любить (и быть любимым в ответ)

      — Ты собираешься рассказать мне, что мы забыли в Мондштадте? — спрашивает Кэйа, усаживаясь в мягкое кресло. Его отец, поджав губы, делает глубокий вдох и кладет руки на стол, медленно садясь напротив него.       — И почему, — добавляет Кэйа, бросая взгляд на довольно дорогую бутылку Мондштадтского вина, — нам сделали такой экстравагантный подарок?       Вино определенно высокого качества, вероятно, взятое из королевских запасов. От таких мыслей его желудок сжимается, но он молча ждет ответа. Отец не торопится: смотрит на бутылку и снова на Кэйю. Губы кривятся в подобии улыбки, но он даже не старается скрыть всю фальшь.       — У нас праздник, сын! — так принужденно, так мучительно принужденно звучит эта фраза, но Кэйа сдерживается, пряча свои эмоции за нерушимой стеной где-то в груди. Лишь приподнимает бровь, ждёт, пока отец добьёт порадует его новостью.       — Ну и что же, Ваша Милость, празднуем? — пытается добиться своего ответа молодой человек, когда молчание его отца слишком уж затянулось – это явный признак того, что он не хочет рассказывать Кэйе, потому что это напрямую связано с ним. Внезапно гнетущие стены крепости Мондштадта сомкнулись вокруг него. Он тянется за бутылкой. Отец молчит, с натянутой улыбкой наблюдает, как Кэйа наливает вино почти до краёв стакана.       — Король Крепус согласился послать двадцать тысяч человек на помощь Каэнри’ах, — Кэйа подносит стакан к губам, но не делает глоток, услышав число. Во взгляде отца зарождается надежда, и парень замечает ее.       Это огромное число, и его интересует, что же потребуют в обмен. Цена такого обещания очень высока. Он делает большой глоток. Вино хорошее – с этим не поспоришь. Стоит ли это вино тех слов, которые собирается сказать ему отец, он пока не уверен.       — Двадцать тысяч человек, — повторяет отец, думая, что Кэйа его просто не услышал. — Это может изменить ход войны! — он наклоняется вперёд, и эта надежда в глазах никуда не исчезает, а наоборот, ярко вспыхивает. Кэйа не разделяет такого же восторга, но что-то в нём поменялось. Он всё ещё не услышал о цене такого обещания.       — Двадцать тысяч, — вторит Кэйа и делает ещё один медленный глоток. — И что же дорогой король Крепус пожелал взамен?       Вот и оно. Надежда отца исчезает, как гаснущая свеча. Он быстро моргает, пытаясь заглушить внезапный дискомфорт. Откидывается на спинку стула. Не делает ни единого глотка вина, поэтому Кэйа наполняет лишь свой бокал, подозревая, что алкоголь понадобится ему в больших количествах, а не отцу.       — Ну и? — Кэйа стискивает зубы, ожидая ответ. — Скажи уже.       Изменения в голосе слышны сразу, но ему все равно. Это, без сомнения, связано с ним, иначе его отец оставил бы его на родине и не тащил за много километров. Не тянул бы так с ответом, не был бы так напуган его реакцией.       — Он просил моего благословения на твой брак с его сыном.       Кэйа моргает, а стакан так и застывает около его губ.       — С Дилюком? — спрашивает он, будто у короля есть еще какие-то сыновья, о которых мог бы говорить его отец. В голове тут же всплывают огненно-рыжие волосы принца, убивающее спокойствие и отстраненный взгляд. Глаза Кэйи сужаются, он не в силах собрать все мысли воедино.       — Да, — его отец кивает, наклоняясь вперед, будто их кто-то может услышать. — Кажется… — мужчина оглядывается. Кэйа устало выдыхает. Они сидят в комнате в полном одиночестве, поэтому с малой вероятностью кому-то так или иначе будут интересны сплетни Каэнри’ах. О чем люди могут подслушивать? О погибших людях?       Кэйа залпом допивает все содержимое стакана, с громким звоном ставя его на стол. Ему надоела эта игра, ему надоело все.       — Кажется, — продолжает мужчина, — что король считает союз между Мондштадтом и нашим королевством промежуточной точкой, — Кэйа вопросительно приподнимает бровь, на что отец непреклонно кивает. — Он хочет избежать союза с другим… довольно сильным королевством и, в силу этого, избежать конфликта Мондштадта с другими королевствами.       Альберих удивленно выдыхает. Другие сильные королевства. Возможно, в Каэнри’ах проблема с количеством населения, но они, безусловно, сильны. Хотя он предполагает, что в этой политической игре они едва ли больше, чем пешки среди королей.       Короли… Будто отец Кэйи не один из таких королей. Рука снова тянется к бутылке с вином, наполняя стакан до краев. Отец молчит, и Кэйа задается вопросом, не задабривают ли его с помощью алкоголя?       — А другие королевства не воспримут такой союз как оскорбление? — он рассматривает две стороны: возможно, некоторые так и поступили бы, но другие могли бы увидеть в этом бегство со стороны Каэнри’ах. В любом случае, он не может представить это выгодным шагом с политической точки зрения.       — Его сын заявит, что влюблен в тебя, — отец машет рукой, мол, легко отделаемся. Кэйа от услышанных слов давится вином. Ему очень трудно представить такую ситуацию. — В любом случае, никто не будет рассматривать это как угрозу.       Альберих пересиливает себя и делает глоток, позволяя себе обдумать слова отца. Перспектива выйти замуж за человека, которого он видел пару раз в своей жизни, когда они оба были еще детьми.       — Двадцать тысяч человек, ха, — размышляет парень, откидываясь на спинку стула и рассеянно рассматривая помещение – свой будущий дом, как он думает, с едва заметной улыбкой. — Ну, по крайней мере, я знаю свою цену…       Делает еще один глоток вина и внезапно чувствует горечь на языке. В глубине души он понадеялся, что это был яд, который изменил вкус прекрасного вина. Это было бы интересным развитием событий.       Как бы то ни было, будущее с Дилюком в качестве его мужа обещает вечность скуки, игры в шахматы и тонну книг… Кажется, ему понадобится немного больше, чем просто бутылка вина.

