Тактильный

Лёжа на каменном бортике искусственного пруда, Дазай лениво перебирает пальцами в прозрачной воде. Рыбки кои такие красивые. Золотые, оранжевые и алые, они спокойно плавают в чистой воде, сквозь которую видно каменное дно, и нисколько не боятся, когда пальцы Дазая задевают их спинки и нежные плавнички. Будь здесь Чуя, Дазай бы обязательно сделал вид, что хочет поохотиться, чтобы заставить своего непутёвого хозяина понервничать, но Чуи нет рядом, и именно поэтому Дазай просто лежит вот так без дела с самого утра, считая часы, минуты, секунды... В загородном доме Озаки Коё-сан - наставницы Чуи и хозяйки той-самой-кошки - на самом деле хорошо и спокойно. Гостевое крыло традиционного японского дома, отведённое для его жилья, находится в отдалении от главных ворот и окружено разросшимся садом. Здесь есть ручьи и узкие каналы с мостками, пышные клумбы и красиво подстриженные деревья. Их кроны отбрасывают повсюду тени, и Дазаю не так жарко находиться целый день на свежем воздухе под палящим солнцем. Можно было бы, конечно, валяться точно так же на футоне внутри дома, но у Дазая от него ноет спина, потому что в квартире Чуи они спят на кроватях с пышными матрасами, одеялами и кучей подушек. К тому же, ему нравится находиться на свежем воздухе. Проблема заключается в том, что он в этом месте один. Когда Чуя оповестил его о том, что ему придётся уехать из Йокогамы по делам Порта, Дазай сразу понял, что в привычном режиме грядут изменения. Он знал, что Чуя не оставит его одного: либо пришлёт кого-то присматривать за ним, либо - что более вероятно - оставит где-то его самого. Так в итоге и вышло: Чуя собрал его вещи в большую спортивную сумку, а после усадил Дазая в машину и вывез загород в этот самый дом, сообщив, что оставит его под опекой и присмотром Коё. Эта женщина... Не сказать, что она не нравится Дазаю. Она спокойная и собранная, предпочитает тишину и пахнет зелёным чаем и горьким шоколадом; и кровью, но Дазай уже понял, что все знакомые Чуи будут пахнуть так, потому что все они из одной семьи - Портовой мафии. Что Дазаю не нравится, так это то, что в этом месте, несмотря на полную изоляцию от внешнего мира, от него всё равно требуют соблюдения определённых правил. Для начала, время завтрака, обеда и ужина. Кто ест по часам? И кто завтракает в восемь утра? Только сумасшедшие. Конечно, когда Чуя завтракает перед работой, Дазай выползает к нему, чтобы сонно посидеть рядом, уткнувшись лбом в плечо, но здесь такое невозможно, потому что Чуи нет. А ещё Озаки Коё-сан настаивает на том, чтобы Дазай был «прилично одет», и это означает рубашку с кружевной отделкой воротника и манжетов, шорты по колено, подтяжки, белые носки и ботинки. Привыкнув разгуливать по дому в одних боксерах и безразмерных футболках по колено, Дазай очень, очень страдает, и его любовь к драматизму не имеет никакого отношения к делу. А ещё в этом месте скучно. Конечно, здесь есть Кёка - нэко-гибрид Озаки Коё-сан, но у Дазая на неё давно зуб и никуда он не делся. Даже стал больше после того, как Чуя перед уходом ласково потрепал уши этой кошки. Уши самого Дазая он трогает крайне редко, больше случайно даже. И его самого он тоже трогает крайне редко. И всё это Дазая изрядно раздражает, потому что прошло столько времени, и столько было попыток дать Чуе знать о том, что Дазай больше не против вторжения в своё личное пространство, но Чуя до сих пор носится с ним как с тончайшим хрусталём. - Глупый недотёпа, - бормочет Дазай и со вздохом щекочет спинку очередного подплывшего под его пальцы карпа. Отношение Чуи одновременно радует его и раздражает. Дазай знает, что всё дело в нём самом, в борьбе его животной и человеческой частей, но проблему это не решает. Кот в нём хочет залезть к Чуе на колени, обнять его за шею и просидеть так вечность, дыша запахом своего человека и слушая его сердцебиение, впитывая его переполненные светом и лёгкостью эмоции. Может быть, даже тихо помурлыкать. Человеческая часть Дазая даже спустя годы и всё его переосмысление жизни с Чуей и отношений с ним же не даёт ему передохнуть и постоянно науськивает держать дистанцию. Просто на всякий случай. Пока что Дазай смог найти только один компромисс - ненавязчиво подкатываться не-совсем-под-бок к Чуе и принимать