Дела прошлого

Дыхание перехватило, голова закружилась – хоть Франсуаза в последний момент и угадала, что хочет сказать граф, все равно его просьба казалась немыслимой. Зачем ему такая девушка, как она?! Однажды он уже совершил ошибку, женившись на недостойной, на женщине низкого происхождения. И пусть мадмуазель де Бертран не была ей ровней, но не была она ровней и Оливье. - Вы… готовы взять меня в жены? – вместо ответа пробормотала Франсетт, выдала то, что так мучило ее, из-за чего не верилось в реальность происходящего. – Несмотря на мое происхождение? Несмотря на Жули и… - И несмотря на ваши глупости, - подтвердил Атос. - О, ваше сиятельство будет мне напоминать о моих ошибках? – немного обиженно отозвалась девушка: она искренне просила у него прощения, она в самом деле более не собиралась совершать прошлые ошибки – и прощение, которое было дано только на словах, но не от сердца, очень задевало. - Нет, - всерьез принял упрек граф. – Простите, мне довольно вашего обещания, я верю вашему слову, я хорошо знаю вас, чтобы быть уверенным в том, что вы можете составить мое счастье, быть мне достойной супругой и хорошей матерью нашим детям. - А… Жули? - Ваша сестра показала себя дочерью дворянина – поверьте, этого довольно, чтобы она не могла скомпрометировать вас. Если позволите, я смогу настоять на изменении к ней отношения вашего батюшки и помогу вам устроить ее судьбу. - Ну, если так… мне нечего более желать. - Это ваш ответ? – напряженно уточнил Атос. – Я позволю себе заметить, что он… не так точен, как мне бы хотелось. Франсуаза слабо улыбнулась, сообразив, что не дает покоя мужчине, она избегала сама признания, а ее последние слова и вовсе можно было трактовать как готовность довольствоваться помощью Жули. Подчиняясь порыву, она подалась к графу, робко тронула поцелуем его щеку – и немедленно смущенно отстранилась. - Такой мой ответ достаточно точен, Оли? Или мне необходимо сказать вам, что я очень дорожу своей свободой, я очень хочу сама определять свою судьбу, но ничто не сравнится с возможностью быть с вами?! Девушка только испуганно охнула, когда Атос притянул ее к себе – для незнакомой, сладкой ласки, для настоящего поцелуя, от которого пропали все мысли, пол и потолок стали неотличимы, дыхание сбилось, а сердце творило что-то необычайное, то останавливаясь, то начиная скакать, как неприрученный конь, Франс перестала понимать, где она и что с ней. Наверное, не обнимай ее граф так крепко, она попросту упала бы, захваченная необычными чувствами… - Кажется, стол давно накрыт, мы можем идти, - привел ее в себя голос Оливье. – Ваша сестра не присоединится? Франс несколько раз непонимающе моргнула. Какой стол? Куда идти? - Простите меня, любовь моя, - продолжил Атос, вновь угадав ее чувство, ласково проведя ладонью по ее щеке. – Я поддался своим желаниям, но это не повторится до свадьбы. Если позволите, давайте забудем об этом и отправимся ужинать. - А… да… конечно, - пробормотала Франсуаза, чувствуя, как от стыда полыхают щеки – она ведь тоже поддалась своим чувствам и желаниям. Но граф только галантно предложил ей руку, чтобы проводить за стол. - Жули очень устала, - вспомнив ранее заданный вопрос, поделилась Франс, прикрывшись этим ответом, как нейтральной темой. - Да, конечно, сегодня был тяжелый день, - кивнул Атос. – Но я рад, что вы однако нашли в себе силы ко мне присоединиться. И, пользуясь случаем, я бы еще хотел поблагодарить вас за приготовления к завтрашнему дню. - Я надеюсь, что взяла на себя… - Достаточно, чтобы мне было чем восхититься. И особенно я признателен вам за то… что вы возрождаете традиции моей матушки. - Разве возможно иначе? Это одни из самых ярких и приятных воспоминаний моего детства – когда мадам графиня навещала нас в праздничный день или встречалась