***

      С момента их приезда подданные бегают по всему замку с молниеносной скоростью, и Кэйа задается вопросом, насколько срочно нужно совершить этот брак. Конечно, он и его отец были заняты своими собственными делами, но он не понимал, пропустил ли он какой-то огромный, надвигающийся политический план, от которого Крепус был намерен отказаться?       По крайней мере, ему предоставляют все удобства, которые он попросит, включая неограниченное количество вина из погребов Мондштадта в ожидании церемонии.       Он не сталкивается с Дилюком в течение трех дней, отведенных на подготовку. Кэйа лишний раз не выходил в коридоры и не участвовал ни в одном из проведенных собраний, на которых он, вообще-то, должен был присутствовать в обязательном порядке. Отец ни разу не сказал о принце, и Кэйа даже задумался, в замке ли он. И стоит ли это все ухода из родных стен?       Кэйа редко позволяет себе думать о своем доме. О сверкающем в темноте дворце, том самом, который давно покинул король со своим сыном, когда они бродили по королевствам в поисках помощи.       Когда все это закончится, его отец вернется, чтобы продолжить править тем, что осталось от родных земель, с двадцатью тысячами солдат из Мондштадта. Они помогут армии Каэнри’ах, которая тщетно ведет борьбу против Ордена Бездны.       Как только он начинает думать о войне в Каэнри'ах, он сразу начинает думать о своих ненавистных предках, которые и начали эту битву из-за собственного высокомерия и невежества. Их отчаянный народ, который стоит, сражается до последнего и умирает каждый день, чтобы защитить тех, кого они любят. Он чувствует отвращение к самому себе и отцу. Они обладают сильной магией и оба играют в дипломатов, вместо того, чтобы сражаться бок о бок со своими людьми.       Но мы должны, отзывается в ушах голос отца, и он заглушает его очередным глотком вина.       — Должны ли? — говорит парень в пустоту. Завтра вечером он, принц, выданный замуж, чтобы спасти свой народ, будет лежать в одной кровати с Дилюком в их общих королевских спальнях.       И поэтому он должен, должен играть роль этого самого дипломата, принца и любящего мужа, он должен играть любую роль, чтобы обеспечить безопасность для своего народа.       — И я должен взять еще вина, — говорит он самому себе, выливая последние капли в стакан.

