, но стоит шоу закончиться, и никого не волнует судьба «отребья», которое появилось на свет благодаря каким-то неразумным мамашам. Чуя читал о временах, когда бросивших своих детей матерей вешали. Каждый раз при виде глянцевых фотографий в журналах, где очередная дама из высшего света держит на украшенном брильянтами поводке своего «любимого щеночка, ах, я его просто обожаю!», он не может не думать о том, что если бы в современном обществе было больше жестокости в отношении наказания, оно было бы куда цивильнее и гуманнее и реже совершало бы оправдываемые, но не теряющие своей истинной сути преступления. «Возможно, мне пора снова поужинать с Фёдором», - мимолётно думает он, медленно присаживаясь на корточки. - «Уж он-то разгрузит мой мозг своей любимой философией о людских пороках». Это действительно гибрид. Кот. В полумраке лачуги и с учётом внешнего вида мальчишки так сразу и не понять, но, приглядевшись, Чуя уже более явно видит и прижатые к макушке кошачьи уши, и зажатый между тощими ногами хвост, кончик которого выглядывает из-за прижатых к груди сбитых колен. Шерсть гибрида в таком же состоянии, как и его волосы, и одежда, и весь он сам. Чуя видит краем глаза ошейник на тощей шее и чуть придвигается вперёд. Ребёнок - котёнок? - жмётся в угол сильнее, но при этом из его груди рвётся шипение, и это... Рождает в груди Чуи боль. - Тише, тише, - негромко говорит он и осторожно протягивает вперёд раскрытую ладонь. - Я не причиню тебе вреда. Разумеется, ему не верят. Котёнок шипит чуть громче и увереннее. Когда Чуя пробует придвинуться ещё немного, он резким движением выбрасывает перед собой руку и цапает пальцами воздух, как если бы кошка хотела ранить когтями. С одной стороны, это забавно, потому что эти тоненькие хрупкие пальцы не смогли бы причинить вреда и мыши; особенно если учесть, что руки у гибрида человеческие и не имеют даже мягких прозрачных когтей. С другой стороны, боль в груди Чуи становится сильнее, потому что этот котёнок... Он ведь совсем не может защитить себя. Если бы на месте Чуи был кто-то другой, он бы просто схватил этого напуганного мальчишку и сделал с ним всё, что пришло бы на ум чёрной душе. Потому что у этого гибрида нет оружия, нет силы в теле, нет... Нет ничего. Это ещё одна причина, по которой Чуя ненавидит продажную гибридную систему. Что за приютскими детьми, что за трущобными стараются хоть как-то присматривать со стороны. Да, и там, и там нет никаких гарантий на счастливое будущее, но есть хоть какие-то попытки это будущее обеспечить. Необязательно счастливое - лишь бы оно вообще было. За гибридами не присматривает никто. Кого волнует судьба проданной с магазинной витрины игрушки? Гибридов продают в богатые семьи. Гибриды блистают на обложках модных журналов со своими хозяевами. Гибридов показывают на банкетах и водят вместе со всей семьёй в оперные театры по выходным, чтобы показать себя с «лучшей» стороны. Но когда гибриды исчезают, о них никто не вспоминает. Будто умер не человек. Будто умерло животное. - Ты должен помнить, что они не совсем люди, Чуя, - однажды осадила его эмоциональную вспышку Коё. - Хочешь сказать, что считаешь Кёку животным? - огрызнулся Чуя, пристально глядя в глаза своей наставницы. Впервые в жизни он посмел поднять на Коё голос. Впервые в жизни она мгновенно отступилась, поджала губы почти виновато. Оно и понятно. Кёка, нэко-гибрид - её любимица, её сокровище, её самое дорогое и драгоценное существо. В своё время Кёка жила в семье правительственных агентов Министерства, которые были убиты мстящим им эспером. Перед смертью хозяйка Кёки совершила немыслимый поступок - она передала девочке свою способность, чтобы та защищала её. Когда об этом узнали в Министерстве, Кёку хотели усыпить. Как процедил сквозь стиснутые зубы Анго, их двойной агент, подобно Чуе ненавидящий сложившееся отношение к гибридам, Кёку