Заново

Дела шли, наверное, даже слишком паршиво. Питер который день обливали дожди, тучи тëмным полотном застелили небо, и ко всей тоскливости дней добавились неудачи в работе. Несколько дней Сергей почти не вылезал из-за стола, и всë равно всë шло по одному месту. В программном коде каждый раз оказывались ошибки, несколько раз крашнулись сервера, а глаза от боли пришлось закапывать специальными каплями, которые и вовсе на некоторое время лишили его нормального зрения. Не ел он уже дня три, а в желудке от энергетиков уже должна была появиться чëрная дыра. Зато за это время удачно перепрограммировал Марго, избавив и еë, и себя от оков официальности. В отношениях с дочерью всë стало хуже. Маленькой Любочке нужен был папа, а папе нужна была работа и прибыль. Нянечка, которая давно работала у них, даже попросила об увольнении, когда Любочка раскапризничалась и внезапно укусила еë, когда они собирались на прогулку. Пришлось в срочном порядке искать другую. Любочка теперь часто устраивала по вечерам истерики, каталась по полу и легонько билась лбом о стену, и тогда Сергей с тяжëлым вздохом шëл играть с ней, а после читал на ночь. Правда, на следующий вечер всë повторялось, и так они попали в замкнутый круг. Он прекрасно понимал, что девочке нужен родитель, а не чужая женщина, но работать нужно было много и быстро. У него дедлайны. Приложение должно было выйти неделей назад, но ни сил, ни времени от тогда не нашëл, поэтому сейчас исправлял ситуацию. Под дождь работать было легче. Его размеренные удары о стекло вводили в темп, нарушали повисшую тишину. Казалось, стук клавиш и дождя слились в одно целое. Сергей исправлял ошибки в коде. Уже второй раз он ошибается на одном и том же месте, чем себя ужасно злил. Списывал на невнимательность, а настоящую проблему — усталость — запихивал куда подальше. Он понимал, что, если решит прилечь, уснëт, а нужно работать. Обновление готово лишь на четверть, а сроки поджимают. Он и так слишком долго отлынивал от работы. В последнее время им и так все недовольны, он сам в первую очередь, пора расцепить круг разочарований хотя бы на одно звено. Несколько раз в голову снова залезал разговор с Игорем. Только теперь Сергей понимал, как странно всë было. В фильмах с таким же сюжетом встречи за кофе всегда проходили гладко. Люди общались с улыбкой, открытые друг другу, а они с Игорем не выходили за черту личного пространства. Даже пожимая руки, они не пускали друг друга в свои жизни. Странным были и те женщины, работницы заведения. Рыжая за деревянной стойкой, официантка, ехидно подмигивающая. Как будто что-то знали и не скрывали этого, но и не спешили посвящать в свою тайну. Дразнили. Так в детстве девочки шептались, хихикали и показывали в его сторону пальцем, а он не понимал, что успел натворить. Маленького Серёжу это обижало. Хотелось подбежать‚ спросить‚ о чём они говорят, но он знал, что ему ничего не расскажут. Только толкнут, чтобы шёл своей дорогой. Сергей исправил ошибку в программном коде и на несколько секунд прикрыл глаза. Впереди ещё много работы, которую нужно выполнять, выполнять, выполнять…сонливость уже сковывала мышцы, сворачивала их. По-хорошему ему действительно следовало бы прилечь и передохнуть хоть полчасика, но ведь эти же полчасика он может потратить на что-то более полезное, на благо потребителей. И их мысли, их чувства были куда важнее. А потом, конечно, и деньги, которые он должен получить и которые не бывают лишними. Он потёр лицо, откинул с него отросшие волосы и собрался было продолжить печатать, как раздалась мелодия звонка. Он обернулся на лежащий рядом телефон и замер. На экране высветилось:«Игорь». Сергей взял гаджет в руки и свайпнул в сторону зелёной трубки. – Алло? – Сергей? – донëсся голос с той стороны трубки. Глубокий, тихий, басистый. Точно Игорь. – Да. Здравствуйте. Не ожидал, что вы позвоните. – Да, я тоже...