***
В квартире царит тишина. Часы на прикроватной тумбе показывают начало четвёртого ночи. Скоро вставать на работу, да и день был тяжёлым, но Чуя никак не может уснуть. Из гостиной едва слышно доносится звук работающего телевизора - Дазай опять смотрит любимое ночное шоу про жизнь акул. Плавают ли они с дайверами или пожирают дайверов на этот раз, Чуя не знает, зато знает, что после встречи с Фёдором был встречен очередным шипением. При виде него Дазай вздёрнул нос и отвернулся, всем своим видом показывая, что его внимания достоин только телевизор, без всяких исключений. Чуе только и осталось, что принять душ, выпить кофе и рухнуть лицом в подушки на своей кровати. Собственно, в Дазае и заключается проблема его неспособности уснуть. В памяти так и роятся многочисленные счастливые воспоминания, разделённые с ним на двоих. У них ведь даже альбом появился. Дазай однажды увидел такой в загородном доме Коё, полный фотографий Кёки и их совместных поездок и отдыха, и потребовал у Чуи завести такой же. С учётом того, что они стали чаще выбираться куда-то вместе, Чуя посчитал это отличной идеей. Дазай рос очень быстро, и Чуя порой думал о том, как жаль, что детство Дазая закончится так скоро, но почему-то в его голову никогда не приходила идея запечатлеть все эти уходящие дни на плёнку. «Уходящие дни», - эхом повторяется в голове, и Чуя переворачивается на спину, сверля взглядом потолок. Мысль об этом заставляет в который раз вспомнить разговор с Фёдором и прокрутить его в памяти. Что ж, это верно, что Дазай уже не ребёнок. И, вероятно, Фёдор сказал правду, когда заявил, что Чуя является для него центром мира. Это прозвучало вполне логично. Все эти слова о спасении и защите, о привязанности и о доверии... Разумеется, Дазай относится так к Чуе. Чуя был первым и единственным человеком, протянувшим ему руку; посмотревшим на него; увидевшим его. Единственный человек, которого Дазай видел с детства и которого знает с детства - это Чуя. Но разве это плохо?- Твой котёнок опять ревнует тебя ко всем подряд, Чуя. Скажи мне, почему он это делает? - Ему семнадцать. Он уже не ребёнок, Чуя. - Он даже позволил тебе надеть на себя ошейник. Ты стал его солнцем, Чуя. А теперь он вырос. Вырос, зная только тебя, подпуская только тебя и считаясь только с тобой. Вырос в зависимости от тебя. Человек или кот - неважно. Важен только ты, Чуя.
Вздохнув, Чуя переворачивается на бок и вглядывается в огни города через панорамное окно. Слова Фёдора всё крутятся и крутятся в его голове. К ним же примешивается его рассказ об отношениях с Николаем. Неизбежные вещи... Что такого произошло, из-за чего обожающий своего белоухого гибрида Фёдор отослал его от себя? И почему после этого Николай сбежал? Привязанность, зависимость... Раз за разом повторяя мысленно эти два слова, Чуя постепенно вспоминает все свои данные Дазаю обещания и хмурится. Возможно ли, что проблема именно в этом и есть - в привязанности и зависимости? Ведь в своё время Чуя пообещал научить Дазая всему, что нужно знать для выживания в людском мире, для самостоятельной жизни, но в настоящем Дазай не знает даже, как купить продукты в комбини. «И когда такая вещь приключилась со мной, я не придумал ничего лучше, чем как отослать Николая в закрытую частную художественную академию», - эхом проносятся в памяти слова Фёдора. Что ж, это действительно могло показаться верным шагом. Почему нет? Вдали от дома, среди людей и в новой обстановке. Каждое учебное заведение, особенно частное - маленький мир со своими правителями и законами, правилами и наказаниями. Это как людской мир в миниатюре, где каждый занимает своё место и продвигается вверх или вниз по иерархии. Форма, расписание, создание связей с коллективом