считали животным с неподвластным ей опасным даром и потому решили уничтожить. Коё сделала всё, чтобы заполучить девочку. Она смогла воспитать её и привить ей бойцовские навыки. Она смогла излечить её душу своей любовью. Она смогла вытащить на свет личность Кёки, задавленную «питомником», внушающим всем гибридам, что они - не люди, лишь животные, питомцы, предметы, декор. Она смогла помочь девочке подчинить «Снежного демона». Она смогла пробудить в Кёке разум и человечность. Именно поэтому Чуе больно смотреть на ребёнка перед ним. Этот мальчик с кошачьими ушами и хвостом... Он вряд ли оказался в Сурибачи от хорошей жизни. Возможно, его выбросили. Возможно, он сбежал от жестоких хозяев. Вот только гибриды - не животные. Этот мальчик - не настоящий кот. Он не умеет охотиться, не умеет защищаться, не умеет выживать. Его человеческое тело предназначено для полноценной человеческой жизни. Ему нужно тепло и чистая вода, и нормальная одежда, и обувь, и соответствующая еда, и много чего ещё. Этот котёнок - да и все гибриды в целом - не предназначен для жизни на воле. Его никто не обучал, как выживать в людском мире. Его никто не обучал, как быть человеком. Гибриды созданы для жизни в роскоши, где о них заботятся личные врачи и няньки, гувернантки и слуги. Одинокий маленький котёнок посреди трущоб Сурибачи? Его дни сочтены. План, сумасшедшая идея рождается в голове Чуи за считанные секунды. Здравый смысл вопит, что его затея - безумие, но мягкое сердце в груди обливается кровью при виде дрожащего тельца и огромных испуганных глаз на худом от голода лице. Чуя придвигается ближе. Гибрид шипит и снова цапает пальцами воздух. Свернувшийся в клубок, судорожно шарящий взглядом то по Чуе, то по дверному проёму за его спиной, он сбито шумно дышит и напуган так сильно, что его сердечко явно готово выпрыгнуть из груди. Именно поэтому Чуя ненавидит себя не так сильно, как мог бы, когда понимает, что к нему не подобраться, и использует «Смутную печаль». Да, когда алое свечение расползается по всей лачуге, обхватывает гибрида, лишая его возможности двигаться, и в коньячно-карих глазах зарождается истинная загнанность от осознания невозможности пошевелить и пальцем, Чуя ощущает себя настоящим мерзавцем. Но, снимая с плеч пальто и укутывая в него подхваченного на руки котёнка, он успокаивает свою совесть тем, что иначе не обошлось бы без новых травм. Гибрид наверняка начал бы пинаться, кусаться, брыкаться и вырываться из его рук, из-за чего на его коже остались бы новые синяки; а может, и не только они. Хочет Чуя того или нет, грубая сила всегда была и будет его сутью. С учётом хрупкости детских костей, он мог причинить боль и ненамеренно - достаточно было просто сжать пальцы на чужом запястье чуть сильнее, и послышался бы ужасный громкий хруст. - Прости, - негромко, искренне просит Чуя, прижимая гибрида к груди и заглядывая в его глаза. - Прости, я просто не хочу причинить тебе боль. Всё хорошо, слышишь? Я не причиню тебе вреда. Гибрид только моргает в ответ и смотрит с ужасом. Он дышит часто-часто, неглубоко и сипло. В какой-то момент на его ресницах начинают собираться слёзы, и Чуя поспешно отводит взгляд. Желудок сводит до тошноты. Ещё с детства в трущобах Чуя совершил немало тёмных дел. Ему было шесть, когда вышедшая из-под контроля способность убила его мать. Ему было девять, когда он убил своего первого человека, живя на улицах Сурибачи в составе «Агнцев». К пятнадцати годам на его руках было много крови, за его спиной сложилась целая дорога из трупов. Когда Чуя присоединился к Портовой мафии, пусть он и начал в качестве «неприметного» Короля Драгоценностей, крови и трупов меньше не стало. Пожалуй, с учётом всех проверок, покушений и предательств их стало в десятки раз больше за один только первый год в Порту. К двадцати годам Чуя - Исполнитель и один из Пяти Руководителей Портовой