ту ласку, которую Чуя осмеливается ему дать. Но постепенно этого становится недостаточно, и Дазай порой даже ощущает неприятный зуд под кожей, который - он уверен наверняка - пройдёт сразу же, как только Чуя обнимет его или погладит по спине. Вот только Чуя упорно не хочет гладить и обнимать его часы напролёт, и это раздражает - глупый человек! А ещё это расстраивает, потому что... Потому. Вздохнув, Дазай переворачивается на спину и смотрит сквозь просвечивающуюся листву на яркое голубое небо. Оно напоминает цвет глаз Чуи, и тоска в груди становится сильнее. Дазай никогда бы не подумал, что будет скучать по Чуе и желать его скорейшего возвращения. Наверное, ему было бы легче, будь он дома. Тогда можно было бы собрать все вещи Чуи, устроить из них гнездо и залечь в него, окружив себя эфемерным присутствием человека, которого животная часть Дазая незаметно даже для него самого приняла как хозяина. Не того, знания про которого насильно вбивали в «питомнике», а как настоящего хозяина, успевшего доказать свою привязанность и заботу. Вот только Чуя привёз его в этот дом, и в пустых коридорах и комнатах нет даже следа его запаха. Зато ветер неожиданно приносит запах льда, чернил, крови и книжных страниц. Встрепенувшись, Дазай рывком садится прямо и крутит головой, осматривая окрестности. Когда на каменной дорожке показывается высокий худощавый парень в чёрном плаще, Дазай пусть и не улыбается, не подрывается навстречу, но позволяет кончику хвоста заметно дёрнуться в знак заинтересованности и завуалированного приветствия. Акутагава Рюноске, главный помощник Чуи, замечает его и сменяет курс, подходя ближе; но не вплотную. Не нарушая его личного пространства, он достаёт из кармана плаща банку крабовых - м-м, вкуснятина! - консервов и с помощью своей способности протягивает её ему, а сам садится в паре метров, подобрав под себя ноги, и достаёт из другого кармана небольшого размера тонкую книжку. «Хоть какое-то разнообразие», - мысленно радуется Дазай и даже придвигается ближе, выражая таким образом свою благосклонность. Изначально он был здесь совсем один; от скуки однажды даже пересилил себя и решил понаблюдать за тренировкой Кёки с катаной в главном дворе. Вот только девочка-кошка, как Дазай и думал, оказалась скучной. Она ничего не понимает в квантовой физике и космологических теориях. Ей не интересно, можно ли создать Чёрную дыру на Земле, и вообще вся она какая-то... Как кукла. Дазай искренне не понимает, что Чуе может нравиться в ней, но он давно смирился с тем, что его хозяин - недотёпа и глупый, так что... А вот появившийся спустя полторы недели его унылого существования Акутагава Рюноске ему очень даже нравится. Во-первых, он сказал, что его попросил заглянуть Чуя, и от этого в груди разлилось тепло, в голове заело пластинкой «Чуя не забыл обо мне, не забыл, не забыл!», а кошачья сущность Дазая урчала и каталась из стороны в сторону, сминая всё внутри лапами. Во-вторых, Акутагава Рюноске каждый раз приносит баночку крабовых консервов. Об этой зависимости Дазая он тоже наверняка узнал от Чуи, но это не имеет никакого значения, потому что именно эти жирные, солёные, сочные кусочки в жестяной банке делают Дазая хоть немного счастливым в его одиночестве. Вот только подобная еда в доме Озаки Коё-сан под запретом, потому что та вбила себе в голову, что подобная пища вредна для здоровья, и что ж, приходится пользоваться «подпольем». Ну и, в-третьих, Акутагава Рюноске нравится Дазаю своей любовью к поэзии с размытым смысловым содержимым и приятным чуть хриплым низким голосом. Каждый раз, когда он приходит проведать Дазая, он не только приносит консервы, но и читает ему вслух, и Дазай может подремать, если не выспался за ночь из-за кошмаров или невозможности уснуть без Чуи, или же погрузиться в размышления о смысле очередного стихотворного послания и потеряться во времени. «Вот только это всё не то», - мысленно вздыхает Дазай, когда банка с крабом пустеет, а голос Акутагавы погружает его в заторможенное ленное состояние. Думать не хочется, но не хочется и спать. Не хочется двигаться. Не хочется даже ничего видеть. Именно поэтому Дазай лежит на боку, свернувшись клубком, и его глаза плотно закрыты. Его кошачьи уши прижаты к макушке. Хвост зажат между ног