и преподавателями - всё это вполне способно послужить обучением на практике тому, что до этого было знакомо лишь в теории. Но Фёдор сказал, что после Николай сбежал от него. Фёдор сказал, что совершил ошибку. Фёдор признал, что поступил опрометчиво. В любой другой ситуации Чуя бы посмеялся и, возможно, немного позлорадствовал. Такой человек, как Фёдор Достоевский, и сел в лужу? Настолько же нелепо, насколько уникально в своём роде. Но в этом-то и кроется причина нервозности Чуи. Видящий людей вокруг насквозь, способный подобно его Боссу - и, вероятно, Дазаю - продумывать всё наперёд, Фёдор оплошал в своих выводах и планах. Очевидно, что он оттолкнул от себя Николая. Очевидно, что он принял неверное решение, неправильно истолковав или оценив сложившуюся между ними ситуацию. Что же тогда остаётся Чуе? Он научился читать Дазая и спустя пролетевшее время всё лучше и лучше понимает его молчаливые взгляды, но в голове Дазая - космос, который Чуя никогда не сможет понять до конца. Если гений в лице Фёдора оплошал с Николаем, то что остаётся Чуе, которому, наоборот, нужно понять, что же происходит в голове гения и как-то всё это разрешить? Осознав, что уснуть всё равно не получится, Чуя выбирается из постели и бесшумно выходит через коридор в гостиную. В его планах горячий чай с кардамоном и лоджия, но при виде сидящего на диване Дазая все эти планы рушатся карточным домиком. Тот не спит, внимательно наблюдая за происходящим в экране телевизора, где большая белая акула кружит вокруг дайвера, но вот его поза... Чуя хорошо знает эту позу: сжаться в клубок, спрятаться за своими коленями и прижать кошачьи атрибуты как можно ближе к телу. Когда Дазай пытается вот так сжаться, это означает ощущение одиночества и тоски. Он всегда сворачивается в клубок, будто хочет стать крошечной точкой или и вовсе исчезнуть, когда у него на душе пасмурно до такой степени, что контролировать кошачью сущность не получается. - Дазай? - негромко зовёт Чуя, выходя из тени коридора. При виде него Дазай на мгновение весь выпрямляется, но после вновь сжимается в комок. Его взгляд, пристальный и нечитаемый, вкупе с позой и поникшими ушами... Чуя чувствует, как неприятно тянет в груди. Такой вид Дазая всегда пробуждает самые худшие воспоминания. Как он смотрел на него, когда Чуя сковал его своей способностью в Сурибачи - их отношения начались со слёз. Как он смотрел на него в парадной многоэтажки, когда пытался сбежать. Как он смотрел, когда впервые опрокинул кружку с тёплым молоком - тогда это была и вправду случайность. Подкидывает память воспоминания и о кошмарах Дазая. Он никогда не подпускал Чую, не позволял утешить себя, и лишь однажды сон напугал его до такой степени, что он позволил взять себя на руки. На его ресницах блестели слёзы. Обнимая его, крепко удерживая в своих руках и вслушиваясь в сопение мокрого носа, Чуя остро жалел, что не может изменить его прошлое и поклялся сделать всё, что в его силах, чтобы изменить его будущее, дать шанс на лучшую жизнь. И Чуя не может сказать, что не сдержал своего слова. Он вырастил Дазая, заботился о нём и делал всё, чтобы его раны затянулись, чтобы рубцов и шрамов от них осталось как можно меньше. Он понемногу познакомил Дазая с миром вокруг. Он понемногу социализировал его, насколько это возможно с учётом отвращения Дазая к людям и обществу в целом. Он озаботился образованием Дазая, и у того благодаря гениальным мозгам в столь юном возрасте уже есть все необходимые корки, потому что в отсутствие Чуи дома Дазай только и делал, что проглатывал от скуки книги и пособия одно за другим. Осталось только, как запоздало понимает Чуя, озаботиться простыми бытовыми вопросами, и, в общем и целом, Дазай будет готов