12.6.843 (11 часов 49 минут)
Мы с Леви выгружаемся из телеги прямо напротив главного входа во вражеский штаб. Сейчас почти полдень, и все наверняка ушли на обед. По крайней мере, именно такое расписание у них тут было во время нашей работы в сорок первом. Вряд ли что-то кардинально поменялось — всё-таки это армия, как-никак. То, что интересующего нас Миллера в момент прорыва может не оказаться на месте, маловероятно — его окошко сейчас с неосвещённой стороны, и там уже виднелся свет от свечи. А даже если Миллера и не будет, один из его секретарей нам тоже на крайняк сгодится. Двери штаба Военной Полиции закрыты на замок, но для нас это не проблема. Наоборот, всё складывается пока что очень и очень хорошо — охраны на посту нет от слова совсем. А Леви наверняка примут за новичка, над которым решили постебаться солдаты постарше. Как раз недавно было распределение девяносто седьмого кадетского выпуска, и ещё никого особо запомнить не успели. Да и снаряжение у него удачно похоже на то, что используют только-только выпустившиеся кадеты. Ну, или преступники. Слава богу, что оно всего лишь похоже. Поэтому мы спокойно, у всех на виду, можем подойти к самой двери. Пока Леви бдит, вытянувшись по струнке аки гвардеец у Тауэра, я по-быстрому и максимально непалевно «смазываю петли»: то есть устанавливаю на них взрывчатку, при этом довольно громко жалуясь сыну на поднявшиеся цены на стройматериалы. На самого Леви я стараюсь сейчас не смотреть — по моей просьбе он ещё дома сменил причёску, зачесав волосы назад, что вкупе с мрачным взглядом вызывало нефиговый такой эффект присутствия Аккермана в моём невыспавшемся мозгу… Но, по крайней мере, вряд ли кто-то узнает в нём разведчика. Тем более без коня, хе-хе. Проходящий мимо явно подшофе настоящий единорожек лишь хмыкает и подбадривает «новичка», полностью подтверждая мои предположения. Никто в этом крохотном мирке ещё и не слышал о терроризме, никто не предполагает, что враг может скрываться у всех на виду и пойти в лобовую атаку, попросту взорвав главный вход. Вот так невольно и начинаешь задумываться: так ли уж хорош прогресс? Так ли нужна вся наша культура, если она взращивает изобретательность не только в искусстве и науке, но и в военном деле?.. Воистину, человек — вот величайшее зло на планете. Я закрепляю последний провод и из рук в руки передаю детонатор сыну. — Готов? — тихо спрашиваю я, приваливаясь рядом к стене, и щёлкаю встроенной в портсигар зажигалкой, лениво поджигая крепкий табак. — Ты ведь не куришь, — угрюмо замечает мой малыш, двигаясь чуть ближе. Рассеянно наблюдаю, как он поправляет полу плаща — провода-то надо как-то закрыть от любопытных глаз. По плану Леви мы начнём операцию ровно в полдень, когда у солдат будет пересменка в столовой. Ещё одним весомым аргументом в пользу именно этого времени становится церковь прямо напротив нас. С колоколами, да. Так мы скорее всего не вызовем своим небольшим взрывом панику у людей на площади. Наши тёрки с полицией не должны затронуть гражданских. Фасад церковной башни напротив нас удачно оснащён большим циферблатом, так что мы оба можем спокойно начать операцию ровно в тот момент, когда колокола начнут трезвонить. То есть через две минуты. — Не курю, — соглашаюсь я, делая очередную затяжку, и внимательно сканирую взглядом площадь с мелкими ларьками. — Но запах и вкус сигарет у меня почему-то крепко ассоциируются с твоим дядюшкой. Леви приподнимает бровь, не совсем понимая, к чему я сейчас упоминаю Потрошителя, и непроизвольно проводит рукой по непривычной причёске. Приходится пояснять свой заскок: — Мы тут, как бы, собираемся ворваться в штаб военной организации, напрямую отвечающей за внутреннюю безопасность. Грабанём местную чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, блин. — Ну просто мечта любого ребёнка времён перестройки! — Как думаешь, кому это сподручнее было бы делать, мне или Кенни? — А, — понимающе усмехается фасолина. — Уверена, что