на мессе, уделяя каждому внимание. Она… была необыкновенной! - Вы правы, - глухо ответил Атос. - О, простите! Я не хотела ворошить воспоминания… - Не стоит, вы правы, они – одни из самых приятных в моей жизни и в моем детстве, эта грусть всегда будет перемешана с радостью. - Тогда позволено ли мне спросить, что мне делать с подарком моему жениху? - Вы его уже сделали. И если вы намерены управлять Ла Фером так, как вы желали это делать в вашем отчем доме, то можно даже сказать, что я сам себе сделал подарок в это Рождество. - Тогда я скажу, что тоже получила самый лучший подарок в это Рождество, - улыбнулась Франс, смущенно отводя взгляд. - Могу я просить вас? – сменил тему граф. - О чем угодно. - После ужина я все-таки хотел бы попросить вас рассказать о том, как проходили ваши дни в замке. Если вы не очень утомлены. - Я с удовольствием отдохну в вашем обществе. *** Небольшой отряд прибыл только в середине следующего дня, к тому времени Атос начал волноваться о том, верно ли он поступил, оставив друзей. Франсуаза, с которой он делился переживаниями, напоминала, что женщине непросто ехать быстро, особенно если она не привычна к верховой езде. Они почти не расставались накануне вечером, после признания. Франс все же рассказала детально обо всех своих страхах, что мучили ее последние месяцы и по дороге в Ла Рошель, и в Шатору, и здесь, в поместье, особенно как замирало сердце при тех ужасах, что описывал посыльный. Она ведь уверилась, что больше не увидит Оливье, она оплакивала его, как если бы уже увидела тело. - Бедная девочка, - сочувственно обнимал ее Атос. – Если бы я знал, что вы пережили, я отыскал бы этого мерзавца… Франсуаза спорить не стала: что и говорить, тот неизвестный с выдуманным именем и историей заслужил худшее, но мысленно порадовалась, что тот человек уехал – он наверняка был опытным бойцом, а значит, схватка с ним была опасна для Оливье, пусть лучше он окажется подальше от них и от всех сражений. Об этом Франс и заговорила позже, расспрашивая графа о его планах. И испытывала уже смешанные чувства. Атос собирался оставить службу после свадьбы – и это было замечательно, это возвращало к мечтам о семейном счастье. Они будут тут, в замке, вдвоем, занятые только заботами о хозяйстве и… хотелось бы, чтобы вскоре еще и о детях, Франсуаза желала подарить наследника – Оливье давно хотел сына, этот долг перед семьей, девушка это чувствовала, тяготил графа. Однако же венчание должно было состояться не раньше, чем через полгода, а если кампания по осаде Ла Рошели затянется или одни военные действия сменятся другими, то свадьба будет позже. Девушка понимала, что дату Оливье назначил очень раннюю, обычно помолвка длилась до года, но ожидание уже сейчас, с первого дня, казалось пыткой… Франс была особенно благодарна этому Рождеству – не только потому что оно принесло ей любовь графа (ту любовь, в которую девушке не верилось, если бы она не встречалась в течение всего дня с теплым заботливым взглядом Оливье), но еще и потому что заботы этих часов полностью поглотили мадмуазель де Бертран, не давая ни мгновения на переживания и тяжелые мысли: от праздничной утренней молитвы до ожидаемого ужина – Франсетт старалась уследить за всем, чтобы пораньше отпустить слуг. Прибывшая Констанция оказалась довольно милой женщиной, которая, несмотря на долгий путь, с удовольствием включилась в хлопоты. Так что задолго до вечера все было готово, в поместье остались только господа, их личные слуги и мэтр Журнэ, правда, последний удалился во флигель, где проживала его семья. За столом первое время царило напряжение. На одном конце его слуги не решались переговариваться, когда господа молчат, дамы хоть и подружились, но еще недостаточно хорошо друг друга знали, при этом Констанция определенно была