Дела прошлого

Разоблачить его! Открыть всем, кто скрывается под мушкетерским плащом! Раскрыть его тайну… В том, что он служит не под своим именем, Франс была уверена – иначе бы след графа де Ла Фер не затерялся бы. Под каким именно прозвищем он скрывается, девушка не знала, но была уверена, что это и неважно, достаточно будет объявить, что этот человек скрылся под мушкетерским плащом. Франсуаза целый день перебирала версии, как лучше это сделать. Явиться ли к королю с сообщением о том, что в его роте служит граф де Ла Фер. Или обратиться к нему так в присутствии его друзей. Или… А будет ли это позором? В конце концов, среди мушкетеров, кажется, достаточно и других знатных дворян. И все же Оливье скрылся под каким-то другим именем, значит, не хотел, чтобы кто-то знал о его службе в полку. Так что его разоблачение будет в любом случае хорошим ударом графу! Еще можно сказать обо всем отцу… Но этот план девушка отвергла. Месье де Бертран способен умолять, способен гневаться, вот только действовать он не способен. Да и что он может сделать против Оливье? Нет, тут надо больше разузнать об устремлениях графа, понять, что для него настолько дорого – и лишить его именно этого! Если он скрывается, разоблачить его, если он отказывается от своего имени – назвать его! Франсуаза уже продумала план, как ей следует действовать. Для начала надо придумать повод, чтобы появиться у мушкетеров. Кажется, капитан де Тревиль – человек, близкий к королю. Это повод… Завтра она скажет батюшке, что капитан мушкетеров может как-то воздействовать на его величество. Они не представлены месье де Тревилю, конечно, но это будет уже задачей отца – добиться разговора с этим человеком. Там она узнает имя мушкетера, который вовсе не простой солдат. Можно даже там и объявить его, сделав вид, что она случайно увидела его и узнала… Хотя там батюшка все может испортить, услышав о графе де Ла Фер, он наверняка присмотрится к простому мушкетеру и тоже узнает этого человека. И пристанет к нему с причитаниями о потерях… Нет, она не желает унижаться и просить о том, чего они вправе требовать! Этот человек сбежал от своих дел! Его должен обязать к этому король. Значит, именно при его величестве надо разоблачить графа и пусть он уже при Людовике попытается объяснить, что графа более не существует и заниматься обязанностями он не собирается. Может быть, все сделать во дворце? Кто-то из его друзей назовет ей имя мушкетера, а уже затем можно изображать неожиданную встречу… *** К вечеру девушка устыдилась своих мыслей. Она помнила Оливье подростком, почти как она сама тогда была, он был на несколько лет ее старше, Франс же была и вовсе тогда ребенком. Юный граф всегда действовал благородно и справедливо. Он не поступил бы подло. А значит… - Я не могу предать его, - прошептала она самой себе. – Если он сменил имя, этому была причина. Важная причина отказаться от всего прошлого, от привилегий до обязанностей, а не просто прихоть. И я не вправе раскрывать его инкогнито. Даже ради собственных интересов и желаний отца. - Сударыня, что делать с этой сорочкой? Франс очнулась от своих размышлений, вопросительно глянула на горничную. Ах да, почти вытертая сорочка! - Отдай кому-нибудь, - устало отмахнулась девушка, упрямо не желая и думать о том, что скоро, возможно, она будет принимать подобные «подарки» с признательностью и за такую одежду. Ужасный выбор: благополучие своей семьи или спокойствие старого друга. Именно поэтому она никогда не скажет отцу, что видела графа де Ла Фер. Ныне кто-то другой должен занять этот титул, принимать решения от имени этого человека. Ей, Франсуазе, будет тяжело воспринимать иного человека, носящего это звание, как непросто будет принять то указание, которое он отдаст в отношении их семьи. Возможно, все это будет вовсе не в пользу батюшки. Хотя отчего до сих пор никто не носит это имя