вы предлагали помощь, – напомнил он, – Кажется, она мне нужна. Я могу приехать? Сергей удивился. Он и звонка-то не ожидал, что уж говорить о помощи, от которой Игорь так упёрто отказывался.Что же успело произойти? Он продиктовал адрес, упомянул, что башня высокая, и подниматься нужно на самый верх и, когда звонок сбросили, стал ждать. Жизнь стала немного разнообразнее: появилось ожидание. И пусть оно продлится недолго, он был рад, что оно вообще есть. Ему часто говорили замечать счастье в мелочах, но все эти мелочи его в себе не несли. Хорошая погода была просто хорошей погодой, чай просто чаем, удобный матрас просто удобным матрасом. Эти вещи были пропитаны им, и ничего нового и радостного в них уже не было. Хорошую погоду он видит двадцать восемь лет подряд, чай этой фирмы покупает долгое время, а к матрасу привык так, что весь его суперкомфорт и точечное влияние на тело перестали ощущаться. А ожидание, свалившееся на него так нежданно-негаданно, прибавляло в серые дождливые будни красок. И Сергей старался запомнить свои чувства и мысли, сравнить их с чем-то, чтобы потом, когда будет вспоминать этот день, мог воспроизвести его в памяти так точно, чтобы провалиться в него без остатка и прожить снова.

***

Работая в полиции, видишь много дерьма. Ты перебираешь дела, заглядываешь в папки и читаешь мерзотнейшие подробности, как мужик в пьяном угаре убил свою жену и двоих детей, вламываешься с ордером на обыск в такие квартиры, какие обычно высмеивают в юмористических передачах, арестовываешь таких личностей, которым бы сам конечности переломал. Игорь думал, его уже ничем не удивить. Но, как это обычно и бывает, он ошибался. Заниматься этим делом нормально не получалось. Он откладывал папку на край стола и делал вид, что еë вовсе не существовало, закрывал ноутбук, когда дома смотрел нужную информацию(теперь эта вещица была ему очень нужна), подолгу не спал, обмозговывая эту жизнь. Хотелось уволиться. Но ведь, уволься он, наверняка этим будут заниматься чрезвычайно медленно, а они и так слишком долго ничего не делали. Страшно было каждый день просыпаться и понимать, что именно сегодня урод, которого он пытается вычислить, может сделать ещë одну ужасную вещь. Игорю было плохо. Ужасно плохо. Едва удавалось сдерживать слëзы. Он вынужден это делать. Вынужден работать и изучать всë, что могло бы помочь расследованию. Ещë прошлым летом пропали двое мальчиков из детского лагеря, и так их и не нашли. Теперь пропали ещë несколько. Кто не пришёл к ужину, кто не позвонил маме, кто, по словам ребят, остался у речки и так и не дошëл до корпуса...чтобы связать проишествия в одно дело много ума не нужно. Поиски в самом лагере никакого результата не дали, а реку патруль отказался проверять. Унести могло, мол, течением, нам всю еë теперь проверять? А один Игорь против целого патруля пойти не мог, да и от одного него было бы мало толку. Когда он приехал в этот лагерь во второй раз, когда пропал ещë один ребëнок, мальчик лет тринадцати поймал его и шепнул на ухо, что он и ещë некоторые ребята участвовали в эксперименте, который он сможет найти в соцсети, если в строку поиска вобьëт название лагеря и слово «эксперимент». Правда в какой соцсети и что за эксперимент такой он ничего не сказал. Тем же вечером Игорь сел за поиски. Лагерь «Мерли́н» существовал ещë во времена СССР, так отец рассказывал. Обычный лагерь, ничем особенным от сотни других не отличался. Раньше был пионерским, после распада обычным детским. Отец отдавал предпочтение «Артеку», поэтому в детстве Игорь побывал только там. Никакой криминальной истории у «Мерлина» не было...