Дела прошлого

- Франсетт, ну что с вами? Дитя мое, сосредоточьтесь, отчего вы все время отстаете? Куда вы смотрите? Юная мадмуазель де Бертран отвлеклась от своих мыслей, поторопилась догнать батюшку, который прошел уже несколько шагов и стоял, хмуро глядя на отставшую дочь, рассерженный ее нерасторопностью. Девушка же вовсе не принадлежала к числу тех провинциалок, что теряют голову в столице и стоят возле каждого дома, раскрыв рот, а уж в королевском дворце и вовсе теряются, спотыкаются и глазеют на все вокруг, поражаясь статуям, перилам лестниц, охране и даже ливреям слуг. Но нет, Франсетт была иной. Хотя убранство вокруг поражало и ее воображение, девушка умела скрывать свое изумление. Однако же мгновение назад она заметила то, а точнее того, кто и вправду заставил ее замереть на месте. - Не отставайте же! – прорычал отец. - Простите, месье, - встряхнулась Франсуаза. – Мне просто показалось… Ох, папа, если бы вы знали!.. - Знал – что, сударыня? – отец не был настроен ее слушать. – Что вам нравится глазеть на королевских гвардейцев? Не ведите себя, как провинциальная дурочка! Не смейте строить им глазки, у этих красавцев только и есть, что их плащ на плечах. Девушка вздохнула и сочла за лучшее промолчать. Она, конечно, могла бы попытаться объяснить, что один из тех, кто нес службу близ королевского двора, был невероятно похож на ее друга детства. Вот только зачем это нужно батюшке? Он лишь отругает ее за то, что витает в облаках. И будет, пожалуй, прав: это же наверняка просто ее фантазии, столько лет прошло, и она, и Оли за эти годы невероятно изменились… Возможно, она увидела кого-то похожего, вот и вдруг припомнила. Девушка молча следовала за батюшкой, стараясь не отставать ни на шаг, чтобы больше не слушать замечания. Отец, разумеется, слишком торопится: давнее прошение об аудиенции наконец удовлетворено, и его пригласили ко двору. Потому тут не до ее мечтаний, необходимо как можно скорее появиться перед королем. Даже в приемной месье де Бертран был согласен ждать, но только не опоздать ни на мгновение. А дожидаться им пришлось немало. Франсетта искоса поглядывала на платья дам, которые присутствовали в приемной, изучала позолоту и обивку комнаты, гадая о том, сколько денег это могло бы стоить. Их наконец вызвали к его величеству – и девушка, прервав свои наблюдения, последовала за батюшкой в королевский кабинет. Людовик не понравился Франсетте: очень мрачный, очень резкий и очень прямой в своих словах. Он с порога заявил, что не имеет много времени, чтобы выслушивать просителя, у него есть более важные дела. Еще и недовольно глянул на девушку, что стояла в паре шагов от отца, почти у самых дверей. - Мое прошение связано с нарушением моих прав, ваше величество, - принялся излагать дело батюшка. - Мне и так известно, что каждый дворянчик во Франции мнит себя ровней мне, - хмыкнул Людовик. – Можете не рассказывать мне о каких-то правах, месье! Что именно у вас произошло? Отец не сразу сообразил, что король не терпит долгих витиеватых бесед, а желает слышать короткое описание. Поэтому он продолжал подробный рассказ, прерываемый, конечно же, раз за разом Людовиком, который требовал сократить количество слов и перейти к конкретной претензии. Короли всегда так просят, но часто имеют терпение слушать долгие истории, однако это не касалось Луи. Франсуаза с некоторой тоской слушала всю эту беседу с Людовиком, не очень и вникая в его суть, почти не запоминая то, что говорил батюшка и что ему отвечал король. Конечно, в итоге он отказал отцу. Отчего-то девушка чувствовала, что так оно и будет, их проблемами никто заниматься не намерен… *** Какое счастье, что толпы народу в приемной короля не позволяют никому уйти так быстро, как ему этого, может быть, хотелось бы! Здесь непременно кто-то остановит каким-то вопросом, кто-то что-то посчитает нужным сообщить – и посещение королевского дворца, даже если прием длился пять минут, затягивается