выйти в мир. Вот только... Чуя совсем этого не хочет. - Я могу тебя обнять? - спрашивает он, подходя ближе к дивану и осознавая в этот момент, что на самом деле очень соскучился по физическому контакту. Раньше, когда Дазай не давался в руки, кончики пальцев так и зудели от желания приласкать его, такого колючего. Когда Дазай сам пошёл на контакт, когда доверился Чуе окончательно и полюбил объятия и поглаживания по спине, и пальцы в своих волосах, и ненавязчивую ласку кошачьих ушей, Чуя и вовсе впал в зависимость. Дазай под боком. Дазай с головой на его коленях. Подныривающий под руку и заставляющий приобнять себя за плечи Дазай. Дазай, растёкшийся по его спине во время ленивых валяний на диване в выходные дни. Пристраивающий голову на его груди Дазай: вжимающийся ухом в районе сердца, тихо тарахтящий от удовольствия. Да, Чуя определённо стал зависим от всего этого. Именно поэтому он выдыхает с таким облегчением, когда Дазай после недолгого размышления кивает. Он сдвигается в сторону, позволяя Чуе сесть рядом, но этого мало. После дней и недель бойкота так особенно. Поэтому Чуя откидывается на подушки, вытягивая ноги между его спиной и спинкой дивана, а после тянет Дазая на себя, заставляя улечься себе на грудь. Дазай сначала деревенеет всем телом, будто готовится вот-вот удрать, но в итоге растекается по нему, утыкаясь лицом в его грудь, обнимая просунутыми под спину руками и обвивая хвостом бедро. Всё это говорит Чуе о том, что он тоже скучал по их близости, поэтому он крепко обнимает Дазая и зарывается пальцами в его кудри, поглаживая по кошачьим ушам и притираясь щекой к тёплой макушке. Хорошо. Лежать вот так с Дазаем, чувствуя его тепло и сердцебиение и слыша тихое сопение - хорошо. Ещё лучше от того, что в какой-то момент Дазай начинает едва слышно мурчать из-за поглаживания по кошачьим ушам. У Чуи гора исчезает с плеч - значит, не так всё и плохо. Вот только как начать разговор, даже если атмосфера располагает, он не знает. Он всегда был плох в таких вещах и лучше со временем не стал. Стоит ли попытаться и всё испортить? Или лучше просто наслаждаться происходящим, а дальше будь что будет? Нет, не вариант. И дело не только в том, что Чуя никогда не пасовал перед трудностями, но и в том, что если проблему не решить, она так и будет висеть над ним дамокловым мечом. Уж у Чуи достаточно в этом опыта, накопленного за счёт Дазая в прошлом. - Дазай? - в итоге решается он и легко щекочет основание кошачьего уха кончиками пальцев. - Ты расскажешь мне, почему опять капризничаешь? Без изысков и прикрас, зато ясно и понятно. В конце концов, в прошлом Чуя тоже никогда не толкал пространственных речей. Все эти словесные игры с Боссом и анэ-сан иногда интересны и развлекают, забавляют время от времени, но не с Дазаем Чуе тягаться в подобных шарадах. К тому же, между ними и без того всё слишком сложно, чтобы усложнять ещё больше на пустом месте. Может, Чуя и не всегда понимает Дазая и может расшифровать его очередное послание, выражающееся через пристальные взгляды и хождение по пятам, но зато он может подарить ему искреннее желание разобраться с вопросом и решить любые проблемы, которые возникли. Дазай после его вопроса предсказуемо напрягается. Его спина каменеет, как и плечи; пальцы под спиной Чуи впиваются в его лопатки. Но Дазай не сбегает, не шипит и не пытается отгородиться. Вместо этого спустя какое-то время он неловко приподнимается на локте и заглядывает Чуе в глаза. В синих и голубых отсветах телевизора прочитать выражение его лица не так-то просто, а из-за тени совсем не разобрать его взгляд. Однако для Дазая темнота не играет никакой роли из-за его кошачьей сущности, и он смотрит, смотрит и смотрит в лицо Чуе до тех