до сего момента. Игорь послушался того мальчика, вбил в строку поиска то, о чëм он говорил. Додумался искать там, где публикуется всякий шлак — «VMeste», «Двач» и «Telegram». Нашëл быстро, однако предпочëл бы не найти ничего. На видео была опушка леса. Притоптанная человеком трава, кусочек голубого неба, грубая кора величественно возвышающихся деревьев, поднявшие гвалт птицы. Картинка оставалась спокойной достаточно долго, чтобы Игорь засомневался в том, что мальчик его не разыграл. Лес как лес. Но потом стали раздаваться лëгкие шаги, и в кадр вошëл юнец в школьной форме. Белая рубашка, красный пионерский галстук. Он был низкого роста, личико круглое, совсем ещë детское. Тëмные глаза смотрели в камеру. Мальчик заговорил. – Я, Иванов Роман Александрович, с гордостью принимаю участие в эксперименте номер один, который позволит отечественной медицине развиваться и совершенствоваться из года в год; во благо будущего поколения, – отчеканил он и повернулся к камере спиной. Изображение отдалили. Объектив захватил ещë небольшой кусочек: дерево, с ветви которого свисала тугой змеëй верёвка. У Игоря замерло сердце. Роме кто-то за кадром подал табурет. Мальчик поставил его прямо под верëвкой и забрался на него. Игорь поставил на паузу. Догадаться, что будет дальше, было несложно. Успокаивало одно: мальчик остался жив, если его друг без тени грусти шептал Игорю про эти видео. Эта мысль не развевала сразу все тревоги, но вселила надежду, что он не увидит детскую смерть путëм самоубийства прямо сейчас. Он снял видео с паузы. Рома взялся за верëвку, немного покрутил еë в руках и надел себе на шею. Игорь видел, как он глубоко выдохнул, закрыл глаза и сам пнул табурет; тот опрокинулся на траву. Рома повис, обмяк, перестал слышать птичьи песни, и видео на этом закончилось. И Игорь был определённо благодарен. Увиденное вызвало много вопросов. Они парили в сознании, но не оседали, чтобы можно было сфокусироваться хотя бы на одном. Игорь потирал лицо, голову, умылся и отжался несколько раз, чтобы сбросить с себя мысли о просмотренном видео, забыть и никогда не вспоминать. Но, к великому сожалению Игоря, то видео было не единственным. Таких было ещё десять. Просмотреть было нужно, вдруг в одном из них будет зацепка, и этот явно душевно больной человек себя выдаст. Но Игорь ничего не нашëл. На видео менялись лишь дети. Был и тот самый мальчик, который шепнул ему про эти видео. Детям на них было на вид от десяти до пятнадцати лет. Они все повторяли тот же текст, что и мальчик из первого видео, только подставляли свои имена, им подавали табурет, они становились на него и надевали на шею петлю. Вешались, и видео обрывалось. Голоса за кадром он не слышал, кроме детей в кадре больше никого не было. На следующий день Игорь поехал в лагерь, поговорить с тем самым мальчиком. На видео он представился Женей. Но Женя ничего ему не рассказал, только смущëнно покусывал губу. «Я не могу рассказать». Странный: сначала рассказывает, вроде как помогает, а потом «не могу рассказать». Игорь допытывал ещё долго. «– Ты должен мне рассказать. Ты же понимаешь, что может быть, если ты промолчишь? – Понимаю. – Тогда скажи, почему ты вешался и кто тебя попросил, кто снимал. – Я не могу. – Ты ведь уже помог мне, когда рассказал, что есть эти видеоролики. Так помоги ещё больше. Я обязательно назову твоё имя перед начальством и скажу, как ты мне помог. – Нет, не могу. – Почему? – Я обещал. Если кто-то узнает, что я рассказал больше, чем мог, мне не поздоровится. Не