мафии - сидит на троне из черепов, и ноги его по колено в реке алой крови. Но никогда в жизни Чуя не чувствовал себя так, как чувствует себя сейчас, пока несёт обездвиженного гибрида к своей машине - распоследним ублюдком. - Я не причиню тебе вреда, - ласково, мягко говорит он, усаживаясь за руль и пристраивая котёнка себе на колени. Он использует тон, которым обычно говорил с Кёкой, когда та только к нему привыкала. Вот только проблема в том, что на тот момент Коё уже пробудила в Кёке её человечность, и Кёка была в процессе социализации, забывая о том, что вбивали в «питомнике», и заучивая то, что нужно знать любому человеку для выживания в людском мире. К тому же, в той семье, где она жила до того, как оказалась в клетке Министерства, её любили, по-настоящему любили, и Кёка попала к Коё не такой забитой и «пустой», какой могла. Она пребывала в шоке, потому что своими глазами видела смерть хозяев, но это было единственной стоящей проблемой на тот момент. Мальчик же на его коленях вряд ли понимает человеческую речь, если никто его этому не учил. А уж если Чуя что и знает о скупающих гибридов богатых ублюдках, так это то, что те держат их исключительно за неразумное зверьё. Дрессировка? Да. Обучение? Нет. Именно поэтому он чувствует себя так дерьмово. Потому что он хочет помочь, но котёнок на его коленях вряд ли понимает это и лишь боится его до ужаса. Чуя решил взять этого гибрида домой и позаботиться о нём, как в своё время Коё позаботилась о Кёке. У него нет корыстных планов, и ему не нужна благодарность или возвращение долга. Он просто хочет помочь, потому что это единственное, что он может сделать. Продажная гибридная система существовала до его появления на свет, будет существовать ещё долгое время после его смерти, и не Чуе с ней бороться. Но если уж ему на пути попался этот брошенный гибрид, который не переживёт ближайшую зиму, если не умрёт ещё раньше от голода или болезни, Чуя не отвернётся, не пройдёт мимо, не оставит того, кому может помочь, за спиной. О том, как долог, сложен и тернист будет путь этой помощи, Чуя понимает в тот момент, когда оказывается в своей квартире на пороге ванной комнаты. Первое, о чём ему нужно позаботиться - это отмыть гибрида, обработать его раны, переодеть его в чистую футболку или рубашку и накормить. Это первоочерёдные задачи, но Чуя понимает, что самая первая уже вызывает у него ступор, потому что обездвиженный котёнок в его руках всё ещё дрожит и жмурится; когда не смотрит с откровенным ужасом, заставляя испытывать безосновательную тошноту. Чуе нужно раздеть его и отмыть. Но вряд ли котёнок будет сидеть тихо, если Чуя ослабит действие способности, что означает, ему придётся лишь немного ослабить давление, но всё остальное на его плечах. В тот момент, когда Чуя касается верха грязной толстовки-мешка и начинает стаскивать её с узких костлявых плеч, котёнок замирает и перестаёт дышать. Чуя же, напротив, ощущает себя так, будто ему требуется выйти подышать в лоджию, чтобы справиться с тошнотой и безосновательным отвращением к себе. Он прекрасно знает, для чего масляно блестящие глазами ублюдки покупают себе юных мальчиков и девочек, не только гибридов. От мысли о том, что этот котёнок познал прикосновение грязных лап, внутри разгорается бессильная ярость. От мысли о том, что он может думать, что Чуя раздевает его для этого же, слюна становится солёной и вязкой, а в горле встаёт отвратительный липкий ком. - Я собираюсь отмыть тебя и обработать раны, - негромко говорит Чуя, стаскивая с котёнка балахон, под которым больше ничего нет, и опуская его в полную тёплой воды и пены ванну. - У тебя много ссадин и порезов. Ноги в ужасном состоянии, и шерсть совсем свалялась. Я не причиню боли, слышишь? Какие бы ни были твои хозяева - не все такие. Чуя не знает, понимает его котёнок или нет, но склоняется ко второму варианту. В гибридах