и прижат за подтянутыми к груди коленями к животу. Вслушиваясь в звучащий фоном голос Акутагавы, но почти не различая слов, в темноте под веками Дазай видит заброшенный берег под обрывом и сонного Чую, растянувшегося на пледе; видит его безмятежное выражение лица и мерно вздымающуюся грудную клетку, и блуждающую по губам лёгкую улыбку. «Я хочу его увидеть», - думает он и сжимается ещё сильнее в комок. Это так глупо. Так бесконечно глупо. Дазай ведь уже не ребёнок. Он никогда и не был ребёнком, слишком рано начав понимать и осознавать мир вокруг, видеть его грязь и порочность, и лицемерие. Он никогда не полагался на других, никогда не впадал в зависимость от других. Дазаю никогда никто не был нужен, лишь тишина и покой. А потом в его жизни появился Чуя, и так много всего произошло и изменилось. Дазай так сильно привязался к этому человеку, что прошедшие две с половиной недели в одиночестве давят на него со всех сторон. И пусть в этом стыдно признаться, пусть Дазай не хочет в этом признаваться, мысль о том, чтобы провести без Чуи ещё хоть день, почти сводит его с ума. Дазай хочет снова почувствовать его запах и тепло. Дазай хочет снова ощутить его прикосновения. Дазай хочет завтракать и ужинать с ним и крутиться под ногами во время приготовления обеда в выходные дни, выпрашивая холодное молоко за красивые глаза. Дазай хочет, чтобы Чуя снова назвал его «ушастым чудовищем» после очередного красочного описания того, что сингулярность могла бы сотворить со временем и пространством на земле, а после собирать с ним заказной пазл такого размера, что его можно разложить только на полу, предварительно отодвинув к стене кофейный столик. Дазай хочет... Хочет обнять Чую. Он хочет... Хочет... Эфемерное влажно-холодное прикосновение к руке заставляет резко распахнуть глаза. Чёрный завиток тумана чужой способности тут же исчезает, и Дазай поднимает взгляд на Акутагаву. Тот сверлит его пристальным взглядом ртутных глаз, а после переводит этот нечитаемый взгляд на полный разноцветных карпов пруд и чуть склоняет голову к правому плечу, любуясь ими. - Чуя-сан скоро вернётся, - говорит негромко. - Осталось подождать совсем немного. А вот с чем Дазай пока не определился, так это с тем, нравится или не нравится ему проницательность Акутагавы. Конечно, с учётом всех фактов и его поведения не так уж сложно понять, о ком думает Дазай, и всё же есть что-то такое во взглядах Акутагавы... Как будто он понимает Дазая. Дазай не уверен, что хочет знать причину этого понимания, потому что Акутагава может сколько угодно нравиться ему на фоне остальных, но Дазай расцарапает ему лицо, если Акутагава тоже скучает по Чуе, потому что Чуя принадлежит Дазаю, и скучать по нему может только он. Хотя отношение и поведение Акутагавы в целом... Другие бы сочли за проблему таскаться к нему по приказу начальства, но Акутагава не выглядит так, будто ему это в тягость. Наоборот, он даже как будто сам рад этим коротким передышкам. И он никогда не смотрит на Дазая свысока или с пренебрежением. Лишь на мгновение во время их первой встречи в ртутных глазах промелькнуло любопытство, но на этом всё. Акутагава не зовёт его по имени и не пытается разговаривать с ним. Он не навязывается, не лезет в душу и не душит своим присутствием. Он как свежий ветер посреди жаркого дня, и Дазай думает, что Акутагава Рюноске и в самом деле нравится ему куда больше всех остальных людей, которых он успел повстречать в этом доме. Помедлив, он кивает в ответ и снова сворачивается клубком. Он никогда не говорит с Акутагавой, а тот никогда не задаёт вопросов, на которые нужно отвечать. Если задуматься, даже Озаки Коё-сан пыталась разговорить Дазая, но он никогда не отвечал. Говорить... Дазай не привык этого делать. Единственный, с кем он готов и хочет разговаривать в настоящем, это Чуя, но за то время, что Чуя подбирал к нему ключи, он научился читать Дазая: его взгляды и жесты, его дыхание и мельчайшие изменения в мимике. Если задуматься, это довольно смешно - то, что единственный человек, с которым Дазай в итоге захотел говорить, сам научился читать и слушать, понимать его молчание. А ещё это приятно согревает Дазая изнутри, потому что никогда раньше никто другой не делал для него ничего подобного. - Если ты можешь