вместо Оливье? Если для всех он мертв, то титул и земли должны были уже кому-то перейти. Но в Ла Фере им неизменно отвечали, что пока никакого иного хозяина тут не появлялось. Более того, немногая прислуга, которая была в замке, вела себя так, словно их прежний господин жив и здоров, вот только на все расспросы отвечали, что где он находится, они не знают. В наследство однако же никто не вступил. Если кто-то из родственников Оливье и заявлял о своих правах, то получил отказ. И как она раньше об этом не подумала?! Выходит, король знает о том, кто служит у него в полку! И пытаться разоблачить графа попросту бесполезно, Людовик и без нее знает о том, что этот человек жив. Может, он поэтому и не стал разбираться в этом деле? Франс не знала, как это расценивать. Если король все это знал и просто отослал их, то это было жестокой насмешкой. Но если Людовик сам намеревался сообщить графу о том, что есть вопросы, требующие его решения, то выходило, он не зря носил прозвище Справедливый, рассудив, как и следует… Правда, Оливье ничего решать не собирался. Им предстоит нищета, они лишатся всего, ведь их поместье буквально окружено теми лесами… Франсуаза пыталась успокоиться и настроить себя на то, что все в воле Господа. Получалось плохо, но девушка старалась усмирить свой гордый нрав – это испытание не просто так послано ей. Так что поздней ночью мадмуазель стояла на коленях перед распятием и просила Бога послать ей смирения и стойкости выдержать все, что ниспослал Он. Она еще не знала, что ей предстоит еще одно испытание – утром, за завтраком, батюшка заговорил с ней о браке. Ведь это была единственная возможность поправить их дела, а она была уже в подходящем возрасте. *** В свою квартирку на улицу Феру Атос вернулся в самых расстроенных чувствах от этой встречи. Когда он отправлялся в церковь, был уверен, что идет за воспоминаниями детства. Но Франс принесла ему иное: внезапно их беседа свернула к его прошлой жене и, к тому же, к его обязанностям графа де Ла Фер. Самое неприятное во всем этом было то, что Атос чувствовал справедливость ее просьб и, одновременно с этим, невысказанный укор. Оставить титул и замок было просто. Тогда Оливье решил для себя, что не достоин носить имя своего отца и предков. Он даже старался не пользоваться доходом, который приносило поместье. Отчего-то Атос не принял в расчет то, что вместе с правами графа оставляет и свои обязанности. Немалые притом… Он-то полагал, что плохо справился со своим долгом – довольно того, что вместо защиты своих людей граф привел на земли убийцу и воровку! Как после этого он может принимать какие-то еще решения? Как он может кого-то судить? Ныне просьба Франс звучала как издевательство. Что принесет его решение? Он может принести им новые несчастья. И все же, наряду с этими мыслями, Атоса мучили другие: только он может сделать лучше для Франсуазы и ее отца, только он может спасти подругу детства от нищеты и ужасной участи… Бросив все и уйдя в мушкетеры, граф так до сих пор и оставался жив. Людовик же хорошо знал его самого, а потому не собирался лишать его имени и передавать титул и земли кому-то еще. И вот теперь Атосу напомнили о том, что если он и вправе отказаться от своих привилегий, то точно не вправе отказываться от долга. Оливье и не пытался, на самом деле. Считая себя неправым, он при этом, покуда был жив, стремился все же исправить те ошибки, которые совершил. И исполнение своих обязанностей было частью этого. Однако сегодня он ушел от Франс, отказав в ее просьбе. Людовик все мог бы разрешить сам, понимал Атос. Но не стал, прекрасно зная, что граф жив… Король умышленно оставлял все ему самому. Странно, что не намекнул ему на дела в поместье. А может, и не странно, возможно, по мнению Людовика, это он, граф, должен сам поинтересоваться делами в Ла Фере. И в этом он тоже полностью прав – хороший урок, который