слишком озабочена чем-то, что мешало легким беседам, наконец, мушкетеры тоже не чувствовали себя спокойно, видимо, вызволение мадам Бонасье и вправду было непростым. - Господа, - поднялся Атос, на правах хозяина решив разорвать эту тяжелую тишину столовой, - я хочу сказать, как рад видеть вас всех здесь! И особенно рад, потому что это Рождество для меня особое: я праздную его с самыми дорогими мне людьми… с моими друзьями и с моей невестой. На мгновение вновь его голос сменился тишиной, на этот раз почти мертвой, не нарушаемой ничем… - Черт, я знал! – воскликнул д’Артаньян восторженно. - А кто невеста? – уставился Портос на девушек, переводя взгляд с Франсуазы на ее сестру. Арамис привычно лишь понимающе улыбнулся. - Но все-таки жаль, что не удалось осуществить другой наш план, - продолжил гасконец. – Ну тот, чтобы отправить… Он прервался – кажется, в плане было что-то такое, что вряд ли понравилось бы Франсетт. Но девушка не собиралась уделять этому внимания, гораздо более занятая тем, что ее впервые представили уже как невесту графа. С этого часа она – не просто мадмуазель де Бертран, она почти супруга знатного вельможи, на нее почти надета графская корона, которой отныне следует соответствовать. Чтобы более не было неопределенностей, Франс поднялась со своего места, принимая ту радость и то бремя, которые брала на себя. - Я благодарю ваше сиятельство, - произнесла девушка, чувствуя, как щеки вновь заливает румянец – хочется верить, что это объясняется горячим вином. – Я счастлива и горда той честью, что вы оказали мне. А также, хотя я не хозяйка здесь, я признательна той возможности, что вы дали – устроить здесь праздник для вас и ваших друзей. Я надеюсь… нет, я уверена, что вы встретите здесь то тепло, которое только может подарить родной дом. И словно бы только этого и не хватало – в комнате зазвучали тосты в честь графа и будущей графини, зазвенели слова признательности за приют и тепло, столовая наполнилась голосами, беззаботным смехом и улыбками. Франс переглянулась с сестрой, затем с женихом и счастливо улыбнулась. Теперь и она чувствовала, что дома… *** Мушкетеры гостили у Атоса еще несколько дней. Может быть, отпуск им это и не позволял, но никто не стремился в полк – нужно было придумать в деталях, как действовать и что кому говорить, пока же каждый стремился насладиться тем затишьем, беззаботностью и теплом, которые их окружали. Рано или поздно день, когда нужно было расстаться, наступил. Констанция оставалась в замке с Франсуазой и Жули – под защитой этих стен и с указанием не появляться дальше сада. Впрочем, д’Артаньян надеялся, что это ненадолго, он был уверен, что вскоре сможет вновь отличиться на осаде и в качестве благодарности сможет просить защиты для мадам Бонасье у короля (а может быть и развода, если это будет нужно, если для этого будет повод и… если гасконец все же решит, что желает этого). Портос все чаще возвращался к мыслям о браке с прокуроршей – ему как раз на днях пришло сообщение о кончине мэтра Кокнара, а это открывало немалые перспективы. По крайней мере терять золото из сундука прокурора было бы очень неразумно, Портос знал, как лучше потратить эти деньги. Арамис был, разумеется, более скрытен, чем остальные, он все чаще говорил о том, что вернется к своей диссертации, вынуждая друзей насмешливо улыбаться. Однако на этот раз будущий аббат был абсолютно серьезен, это была та карьера, к которой он стремился, та стезя, где он действительно мог подняться на самый верх. Что, впрочем, не мешало ему продолжать строить планы относительно герцогини и тех интриг, к которым она причастна. Атос отложил разговор с месье де Бертраном до своего возвращения. Конечно, граф не сомневался в ответе, но не хотел торопиться, тем более, возможно, к тому моменту Франс