пор, пока тот не склоняет голову к плечу и не поглаживает его по затылку, чтобы напомнить о том, что ждёт ответа. - Если не хочешь, можешь не отвечать, - сдаётся после продолжительного молчания Чуя. - Я просто... Не понимаю, что происходит. Ты уже вёл себя так и не раз, но мы всегда решали возникшие недоразумения и проблемы, верно? Если тебе что-то нужно... Если тебя что-то не устраивает... Если тебя что-то волнует... Ты можешь просто сказать об этом. Знаю, ты этого не любишь, но я и вправду не умею читать мысли, Дазай. Если что-то не так, ты можешь просто сказать мне, а я посмотрю, что мы можем с этим - чем бы оно ни было - сделать. Но Дазай так ничего и не говорит. Вместо этого он решает удивить Чую новым жестом, когда склоняется к нему и осторожно трётся носом об нос. Это... Странно, непривычно, необычно и немного щекотно. После этого Дазай вновь утыкается лицом в его шею и притихает. Анализируя произошедшее, Чуя вновь начинает поглаживать его по кошачьим ушам, понимая, что ответа на этот раз не добьётся. Новый жест всё ещё крутится в его голове, когда под вновь послышавшееся урчание Дазая Чуя постепенно проваливается в сон. Он совершенно не понимает, что происходит, но слишком вымотан не только прошедшим днём, но и множеством предыдущих, чтобы и дальше продолжать думать об этом.***
Дазай успокаивается сам. Так же внезапно, как всё началось, в квартире вновь воцаряется мир и покой. Первое время Чуя готов рвать волосы на голове и беспричинно громко кричать, чтобы выпустить нервное напряжение, но вместо этого в два раза чаще спаррингуется с Акутагавой, а после вновь пытается анализировать ситуацию, чтобы хотя бы отдалённо понять, что произошло. Но в том-то и дело, что не произошло ничего странного за исключением очередной вспышки активации режима капризной принцессы у Дазая. После того, как период капризов и шипения закончился, в их жизни ничего не изменилось за исключением того факта, что теперь Дазай прощается с ним утром и приветствует его вечером потиранием носа об нос. С учётом того, что содержимое шкафов Чуи вновь в целости и сохранности, он склоняется к мысли, что таким образом Дазай помечает его своим запахом. Странно, конечно, но это же Дазай, так что вот уж что-что, а удивляться точно не стоит. Вот только на этом всё, и у Чуи голова болит от мыслей о том, что на этот раз он не получил никаких ответов и в следующий раз будет совсем не подготовлен к очередному периоду пакостей на пустом месте. - Кошки - маленькое ушастое зло, - заявляет он во время очередного спарринга, стараясь не думать о том, что в последнее время слишком много жалуется всем вокруг. - Вы обожаете своего гибрида, Чуя-сан, - отвечает Акутагава, уходя в сторону от его удара ногой, и позволяет себе пусть и едва заметную, но ехидную улыбку. - До безумия. Это правда. Чуя обожает Дазая. Как бы сложно с ним ни было, как бы Дазай порой ни пакостил, Чуя обожает его. Он уже и не помнит, каково это - жить в одиночестве. Каково завтракать за пустым столом без обвившегося вокруг ноги пушистого хвоста и уткнувшегося в плечо лба. Каково уходить из квартиры без того, чтобы Дазай потёрся кошачьими ушами о щёку и ткнулся носом в нос. Каково возвращаться домой и не чувствовать тут же обвившихся вокруг осьминогом рук, ног и хвоста. Каково возвращаться из командировки и не падать на зад, потому что Дазай каждый раз запрыгивает на него с разбега с громким тарахтением в грудной клетке под ехидные смешки Коё. Каково проводить выходные дни в звенящей тишине квартиры: без разбросанных кусочков новых пазлов, свернувшегося в клубок тела под боком и ощущения уюта, наполнившего квартиру с появлением второго жильца. «Я искал его больше полугода по всему миру. Тогда-то я и