К ранам души ты кота приложи

       С одиннадцатой платформы при четвёртом пути железнодорожной станции «московского вокзала» бросается под поезд больше всего самоубийц. Так официально утверждают неизменно скрупулёзные российские статистики, на основании обследования всех вокзалов Санкт-Петербурга. Это, кстати сказать, заметно, если ты сидишь на скамейке на одиннадцатой платформе при четвёртым пути. Рельсы там блестят куда сильнее, чем около других платформ. От часто повторяющегося аварийного торможения рельсы очень здорово шлифуются. Кроме того, шпалы, как правило темно-серые и грязноватые, в некоторых местах вдоль одиннадцатой платформы выглядит куда светлее, чем обычно, а кое-где они почти белые. Это потому что там использовали сильные детергенты, чтобы смыть кровь, что осталась после разорванных на части под колёсами локомотива и вагонов тел самоубийц. «Московский вокзал» одна из самых последних железнодорожных станций Питера и к тому же самая запущенная. У человека, лишающего себя жизни на станции «московский вокзал», впечатление, будто он уходит из серого грязного провонявшего мочой мира, где на стенах облупилась штукатурка, где полно торопящихся, унылых, а то и отчаявшихся людей. Покидать навсегда такой мир куда легче.       На одиннадцатую платформу поднимаются по каменным ступеням через последний выход туннеля между кассовым залом и трансформаторной. Четвёртый путь — последний на этой станции. Если человек в кассовом зале на станции «московский вокзал» решает покончить с собой, то, отправляясь на одиннадцатую платформу четвёртого пути, он, пусть и ненадолго, но продлевает себе жизнь. Поэтому самоубийцы почти всегда выбирают четвёртый путь, одиннадцатую платформу.       При четвёртом пути есть две деревянные скамейки, все в граффити и изрезанные ножами; к бетонным плитам платформы они крепится огромными болтами. На скамейке ближе к выходу из туннеля сидел исхудалый мужчина от которого воняло потом, мочой, давно не мытым телом. Уже много лет он жил на улице. Он дрожал — от холода и страха. Сидел он, неестественно развернув ступни, руки держал в карманах рваной и усеяной пятнами куртки из синтетики, которая в нескольких местах была заклеена жёлтым скотчем с синей надписью «Just do it». Мужчина курил. Рядом с ним на скамейке стояли несколько банок из-под пива и пустая водочная бутылка. А возле скамейки в фиолетовом пластиковые мешке с рекламой какой-то сети магазинов, жёлтая краска которая давно уже стерлась, находилось все его имущество. Прожженный в нескольких местах спальный мешок, пяток шприцев, банка для табака, пачки папиросной бумаги, альбом фотографии с похорон сына, консервный нож, коробка спичек, две пачки метадона, книжка Ремарка в пятнах кофе и крови, старый кожаный бумажник с пожелтевшими порванными и вновь склеенными фотографиями молодой женщины, дипломом об окончании института и свидетельством о том, что податель сего не привлекался к уголовной ответственности. В тот вечер к одной из фотографий молодой женщины мужчина скрепкой присоединил письмо и купюру в сто марок.

***

Сейчас я ждал поезда, идущего с «московского вокзала», до «Одинцово», в Москву. В 0:12. Скорый поезд с обязательным бронированием мест и вагонам «Митропы» среди вагонов первого класса. Он никогда не останавливается на станции «московского вокзала». Стремительно проносится по четвёртому пути и исчезает в темноте. В поезде более двадцати вагонов. А летом так ещё больше. Я уже давно знал об этом. Я не первый раз прихожу к этому поезду.       Ждал я долго. Точней мне так казалось. И вот я отправился к концу платформы. Я давно уже присмотрел это место. Миновав киоск с напитками, я увидел того мужчину вновь. Нет, я не предполагал в полночь встретить кого-нибудь на одиннадцатой платформе. Всегда я был тут один. Меня охватила тревога, отличная от страха. Присутствие второго человека нарушало весь план. Я ни с кем не хотел встречаться по дороге к концу платформы. К концу платформы… Это будет действительно конец. Был бы…        И внезапно я почувствовал, что хочу попрощаться с этим человеком. Я подошел к скамейке. Отодвинул компьютер и сел рядом. —Приятель, выпьешь со мной глоток пива? Последний глоток? Выпьешь? — Спросил я, тронов этого человека за бедра и протягивая ему банку.

***

      ОН: Минула полночь. Он опустил голову и почувствовал, что не может сдержать слёзы. Уже давно он не ощущал себя таким одиноким. Это все из-за дня рождения. Последние годы при бешеном темпе его жизни он испытывал чувство одиночества. Одиноким бываешь только тогда, когда на это есть время. А времени у него не было. Он постарался так организовать свою жизнь, чтобы не иметь свободного времени. Проекты в Италии, защита диссертации и лекции в Швеции, научные конференции, публикации. Нет, в последнее время в его биографии не было перерывов на мысли об одиночестве, на чувствительность и слабость вроде той что напала на него здесь. Обреченный на бездействие на этом сером безлюдном вокзале, он не мог ничем заняться, чтобы забыть и одиночество напало не на него, как приступ астмы. Его присутствие здесь это незапланированный перерыв—всего лишь ошибка. Обыкновенная, банальная, бессмысленная ошибка. Как опечатка. Перед приземлением в Санкт-Петербурге он смотрел в интернете расписание поездов и не обратил внимание что со станции «Московского вокзала» поезда в Москву ходят только в будние дни. А всего минуту назад закончилась суббота. Впрочем, ошибка его была вполне объяснима. Происходило это утром после нескольких часов полёта из Швеции, полёта, завершавшего неделю напряженной работы без минуты отдыха.        День рождения в полночь на «московском вокзале». Абсурдней ничего быть не может. Уж не оказался ли он тут какой-нибудь в миссии? Это место могло бы быть декорацией фильма, но обязательно чёрно-белого, о бессмысленности, серости и мучительности жизни. Он ничуть не сомневался, что какой-нибудь поэт здесь и в такую минуту написал бы свое самое мрачное стихотворение.        День рождения. А как он родился? Как это было? И очень ли ей было больно? Что она думала, когда ей было так больно? Он не разу не спросил её. Почему не спросил? Ведь это было так просто: «мама, а тебе очень было больно, когда ты меня рожала?»        Вдруг он почувствовал, что кто-то его толкает. —Приятель, выпьешь со мной глоток пива? Последний глоток? Выпьешь? — услышал он хриплый голос.       Кто знает, может, если бы не этот мужчина, которого я встретил на четвёртом пути, одиннадцатой платформы, я бы действительно всё оборвал. Но я рад, что все получилось так, как получилось. Вот, Шастуна встретил.