мучьте меня, пожалуйста, я правда не могу рассказать. – Хорошо, а если я не расскажу никому, что это ты мне помог? – Он узнает. Будет хуже.» Игорь не понимал, он больше недоумевает или злится. Из лагеря он уехал ни с чем. Как же сильно эта загадочная мразь запугала мальчишку, раз он не может назвать имён? Как такого урода вообще взяли работать с детьми? Вопросов было много, а ответов — нифига. Когда пропал ещё один ребёнок, — снова мальчик, — а во «VMeste» появилось новое видео с очередным повешением, Игорь вспомнил, что его новый знакомый, вообще-то, владелец соцсети и должен иметь доступ к IP-адресам устройств, с которых публикуется контент. Мозги по ощущения зачесались: с одной стороны, нужно звонить и просить помощи, а с другой, всё хотелось раскрыть самому. Его же работа. До этого как-то справлялся и сейчас должен. Но сдулся всё же быстро, набрал номер Разумовского в надежде, что тот всё ещё хочет ему помочь. – Поднимайтесь на самый верх башни, – голос у него дрожал, Игорь слышал. – Башни? – Да...ну, вы сами увидите, когда будете на месте. – Тогда я скоро буду? – Буду вас ждать. Вопросов прибавилось. Башни? Разумовский что, принцесса, чтоб в башне жить? Или у богатых это теперь новая фишка? Игорю всё равно не понять. Добираться на своих двоих было достаточно долго, но лишних денег на такси не было, так что привыкший к длительным пешим прогулкам Игорь особо не жаловался. Он брёл по мокрым улицам, думая, нет, мечтая об одном: чтобы сегодня в этом детском лагере ничего не произошло. Ни пропаж, ни новых видео. Ему и без того с головой хватает. Но кто же, всё-таки, этот урод и какого лешего его подпустили так близко к детям? Почему за этим никто не следит? Это же дети! Случись что — им ведь потом жить с этими травмами. Правительство и различные организации с такой бравадой кричат, как им важна в первую очередь судьба детишек, их здоровье и образование, ведь это — будущее страны, и при этом так легко из раза в раз упускают подобные случаи с тем, что расследует Игорь! Кем бы ни был это человек, Игорь найдёт его и убьёт к хренам. Таким нельзя жить с остальной массой в одном обществе. Они этого не заслуживают. Добравшись до нужного места, он ещё на минуту завис. Действительно башня, но ведь это офис...наверное, Разумовский просто очень занятой человек, потому и пригласил к себе на работу. Он неспеша вошëл внутрь. Зеркала, пол из какого-то дорогого материала, лифт, ведущий, наверное, на самый верх...Игорь боялся притрагиваться ко всему, что здесь находилось. Хотелось замереть на месте или выбежать обратно, туда, где сломать что-то или испортить будет не страшно. Но он здесь ради благого дела, а значит, надо собраться и не пытаться оценить затраты тех, кто всë это делал. Даже лифт выглядел суперлюксово. По работе Игорь во многих побывал, от пошарпанных в хрущёвках до новеньких в бизнес-центрах, но этот лифт был лучше всех. В первую очередь чище, будто им почти никогда не пользовались. Всë новенькое, блестящее. «Да я лифтовая проститутка», – подумал Игорь, оглядываясь и ожидая остановки. Сергей сказал подниматься на самый верх. В каждом углу и под самой макушкой были понатыканы сигнализации. Игорь не знал, пожарные или на случай, если кто решит напасть. Коридор охватывали ещё две камеры видеонаблюдения по углам. Так на каждом этаже, подумал Игорь. И это абсолютно правильное решение: небезопасно оставлять такие хоромы без сигнализаций и камер. Стены были толстые и идеально белые. Настолько белых стен он не видел очень давно. Пачкали их быстро, будь это наружные стены, будь это внутренние. А здесь они выглядели так, будто их всегда обходили и никогда к ним не прикасались.