подавляют человеческую часть. Их «воспитывают» так, чтобы были тихими и послушными красивыми куклами. Однако если в этом мальчишке сейчас доминирует животная часть, это может быть не так уж и плохо в целом. Животные чувствительны к запахам, к интонациям, к температуре и к движениям. Чуя помнит, первое время Кёка не подпускала его к себе, шипела и подбиралась всем телом. Но если он просто говорил с ней, неважно, о чём, если читал ей вслух, дожидаясь Коё, девочка чувствовала себя комфортно и иногда даже подсаживалась чуть ближе, прикрывая глаза и вслушиваясь в его голос, подёргивая стоящими торчком кошачьими иссиня-чёрными ушами. Именно поэтому он продолжает говорить: когда расстёгивает потрёпанный ошейник и читает на нём имя гибрида - Дазай Осаму; когда котёнок отмокает, а Чуя достаёт халат и полотенца; когда начинает отмывать его мягкой губкой; когда как можно ласковее промывает волосы и шерсть на кошачьих ушах и хвосте; когда вытирает его полотенцем и закутывает в халат; когда просушивает вьющиеся каштановые волосы и осторожно расчёсывает их, подсадив котёнка на стиральную машину; когда промывает антисептиком все его раны и дует на них под тихое жалобное мяуканье, заставляющее сжиматься всё в груди; когда забинтовывает его израненные ступни и щиколотки и заклеивает пластырями колени, локти и пальцы на руках. - Ты в безопасности, - обещает Чуя, подхватывая котёнка на руки и вынося его из ванной. - Здесь с тобой ничего не случится, - обещает Чуя, собирая все подушки с дивана и устраивая из них мягкое гнездо. - Я о тебе позабочусь, - обещает Чуя, осторожно снимая действие своей способности и отходя в сторону. Как он и предполагал, котёнок дёргается всем телом, шебуршит руками и ногами, а после сворачивается клубком, пряча лохматую макушку под тканью халата. Его становится совсем не видно, и если бы Чуя не знал, что котёнок среди подушек, то и не заметил бы его. Снова начинает грызть совесть за то, что напугал его своей способностью, но Чуя отмахивается от неё, потому что другого выбора всё равно не было, и направляется на кухню. Пусть гибрид пока что эмоционально отойдёт от всего произошедшего, а Чуя сможет найти для него какую-нибудь еду. Стоя перед раскрытым холодильником и невольно притопывая пяткой в такт льющейся из включенного по привычке радио песне, Чуя понимает, что и тут просто не будет. Чёрт возьми, ему стоило быть внимательнее за столом с Коё и Кёкой. Чуя помнит, что что-то из еды девочке точно было противопоказано, но вот что? И почему? Личная аллергия или причина в кошачьей природе? Кажется, Кёке очень нравилось молоко. И его нужно было... Давать тёплым? Кажется, так. Ещё Кёка спокойно ела рис, но ей не нравились овощи. И она предпочитает рыбу, а не мясо. Будет ли найденный Чуей котёнок есть рис? - Я полный кретин в таких вещах, - мученически вздыхает Чуя и в итоге закрывает холодильник. Решив, что котёнок сам сможет показать на то, что захочет съесть, или что-то вроде того, он возвращается в гостиную; взглянув на диван, осторожно подходит ближе, понимая, что ничего не изменилось, а после замирает. Нет, изменилось. Клубка из белого халата с начинкой в виде котёнка на диване нет. Паника вспыхивает ярким светом, но Чуя подавляет её и осматривается. У него достаточно большая квартира для одного человека: сказалось детство в трущобах, крошечные ночлежки и недостаток личного пространства и места. Спальня, две гостевые комнаты, личный кабинет для работы, гостиная, кухня, лоджия, ванная комната с раздельным санузлом - Чуя обходит каждое помещение, заглядывая во все углы и даже под кровати, но котёнка нигде нет. - Дазай? - зовёт он, вновь возвращаясь в гостиную; прислушавшись к тишине, пробует ещё раз: - Осаму? Он не знает, как называли котёнка предыдущие хозяева. Имена даются гибридам в «питомниках» по их человеческой «части», но многие хозяева выбирают для