он мог бы и не получить, если бы его не узнала Франс… Вместе со своими переживаниями о жене Атос позабыл, казалось, почти обо всем. Он редко обращался в Ла Фер, а если это и происходило, то, в основном, после долгих терзаний и с одним лишь запросом – денег, чтобы оплатить долги после игры в кости. Управляющий регулярно присылал отчет о делах в поместье, граф столь же регулярно его просматривал. Вот только это были преимущественно цифры и краткие сообщения, касающиеся непосредственно Ла Фера, вопросы арендаторов там попросту не затрагивались, а он, Атос, ни разу и не поинтересовался ими. Пожалуй, он слишком увлекся своими терзаниями, теперь осознавал граф. Он был прав, решив, что не достоин имени отца, однако же ему следовало или полностью отказываться от всего, или полностью исполнять свой долг, а не делать все так, как удобно ему, забывая одно и помня другое. Что ж, Господь вовремя указал ему на новые ошибки, которые он совершает, значит, еще можно что-то исправить. Оливье раздумывал недолго. Напроситься на аудиенцию к королю непросто, но, к счастью, Людовик не очень любил сидеть в Лувре, зато любил охоты. Достаточно будет на днях поменяться с кем-то в карауле и после отправиться вместе с Луи – там возможность поговорить с сюзереном непременно представится. *** - Моя дорогая, мне непросто об этом говорить, - начал месье де Бертран, - но наши дела плачевны. - Я догадывалась об этом, батюшка. - Единственный шанс, который я вижу, это удачный брак, - сразу объявил главное месье де Бертран. - Брак? – эхом повторила девушка. Да, ей давно следовало ожидать этого, намеки уже следовали о том, что необходимо отыскать подходящую партию. Но ее положение не позволяло надеяться на богатого и знатного жениха, а от иных, напротив, стоило держаться подальше, чтобы не оказаться мимолетным развлечением в списке какого-нибудь ловеласа. Последнее время мадмуазель де Бертран все чаще думала о том, что ей следует подобрать себе монастырь. Не то чтобы девушка надеялась связать себя узами с графом – нет, напротив, Франсуаза была уверена, что никогда не будет с ним вместе. И романтическими историями Франс тоже не была избалована, чтобы рассуждать как-то вроде: раз я не могу быть с любимым, то лучше мне стать невестой Христовой. Нет, все это пустое. Франсетта просто смотрела на жизнь без фантазий. Ее положение заставляет искать себе мужа побогаче, но чем этого человека может привлечь она? У нее нет ни гордого имени, ни хорошего приданного. - И что же, батюшка, у вас уже есть кто-то на примете? – решила не гадать, а прямо спросить девушка. Месье де Бертран пожевал губами. Кажется, ему было тяжело объявить то, что он собирался, он сосредоточил внимание на своей тарелке, будто бы и не слыша никаких вопросов. Франсуаза терпеливо ждала, не собираясь отступать. - Я хотел бы, чтобы на вас обратил внимание какой-то маркиз или граф, - со вздохом, видимо, осознав, что произносить это все равно придется, заговорил батюшка. – Но, я полагаю, это возможно только… - Если я просто предложу ему себя, - поморщилась девушка, догадываясь о том завершении, которое не давалось отцу. - Нет! Нет! – почти вскричал он. Франс помолчала, ожидая, когда батюшка успокоится и уже спокойно сможет объяснить, что же он задумал. - Нет, я бы никогда не предложил вам такое, - наконец выдавил он, кое-как беря себя в руки. – Я лишь, как ни прискорбно это признавать, вынужден сообщить вам, что у нас нет возможности рассматривать подобный брак. - Мне это известно, - чуть поклонилась девушка. Она подумала, что это удачный момент заговорить о монастыре, но промолчала, припомнив, что отец хотел говорить все же о каком-то браке. - Как ни ужасно это… - вновь начал батюшка и вновь запнулся. Месье де Бертран потянулся к вину, и Франс решила, что ей тоже следует сделать пару глотков – раз уж отец так нервничает, чтобы сообщить