на целый день. Франс, убедившись, что отец вступил в беседу с каким-то дворянином и, судя по всему, увяз в этом разговоре, излагая всю свою досаду на короля, все возмущение на несправедливость отказа, все обиды на этот прием, которого он так ждал, – убедившись во всем этом, Франсетта позволила себе вольность вновь отстать от папа и обратить внимание на мушкетера – кажется, именно так назывались эти гвардейцы короля, не так давно созданная рота, носившая лазоревые плащи и несущая охрану самого повелителя. Девушка слишком желала разобраться до конца, так ли ошиблось ее воображение, поэтому она немного приблизилась к этому мужчине, но остановилась в шаге от него, соблюдая приличия, но досадуя на то, что лицо его скрыто тенью от шляпы, которую он даже не стал снимать при приближении дамы. - Прошу прощения, месье, - изображая потерянную провинциалку, то есть почти и не притворяясь, а лишь позволяя себе некоторое преувеличение, обратилась она к мужчине. – Мне кажется, я заблудилась и никак не могу сообразить, куда мне идти. Вы не подскажете, а приемная ее величества далее по коридору? В той стороне, где еще придворные? Они ждут королеву? Или мне надо идти туда? - Там, мадмуазель, – не лицо, а маска, никаких эмоций и даже в голосе не прозвучало ничего, мушкетер лишь качнул головой в сторону, где находились покои королевы, которые девушку совершенно и не интересовали. Из всей любезности, пожалуй, следовало отметить, что мужчина только слегка наклонил голову, приветствуя даму, но Франс показалось, что он не очень приветлив, он действовал скорее по привычке. В то же время он не спешил ничего добавить к своим словам. Все это было очень не похоже на того кавалера, которого она знала – тот всегда был необычайно любезен и благороден с дамой. - А ее величество уже встали? – девушка хотела было уйти, но желание все выяснить до конца победило: - У королевы так много забот, она, я полагаю, встает раньше всех во Франции, не так ли? Мушкетер недоверчиво глянул на нее. Узнавал? Или просто удивился такой фразе, слишком наивной вроде бы?.. *** Когда-то Франс сказала эти слова ему, своему соседу. Она была совсем ребенком, а он был уже юношей. И, услыхав о том, что королева встает раньше всех во Франции, чтобы решить все заботы страны, он невольно рассмеялся. С тех пор началось их дружеское общение: юный граф рассказывал ей подробно о придворной жизни, о том, как часто многие пренебрегают своими обязанностями, Франсетта же впитывала в себя эти истории и старалась прочувствовать их на себе. Сам он был совсем не таким, девушка хорошо помнила, сколь высоко он ставил свой долг. И могла только восхищаться тем, насколько он не похож на других, кто с легкостью отказывался от своего слова. Была ли она в него влюблена? Пожалуй, что да. Но она никогда не показывала своих чувств, помня, что ее происхождение хоть и дворянское, но не сравнимо с его. Да к тому же ее отец арендовал земли именно у графа, что ставило ее и вовсе в зависимость от молодого человека. Так что она никак не могла бы быть ему парой. А он выбрал другую… И вовсе не из древнего рода... Тогда Франсуаза подавила в себе все чувства к нему, говоря себе, что не вправе видеть в нем даже друга, только владетеля земель. После он потерял ту, другую, и исчез сам… Может, в этом и дело? Может быть, она поэтому и увидела того, кого и нет тут, просто выпустила вдруг наружу свои чувства? *** Тем временем в помещении вроде бы стало светлее. И в уголках губ мужчины появилась улыбка – или ей только показалось? Может быть, это просто свет от далекого окна так преображает все вокруг? И все же Франсетт замерла в ожидании ответа, который даст понять, узнал ли ее он или это все ей чудится. - Напротив, мадмуазель, - спокойно произнес он, - если подданные ее величества хорошо исполняют свою работу, то королеве нет нужды вставать рано. Пока во Франции все спокойно, ее величество спит. Это был тот самый