***

      Костюм сшит на заказ со скоростью света талантливыми руками: белый, с бледно-голубыми лацканами, которые ярко контрастируют с жилетом из темно-синего шелка. Под пиджаком виднеется простая белая рубашка, белые брюки в тон. Отражение в зеркале явно намекает на то, что парень выглядит довольно привлекательно.       Он коротко выдыхает, смотря на себя в полный рост. Конечно, он не думал, что этот день наступит так рано.       Его отец был понимающим и не пытался сосватать его с кем-то из других королевств с такой целью. Кэйа не ожидал, что именно Мондштадт в конечном счете сделает первое – возможно, самое приятное – предложение.       И, конечно же, Кэйа совершенно не ожидал, что его выдадут замуж за Дилюка.       Дверь со скрипом открывается, и Альберих видит в отражении, как чёрная перчатка обвивается вокруг ручки. Подняв взгляд, он видит огненно-рыжие волосы и замирает, когда тот самый принц, о котором он только что думал, заходит в комнату.       — Слышал, что видеть жениха перед свадьбой – плохая примета, — говорит Кэйа, прикрывая равнодушие фальшивым смехом. Дилюк резко поворачивается, и его глаза неотрывно смотрят на отражение.       На короткое – очень короткое – мгновение Кэйа позволяет себе засмотреться. Ибо Дилюк Рагнвиндр, наследный принц Мондштадта, безусловно, красивый. Рыжие волосы были собраны в небрежный хвост и были похожи на настоящий огонь. Тонкие черты лица, привлекательная фигура, сдержанная осанка и утонченное тело во всем черном. Его жилет среди черного океана был исключением. Одежда Дилюка – полная противоположность костюма Кэйи. Он не может сдержать улыбки, думая о том, как прекрасно они будут сочетаться вместе своим стилем.       — Принц Кэйа, — ох уж эта формальность. Кэйа хмыкает, поправляя пуговицы на своем пиджаке. Краем глаза замечает в зеркале, что Дилюк переминается с ноги на ногу. Он что, нервничает? Неужели его тоже не спросили и заставили против его воли?       — Формальности кажутся лишними, учитывая обстоятельства, не так ли? — говорит Кэйа, и Дилюк сжимает губы в линию. — Ты что-то хотел или просто пришел сюда, чтобы нарушить брачные традиции перед церемонией? — он усмехается, видя морщинку меж бровей Дилюка.       — Я слышал кое-что… хм… что же?.. — Кэйа рассеянно постукивает себя по подбородку, зная, что это, возможно, не самый лучший способ наладить дружеские отношения со своим будущем мужем. Но ему все равно. — Ах, точно. Что-то связанное с добрачной ночью?       Щеки Дилюка приобретают цвет спелой вишни, а челюсть тикает от явного напряжения. Кэйа и не предполагал, что это будет несколько интереснее, чем он думал.       — Я уверен, ты понимаешь специфику этого соглашения, — процедил Дилюк, и брови Кэйи заинтересованно приподнялись. — Мы должны притвориться… что влюблены друг в друга, — Альберих еле сдерживает смех от напряжения в его голосе.       Около двух секунд парень раздумывает, стоит ли дальше продолжать смущать Дилюка, чтобы посмотреть, как краснеют его щеки. Но тут же отказывается от этой идеи – Каэнри’ах не в том состоянии, чтобы Кэйа испортил все своим поведением, подставляя свой народ.       Эта мысль отрезвляет его, хотя он и не был пьян, потому что ему запретили пить перед церемонией. Но впереди празднование, где будет множество алкоголя.       — Да, я все понимаю, — соглашается он с Дилюком. Сохраняет ровный тон, хотя так и хочется съязвить.       Дилюк резко кивает, его взгляд устремлен куда угодно, только не на Кэйю. Интересно, думает Альберих, представляя в голове раскрасневшегося Дилюка.       — Хорошо, — решительно говорит он, поднимая глаза. Их взгляды пересекаются в отражении. — Приглашено много гостей, поэтому, — пауза, Кэйа моргает, ожидая продолжения, — поцелуй меня так, будто ты серьезно влюблен в меня.       После этих слов Дилюк разворачивается на каблуках и выходит за дверь. Кэйа неотрывно наблюдает за ним. Улыбка сама по себе появляется на его лице, такая сладкая и, возможно, немного коварная, потому что он обязательно даст Дилюку то, о чем он попросил.