понял, какую ошибку совершил, и как он был важен для меня на самом деле», - то и дело всплывают в памяти слова Фёдора. Чуя не может думать об исчезновении Дазая без содрогания. Судя по всему, Фёдору потребовалось остаться без Николая на какое-то время, чтобы осознать его ценность, но Чуе это без надобности. Он знал, что Дазай изменит его жизнь, ещё тогда, когда тот был беспомощным котёнком. Так и произошло, и именно поэтому в настоящем Чуе всё сложнее и сложнее обучать Дазая бытовым вопросам. Чем ближе Дазай к окончанию социализации, тем ближе сам Чуя к тому, чтобы вновь остаться в одиночестве, и стоит только подумать об этом, как настроение разом портится, и хочется выть. Конечно, вряд ли Дазай исчезнет без следа - в нём кошачья сущность, которая признала Чую своим человеком, и уж иногда, но Дазай будет заглядывать в гости. Вот только это «иногда»... Этого так мало. Чуя ещё даже не испытал этого, а уже знает - мало, чертовски мало. Ему этого никогда не хватит, потому что Дазай - часть его жизни. Дазай - это ворчание по утрам и уткнувшийся в лопатки лоб со спины, пока Чуя готовит завтрак. Дазай - это дремота за столом и громкое присёрбывание молока из высокого стакана. Дазай - это любовь воровать из его тарелки, ненависть к овощам и подозрительные взгляды на расчёски в руках Чуи, потому что волосы Дазая постоянно сами собой превращаются в гнездо, а вычёсывание колтунов - не самое приятное ощущение. Дазай - это сонные глаза, когда Чуя будит его, уснувшего на своих коленях, и припухшие со сна розовые щёки, напоминающие клубничные моти. Дазай – это тепло и покой на душе, а ещё... - Чуя-сан! Окрик заставляет опомниться, но поздно. «Расёмон» врезается в живот, и Чуя не успевает выставить блок и отлетает в сторону. Маты смягчают падение, но вдохнуть сразу не получается, и он беззвучно закашливается, а после сипло выдыхает и чертыхается. Акутагава уже рядом и смотрит сверху вниз цепким взглядом, оценивая нанесённый ущерб. Покачав головой, Чуя медленно вдыхает, а после раскидывается по матам звездой и устремляет взгляд в потолок тренировочного зала. - Всё хорошо. Сам виноват, - роняет и проводит тыльной стороной ладони по мокрому от пота лбу. - Не стоило отвлекаться. - Вы сегодня рассеянны, - замечает Акутагава и садится рядом, придвигая к нему бутылку с водой. - Что-то не так с вашим гибридом? - Нет, - качает головой Чуя и тоже садится, открывая бутылку и делая пару глотков. - Нет, с Дазаем всё хорошо. Даже очень хорошо. Думаю, скоро он будет готов уйти. - Если позволите, Чуя-сан, - негромко начинает Акутагава и после кивка продолжает, - я не понимаю, почему вы так уверены в том, что он уйдёт. Я не знаю его так хорошо, как вы, и не разбираюсь в психологии гибридов, но... Ваши отношения всегда были необычными. Не такими, какие возникают между типичными гибридами и их хозяевами. Со стороны вы больше похожи на семью. - В самом деле? - со смешком спрашивает Чуя, но Акутагава отвечает очень серьёзным и пристальным взглядом. - Да. Помимо этого, каждый раз, когда вы показываетесь где-то вместе, ваш гибрид очень ясно даёт понять, что не подпустит к вам никого постороннего. Он принимает только очень узкий круг людей, но и их держит на расстоянии. К тому же, в последнее время в ваших отношениях произошли перемены, и они явно несовместимы с вашими опасениями по поводу того, что ваш гибрид собирается покинуть вас. - Перемены? Что ты имеешь в виду? - настораживается Чуя, разворачиваясь всем телом к Акутагаве. - Ничего, - на автомате отвечает Акутагава. Это настораживает Чую ещё больше. У них с Акутагавой довольно близкие отношения, и вне работы их даже можно назвать приятелями. Акутагава знает, что Чуя приветствует прямолинейность и отсутствие