сможет подобрать кандидатуру для брака сестры, поэтому можно будет говорить с отцом сразу о судьбе двух дочерей. Правда, на этот раз, возвращаясь на службу, граф иначе относился к своей жизни, а еще не собирался пренебрегать положенными ему отпусками – ему было с кем провести эти дни, он стремился вновь увидеть мягкую чуть застенчивую улыбку возлюбленной… *** Венчание состоялось следующей осенью. К тому времени герцог Бэкингем был убит каким-то фанатиком – мушкетеры подозревали, что за этим стоит человек кардинала, но кто это мог быть, теперь невозможно было угадать. Осада еще продолжалась, но всем было ясно, что со дня на день ларошельцы сдадутся, а потому получить отпуск прославленным солдатам было довольно легко. Гостей на празднике было не очень много, но на этот раз не потому что дворяне выказывали неодобрение этому браку, просто Атос оповестил вовсе не всех, посчитав за лучшее провести в меру скромную церемонию, пригласив лишь друзей, родню и влиятельных соседей. Для прочих, в случае недовольства, было простое оправдание – все еще шла война, причем многие говорили, что после осады войска отправятся или на север, или на юг, роскошные праздники не поощрялись, Людовик требовал от дворянства скромности. Месье де Бертран выглядел более чем довольным. Граф де Ла Фер вынудил его признать вторую дочь, но это не наделало шума в обществе, никому не было интересно, сколько детей у мелкого почти разорившегося дворянина. Зато брак Франсуазы с самим графом был пределом всех мечтаний. Правда, было кое-что неприятное в этой истории – его сиятельство ясно выразился, что помогать родственнику в его долгах не собирается. Ради Франс граф согласился не мешать месье де Бертрану и дал понять, что позволит дочери вести дела отца, поскольку той лучше удается сохранить полученное, однако если тот все потратит и кредиторы разорят его, то так тому и быть, отправится в тюрьму за долги. Месье де Бертран, правда, надеялся, что Франсетт себе не позволит такого обращения с отцом, но сомнение закрадывалось в его сердце: дочь позволила себе побег, признала внебрачную сестру – от такой можно ожидать чего угодно, отвернется ведь, поднявшись так высоко… После венчания был праздничный обед, а затем почти все гости разъехались, остались лишь друзья Атоса, месье де Бертран предпочел тоже откланяться, полагая за лучшее держаться в стороне, наслаждаясь положением отца молодой графини, оставаясь же в замке, он рисковал навлечь на себя недовольство арендодателя – ни к чему ему неприязнь влиятельного родственника. Даже охота, устраиваемая на следующий день, не соблазнила месье де Бертрана, он позволил графу наслаждаться этим действием в компании лишь друзей. Более всего этому была рада Франсуаза. Судьба сестры устраивалась, батюшка не смел указывать им, а она сама… она была рядом с любимым, она подала ему руку у алтаря, она не могла отвести от него взгляд… И вот теперь она в своей спальне готовится… нет, не ко сну, а к первой ночи с супругом, к тому новому, о чем пока говорили только жаркие взгляды и объятия Оливье. А еще были очень насмешливые взгляды Жули – сестра не могла удержаться от уколов и напоминаний о том, как давно разгадала их взаимные чувства с графом. Но эти смешки были добрыми, и Франс даже была признательна за них, потому что это позволяло расслабиться, когда день свадьбы все приближался. И сегодня тоже, потому что Жульетт, лучше осведомленная о взаимоотношениях мужчины и женщины, немало просветила сестру в этом. Это, конечно, заставляло волноваться, насколько верно она сможет все сделать, но зато спасало от излишнего неведения и множества вопросов, что придавало Франсуазе уверенности… Хотя полностью волнение не уходило никак. Это ожидание, одно лишь предвкушение объятий Оливье заставляло девушку трепетать. Франс