говорить, то почему не говоришь? - спросил его Чуя лишь однажды, спустя несколько дней после своей горячки, из-за которой всё раскрылось. - Потому что мне нечего сказать этому миру, - ответил Дазай, глядя в сторону, и Чуя больше не задал ни единого вопроса. Но это было тогда. В настоящем Дазай узнал Чую достаточно хорошо для того, чтобы открыться ему. Поэтому, несмотря на уютное молчание между ними, он любит поговорить с Чуей. На самом деле это даже приносит ему удовольствие, потому что Чуе явно нравится его голос, и он может слушать его часами, о чём бы Дазай ни говорил, и это очень приятно. Внимание, которое Чуя вот так запросто, абсолютно бескорыстно дарит ему, на самом деле бесценно. Никто никогда не смотрел на Дазая и не видел Дазая. Чуя пытался сделать это даже тогда, когда Дазай изо всех сил отталкивал его от своей раковины. От мыслей об этом щекам почему-то становится горячо. - Мне пора идти, - сообщает спустя какое-то время Акутагава и закрывает книгу, убирая её в карман плаща. Встрепенувшись, Дазай садится прямо и потягивается, вытягивая руки и хвост, а после поднимается на ноги. Провожать Акутагаву до самых ворот - традиция, что сложилась сама собой, потому что Дазаю с каждым разом всё больше и больше не нравится оставаться в одиночестве. Он уже знает, что если Чуя снова уедет куда-то вот так на долгое время, Дазай потребует себе в надсмотрщики Акутагаву, а не Коё; даже если ему придётся ютиться в тёмном углу крошечной съёмной квартирки - Акутагава не выглядит человеком, предпочитающим хоромы. С другой стороны, он выглядит человеком, предпочитающим тихие вечера, мятный чай и уютное молчание, так что да. Если уж выбирать, Дазай выберет его. - Думаю, ещё неделя, возможно, чуть больше, - помедлив, говорит Акутагава, когда они оба останавливаются возле ворот. Дазай подавляет мученический стон и позволяет себе подпихнуть его в спину. Слова, обязанные подбодрить, совсем не утешают.

***

Он просыпается посреди ночи и не сразу понимает, что его разбудило. Сев на сложенном под собой - чтобы было помягче - одеяле, Дазай какое-то время всматривается в наполненную предрассветными сумерками пустую комнату с одним только футоном по центру, а после кошачьи уши улавливают звук закрываемых главных ворот, и он рывком поднимается на ноги. Помедлив лишь секунду, Дазай отодвигает дверь комнаты и выбегает во внешний коридор. В саду царит тишина, но это только вокруг крыла, в котором он живёт. Шуршание гравия, лязг электронных замков, писк сигнализации - Дазай слышит эхо всего этого и срывается с места. И стоит добежать до коридора, ведущего к главному дому, стоит увидеть въезжающий на стоянку перед домом знакомый чёрный джип, как всё внутри взрывается чувством, которому Дазай не может найти названия. Между внешним коридором и парковкой широкий декоративный ручей, множество деревьев и разросшиеся пышные клумбы, пробраться через которые нет никакой возможности. Дазай мог бы попытаться, но «зелёная зона» довольно широкая, поэтому он срывается с места и с громким топотом проносится по внешнему коридору, нисколько не волнуясь, разбудит кого-то или нет. К тому же, вряд ли Озаки Коё-сан не знает о госте. С её любовью к правилам и приличиям Чую наверняка уже встречают у входа главного дома: и сама хозяйка, и её девочка-кошка. При мысли о последней бурлящий восторг от долгожданной встречи чуть подутихает, разбавляясь вспышкой ревности и раздражения, вызванной тем фактом, что Чуя наверняка обнимет Кёку при встрече или даже погладит её по кошачьим ушам. «Вот уж нет!» - мелькает в голове, и Дазай прибавляет скорости, почти кубарем вваливаясь в главный дом. - Чуя, дорогой, ты рано... Вот и всё, что успевает услышать Дазай, когда выбегает в коридор главного дома и видит только-только переступившего порог Чую. Тот даже разуться не успел, и все оборачиваются на его топот с удивлёнными лицами, но Дазай не тормозит, не здоровается и не пытается пригладить растрёпанные кудри или одёрнуть сбитую спальную футболку. Вместо этого, следуя желанию кошачьей сущности, он просто с разбега запрыгивает на Чую, врезаясь в него и повисая всем собой, будто панда на ветке. И даже громкий вскрик Чуи прямо на ухо и отбитые из-за падения об пол обвитые вокруг чужой шеи руки не могут затмить вспышкой