недомолвок, но так же и сам Чуя знает о том, что Акутагава очень щепетилен в личных вопросах и старается не совать нос не в своё дело, в том числе - в чужую личную жизнь за пределами штаба. До этого момент его замечания об их с Дазаем отношениях носили общий характер и имели место быть только потому, что, сам того не замечая, Чуя очень часто упоминал Дазая или рассказывал что-то о нём. В связи с тем, что в последнее время они с Дазаем всё чаще появляются на разных мероприятиях вместе - потому что Дазай заявил, что не позволит Чуе сходить с ума в этом болоте с пираньями в одиночестве - слухов об их отношениях с учётом попустительства Чуи и дерзкого поведения Дазая в обществе ходит достаточно. Но что такого могло появиться в их отношениях, видное со стороны, что Акутагава отреагировал вот так: замолчал, будто осознал, что чуть переступил какую-то невидимую грань? - Акутагава, тебе лучше сказать прямо, - припечатывает Чуя, пронзая его пристальным взглядом. - Мне этих шарад хватает и с Дазаем, у которого что ни день, то новый способ потрепать мне нервы. - Я не... - под потяжелевшим взглядом Акутагава не заканчивает оправдание. Вместо этого он отводит взгляд от Чуи, и его бледные щёки трогает прозрачный румянец. - Не сочтите за оскорбление, Чуя-сан, но это сложно не заметить. В конце концов, вы оба и не скрываете этого, не так ли? Все эти интимные жесты даже на глазах у толпы... - Интимные жесты? - переспрашивает Чуя; и, встретившись с косым взглядом вновь отвернувшегося Акутагавы, вдруг ощущает, как в его голове начинает зарождаться покалывающая виски боль. - Акутагава, какие ещё интимные жесты? Что за чёрт? - Разве нет? - хмурится теперь уже Акутагава. - Этот жест, которым вы постоянно обмениваетесь. Эскимосский поцелуй. Разве это недостаточно интимно? Особенно с учётом того, что их объект - гибрид? Когда-то давно, когда Чуя ещё только присоединился к «Агнцам» и пытался взять гравитацию под контроль, он переборщил с облегчением своего веса, и его неслабо впечатало затылком в потолок их убежища. Точно так же Чуя ощущает себя сейчас, когда смысл слов Акутагавы доходит до его измученного мозга. - Эскимосский поцел... Чуя так и не договаривает. Жест, к которому в последнее время пристрастился Дазай, сам всплывает в голове. Потирание носом об нос или носом об щёку - Дазай обожает это. Дома он постоянно пытается притереться к щеке Чуи, а на людях действительно то и дело пытается привлечь внимание Чуи к себе, невзначай подкрадываясь и притираясь носом к его носу; выскакивает прямо перед лицом, как чёрт из табакерки. Но Чуя никогда не обращал на это серьёзного внимания. То есть... Пару-тройку раз он задумывался о том, что лицо Дазая так близко, с его сверкающими глазами и залитыми румянцем щеками, выглядит очень красиво, будто наполненное в моменты подобных контактов светом изнутри, но уж точно никогда не думал о том, что у этого есть какой-то глубокий смысл. Первоначальная мысль о том, что это ещё одна причудливая попытка пометить его своим запахом, укоренилась в мозгу сразу и прочно. Сейчас Чуя осознаёт, как эта мысль глупа, однако он никогда и не утверждал, что является экспертом в понимании повадок гибридов. - Вы не знали? - осторожно спрашивает Акутагава, отслеживая смену эмоций на его лице. - Нет, - честно отвечает Чуя; и поднимается на ноги, зарываясь пальцами в волосы на затылке. - Акутагава, ты не мог бы... - Конечно, Чуя-сан. Приятного вам вечера. Акутагава исчезает быстро и незаметно, как тень. Оставшись в одиночестве, Чуя невольно начинает нарезать круги по тренировочному залу, раз за разом обдумывая то, что только что узнал. Конечно, всё это может ничего и не значить, вот только... Дазай очень умный и никогда ничего