***
Определенно, боги благословили его, предоставив еще много возможностей поцеловать Дилюка в течение оставшегося вечера. Торжество по-настоящему пышное, столы ломятся от количества вкусной еды и вина. Конечно, Кэйа не отказывает себе. Не отказывает себе целовать Дилюка при каждом удобном случае, причем, на мгновение дольше, чем следовало бы. Во всем, решает он, виноват алкоголь в его крови. И Дилюк охотно отвечает на каждый из них. Каждый раз. Не возмущается, не показывает, что это слишком и что ему некомфортно, если бы он сделал хоть какой-то намек, Кэйа сразу же бы остановился. Это игра, они обязаны играть влюбленных молодоженов, он не может подвести Дилюка. Однако Дилюк, кажется, совсем не против держать своего-уже-мужа за руку на протяжении всего праздника. Приветствует всех старых друзей и просто знакомых, провожает нежными улыбками и теплой благодарностью за то, что пришли, знакомит Кэйю с теми, кого он не знал. Все идет очень гладко, и ни один человек не подозревает, что все это – сплошная ложь. Кэйа не выдерживает и отходит в укромный уголок, где почти нет людей. Рука Кэйи покоится на талии Дилюка, на случай, если кто-нибудь все же увидит их. Они должны всегда играть свою роль для собственного же блага. — Что-то случилось, дорогой? — в голосе так и слышится эта противная нежность, что Кэйа чуть ли не задыхается от смеха. — Думаю, что здесь мы в безопасности, — говорит он с улыбкой, прижимая Дилюка к себе. — Неужели никто не сомневается в твоей внезапной… любви? Спокойное выражение лица Дилюка не меняется, но Кэйа улавливает, как уголки его губ мягко приподнимаются. — Честно… — в голосе ни намека на ту нежность, на что Кэйа сопротивляется желанию выдохнуть от внезапной перемены настроения. — Думаю, что некоторые могут догадаться, хотя они не посмеют обвинить нас в этом. Многие считают меня загадочным, так что поверят во все, даже в это. Кэйа удивленно поднимает бровь. — Большинство людей убеждены, что мы любим друг друга, — звучит слишком неуверенно. — Ну, вряд ли, ты ведешь себя настолько влюбленно, чтобы убедить даже самых тупых гостей, — говорит Дилюк, выдыхая. Он раздражен? Кэйа усмехается, на мгновение отводя взгляд от принца. И, кажется, очень вовремя. Какая-то пара заворачивает в их сторону, еще секунда – и их увидят. Кэйа крепко хватается за талию Дилюка, разворачивает и прижимает его к стене позади них. Если он и удивился такому действию, то старается это не показывать. Во взгляде Кэйи плещется мольба, и он быстро сокращает расстояние между ними. И этот поцелуй не похож на все остальные. Он прижимается к Дилюку, будто пытаясь раствориться в нем, проводит языком по его горящим губам так, как думал об этом весь чертов вечер. Дилюк легко поддается, скользит руками по его пиджаку и просовывает руки под него. Кэйа, не сдерживаясь, снова стонет. Все это напоминает очень плохую игру. Его сердце вырывается из груди, и сделать вдох не получается. Как это может быть плохой актерской игрой, если он не играет? — О боже, — слышится голос позади него, хотя его внимание, безусловно, сосредоточено на Дилюке, на его губах и руках, которые обжигают своими прикосновениями. — Ох уж эта юная любовь, — хихикает женщина. — Дорогой, оставим их в покое. Он ждет, возможно, слишком долго и не отстраняется, ожидая, пока неторопливая пара уйдет. Дилюк не выдерживает и отталкивает Кэйю от себя, слыша резкий вздох. Язык скользит по губам, и он чувствует, как сильно они опухли. Переводит взгляд на губы Дилюка. Принц тяжело дышит, а румянец на его щеках никуда не исчез. Альберих отчаянно пытается не поднять руку, чтобы провести большим пальцем по его щеке, по этим манящим распухшим губам. Кэйа боится, что его сердце никогда не успокоится. — Они ушли, — говорит Дилюк хриплым голосом, но все таким же нейтральным тоном. Конечно, напоминает себе Кэйа, это притворство, это ложь, чтобы получить желаемое. Они просто играют влюбленных идиотов, не более. Кэйа приподнимает бровь, издает удивленный – возможно, немного самодовольный – вздох. — Как тебе моя актерская игра? Дилюк лишь закатывает глаза, и Кэйе это нравится.***