Или у всех, у кого есть деньги, теперь так,

– подумал Игорь. Его и, по-видимому, кабинет Разумовского отделяла одна широкая дверь с металлической блестящей ручкой. В ручке он мог разглядеть своë искажённое отражение. Он взялся за неë и потянул на себя. Сергей сидел за длинным закруглённым столом и быстро стучал по клавиатуре. Рыжие волосы были собраны в низкий растрёпанный хвост. Он был одет в длинный шëлковый халат с непонятным витиеватым узором. Халат был ему явно велик. Игоря Разумовский не замечал — должно быть, увлечëн работой. Игорь постучал костяшкой пальца по стене, и Разумовский резко вздëрнул голову, пугаясь. – А, вы... – выдохнул он, – Простите, не заметил. – Ничего. Разумовский поднялся из-за стола, протягивая руку. – Чай, кофе, газировка? – предложил он, заключая ладонь Игоря в свою. Руки у него были холодными, почти ледяными, и Игорю понадобилось приложить сил, чтобы не выдернуть свою из холодного плена. – Нет, спасибо. – Уверены? – Да. Разумовский отпустил его руку и кивнул на серый диван в середине комнаты. – Тогда присаживайтесь и рассказывайте, что у вас произошло. Игорь посмотрел на диван и нерешительно присел на подлокотник. Здесь всë слишком дорогое, а его вещи слишком дешëвые и старые, чтобы он прикасался к вещам и мебели Разумовского. – Короче...неловко просить, конечно...мне по работе надо. Дело серьëзно. Некоторый...сомнительный контент публикуется в вашей соцсети, мне нужно узнать, с какого устройства и где оно находится. Сергей вскинул рыжие брови. – Увы, в соцсетях всегда много сомнительного контента. Какой именно? – Там... – Игорь вздохнул. Думать об этом было больно, говорить ещë больнее, – Дети вешаются. Брови Разумовского взметнулись ещë выше. Он подался корпусом вперëд, смотря на Игоря удивлённо. – В смысле? – В прямом. Я не понимаю, в чем смысл, но похоже на какую-то долбаную секту. Посмотрите сами, – он кивнул на ноутбук, – Мне нужно найти того, кто это делает. И мне нужна ваша помощь, потому что по-другому я вряд ли выясню, кто этим занимается. Игорь смотрел на него не отрываясь, а вот Разумовский зрительного контакта избегал: отворачивался или опускал голову. – Вы поможете мне? – уточнил он, когда ответа не последовало. Разумовский закивал. – Да, я...конечно, Игорь. Только здесь небольшая проблема...я не могу узнать, с чьего устройства были сделаны публикации. – Что? Игорь смотрел на него так, будто Разумовский только что доказывал, что два и два равно пяти. Он же программист, черт возьми! Основатель и владелец соцсети! Как это — не может узнать? – Видите ли... – Сергей заметно сдулся, поднялся и направился к своему столу, – В этом и смысл моей социальной сети. Полная безопасность. Пользователи могут не беспокоиться, что их посты будут читать, голосовые сообщения слушать, а потом использовать эту информацию против них. «Вместе» построено на полном доверии, а не на мнимых соглашениях о политике конфиденциальности. Слежка, подающаяся под видом полной безопасности и бесплатного контента, противоречит моим моральным принципам. – А публикация видео, где дети говорят странную речь и вешаются, не противоречит? Сергей поджал губы. – Противоречит. Но вы же понимаете, что из интернета сложно что-то удалить. Это опубликуют снова, а может, уже есть копии, – он вздохнул и принялся что-то печатать в компьютере, – Даже если я заблокирую пользователя, он создаст новый аккаунт, с новым именем, и это всë повторится. – Не повторится. Я с ним разберусь, пока ваша соцсеть не превратилась в «Ноу Лимитс Фан». – Это было бы замечательно, Игорь, – ответил Разумовский, – Как называются те видео? Игорь поднялся и зашëл ему за спину. – Лучше бы вы не смотрели. – И не буду. Мне неспокойно живëтся и без этого, – бросил Разумовский, даже не обернувшись. Игорь самостоятельно вбил в строку поиска ключевые слова и указал на нужные видео. – Сколько тем детям на видео? – поинтересовался Разумовский, забирая у Игоря мышь. На мгновение Игорь вновь почувствовал холод его бледных рук, но уже было куда терпимее. – От десяти до...