сможешь такое сыграть? — Ты недооцениваешь мою мощь! — Зеркалю его усмешку, сминая кончик сигареты и убирая бесполезный уже бычок в портсигар. — Знаешь, лет в пятнадцать-двадцать мне до одури хотелось устроить что-нибудь в таком духе. Минута до полудня. Почему-то всё происходящее кажется мне сейчас дико смешным и ненастоящим, как будто я просто сплю и вижу нефиговенький такой экшен, наспех состряпанный усталым серым веществом. — Серьёзно? Никогда бы не подумал. — Сын неверяще качает головой, поудобнее перехватывая за спиной триггер. — На тебя совсем непохоже. — Анархизм, помноженный на юношеский максимализм, страшные вещи порой творит, — хихикаю я в ответ. — Похоже, мои желания всё продолжают и продолжают сбываться, а? Да уж, не хотела бы я, чтобы Леви видел меня в своём возрасте, ох не хотела бы… Но страха, который я должна бы сейчас испытывать — ведь буквально через тридцать секунд по нам будут палить из всех орудий, а привод у нас один на двоих, — почему-то нет. На душе так же спокойно, как и во время наших тренировок на «натуре» в Подземном Городе. Помогает ли мне самовнушение от сигарет или просто рядом с Леви мне в принципе не бывает по-настоящему страшно? Не знаю. Но что-то из этого определённо работает. Достаю дымовые гранаты из внутренних карманов, вцепляясь покрепче в деревянные ручки под курткой, и мы одновременно, не сговариваясь, становимся по разные стороны дверного проёма, чтобы нас не задело взрывом. Десять секунд до начала, восемь, пять… Натягиваю шапку вниз, так что видны остаются лишь глаза в прорезях, и киваю, намекая, что пора бы начинать: — Давай-ка встряхнём эту зловонную клоаку, фасолина. На абордаж! Дверь под радостный перезвон колоколов Троста сносит с петель и с грохотом провозит по полу. Следом за бесполезным теперь куском древесины в открытый проём заворачиваю уже я с гранатами наперевес: — Ночной Дозор. Всем выйти из сумрака! — Не могу удержаться, чтобы не скопировать ковбойскую позу Кенни, обводя взглядом малочисленные, но определённо охреневающие ряды единорогов, попутно отмечая направление нашего движения, и швыряю дымовые гранаты в главный зал. Похоже, такой наглости тут вообще никто даже близко предположить не мог. Но на то и был расчёт. Густой дым заполняет помещение, заставляя ближайших к эпицентрам офицеров заходиться в судорожном кашле и экстренно искать глоток свежего воздуха. Пока люди мечутся, а вышестоящие по званию пытаются призвать паникующих идиотов к порядку, не замеченный никем Леви пробирается в здание следом за мной и хватает за руку, чтобы не потеряться в общем месиве. Мне же остаётся лишь задать направление на центр противоположной от входа стены и схватиться за ремни на местной ублюдской униформе. Сын почти тут же перехватывает мою тушку поудобнее и корректирует наш полёт, уклоняясь от уже полившихся во все стороны пуль. Быстро они, чёрт побери! Мы вылетаем под самый потолок, и пока полёт более-менее ровный, я перебираюсь из-под мышки на спину, чтобы не мешать профессионалу делать свою работу. Забавно жизнь обернулась: помнится, не так давно я таскала сына, а не наоборот… Шальная пуля, пролетевшая в паре сантиметров от уха, быстро возвращает меня в реальность. Дым от гранат оседает где-то на уровне лестницы на второй этаж, постепенно поднимаясь выше, так что нас пока, слава богу, не видно — палят полицейские в основном вверх, но вразнобой. Значит, уже заметили, что внизу, на их уровне, никого постороннего нет. Зато вот нам прекрасно видно стены и отличающуюся узором кладки от остальных поверхностей шахту, расположенную в самом конце огромного зала. — На каком расстоянии от пола проём? — на ходу быстро спрашивает сын. — Как окна в коридоре Разведки, — пытаясь не сблевать от скорости, сипло хриплю я в ответ. — Размер тот же. Леви кивает и, ускорившись, резко ныряет вперёд и вниз, заставляя меня хорошенько матернуться и вцепиться покрепче в ремни его формы. В шахту я влетаю зажмурившись и отстранённо думая, как