замерла с расческой в руках, глядя на свое отражение, словно пытаясь разглядеть где-то там себя настоящую. Кого в ней больше? Той, которая отринула отца, отправилась едва ли не на войну, перечила влиятельному человеку, пыталась изобразить интриганку… Или той, которая рыдала, взяв на себя вину за все эти действия, которые, как ей казалось, и привели к кончине любимого мужчины? Должна ли она себя ругать и за что? Девушки ее положения не сбегают из дома и не идут против воли батюшки – она безусловно в этом виновата. Благородные дамы не носят мужское платье… не считая, конечно, герцогини де Шеврез, но всем известно, что к этому ее поведению в обществе относились очень по-разному. У Франс было предостаточно причин считать себя виноватой, и она ничуть не лукавила, когда говорила Атосу, что раскаивается в этом. И все-таки мадмуазель де Бертран понимала кое-что еще: не решись она сделать первый шаг, не пойди она против отца и всех правил – она не была бы в этот миг графиней де Ла Фер. Тот, кто подчиняется, вынужден влачить жалкое существование. Тот, кто рискует, может проиграть все или все получить. *** Дверь открылась – и на пороге появился Атос. Все сомнения немедленно ушли, все ее действия были оправданы уже тем, что она отныне с ним, с этого дня и до конца жизни. Даже не так, потому что после смерти их души тоже всегда будут вместе, как рядом кладут тела в семейном склепе. - А знаете, - внезапно сообщил граф, - я ведь тоже должен перед вами извиниться и… пообещать кое-чего никогда более не делать. - О чем вы? – опешила Франс, которая совсем не этого ждала от мужа. Атос, правда, подошел к ней, обнял сзади за плечи, делясь теплотой и лаской, но не спеша перейти к большему. - Я уехал в Париж, я отказался от своего настоящего имени, - продолжил Оливье, - я забросил дела в поместье, сбросив все на управляющего, отчего пострадали многие, не только вы, но… - Вы уже все исправили, - поторопилась остановить его Франсуаза. – Ваша ошибка была вовсе не столь тяжкой! - Но я не извинился перед вами, и был не прав. - Пожалуй, это так, - в девушке взяло верх лукавство. – Но разве это уместно сейчас, когда мы с вами женаты? Разве может муж просить прощения у жены? - Мы с вами еще не стали до конца мужем и женой, - не поддался ее тону Атос. – И именно потому я говорю вам об этом сейчас. Ведь мы по-прежнему друзья? И другу незазорно признать вину и попросить прощения у друга. - Что ж, - тоже стала серьезной Франсетт, - я полностью принимаю ваши извинения. И уверяю вновь, что вы уже все исправили. - Я пытаюсь это сделать… Граф наклонился, целуя девушку – нежно, но глубоко, вкладывая все чувства, которые испытывал к ней. Франс старалась отвечать ему, как могла, компенсируя стараниями свое неумение. - И этот брак – тоже исправление моих ошибок, - оторвавшись от губ супруги, пробормотал Атос. - Тогда… как насчет еще одного союза? - Брачный союз, дружеский и?.. - И… давайте назовем это союзом удержания от ошибок? Мы ведь поможем друг другу и в этом? - И в этом, и во всем другом, - согласился граф. Он снова привлек к себе супругу – но уже для того, чтобы наконец стать мужем и женой, как полагается, отринув все прошлое, все страхи и недоразумения. Теперь Атос был уверен, что возвращение бывшей жены было дано ему, чтобы он увидел, насколько не прав, не замечая более ничего, насколько был слеп, не разглядев ту ценность, что была рядом с ним. Но теперь-то он все сделает верно, теперь он умеет отличать несущественные ошибки, вызванные юными порывами, от коварных грязных замыслов преступниц… любого происхождения. - Я люблю вас, Франс, - прошептал Атос, - я всегда хранил вас в своем сердце, с нашего детства. И сейчас я люблю вас и восхищаюсь вами! - А я, кажется, любила вас всегда, - выдохнула девушка в ответ.