дискомфорта то сладкое, пенящееся, пьянящее чувство, которое накрывает Дазая с головой в тот момент, когда запах Чуи забивает обоняние, а крепкие руки обнимают его, удерживая за спину и поясницу. - Что ж, полагаю, нам лучше оставить вас наедине, - тоном «мы ещё поговорим о вопиющем отсутствии у твоего гибрида манер» говорит Коё и удаляется, уводя за собой Кёку. Только когда их шаги затихают в коридорах дома, Дазай немного расслабляется; но и не думает отпускать Чую, даже когда тот садится прямо и слегка похлопывает его по спине, безмолвно прося ослабить хватку. Вот уж нет! Дазай знает, что Чуя из-за этого не исчезнет, и всё равно. Они не виделись так долго! Как Дазай должен отпустить Чую, когда тот наконец-то рядом и обнимает его, а запах его тела и почти выветрившегося парфюма ласкает обоняние? Он такой тёплый и так близко, и Дазай так удобно сидит на его коленях, обвив руками за шею, зажав коленями бёдра и обвив для верности хвостом за пояс. Зачем отпускать? Зачем отступать? Разве они не могут просидеть вот так вечность? - Дазай, я тоже очень по тебе соскучился, но мы не можем продолжать сидеть здесь, - с ощутимой улыбкой в голосе говорит Чуя спустя несколько минут крепких объятий. - Что, это тоже запрещено правилами этого дома? - ворчливо отзывается Дазай, решив не отпускать его уже из принципа. - Так тебе не пришлось по нраву жить здесь? - посмеивается Чуя и без труда поднимается на ноги, поддерживая его под зад и поясницу и наконец-то разуваясь. - Тут скучно и не с кем поговорить, - бормочет Дазай, зарываясь лицом в шею Чуи и притираясь носом к тёплой коже. - Мне понравился Акутагава Рюноске, но он приходил редко. В следующий раз хочу жить с ним. - Если задуматься, я даже не уверен, есть ли у него своё жильё, - усмехается Чуя, пробираясь вперёд по коридорам, чтобы выйти из главного дома и добраться до крыла, отведённого для обитания Дазая. - Акутагава одержим работой, но когда меня нет в штабе, оперативная работа обычно встаёт на паузу из-за отсутствия контроля со стороны, поэтому он ненавидит мои командировки. Не представляю, где он бродит, но в обычное время у меня складывается ощущение, что он едва ли не живёт в своём кабинете. Пока Дазай проводит переоценку ситуации, пытаясь понять, что лучше: лежать на диване в кабинете без лишних удобств, но и без сотни правил или же возле полного разноцветных карпов пруда, но в золотой клетке, Чуя успевает донести его до комнаты и зайти внутрь. Вот только когда он пытается отцепить Дазая от себя со словами о том, что ему нужно умыться с дороги, Дазай и не думает его отпускать. В итоге они оба падают на сбитое в гнездо на футоне одеяло, и Дазай неприятно придавливает собственный хвост, но Чую из своей хватки так и не выпускает. Он просто... Не может этого сделать. Они так давно не виделись, неужели Чуя не может просто лечь и позволить обнять себя? К чему вся эта лишняя суета и телодвижения? - Дазай... - устало вздыхает Чуя, одаривая его взглядом «будешь капризничать, использую способность». Прищурившись, Дазай впивается в Чую нечитаемым взглядом, а после фыркает и отпускает его. Но не просто так, разумеется, а отсаживается в сторону, поворачиваясь спиной, прижимает уши к макушке, подтягивает колени к груди, обнимает их руками и хвостом и утыкается в них лбом. Он уже не ребёнок, чтобы использовать дрожащие губы и жалобное мяуканье, но это не значит, что «козырная карта» исчезла. Просто сменился метод, и Дазай не чувствует никаких угрызений совести, когда Чуя цыкает и садится рядом, притягивая его в свои объятия и ворча что-то об избалованных ушастых кошмарах. В конце концов, если бы он просто спокойно лёг и позволил обнимать себя, никаких манипуляций не потребовалось бы, но его хозяин - глупый недотёпа, и не вина Дазая, что ему приходится использовать подобные методы. - Я всё равно уйду потом в ванную, - предупреждает Чуя, откидываясь головой на ком из одеяла и позволяя Дазаю пристроить голову на своей груди. - Да-да, - легкомысленно отмахивается Дазай, вжимаясь ухом над тем местом, где бьётся его сердце. «Как будто тебя кто-то отпустит», - думает он, прикрывая глаза и под ласковые поглаживания по макушке почти сразу впадая в приятную сладкую дрёму. Как будто сам Чуя сможет - захочет - уйти.

|...|