Тактильный

На закрытой береговой линии Сурибачи пустынно и тихо. Оно и понятно - обычные люди не могут добраться сюда, не могут спуститься с крутого обрыва скалы на небольшую полоску песчаной суши, окружённую по обе стороны высокими валунами. Пробраться на этот маленький пляж можно разве что вплавь: например, если спрыгнуть в воду с оставленной неподалёку лодки или яхты. Чуе, разумеется, не нужно ни то, ни другое. С такой способностью, как «Смутная печаль», полёты и передвижения по труднодоступным и труднопроходимым местам не то чтобы большая проблема. - Дазай, будь на виду, - только и просит он, прежде чем тот исчезает без следа. Не то чтобы Чуя выбрал это место для прогулки с расчётом на то, что Дазаю будет некуда бежать. Нет, к своим двенадцати - ну, Чуя примерно так определяет возраст гибрида в настоящем - Дазай уже прошёл активную фазу пакостничества, ещё раньше покончив с фазой активного желания сбежать. Понадобилось прилично времени для всего этого и ещё больше времени ушло на то, чтобы всё обдумать и на самом деле выпустить Дазая из квартиры, но Чуя просто не смог больше терпеть постоянно включенных каналов по типу «ночная жизнь природы» и частых - очень частых - печальных вздохов. К тому же, эта прогулка - поощрение для Дазая и своего рода подарок. Дело в том, что после того, как Чуя узнал о том, что Дазай умеет разговаривать, и постепенно понял, что от человеческого сознания в гибриде сохранилось непомерно много, если не всё, он тут же обсудил ситуацию с Коё и попросил её об услуге. В своё время Коё нашла учителей для Кёки, чтобы та могла отучиться на дому и сдать экзамены, как простой человек. Желая для Дазая только лучшего и не забывая своего обещания помочь приспособиться к людскому миру, научить выживать в нём, дать всё, что нужно для жизни в нём, Чуя постепенно начал заводить с Дазаем разговоры на эту тему. Сначала это были вскользь оброненные фразы, а после, не встретив ярого сопротивления и отторжения, Чуя решился поговорить об этом напрямую. - Тебе это пригодится, - сказал он, усадив Дазая перед собой на диван и привычно устроившись напротив него на краю кофейного столика. - Когда я жил в трущобах, такие вещи меня особо не занимали, но когда я оказался в Портовой мафии, то осознал, как много мне нужно знать и уметь, чтобы добиться хотя бы самой низшей ступени иерархии. Да, из-за сильной способности Коё-анэ-сан сразу взяла меня на обучение, пристроив под своё крыло, но мне всё равно пришлось выучиться и сдать экзамены, чтобы получить все эти корки, которые я считал бесполезными. Дазай воспринял эту речь без особого энтузиазма, но в итоге согласился. Чуя знает, почему. В конце концов, каким бы ленивым, любящим поспать клубком вреда Дазай ни был, просидеть столько времени взаперти наедине с собой или наедине с Чуей, совместное существование с которым поначалу было для Дазая подобно Аду - всё это не прошло бесследно. Дазаю было скучно. Дазаю постепенно становилось одиноко, ведь Чуя днями пропадал на работе. Телевизор не развлекал. Игрушки, которые Чуя покупал для него, быстро наскучивали. Судя по беспорядку на книжных полках, Дазай пошарился и там, но вряд ли нашёл что-то дельное: возможно, книги были не такими уж и интересными для него. - Я обещаю, тебе понравится, - заверил тогда Чуя, вспоминая самого себя: как сначала брыкался и скулил об обилии того, что нужно выучить, а после втянулся и полюбил сидеть за книгами, особенно по истории. Как оказалось, его заверение оказалось ложью. Дазаю не понравилась учёба. Он ненавидел своих учителей. Он ненавидел, что для обучения они приезжали в выходные дни Чуи и оставляли в гостиной свой запах. Он терпеть не мог, когда с ним пытались говорить как с неразумным существом, и сразу показывал клыки - ну, клычки. В итоге Чуе пришлось в очередной раз вытерпеть пару дней шипения и забастовок в «безопасном углу» и позволить Дазаю целый день пить одно только холодное молоко, после чего Дазай успокоился и сам подошёл к нему. - Итак? - спокойно спросил Чуя, когда во время готовки Дазай подкрался со спины и ткнулся лбом между его лопаток. - Они глупые, раздражают, и мне не нравится их запах, - перечислил Дазай; помолчал пару минут, пока Чуя сворачивал яичные рулеты, а после добавил: - И я понимаю всё быстрее, чем они объясняют. Скучно. Чуя не верил, что