наверное, пятнадцати? Не знаю точно. Дети сейчас всë чаще и чаще выглядят взрослее своих лет. – Может быть, – ответил Разумовский, пожимая плечами, – Я всегда выглядел младше. Даже сейчас, как мне некоторые говорят. – А вам сколько? – Двадцать восемь. Игорь вскинул брови. – Я думал, вам около двадцати трех. Я в двадцать восемь...выглядел на двадцать восемь. Разумовский усмехнулся, и Игорь вдруг почувствовал, что уже не так неуютно становится здесь, рядом с молодым миллиардером, в шикарном офисе. Он, кажется, не смотрит на всех свысока. Ему вообще плевать, у кого сколько денег. Сергей всë же поддался на уговоры и согласился вычислить IP-адрес. Игорь сидел рядом в нетерпении. Дождь снова забарабанил по стëклам. – Нева ещë не вышла из берегов? – поинтересовался Сергей, – Который день уже дождь идёт. – Нет, но, думаю, скоро выйдет, – Игорь взглянул в окно, – Не любите дождь? – Наоборот. Мне под него работать легче. А вы? Игорь повëл плечами. – Это вам хорошо. Хоть дождь, хоть жара, хоть снег, вы в помещении работаете. А я нет. В дождь не очень приятно. Разумовский тихо усмехнулся. – Я думал, у полицейских есть машины, – сказал он, отвлекаясь от экрана компьютера. – Есть, – ответил Игорь, – Но я обычно на своих двоих. Так легче расследовать, больше замечаю. Разумовский, видимо, не придумал, что ответить, посему лишь кивнул. Но Игорю и этого было достаточно. Он открыл доступ к IP-адресу, дал Игорю все записать. – Скажите мне потом, чем всë закончится. Это, все же, очень страшно. Как отцу тем более. Игорь выгнул бровь. – Отцу? У вас есть ребëнок? – Да. – И...сколько ему? – Ей. Три года, – ответил Разумовский. Игорь махнул рукой. – Можете не так сильно переживать. Ну, это не значит, что вы в принципе переживать не должны, просто этот урод, видимо, интересуется детьми постарше и мальчишками. Но будьте осторожны. – Безусловно, Игорь. Так...вы сообщите? – Да, – ответил он, выпрямляясь, – Спасибо за помощь. Вы не представляете, какую огромную вещь сделали. Сергей смутился, прикусил нижнюю губу и опустил голову. Игорь протянул руку, чтобы попрощаться, и Сергей тут же поймал еë, обвивая холодными пальцами. Игорь не дрогнул. – До свидания? – До свидания, – кивнул Игорь и поспешил удалиться.

***

Вокруг тишина, которую нарушают только птицы и шелест листвы на ветру. Он стоит посреди леса, тëмного и непроглядного. Молочный месяц ухмыляется где-то далеко в небесах и ничего толком не освещает, но он почему-то решает идти за ним, как по нити Ариадны Тесей. Но идти будто бы бессмысленно — месяц всë так же далек, а деревья всë так же царапают лицо. Но он вдруг оказывается на опушке. Трава под ногами хрустит. Он оглядывается. Привыкшие к темноте глаза уже различают сгорбившиеся силуэты старых деревьев, ровные, горделивые совсем молоденьких, увесистые кроны и изогнутые крючковатые ветви. «Что за чушь? Где я?» – проносится в голове, а потом раздаются шаги. Тяжëлые и вместе с ними легкие, быстрые. Он прислушивается, сжимает кулаки, уже представляя, куда нужно бить. Он представляет тех, кто приближается к нему. Голова рисует самые карикатурные образы: рост два метра с кепкой, широкие, со стероидными мускулами и поломанными носами. Он на таких управу знает, не вчера родился. Но перед ним не появляется ни двухметровый громила, ни «Руки-базуки», а мужчина средней комплекции и мальчик лет двенадцати. Мужчина держит его за руку. Он не видит их лиц: два мыльных, кривых пятна. – Это тоже во благо нашей медицины? – спрашивает мальчик. Его голос ещë не сломался и звучит так невинно, так по-детски, что мурашки бегут у него по спине, а кулаки сжимаются крепче. – Да, – отвечает мужчина, останавливаясь, и мальчик делает то же самое, – Ты ведь искренне желаешь