ответ. Это был тот самый человек. Восставший из мертвых? Никогда не бывший таким? Она же ничего о нем больше и не знает! - Оливье, вы? – одними губами прошептала девушка, уже сама не веря этому, хоть только что она и считала иначе, уже сама находя в этом человеке пред нею тысячи отличий от того, кого знала она. - Франс? – отозвался он, прикасаясь ладонью к полям шляпы. Да, он был таким, какой есть! Это лишь долг не позволял ему приветствовать ее поклоном – все же он нес тут караул. - Франсетт, вы где? – донесся вдруг голос отца. Девушка в отчаянии обернулась – она совершенно не хотела прерывать сейчас беседу, она желала поговорить с ним… Вот только батюшка ждать не станет, а на нее этим вечером обрушатся уже не только упреки, но и, возможно, розги… - Завтра на мессе, Сент-Антуан, - торопливо пробормотала она и поторопилась успокоить папа. *** У него нет причин появляться… Это твердила себе Франсуаза, когда вечером горничная расчесывала ее волосы и убирала их под чепец. Перебирая весь их разговор, девушка ругала себя за немыслимо вольное поведение с господином графом. Обратиться к нему по имени! Это было как-то позволительно тогда, в детстве, но, повзрослев, она не позволяла себе подобное. А вот сегодня, пораженная его появлением, Франс выпустила наружу свои чувства. Или ей только так кажется? Но все же, если он завтра придет, надо будет принести ему свои извинения за подобное обращение. Почему он служит в мушкетерах? Почему скрыл от всех, куда ушел? Однажды он уже был на службе, мог просто вернуться, если бы не его положение, обязывающее его находиться там, в Бэрри. Отчего же теперь он все оставил и отправился туда? Тот, для кого долг был первостепенным, вдруг отказался от этого долга… Наверное, дело в той женщине. Потеряв ее, Оливье… то есть господин граф желал забыть свои чувства, уйти из дома, где был так счастлив и где на него свалилось такое несчастье – гибель жены. Что с ней случилось, Франсетт не знала. Говорили, что после охоты графиня не вернулась, а ее муж довольно быстро собрался и покинул замок. Никому и ничего он не рассказывал. Все прочее – страшная смерть графини на охоте, гибель графа, не выдержавшего этого несчастья – все это было сплошь домыслами, которые гуляли по провинции. Что именно случилось с несчастной женщиной, куда уехал граф и что с ним там стало, никто достоверно не знал. Раз избрав этот путь, он мог отныне идти по нему. Что в этом случае значит появление девочки из прошлого? Ровным счетом ничего, он просто мог бы не появляться в назначенном месте, он ведь даже не успел ничего ответить ей на назначение места встречи. И все же Франс не верила, что он поступит так – Оливье всегда был благородным кавалером, он не мог бы так проигнорировать просьбу дамы. А еще она знает, где его искать, так что может когда угодно явиться к мушкетерам и попросить разговора с ним… Впрочем, нет, вряд ли он служит там под своим настоящим именем, появление дамы в казармах мушкетеров вызовет слишком много любопытных взглядов, да и батюшка не позволит ей куда-то отправиться в Париже одной. Церковь была единственным местом, куда Франсетт могла отправиться в сопровождении одной лишь горничной, и то ее можно было оставить в стороне, а самой занять лавку или отойти куда-то, например, в одну из капелл, где можно было спокойно поговорить с тем, кто явится туда же. Именно по этой причине девушка и назначила такое место – неподалеку от особняка, где они остановились в столице. А все же Оливье может не появляться завтра там. У нее же нет возможности как-то еще отыскать его, разве что попытаться встретиться с ним в Лувре. Да и зачем ей это? Не ищет же она прежней дружбы? Не надеется же получить какие-то чувства к себе? Не верит же в возможность его любви?! И все-таки она назначила место и время, так что пути назад нет. Если он и может не прийти, решив, что не обещал ей подобного, то она все равно явится в храм и будет ждать его до самого