ей о своем решении, то ей следует хорошенько приготовиться. - Боюсь, нам надо подобрать вам супруга… положением ниже, - последние слова батюшка прошептал еле слышно. - Вот как, - только и смогла выдавить Франс. Что ж, это был тот путь, который она не рассматривала. Действительно, ее положение в обществе не позволяет ей надеяться на дворянина с хорошим состоянием, нищие же никак не могли им помочь. Зато ее происхождение было любопытно для мещан: возможность породниться с дворянской семьей через брак, в который они привнесли бы денег – практически равный обмен… - Я понимаю ваши чувства, - быстро заговорил отец. – И, даю вам слово, я предпочел бы влезть в долги… но это бессмысленно, потому что я уже весь в долгах, сударыня. Если бы был иной способ спасти нас от нищеты, я ухватился бы за него! - Вот как, - повторила Франсетт, но уже с грустной усмешкой. – Вы ничего не говорили мне о долгах. Батюшка замялся. Что ж, конечно, он пытался уберечь ее от подобных новостей: что у них давно нет денег на покрытие своих затрат. Считал ее слишком юной, чтобы знать такое или просто стыдился… - Я лучше уйду в монастырь! – объявила Франс, поднимаясь. - Но для этого тоже нужны деньги! – донеслось ей в спину, когда девушка уходила в свою спальню. *** Как ни обидно было это осознавать, но слова отца были верны: без денег девушку взяли бы разве что в монастырские прислужницы, а если их семья уже в долгах, то, возможно, продажа тех немногих украшений и вещей, что у нее есть, не покроют даже этого, на оплату пострига не хватит тем более. Но Франс, готовая обычно подчиняться воле отца, ныне не собиралась мириться с избранной для нее участью. До сих пор мадмуазель де Бертран не была завсегдатаем балов и приемов дворянства провинции, однако же это общество принимало ее, и девушка не желала для себя закрывать эту дверь. А еще это означало раз и навсегда создать между собой и Оливье пропасть, пасть окончательно… Ему не было до нее дела и раньше, и сейчас, и никогда не будет, пожалуй. Однако до сих пор она могла хотя бы говорить с ним! С женщиной, ставшей женой буржуа, граф даже словом не обмолвится. Уж лучше монастырь, где нет вовсе мужчин, чем знать, что Оливье жив, но смотрит на нее с презрением… Да, монастырь был бы решением. Если бы только найти на него денег… Эта мысль так и засела у нее в голове. И поначалу ей никак не удавалось найти даже подобие решения этой проблемы. К счастью, отец пока не возвращался к этой беседе, несколько дней он проводил в визитах к каким-то знакомым в Париже. Вероятно, речь шла о каких-то новых знакомых, потому что эти имена мадмуазель де Бертран ни о чем не говорили. Но вот однажды за ужином батюшка раздраженно бросил: - Неудивительно, что король не желает разрешать дворянские споры! Чего и ждать от того, кто мечтает не о короне, а о монастыре?! Бездарный правитель, бесполезный человечишка на троне! - Его величество желает уйти в монастырь? – Франсуазе подумалось, что она ослышалась или неверно что-то поняла. - Ну да! – раздраженно подтвердил месье де Бертран. - Но что ему мешает тогда так поступить? – не поняла Франс. – Как я слышала, есть те, кто с удовольствием примут трон у него. На мгновение отец замер – кажется, ему не приходил в голову этот аргумент. Тот, с кем он до сих пор общался, судя по всему, просто убеждал батюшку в бесполезности короля, но не утруждал себя какими-то доказательствами. - А… ну… кажется, ему кто-то вбил в голову, что он не может оставлять трон, это его крест, - наконец отыскал объяснение отец. - Значит, долг для его величества все же не пустое слово, - заметила Франсуаза, задумчиво оценивая то, что услышала, с тем, что видела в короле до сих пор. – Долг для него выше собственных желаний, не так ли? - Долг выше? – растерялся батюшка. - Ну да, - просто пояснила Франс. – Он же действует не так, как хочет, а так, как это следует