отобранные Коё для обучения Кёки люди могли быть глупее гибрида, даже если Дазай был весьма смышлёным. Однако тесты, которые Дазай прошёл для оценки своих умственных способностей, доказали его слова. Как оказалось, Чуя подобрал в трущобах маленького гения. Как только это было определено, Чуя позаботился о том, чтобы для Дазая подготовили усложнённую программу, но никакие учителя больше не приходили к ним домой. Дазай занимался сам, предпочитая вместо бубнежа очередной «мыши в костюме», как он называл этих людей, свернуться клубком не-совсем-под-боком работающего с ноутбуком Чуи и изредка невзначай касаться его бедра или локтя кончиком кошачьего хвоста. Постепенно такие вечера вошли в норму, и Чуя особенно полюбил их. Было что-то уютное в том, чтобы сидеть вместе на диване с кружками молока - хорошо, я не буду его греть, но сначала оно постоит на столе! - и кофе и на пару заниматься своими делами, иногда обмениваясь замечаниями о том, что очередной отчёт был составлен криворуким идиотом, или о том, что если применить теории гравитационной сингулярности к возможности Чуи управлять собственной гравитацией и гравитацией окружающего пространства, то можно создать настоящую Чёрную дыру. К слову, на эту тему Дазай говорил очень много и очень красочно; а ещё чертовски запутанно, поэтому Чуя ничего не понял из его пространственных рассуждений, подкреплённых реальными фактами и расчётами уравнений Эйнштейна, но на всякий случай сказал твёрдое «нет» на неозвученные, но так и витающие в воздухе просьбы из серии «давай посмотрим, что получится?». Дазай тогда искренне расстроился. Маленькое ушастое чудовище. Впрочем, когда Дазай не пытается найти или создать собственный рецепт катастрофы, он просто глотает книги и пособия одно за другим и тут же берётся за что-то новое. У него феноменальная память и очень высокий уровень понимания самых разных вещей. Даже если Дазай что-то не понимает с первого раза - что случается довольно редко - он проводит собственную цепь рассуждений, которая в итоге приводит его к нужному выводу. Иногда Чуя чувствует себя рядом с ним откровенным тормозом, а иногда задумывается о том, что чем больше он обсуждает с Дазаем его учёбу или какие-то глобальные философские вопросы, тем больше Дазай напоминает ему Мори-доно, в голове которого тоже бесконечный космос, наполненный всезнанием и долгоиграющими планами, интригами и шахматными партиями с Министерством, ВДА и вообще со всем миром. Расстелив на песке плед и скинув ботинки и носки, Чуя зарывается ногами в тёплый песок и жмурит на солнце глаза. С залива дует прохладный ветер. Приятно шелестят набегающие на берег волны. Отсутствие людей и ненужного внимания позволяет расслабиться и немного опустить бдительность. Заслышав шаги в стороне, он поворачивает голову и сквозь ресницы наблюдает за Дазаем. Шлёпанцы уже где-то потерялись, и тот прыгает по песку босыми ногами. В самом деле, прыгает. Чуя даже выпрямляется, чтобы видеть получше. Казалось бы, такая мелочь - оставить свои следы на песке, но Дазай явно от этого в восторге, потому что его глаза, обычно тёмные и нечитаемые, лучатся восторгом, а на чаще поджатых в нить губах цветёт лёгкая улыбка. - Осторожнее, - негромко окликает его Чуя. - На этом пляже вряд ли кто-то бывает, и уж точно его не убирают. Можешь поранить ноги об острые камни или ракушки. Встрепенувшись, Дазай поднимает на него взгляд и кивает, а после уносится прочь. Он вообще весь эмоции и волнение с той минуты, как Чуя сообщил, что они отправляются на прогулку. Конечно, был один неприятный момент, когда в лифте они столкнулись с уже другой соседкой по дому, но тоже с собакой, и Дазай буквально запрыгнул на Чую, попутно шипя на заскулившую декоративную собачонку, но... Не то чтобы он был совсем неприятным. Для Дазая, быть может, но не для Чуи, потому что держать Дазая на руках ему очень понравилось. А вот второй неприятный момент не пришёлся по душе никому из них. Пусть Чуя всячески успокаивал Дазая, пусть тот давно узнал и понял, что собой представляет «Смутная печаль», у Чуи всё равно останутся синяки от его хватки на лопатках, потому что когда он задействовал способность, чтобы шагнуть с утёса, обвившийся вокруг него всем собой Дазай впился в его спину пальцами с такой силой, что будь у него когти, Чуе срочно понадобились бы бинты. Но