конца мессы. *** Атос и вправду поначалу не хотел никуда являться. Внезапное появление девушки из прошлого пошатнуло его броню отстраненности. Франсуаза де Бертран, его некогда маленькая соседка, стала очаровательной милой девушкой, притом достаточно решительной – сама направилась к вроде бы незнакомому мужчине с вопросом. И так проверила все свои сомнения, а попутно раскрыла его инкогнито. К счастью, только пред самой собой. Но именно это и заставило его задуматься о том, как лучше поступить. Он ничего не обещал ей. И, не явившись к ней на разговор, Атос сохранял свое положение простого мушкетера. Мадмуазель не знала его нынешнего имени, была тут, как граф заметил, вместе со своим отцом – а значит, ей никто не позволит просто разыскивать вельможу-мушкетера, которого она когда-то знала. Это было очень соблазнительное решение. Его давно ничто не связывало с этой девушкой, это было прошлое другого человека… Однако было кое-что еще – их детская дружба. Малышка Франсуаза никогда ни о чем его не просила, редко бывала в Ла Фере, но Оливье хранил о ней самые лучшие воспоминания. Может, это просто ностальгия детства? От такого следовало бы избавляться… И все-таки впервые за все время Франс обратилась к нему с просьбой. Пока – только о встрече. Но что если она нуждается в помощи? Ее отец вряд ли способен помочь ей, например, если необходимо защищать честь девушки со шпагой в руке. Иное дело он… Хороший повод отыскать себе возможность погибнуть… Мадмуазель де Бертран никогда бы не обратилась с такой просьбой, понимал Атос. И лучше бы сделать вид, что его и вовсе не существовало, что они не встречались во дворце. Но все-таки, что если его подруге детства нужна помощь? *** Утром следующего дня Франсуаза направлялась в церковь, разработав целый план «избавления» от внимания горничной. С порога были отданы распоряжения о покупках, которые необходимо сделать домой и непременно сегодня, сразу же после мессы. А во время мессы горничная была отправлена на лавки для слуг – под предлогом того, что в церкви довольно много народу, поэтому нельзя занимать места, которые могут принадлежать кому-то еще, а тут, в Париже, они почти никого не знают. Может быть, все это звучало недостоверно, но сама мадмуазель де Бертран присела лишь на третью скамью для господ, что выглядело так, будто она не знает, какое место ей тут следует занять, опасается и вправду сесть туда, куда ей не полагается. На деле же Франсетт просто оценила то, что передние скамьи занимали знатные господа с их слугами, на задних толпились мещане и иные сословия. Здесь же было почти пусто: дворяне не очень знатного происхождения стремились или показать себя более высокорожденными, то есть занимать места поближе, или просто не ходили в храм, раз уж тут нельзя было завязать нужные отношения. Да и граф, ныне носящий плащ мушкетера, может не выбрать передние скамьи. Храм заполнялся. Теперь оставалось лишь ждать. *** Более невнимательной слушательницы, пожалуй, сегодня на мессе не было: Франсуаза буквально не находила себе места, поминутно оглядываясь по сторонам и пытаясь отыскать глазами знакомую фигуру. Может быть, вот там, за колонной? Нет, это какой-то любовник, делает знаки женщине на третьей скамье с противоположной стороны… А может быть… Нет, это тоже не граф. Девушка закусила губу, мысленно ругая себя: Оливье просто не пришел сюда, ему это не нужно, а ей не имеет смысла его искать! - А вы не изменились, Франс, - услышала она вдруг шепот позади себя. – Неужели вы не в силах хоть мгновение посидеть спокойно? Здесь ведь не так скучно, как было на приеме у нас в замке. От облегчения девушка даже тихо рассмеялась – все же он пришел! И как удачно сел – а она и не взглянула себе за спину! Да и когда он сел? Когда она появилась в храме, его не было… Видимо, прошел, когда она смотрела в другую сторону, отыскивая его возле одной из тех колонн или рядом с капеллами, куда, если нужно, собиралась