не делает просто так. Когда Чуя спросил, что происходит, когда сказал, что Дазай может признаться ему, Дазай впервые сделал это - потёрся носом об его нос. После этого он начал делать это постоянно и сразу же успокоился, перестав шипеть, скалить клычки и показывать свою... Ревность. «До тебя всегда туго доходят такие вещи, и не моя в том вина», - вспоминается вдруг замечание Фёдора, и Чуя подбирается и хмурится сильнее. Стоит только вспомнить весь разговор с Фёдором целиком, и всё внутри леденеет от неясного, но хорошо ощутимого тошнотворного страха. Чуя разом вспоминает все пространственные рассуждения и замечания, и как Фёдор увиливал от прямого ответа. Слова о том, что Дазай уже не ребёнок, о том, что Чуя - центр его мира, о привязанности и зависимости, о неизбежных вещах. Слова Фёдора о собственной ошибке. Значит ли это, что Николай... Полюбил? Значит ли это, что Фёдор не принял его чувства и поэтому сослал в закрытую академию? Значит ли, что поэтому Николай после и сбежал? Решил ли он, что больше не нужен Фёдору? Злился ли из-за того, что не получил взаимности? И те слова об ошибке... Понял ли Фёдор свои собственные чувства во время поисков или же просто решил дать Николаю то, чего тот желал, чтобы сделать его счастливым? И будто мало всего этого свалившегося на его голову дерьма, Чуя вдруг вспоминает свой самый страшный кошмар, в котором маленький Дазай раз за разом замерзает в лачуге посреди Сурибачи, укутанный по самые синюшные губы саваном из белоснежного снега. Не раз и не два Чуя видел этот кошмар после вспышки температурного бреда и не раз и не два боялся того, что однажды сделает что-то не так, оттолкнёт Дазая, и тот всё-таки воспользуется его доверием и сбежит. Осознание того, что в этом вопросе нельзя допустить ошибку, что это будет фатально, повисает над головой Чуи новым дамокловым мечом. Сколько их уже накопилось? Не счесть. Конечно, слова Акутагавы не обязательно должны быть истиной, и всё это притирание носами может не нести в себе никакого подтекста, но что, если это не так? К тому же, Фёдор не станет болтать попусту. Он всегда всё видит, всё знает и понимает больше других. Если он сказал всё это Чуе, значит, так и есть, и не его вина, что Чуя действительно полный профан в таких вопросах, чтобы понимать столь тонкую материю, как чувство влюблённости. К тому же, Коё тоже уже несколько раз впадала в расплывчатые рассуждения о любви и привязанности гибридов к своим хозяевам после прилюдных выходок Дазая. И пусть Чуя тогда ничего не понял, решив, что она просто в очередной раз недовольна тем, что он не умеет проявлять к Дазаю строгость в плане воспитания и привития манер, в настоящем он злится и испытывает острое раздражение. Какого чёрта его окружают люди, которые не умеют говорить прямо о том, что думают? Спасибо хоть Акутагава наконец-то открыл рот. Чуя никогда никого не любил в романтическом смысле. Сначала на первом месте было выживание, после - поиски своего места. Он никогда не был типичным подростком, у которого есть время на развлечения. С детства он выживал в трущобах. После пятнадцати под опекой Коё обучался быть мафиози. В шестнадцать на его плечи легла ответственность за теневые каналы сбыта поступающих на рынки Портовой мафии нелегальных драгоценных камней. Дальше были только работа и учёба, и снова работа, и взбирание по карьерной лестнице, и новые цели и планы, а в конце приз - место Руководителя Исполнительного комитета и ласковая и полная гордости улыбка Босса, ставшего для Чуи примером и едва не с первой же встречи заменившего фигуру отца. Когда Чуя оказался на вершине, у него осталась только одна задача, одно рвение - работать на благо Порта и защищать близких и дорогих