процветания нашей стране? – Да! – Тогда будь молодцом, и родина этого не забудет. Снимай штанишки. Он сжимает кулаки слишком крепко, так, что может легко сломать собственный палец. Он дëргается, хочет двинуться с места, но вдруг понимает страшное: он не может. Просто не может, как будто гвоздями прибили к влажной ночной земле. Он пробует кричать, но его голос, — громкий и яростный, — звучит, кажется, только в его голове, потому что ни мальчик, ни мужчина и ухом не ведут. Мальчик начинает спускать брюки. Он делает всë медленно, неуверенно. Мужчина стоит позади. Перед тем как стянуть нижнее белье, мальчик останавливается, как будто бы задумывается, но мужчина отвлекает его. – Давай. – Это...обязательно? – Да. Мальчик спускает и нижнее белье, становится на обнаженные коленки, смотря в траву. Мужчина гремит ремнëм, расстегивает ширинку и опускает штаны вместе с трусами. Он видит страшное — у мужчины стоит. Из груди будто вышибают воздух. Мужчина так же становится на колени, берет мальчика за бока и тащит на себя. Он не видит их лиц, но даже в мыльном пятне он может разглядеть, что отражается на лице мальчика, когда мужчина входит в него — страх и боль. Мальчик плачет, но мужчину это будто бы заводит сильнее. Он толкается в него, шепчет что-то, что разобрать невозможно, растягивает детский вход. Их никто не услышит, никто не поможет. – Иногда благие дела стоят капельки боли, – говорит он извивающемуся, рыдающему ребëнку. Игорь просыпается и чувствует, что футболка на спине взмокла. Он сел на кровати и провëл ладонью по горячему лицу. – Сколько можно?.. – ответа, конечно, не последовало. Игорь поднялся с дивана и поставил в кухне чайник. IP-адрес мало помог: компьютер не был зарегистрирован на определённого человека. Явился он в лагерь снова, поговорил с вожатыми, но толку никакого. А дети продолжали пропадать. У кого-то на шеях Игорь видел красные следы удушья, а дети, поймав его взгляд, поспешно прикрывались руками. Никто ничего не рассказывал, и Игорь всë больше проваливался в пучину отчаяния. В сети появлялись новые видео. С тем же заголовком, но от других пользователей. Сюжет тот же самый: речь, повешение. Правда, нашлись и другие. Тоже носили название «эксперимент», но на них происходило настоящее насилие в комнате с красными стенами. Дети(почти всегда мальчики, но один раз Игорь увидел и маленькую девочку) кричали, плакали, но неизвестный за кадром успокаивал их, говоря, что боль ради благого дела. Его голос на видео был искажëн. С тех пор Игорь видел это в кошмарах, но ничего не мог сделать, и это бездействие заставляло всë внутри вскипать и взрываться. Он не может быть таким бесполезным. Он бегает по городу с ксивой, чешущимися кулаками и грозным видом. Он должен, мать вашу, хоть что-то сделать наконец! В кухне за чаем он смог дышать ровнее, но голова гудела. Вряд ли он уснëт снова. Нужно будет купить снотворное... Игорь редко чувствовал одиночество. Он привык быть один, и одиночество стало другом. Но все друзья иногда ссорятся. И сейчас хотелось лишь того, чтобы рядом кто-то был. Кто угодно, хоть вокзальный бомж. Он потянулся за телефоном, просмотрел контакты. «Прокопенко», «Тëтя Лена», «Дубин, работа», «Цветков, работа», «Зайцева, работа», «Пчëлкина», «Разумовский»...и, сам не зная, почему, но уже через пару минут он ждал, когда Сергей снимет трубку. Если снимет, конечно. Гудки долго не продлились, и сердце Игоря замерло. – Игорь? – прозвучал довольно бодрый голос. – Я вас разбудил? – Нет-нет. Что-то случилось? – Да...то есть нет...вы сильно заняты? – Ну... – протянул Сергей, – Нет. Всë в порядке? – Да, всë в порядке. Если вы не заняты и не собираетесь ложиться спать, может, хотите погулять? Ночь тëплая...вы любите шаверму? – Я давно не ел, если честно, – ответил он, – Подойдëте к башне? – Да, подойду, – Игорь поднялся с места, – До встречи. – До встречи. Часы показывали 01:46.