своих «питомцев» новые имена или же клички. Кто бы знал, как сильно Чую бесит последнее. Но не то чтобы кого-то волнует его мнение по этому вопросу, разумеется. Тем не менее, на ошейнике было имя «Дазай Осаму», и котёнок должен откликаться на него. Впрочем, этот несчастный мальчишка едва ли кому-то что-то должен, поэтому Чуя ещё раз обходит квартиру и только тогда замечает это. Выйдя из ванной, он чувствует сквозняк по ногам, и его взгляд тут же прикипает к входной двери. Двери, которую Чуя закрыл на защёлку и ключ. Двери, которая едва заметно приоткрыта. Чуя смотрит на тумбочку. Ключей на ней нет. «Вот чёрт», - только и проносится в его голове, прежде чем Чуя обувается и выбегает из квартиры. Вряд ли котёнок воспользовался лифтом. Он наверняка решил спуститься по лестнице, побежав по первому увиденному пути к свободе, и Чуя тоже бежит вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки и попутно удивляясь скорости гибрида. Где-то в районе семнадцатого этажа он находит валяющиеся на ступенях ключи и подбирает их, несясь дальше и радуясь тому, что на верном пути. Вот только вся радость испаряется, когда в районе пятого этажа слышится эхо громкого собачьего лая. У Чуи всё внутри покрывается коркой льда, и он почти кубарем скатывается по последним пролётам и выбегает в парадную... Вероятно, с довольно диким видом, потому что при виде него удерживающая рвущуюся с поводка рычащую и лающую собаку женщина средних лет отшатывается в сторону с испуганным возгласом. Она выглядит ошарашенной, и Чуя понимает её удивление в тот момент, когда прослеживает направление рвущейся громкой собаки - не каждый день в парадной их дома можно увидеть гибрида. Конечно, это частная «элитная» многоэтажка, и Чуя знает, квартиры в этом доме занимают люди достатком намного выше среднего, но ни у кого из них нет достаточно денег или связей, чтобы приобрести гибрида. В голове мелькает мысль о том, что если о нём не поползут слухи, это будет настоящим чудом, но в целом Чуе наплевать. Куда больше его заботит забившийся в угол между стеной и декоративным пышным фикусом в крупном керамическом горшке Дазай, который кутается в халат по самые кошачьи уши и пытается шипеть в ответ на рычание пса, но больше жалобно испуганно мяукает. - Простите за беспокойство, - бормочет Чуя, проносясь ветром мимо заторможено кивнувшей женщины. При виде него в глазах котёнка не появляется облегчение. Нет, совсем наоборот. Он выглядит так, будто увидел личного палача, но Чуя игнорирует этот взгляд, подхватывая его на руки. Он слишком испугался, когда понял, что котёнок сбежал, и что больше, что меньше - не имеет значения, потому что его сердце и так бьётся где-то в глотке. Поблагодарив всех богов за то, что один из трёх лифтов оказывается на первом этаже, Чуя заходит в него и нажимает кнопку своего этажа. Как только двери закрываются, скрывая его от взгляда женщины и от её продолжающей рычать и лаять псины, он прислоняется спиной к стенке лифта и шумно выдыхает. От этого звука всхлипывающий в его руках котёнок весь сжимается, и Чуя поглаживает его по спине. - Всё хорошо, - бормочет он. - Всё хорошо. Ты слышишь меня? Дазай? Котёнок в его руках замирает. Его частично торчащие из-под сбившейся ткани халата кошачьи ушки дёргаются, и, несмотря на полную эмоциональную измотанность, Чуя не может сдержать улыбки. Что ж, это уже хоть что-то. - Всё хорошо, Дазай, - повторяет он. - Я не злюсь на тебя и не собираюсь наказывать, ладно? Я просто сильно испугался, когда ты убежал. Для тебя нет места на улице, слышишь? Ты там не выживешь. Я хочу позаботиться о тебе, помочь тебе. Тебе не нужно меня бояться. Котёнок в его руках никак не реагирует на эти слова. Он не расслабляется и не обнимает для удобства за шею. Он не поднимает лица, но и не пытается снова закутаться в халат целиком. Он просто... Будто смиряется с тем, что ему не