по закону и… - Замолчите, сударыня! – закричал вдруг отец. – Да вы же ничего не понимаете в политике! Вы глупы и слепы! Вы начитались каких-то глупых романов, вот и твердите про долг и благородство! Что за чушь?! - Я лишь смею судить о том, что вижу сама, - тихо отозвалась девушка. – Для этого мне не нужны чужие суждения… И, разумеется, немедленно послышался приказ отправляться к себе и не лезть в то, что она не в силах понять своим глупым женским умишком, который не в силах постичь даже самые простые вопросы политики. Что ж, пусть… Франсетт уходила к себе с мыслями о том, что нужный ей путь открылся. Неожиданно, но… если король отказал ее отцу, это не значит, что он откажет ей. *** Мадмуазель де Бертран совершенно не ожидала, что будет приглашена в Лувр столь скоро. Просьбу об аудиенции короля она отправила тем же вечером, однако была уверена, что Людовик еще не скоро доберется до ее послания. Даже опасалась, что отец велит ей собираться – они и так вроде бы задержались в Париже дольше, чем собирались. Батюшка вновь и вновь проводил время с какими-то дворянами столицы, видимо, весьма недовольными правителем, судя по настроению отца, с которым он возвращался. Зато ныне его не интересовало, чем занята его дочь. Возможно, он просто считал ее будни слишком скучными: посещение церкви, некоторых лавок – вот и все времяпрепровождение девушки, которая никому не представлена. Иногда Франс думалось, что если бы отец брал ее с собой, она могла бы рассчитывать все же на более удачный брак, чем тот, который придумал батюшка. Но месье де Бертран не считал это необходимым, возможно, это ему попросту не приходило в голову, а сама девушка не решалась об этом заговорить. Так что когда ей вдруг пришло приглашение в Лувр к королю, Франсетт даже не стала об этом сообщать отцу, а попросту на следующее утро отправилась во дворец, взяв в сопровождение лишь горничную. Любопытствующие взгляды, которым ее встретили придворные, Франс проигнорировала, терпеливо дожидаясь в приемной и подбирая те слова, которые ей следует произнести: чтобы изложить свою просьбу, но не оскорбить при этом ни своего отца, принявшего оскорбительное для нее решение, ни графа де Ла Фер, который мог бы как-то разрешить эту ситуацию, но так этого и не сделал. Пожалуй, лучше всего это выдать как ее личное желание. Не вынужденное желание, а именно давно лелеемое. В этом случае у нее будет даже больше понимания у короля, который сам об этом мечтал. В тот момент, когда Франсуаза уже строила мысленно диалог с Людовиком, появился слуга и объявил, что его величество ожидает мадмуазель де Бертран. Несколько робея, но стараясь выглядеть уверенной, девушка вошла в кабинет короля – более робея, чем это было, когда она явилась сюда с отцом. Потому что на этот раз все зависело от нее самой… Франс прошла два шага и присела в низком поклоне, не смея поднять глаз. - А, как удачно я получил ваше послание, мадмуазель де Бертран, - услышала она голос короля. – Ну поднимайтесь же! Вы прибыли сюда от собственного имени, а не с вашим отцом, что заставляет задуматься о ваших намерениях. Девушка выпрямилась и… подняв голову, она увидела, что в кабинете Людовик был не один, здесь же присутствовал граф де Ла Фер. - Я полагаю, мы закончили с вами, месье, - обратился к нему король. – Но если вы хотите что-то добавить в связи с присутствием тут этой дамы… Франс, еще не понимая, что тут делает Оливье, осознала только одно: с чем бы ни прибыл сюда граф, она должна дать понять ему, что не намерена раскрывать его инкогнито, ее просьба никак его не обяжет. - Вряд ли этот месье может мне как-то помочь с моим вопросом, государь, - осмелилась заговорить она до приглашения высказаться. Оливье чуть удивленно глянул на нее. - Я прибыла просить ваше величество о милости, - уверенно завершила Франсуаза. – Я желала бы найти приют и служение в монастыре.