в настоящем от волнений и испуга не осталось и следа. Дазай бегает тут и там, зарывается ногами в песок, пинает волны, с восторгом наблюдает за пролетающими над головой чайками и суёт любопытный нос во все щели. Он даже умудрился поймать крошечного краба и показать его Чуе; а после взвыть, когда клешня вцепилась в его мизинец, и запустить свою находку снарядом в залив. В тот момент, когда Дазай вдруг падает на колени и начинает собирать ладонями песок для постройки чего бы то ни было, в тот момент, когда он, всегда такой отстранённый и закрытый, и сложный, и непонятный, поднимает взгляд на Чую и улыбается ему, в груди Чуи и вовсе разливается тепло. Он никогда не жалел о том, что забрал Дазая к себе, но часто сомневался в самом себе и в том, справится ли с той ношей, что взвалил на свои плечи. Эти сомнения грызли его часто и отпускали лишь в те моменты, когда Дазай сворачивался клубком у него не-совсем-под-боком. Тогда Чуя вспоминал о том, какую работу они оба проделали, какой долгий путь прошли, и его отпускало. Но окончательно отпускает Чую только сейчас, когда он смотрит на Дазая: на его позолоченные солнцем растрёпанные кудри, сверкающие глаза и залитые бледно-розовым румянцем, так красящим его лицо, щёки. Дазай выглядит счастливым, по-настоящему счастливым, и не боится показать это, не пытается скрыть. Будто последние барьеры были опущены, и Чуе позволили увидеть уязвимую беззаботность и нежную легкомысленность, полный отпуск себя. К тому времени, как Дазаю надоедает наводить вокруг хаос, Чуя задрёмывает. Растёкшись по пледу, наслаждаясь теплом и тишиной, и перебирающим невидимыми пальцами вьющуюся рыжую чёлку ветром, он чувствует себя весьма комфортно и расслабленно; поэтому и не замечает, как Дазай встаёт на четвереньки и начинает медленно подкрадываться к нему. На его лице едва не неоновая надпись со словами «хочу сделать пакость», но в итоге Дазай так и не прыгает на Чую, не кидается в него песком и не пристраивает на его пылающую огнём шевелюру выброшенные на берег липкие водоросли. Вместо этого он замирает в паре метров от Чуи и какое-то время рассматривает его лицо, а после подползает ближе и опускает голову ему на грудь. Почувствовав давление, Чуя приоткрывает глаза и сквозь ресницы вопрошающе смотрит в пристально смотрящие на него карие глаза. Но Дазай ничего не говорит и ничего больше не делает. Он просто лежит полубоком с головой на его груди и смотрит, смотрит, смотрит, а после его глаза начинают слипаться, и он притирается щекой к рубашке и начинает тихо сопеть. Несмотря на то, что хорошо прибавил в росте и отъел небольшие щёчки, несмотря на слишком взрослый для ребёнка взгляд, несмотря на гениальные мозги и острое стремление к самодостаточности, в этот момент он выглядит непривычно уязвимым, а ещё очень мягким. Настолько, что Чуя решается и осторожно протягивает руку, задерживая пальцы над макушкой Дазая. И когда тот не дёргается в сторону, вместо этого совсем закрывая глаза, Чуя наконец-то делает то, о чём мечтал чертовски долгое время. Он опускает ладонь на мягкую макушку и осторожно поглаживает Дазая по затылку, перебирая пальцами вьющиеся шёлковыми колечками пряди волос. - Приятно... - едва слышно признаётся Дазай. На самом деле, он произносит это так тихо, что Чуя думает - показалось. Но когда он смотрит на лицо Дазая, то видит раскрасневшиеся щёки и зажмуренные глаза. От этого сладко щемит в груди, и Чуя не может сдержать широкую улыбку. - Я прихватил нам перекус, если что. Бутерброды и холодный чай в термосе. - Не хочу, - шелестит Дазай. Он немного ёрзает, пристраиваясь поудобнее, и снова притирается щекой к рубашке на груди Чуи. Прикусив щёку изнутри, чтобы не рассмеяться, Чуя ничего больше не говорит. Очевидно, что Дазай хочет полежать вот так, чтобы получить больше поглаживаний, но стесняется в этом признаться, потому что он весь такой холодный и отстранённый, и ему не нужны все эти нежности. Вот только правда в том, что Дазаю очень, очень нужны и нежности, и тепло, и прикосновения. Потому что Дазай под всеми своими слоями защиты - маленький ребёнок, который пережил слишком много дерьма для своих лет. Недоласканный и недолюбленный, он нуждается в заботе, пусть и не признаёт этого. «И я подарю тебе её, Дазай», - мысленно обещает Чуя, наблюдая за подёргивающимися кошачьими