Им удается сбежать спустя несколько часов неприятных, чрезмерных, по мнению Кэйи, публичных проявлений любви. Дилюк торопливо ведет его с милой улыбкой на лице по коридорам в свое личное крыло замка. Кэйа идет налегке, сейчас ему не нужно улыбаться через силу всем подряд. Он, конечно, знает, чем это закончится: они придут в комнату Дилюка, забудут о своих ролях и вернутся к своему обычному поведению. Но почему-то эти мысли не успокаивают сердце Кэйи, даже когда Дилюк открывает дверь и позволяет своему-уже-мужу пройти первым, не отрывая от него взгляда. Как разбитое стекло, иллюзия разбивается, а затем выражение лица Дилюка меняется на раз-два, так легко и непринужденно. Никаких эмоций, даже заботы в глазах. Кэйа сглатывает, пряча себя за легкой ухмылкой. — Полагаю, сейчас мы должны закрепить наш брачный союз? — спрашивает он, изогнув бровь. — Я иду спать, ты можешь лечь на диван, — он машет рукой в сторону мебели, поворачиваясь, и Кэйа следует за ним. Диван стоял в центре комнаты и на вид был очень мягким. Пока он рассматривал диван, Дилюк успел снять пиджак и расстегнул жилет. Кэйа с восхищением засматривается, как Дилюк снимает комплект одежды с плеч, а после обращает свое внимание на пуговицы рубашки. — Скоро сделают еще одну кровать, — продолжает Дилюк и не отрывает своего взгляда от рубашки. Кэйа медленно выдыхает, позволяя себе смотреть на это как можно дольше. Конечно, он смотрит дольше, чем следовало бы, но Дилюк даже не смотрит в его сторону, и Кэйа позволяет себе небольшую слабость. Если бы он только мог быть тем, кто расстегнет эти ненужные пуговицы, снимет рубашку с Дилюка, словно он распаковывает свой подарок в их первую брачную ночь. Вместо этого, похоже, его будут держать на дистанции, переступая грань между незнакомцами и женатой парой. — Я так понимаю, это значит, что ты не собираешься приглашать своего мужа в свою постель? — вместо ответа Кэйа получает усталый взгляд. Дилюк молча опускает голову, расстегивает последние несколько пуговиц и снимает рубашку. Кэйа отворачивается, боясь, что его одурманенные вином мысли не принесут ничего хорошего. Он пристально смотрит на диван, который является его кроватью на сегодня. Конечно, ничего страшного. Дилюк ничего не хочет от него, он едва знает его. Они не любовники, они не молодожены. Они политические союзники и никто больше. Хотя сердце Кэйи предательски дергается, когда он думает о поцелуях. Это все для моего народа, напоминает он себе, и эта мысль отрезвляет его. Он сглатывает, снимает свой пиджак и жилет, не говоря ни слова. Он не привез с собой ничего для сна, потому что всегда спит без одежды. Но самое меньшее, что он может сейчас сделать – это обеспечить комфорт Дилюку. Остается в одних штанах, но снимает ремень, чтобы чувствовать себя хоть немного лучше. Во время сна он очень сильно натирает, и Кэйе не нравится это чувство. Одеяло аккуратно лежит на спинке дивана, а несколько мягких подушек лежат по краям, поэтому он выбирает ту, что помягче, и устраивается на ней. Честно говоря, бывали условия и похуже. — Спокойной ночи, Дилюк, — ровным голосом говорит он, развязывая ленту, удерживающую его волосы. Потирает запястье, думая о том, что пару часов назад это место крепко держал Дилюк. Обычно Кэйа снимает свою глазную повязку на ночь, но люди чувствуют себя не в своей тарелке, как только слышат о магии Каенри’ах, поэтому для комфорта Дилюка он оставляет ее. Ну, он хотя бы спит не на полу. Если повезет, эта «другая кровать» в будущем будет только для них двоих. — Спокойной ночи, Кэйа. Альберих замирает, услышав свое имя. Звучало оно не слишком сладко, немного хрипло, не настолько фальшиво влюбленно. У Кэйи скрутило живот. Он мягко улыбнулся, но ничего не ответил. Тихое шуршание простыней, и Кэйа ждет, пока Дилюк устроится в своей постели. Только тогда он ложится сам, натягивает одеяло до плеч и прячет свою улыбку, утыкаясь лицом в подушку.