мы будем тормозить в настолько стеснённых условиях. Я бы на такой трюк никогда не отважилась — залететь на полном ходу в узкое пространство метр на метр? Да ну нахер! А вот Леви спокойно тормозит за счёт выпущенного в пол троса и выдувов в своих сапогах о стену — так что мои подошвы лишь едва-едва чиркают по камню — и тут же посылает нас вверх в услужливо пустую шахту. Я же всё ещё бесполезно болтаюсь, как говно на верёвочке, и сосредоточенно пытаюсь не слишком сильно мешать. Моя очередь кувыркаться в воздухе в вольном стиле придёт буквально через пару минут, и я уже заранее предвкушаю, сколько синяков соберу во время погони. Мы останавливаемся у самого потолка, прямо напротив выхода в кабинет высшего руководства. Заслонка, увы, закрыта, хотя мы и рассчитывали совсем на другое — благодаря удачной конструкции, шахта выполняла роль не только лифта, но и была неплохим таким способом проветрить и немного охладить помещение. И я не уверена, что мы сможем отпереть заслонку изнутри. Всё же Фарлан наверняка строил на совесть, и дверь тут явно будет добротной и с хорошим замком. А трос рядом с нами, тем временем, приходит в движение. Я с ужасом наблюдаю, как стальная крышка кабины в весьма бодром темпе начинает ползти в нашу сторону. Что-то как-то быстро она ползёт. Значит, какие-то модернизации они тут всё же сделали. А открыть дверцу, кстати, можно либо снаружи, либо термитной смесью изнутри. И на последнюю времени у нас уже нет. Сглатываю, моментально представив, как нас тут весело и мило расплющит устройством нашего же производства. Леви тоже опускает голову вниз, но, похоже, вообще не переживает, а только, чуть подумав, устраивается поудобнее, доставая у меня из кобуры на поясе пистолет с белой маркировкой. — Тч, а можно вот было обойтись без этих ваших стандартов качества хотя бы во вражеской организации или хоть рычаг какой изнутри установить на такой вот случай? — хмуро интересуется сын, готовясь, судя по всему, к штурму. — Ты и сам знаешь, что нет. Мы делаем всё и везде на совесть, потому что стоит один раз облажаться, и всё наработанное доверие тут же полетит в трубу, а нас постараются вытеснить из производственной промышленности, оставив отделу лишь доходы с разработки и проектирования. Простые законы рынка. — Жму плечами в ответ, нервно косясь вниз. — Интересно, до них уже дошли новости про штурм здания? У нас бы дошли моментально, может, и у них тут есть своя какая-то кустарная система оповещений? Может, стоит трос обрезать и дальше думать? Но тогда шум в шахте точно привлечёт внимание и нас на выходе просто расстреляют. Но это всё же лучше, чем если нас раздавит… Вот поэтому-то я и предпочитаю работать по чужим планам, вообще не прикладывая к ним свои неудачливые ручонки. — Думаешь, они настолько продвинуты? — ехидно интересуется Леви. — Что-то с главным входом у них на редкость хреново в плане защиты вышло. — Так-то оно так, но, думаю, тут просто не ожидали такой наглости. Но вот дальше… Ставлю грёбаного коня Смита, что про нас уже знают. — Я залезаю в карман на поясе и достаю небольшой мешочек, уже немного истерично предлагая: — Попробуем термитку? — Нет. Я помню, насколько некомпетентны эти… нахлебники. Всё будет в порядке, мам. Мы переглядываемся, хоть в темноте почти ничего и не видно, и под мой скептичный взгляд Леви наставляет дуло на проём. Я, вздохнув, недоверчиво шарю рукой над створками, практически тут же задевая небольшой рычажок. Снаружи слышится короткий звон колокольчика. — Господин, ваш обед прибыл, — услужливо раздаётся из-за двери под скрежет замка, и железная заслонка перед нами распахивается. В первое мгновение я даже не верю, что такая дурость могла сработать и что у них и в самом деле настолько хреново с передачей новостей. Мы встречаемся взглядами с каким-то напомаженным солдатом. Нетрадиционный служивый, соответственно, наблюдает нас, раскорячившихся в шахте крохотного лифта. Но доложить начальству о нашем визите полицай