избавиться от Чуи, и Чуе от этого настолько же горько, насколько и нет. Из-за всего произошедшего в нём вопреки всему зарождается надежда, на то, что у него всё получится. Сопротивление Дазая, его попытки вырваться, его побег - всё это дало Чуе понять, что он похож на Кёку; что его человеческая часть не подавлена, как у большинства гибридов. Дазай додумался стащить ключи, смог открыть все замки и удрать. Чуя начинает склоняться к версии его побега от хозяев, а не к тому, что его вышвырнули на улицу. И если это так, значит, Дазай в состоянии понимать и анализировать происходящее, выбирать, что для него хорошо, а что - плохо. И всё это - очень, очень хорошо. - У нас получится, - улыбается Чуя и вновь осторожно поглаживает свою ношу по спине, когда лифт выпускает его на этаже его квартиры. - У нас всё обязательно получится, Дазай. В квартире приходится убрать ключи в карман брюк с мысленной пометкой всегда следить за их наличием на новом месте, а вновь начавшего вырываться в ванной Дазая - слегка обездвижить способностью, чтобы отмыть его ноги и сменить собравшие всю пыль с лестниц и парадной старые бинты на новые. После этого Чуя относит Дазая прямиком в его новую комнату - разумно выбрав ту, что дальше от его спальни - и переодевает в одну из своих чёрных свободных футболок. Отменив действие способности и оставив его по центру двуспальной кровати, Чуя возвращается чуть позже с двумя кружками подогретого молока и остатками сашими из лосося; оставив всё это на тумбочке, покидает комнату под прицелом пристального взгляда, оставляя дверь широко открытой, чтобы не создать впечатление клетки. До конца дня Дазай так и не показывается в гостиной, и из его комнаты не доносится и звука. В одиннадцатом часу вечера Чуя отставляет ноутбук и крадучись пробирается к дверному проёму, заглядывая внутрь. Лосось и молоко исчезли, а сам Дазай не находится на кровати, но Чуя видит торчащий из-под неё кончик чёрного пушистого хвоста и облегчённо выдыхает. Если Дазай чувствует себя там комфортнее, кто Чуя такой, чтобы ему запрещать? Но ключи он на всякий случай подвешивает на ночь к одной из стеклянных капель на люстре в своей спальне - чтобы наверняка. Судя по взгляду, которым Дазай награждает его утром, когда Чуя заглядывает к нему в комнату, чтобы проверить, не спит ли котёнок, и узнать, будет ли он завтракать, очень даже не зря. «Умный, наблюдательный, решительный, упёртый, своевольный и свободолюбивый», - мысленно перечисляет Чуя, пока готовит яичные рулеты. Звучит как рецепт проблем, как отзвуки сильной головной боли, но он рад этому. Обычно гибриды тихие, послушные куклы без капли сознательности в глазах. Дазай смотрит на Чую нечитаемо, но в его глазах под отсутствием эмоций, под флёром страха перед более сильным, таится хищный отблеск желания жить. Такого блеска не должно быть у ребёнка. Такого блеска не должно быть у гибрида. Но он есть, этот хищный блеск, и поэтому Чуя улыбается, пока готовит завтрак на двоих и подогревает для Дазая молоко. Этот блеск означает, что человеческая личность Дазая поломана и частично подавлена, верно, но - не мертва. И пусть их знакомство началось не с той ноты, пусть Чуя напугал Дазая, пусть явно оттолкнул демонстрацией своей силы и превосходства, он не отчаивается. Он знает, что и запереть Дазая у себя в квартире не является верным и правильным, как и навязывание своего внимания, но он так же знает, что Дазаю это нужно. Дазай и сам скоро это поймёт. В трущобах не жизнь - выживание. Даже со своей способностью Чуя порой не был уверен, переживёт следующий день или нет. Дазай не подготовлен к жизни на улице. Он вообще не подготовлен к жизни как таковой. Но так уж получилось, что их пути пересеклись, и теперь Чуя сделает всё, что в его силах, чтобы помочь. А останется Дазай с ним в итоге или уйдёт - неважно. Главное, чтобы он мог позаботиться о себе.

|...|