ушами, к которым так и не решился прикоснуться. - «Я подарю её тебе». Ему действительно хочется это сделать. Всегда хотелось, но в последнее время - особенно. Потому что только последний глупец не заметил бы, что Дазай начал привыкать к нему, привязываться и открываться всё сильнее. Пролетевшее время кажется Чуе столетиями - так много всего произошло, столько нервов было потрачено, такой накалённой постоянно была обстановка в его доме. Но в то же время всё плохое размывается в памяти и отходит на второй план довольно быстро. Поэтому, пусть Чуя порой и поражается поведению Дазая, он быстро принимает новые изменения и приспосабливается. Это занятно, если задуматься. Считанные месяцы назад Чуя был уверен, что Дазай так и не даст к себе прикоснуться, но вот он лежит головой на его груди и делает это по собственному желанию. Дазай вообще многое делает по собственному желанию - всегда делал - но в последнее время его желания так или иначе связаны с Чуей. Он начал крутиться на кухне, когда Чуя готовит еду, и иногда даже помогает. Он начал всё ближе подбираться к нему на диване, пока не стал сидеть так близко, что осталось только поднырнуть под руку и прижаться к боку, но каждый раз Дазай делает вид, что не понимает, почему Чуя так насмешливо на него смотрит; или шлёпает его хвостом по лицу, что только подтверждает догадки Чуи о желании близости. Ещё Дазай стал чаще позволять себе пристраивать голову на его бедро и дремать. Раньше он делал так исключительно в те дни, когда Чуя очень сильно уставал после работы, и это очень грело сердце, потому что попытка поддержать была очевидной. Однако в настоящем Дазай делает это больше для собственного удовольствия, и от его желания идти на физический контакт Чуя чувствует себя так, будто с его плеч исчез тяжкий груз. Прикосновения вообще очень волнуют его. Дазай продолжает в целом молчать, предпочитая общаться взглядами и жестами, к чему Чуя уже привык, но порой ему остро нужны ответы на некоторые вопросы, и прошлое Дазая - один из них. Чуя не знает, какими были хозяева Дазая, купившие его, но может себе представить, что тот оказался на улице и так шугается от людей не от хорошей жизни. Вот только чтобы помочь Дазаю, чтобы у него не развились фобии, Чуе нужно знать подробности, нужно понимать, стоит ли обращаться к каким-то специалистам или нет. Хочет Дазай, чтобы к нему забирались в голову, или нет, некоторые проблемы нельзя пускать на самотёк. Но когда Дазай начал проявлять интерес к прикосновениям и жажду к ним, Чуя позволил себе немного расслабиться. Если бы с Дазаем сотворили что-то по-настоящему ужасное в прошлом, он бы ни за что не позволил прикоснуться к себе в настоящем - только не Дазай. «Но я ещё вызнаю у него правду», - всё равно решил для себя Чуя и просто отложил этот вопрос в долгий ящик. В настоящем думать о чём-то дурном или глобальном и сложном совсем не хочется, потому что не располагает атмосфера. Хорошая погода, хорошее место и хорошая - вполне определённая - компания - вот и всё, что нужно Чуе, чтобы отпустить тяжёлые мысли и просто наслаждаться происходящим. К тому же, в какой-то момент задремавший Дазай начинает едва слышно урчать от поглаживаний по загривку, и Чуя предпочитает сосредоточиться на этом. В конце концов, вот что-что, а урчание и мурлыканье Дазай до сих пор позволяет себе крайне редко. Когда этот звук вырвался из него в первый раз - когда Дазай неожиданно прижался к Чуе в поисках объятий - у Чуи мозги отключились. Это было так неожиданно, что он совсем растерялся. А потом Дазай раскраснелся не то от смущения, не то от стыда и сбежал от него, после чего ещё и сторонился несколько дней, не осмеливаясь посмотреть в глаза, будто стесняясь того, что его животная часть показала себя. В настоящем Дазая если и волнует этот вопрос, то на периферии сознания, потому что он позволяет этому звуку вырываться из груди, если происходит что-то действительно для него приятное, и не особо заостряет на этом внимание. И если уж он так делает, привыкший к подстраиванию под его изменяющиеся реакции и настроение Чуя тем более закрывает на это глаза. Наслаждаться тем, что есть - вот его самое главное правило в общении с Дазаем, и Чуя готов признать, что отпускать иногда контроль в подобном отношении и просто плыть по течению бывает не так уж и плохо.

|...|