людей. Конечно, постепенно он немного расслабился, особенно когда тесно сблизился с Фёдором из-за одного совместного проекта между Портовой мафией и «Крысами мёртвого дома», но в его жизни так и не появилось места даже для мимолётных интрижек. Чуя просто не видел в них никакого смысла. Даже когда Коё знакомила его с молодыми леди, дабы любимый ученик отвлёкся от работы, Чуя не обращал на них особого внимания. Он ходил по ресторанам, театрам и картинным галереям, но девушки под боком были декорациями, приложением. Картины и голоса оперных певиц увлекали его куда больше якобы случайных прикосновений и нежного румянца на девичьих щеках. - Чуя, милый, так нельзя, - сказала однажды Коё. - Позволь мне решать самому, анэ-сан, - ответил Чуя, и на этом вопрос был закрыт. Когда в жизни Чуи появился Дазай, сама жизнь Чуи вполне его устраивала. Работа, тишина и одиночество его квартиры, редкие посещения банкетов, кипучие зачистки, обсуждение с Фёдором за бокалом вина того или иного вопроса, растянутое на целые вечера. Иногда во время отпусков Чуя уезжал из страны. Со своей предрасположенностью к языкам и упорством он освоил помимо английского итальянский и французский, поэтому пропадал то в одной стране, то в другой, находя своё очарование в каждой из культур. Иногда к нему присоединялась Коё, иногда - Фёдор. В одной из поездок к нему даже присоединилась Гин, и они отлично провели время, гуляя по виноградникам «Фрателли Вогадори» семейства Вогадори. Одетая в лёгкое белое платье, с распущенными волосами и без привычной маски и припрятанного где только можно и нельзя оружия, Гин выглядела ослепительно, и Чуя тогда поклялся, что обязательно пригласит её хотя бы на один банкет Порта в качестве своей спутницы. И он сдержал своё слово. Гин была очень рада, Рюноске удивлён, а Коё весь вечер сияла солнцем. Но перестала, когда Чуя сообщил, что с Гин его связывают чисто рабочие отношения, разбавленные лёгкой ненавязчивой приязнью вне её. Она тогда вновь повторила, что так нельзя. Чуя вновь ответил, что это его и только его дело. Чувства Дазая... Наверное, Фёдор прав, и это было неизбежно, если задуматься об этом конкретно. И не имеет значения пол, не имеет значения, кто - человек, а кто - наполовину кот. Когда ты знаешь только одного человека, когда видишь только его, когда строишь свою жизнь вокруг него, когда этот человек проявляет к тебе исключительно доброту, внимание, заботу и ласку, влюбиться легко. Привязаться психологически легко. На этой последовательности элементов строится множество историй, множество признанных шедеврами своего времени романов и драм. Иногда там счастливые концы, иногда - нет, но эти истории существуют, существуют эти чувства, и никогда ничего в сюжетах о них не решается просто и легко. Именно поэтому Чуя в ужасе от открывшихся перспектив. Это страшнее слёз Дазая и его шараханья, его недоверия и невозможности уснуть рядом с Чуей. Это страшнее его жалобного мяуканья, сжавшегося в комок тела и торчащего из «безопасного угла» третьи сутки хвоста. Это страшнее всего, что только может быть, потому что все прошлые ситуации так или иначе давали разные варианты развития событий, даже если среди них были те, что Чуе не нравились. Но они были. Сложившаяся в настоящем ситуация имеет всего два варианта: либо всё будет разрушено, либо нет, и от подобных перспектив Чуе хочется выть. - Побег - не выход, - не раз и не два поучала его в своё время Коё. Направляясь в раздевалку с решительным настроем привести себя в приличный вид и отправиться прямиком в кабинет Босса, чтобы выпросить очередную командировку, Чуя обдумывает эти слова и кивает сам себе. Да, не выход, и он очень хорошо это знает. И всё же... Всё же Чуя собирается сбежать.|...|