пройти и сама. - Оли, как вышло, что вы тут? И… в мушкетерском плаще? – Франсуаза откинулась на спинку лавки, чтобы удобнее было разговаривать. – До меня дошли слухи, что граф де Ла Фер мертв. И, сообразив, что вновь обращается к нему, как в детстве, а не в соответствии с его положением, девушка поспешила поправиться: - Ох, простите, ваше сиятельство… - Нет, лучше Оливье, - тут же прервал он. – Не надо титулов, Франс, прошу, я пришел сюда не как граф. Прозвучало это как-то обреченно. И девушка даже не нашлась, что ему сказать, просто ждала, ответит ли он на ее вопросы. - Вы верно сказали, слухи правдивы, - глухо произнес мужчина в ответ. – Этого человека, графа де Ла Фер, более нет. Впрочем, не считайте меня подлецом, я никогда не сотру из памяти малышку Франс, которая жила по соседству и порой бывала у нас в гостях. Я помню о вас, мадмуазель, и помню лишь лучшее. Именно потому я тут, ведь вы просили меня прийти именно сюда. - Я никогда и помыслить не могла о вас плохо! – мечтательно протянула девушка. – Вы же знаете, я считаю вас идеалом кавалера! В последний момент Франсетт спохватилась, что выдает себя. - В таком случае мне полагается считать вас идеалом дамы, не так ли? – грусть в его голосе была неподдельной. - Но считаете им другую, - Франс попыталась превратить все в шутку. – Не беспокойтесь, я вовсе не в обиде, я никогда не могла бы стать идеалом любви и красоты, пусть им считают других. - Нет, не считаю, - прервал ее Оливье. – А вы… кто знает, может быть, именно вы и могли бы стать… Девушка удивленно замолчала. Она-то полагала, что ее друг детства погиб вместе с той, что так сильно любил. Вчера, увидев его в плаще мушкетера, Франсуаза долго пыталась найти этому объяснение и, как она решила, отыскала: потеря графа столь велика, что он желает скрыться от нее в новой жизни. Но теперь и эта причина казалась неубедительной, за всем этим стояло что-то иное… - Но что вы делали в Лувре? Если это не тайна, конечно, и если вы готовы со мной поделиться этим, - оговорился Оливье. Как всегда благороден! Даже в этом пустяке он оставался человеком чести и оставлял за каждым право на личные тайны. Даже удивительно, почему он задал этот вопрос? Пытается изменить тему разговора? - Если я могу вам чем-то помочь, - продолжил он, - только скажите, прошу вас! Вы можете мною располагать. А! Теперь Франс поняла, отчего он пришел – воспринял ее просьбу, как некую мольбу о помощи. И, разумеется, его рыцарский дух не позволил ему в этом отказать. Приятно… хотя она и понимает, что за этим нет никаких чувств к ней. Впрочем, пользоваться этим девушка не собиралась, поэтому просто честно решила поделиться тем, что знала. - Это дела отца. Пару месяцев назад барон де Моло – вы помните его? – самовольно занял все лесные угодья, в том числе принадлежащие нам и вам. Папа направил прошение королю и вот недавно нам ответили, велели прибыть для разбирательства этого дела. Не знаю, для чего отец брал меня. Я лишь предполагаю… Она вздохнула, но подумала, что смысла скрывать нет, если ее догадки верны, скоро об этом узнают все. - Увы, - завершила Франсетта, - последние месяцы батюшка очень ослаб, кажется, он боится что-то делать без меня. Может быть, он думает, что так передаст мне часть своих знаний об управлении поместьем. - И что же король? - Сказал, что у него нет оснований верить в такой захват и, как он полагает, это дело графа де Ла Фер… Боже, Оли! – прервалась она на полуслове, только сейчас вспомнив эти слова короля – и отчего раньше не ухватилась за них?! Может быть, посчитала, что ей это чудится, как и сам граф. А вот сейчас все вдруг сложилось. – Оливье! Но это же вы! Вы можете все решить! Именно вы… - Графа де Ла Фер больше нет, - глухо отозвался он. – Простите, мадмуазель де Бертран, я не в силах вам помочь. Франс закусила губу и молча слушала, как звон шпор от удаляющихся шагов заглушает даже слова мессы. Он ушел. И ничего исправить нельзя.