уже не успевает — тихий выстрел весьма эффективно его успокаивает. Мы вваливаемся в комнату, оставляя почти поднявшуюся кабину с едой позади. Ещё один тихий перезвон колокольчика за спиной гарантирует, что по этому пути теперь точно никто не поднимется. Отлично, хотя бы оттуда гостей ждать не нужно. Леви ловит вырубившееся тело у самого пола, не давая мужику расшибить голову, и осторожно вытаскивает дротик, тут же убирая его в специальный жёсткий кошель на поясе. Правильно, незачем следить. — Ну долго ты там ещё, Оскар? — доносится до нас из-за двери в кабинет недовольство начальства. Мы с Леви переглядываемся, молча кивая друг другу. Пока мой капитан, тихо ступая по ковру, проходит из приёмной в основное помещение, я в свою очередь берусь за спинку стула, чтобы подставить его к двери. Десять секунд, минус один из ремней у секретаря Миллера, и вход в кабинет главы штаба надёжно забаррикадирован, а все находящиеся внутри — обезврежены. — Который из них нам нужен? — хмуро интересуется сын, разглядывая двух связанных своими же ремнями чекистов. — Вон тот, чернявый. — Тыкаю пальцем в похожего по портрету из личного дела мужика. Выглядит глава Военной Полиции, кстати, на редкость спокойно. — Кто вас прислал? — сходу интересуется Миллер, как будто даже не обращая внимания на патовость своей ситуации. — Хотя… Я догадываюсь. Вы от командора Пиксиса, верно? Конечно, я знал, что в итоге вы за мной придёте, но ожидал вас, всё же, немного позднее. Интересно, с чего это у него такое вселенское спокойствие? Мы вломились к нему прямо в офис, с оружием, а он? Что-то мне это не по душе. — И что же дальше? Пытать будете? — иронично интересуется Миллер, уже откровенно над нами потешаясь. — Как банально. Могу сразу вас уверить, что ничего не скажу. В конце концов, я верен короне! Что-то вся эта ситуация мне напоминает: Военная Полиция, допрос, россказни про присягу королевской семье… Было же что-то такое уже. Точно-точно, по канону Ханджи и Леви пытали какого-то полицая, когда Разведку в пятидесятом начали из-за Эрена и Хистории плющить. Чёрт, и не перечитаешь же дома наши заметки — слишком много лишних ушей и глаз! Так, ладно, сосредоточься, Селезнёва. Я отчётливо помню только то, что тогда все ухищрения и закосы под мясников не помогли, и Ханджи в итоге какой-то хитростью вроде как добыла нужную Разведке инфу. А остальное и не важно, наверное. Главное, что можно уже сейчас смело предполагать, что пытки и здесь, если перед нами реальный фанатик, окажутся бесполезны. Нет, тут нужно что-то другое придумать. — И… вы ведь понимаете, что я нахожусь под защитой короля? — усмехается начальник штаба. Чем-то он отдалённо напоминает мне сейчас Смита. Возможно, взглядом. Или причёской. В любом случае, эта схожесть бесит неимоверно. И идея рождается сама собой. — Не уверена, что вы и в самом деле понимаете ситуацию, — довольно тяну я в ответ. — Видите ли, мы тоже служим… на благо человечества. Про Потрошителя из Митры когда-нибудь слышали? Моего лица единорожек за импровизированной балаклавой не видит, зато вот Леви рядом со мной — преотлично. — А… Аккерман! — распознаёт он тут же знакомые черты и резко сереет. — Значит, и про Отдел по Устранению Неугодных Лиц тоже знаете? — удовлетворённо расплываюсь я в улыбочке, потому что да, по глазам вижу, что знает. Знает и до усрачки боится. Настолько боится, что и вовсе растерял всю свою уверенность. Хм, интересно, а кого он тогда ждал? Может, даже не придётся никуда его тащить и он прямо так расколется? — П-послушайте, я только час назад всё узнал! Вы поймите, я… — мужика прерывают мощные удары в дверь, и я с горечью понимаю, что допрос придётся-таки отложить. Быстро они, слишком быстро! Цыкаю, кивая Леви. Сын понятливо гасит обоих полицейских из пистолета с транквилизаторами и передаёт мне оборудование. Пока Леви убирает следы, слишком явно указывающие на наш отдел, и отступает за дверь, я в свою очередь мысленно готовлюсь к весёлому ралли: пристёгиваю УПМ, обновляю баллоны и, походя вывернув шкаф с наверняка важной документацией, хватаю первую попавшуюся папку — надо же как-то оправдать, на кой хрен я сюда залезла. Баррикада из подручных материалов наконец не выдерживает, отлетая в сторону, и в кабинет вваливается целая толпа солдат. Отлично. Теперь Леви будет довольно просто смешаться с местным контингентом. Одним махом забираюсь на подоконник, заодно отпирая и откидывая в сторону решётку с окна, и, помахав папкой, начинаю очередной спектакль: — Не знала, что в Военной Полиции такие тормоза служат, а то бы ещё раньше к вам на огонёк заглянула! — Так, надо бы быстренько придумать причину, на кой чёрт я вообще к ним могла вломиться. А! — Спасибо за лёгкие деньги, мальчики! Вниз я спрыгиваю на диво вовремя, едва увернувшись от пуль. Так, теперь надо отвлечь как можно больше народу на себя. Папка надёжно помещается во внутренний карман на спине — какая-никакая, а защита от удара, — а я сама выпускаю тросы в башню церкви. Ну, понеслась коза по ипподрому! В сторону высокого здания Гарнизона лететь ну никак нельзя — в отличие от Военной Полиции, гарнизоновцы в Тросте приводами пользоваться умеют и любят, демонстрируя свои способности всем желающим нарушителям. Вот и модернизируй после этого один из крупнейших родов войск на свою голову! Поскольку дальше мне путь заказан, я закладываю вираж, хорошо освоенный ещё во время экспедиции, и меняю направление на сто десять градусов, оставляя парочку особо нерасторопных преследователей собирать свои конечности обратно в кучку на черепице. Но вот опускаться до уровня первых этажей и сама не решаюсь. Даже если я и тренировалась сегодня в компании настоящих разведчиков, раздающих советы направо и налево, тут слишком много народу и до буя потенциальных препятствий, вписаться в которые мне совсем не хочется. Да и одна тренировка, пусть даже с отличным инструктором и не менее проскиллованными спецами, не значит, что я моментально стану асом наравне с ветеранами Разведкорпуса. Мне до уровня нынешних выпускников Шадиса с его улучшенными тренировками на основе моей старой брошюрки бы добраться, и уже нормально будет… В лоб чуть не прилетает торцевая вывеска какого-то ресторанчика, и я едва успеваю нырнуть вверх, всё же не до конца избегая смачной стыковки — плечо теперь противно ноет, но я хотя бы не выбила его из сустава, что уже плюс. Херово то, что это то самое, сука, плечо! Нет, вот вернусь и точно переманю Закариаса к себе на полгода. Пусть нормально наш отдел погоняет. Сворачиваю в тесную улочку, почти тут же снова меняя направление, и, проскочив пару больших улиц по новой траектории, приземляюсь на крышу в пяти кварталах от штаба, чуть не навернувшись с непривычки. Готовлюсь уже бежать дальше, но… Ни шума тросов, ни выдувов не слышно. Какого?.. А где погоня-то? Неужели они нас раскусили? Меня мгновенно прошибает холодный пот — если я улетела с УПМ, а Леви поймали, то всё очень и очень хреново. Схватить полноценно его не получится, но и устраивать крупномасштабный погром в штабе местных НКВДшников нам сейчас совсем не нужно! Осторожно высовываюсь, чтобы понять диспозицию врага, и тут же расслабляюсь, расстроенно поднимаясь в полный рост. Пока я успела напридумывать себе всяких ужасов, эти придурки просто потеряли меня из вида. Сейчас с десяток солдат кружит над площадью, над которой я делала свой «финт», и я задаюсь немым вопросом. Они вообще УПМ пользоваться-то нормально умеют? Всё же лучшие из лучших, как-никак. — Нарушитель всего один! Ищите лучше, — инструктирует с крыши подчинённых какой-то мужик чуть помладше меня, приправляя свою речь парочкой непечатных выражений. Почти сразу же какой-то, по всей видимости, впечатлённый особенно занятно составленной словесной конструкцией молоденький солдат едва не врезается в здание на вираже, и всякая надежда на нашу бравую Полицию окончательно меня покидает. Нет, я помню, что в оригинале всё трио моих детишек они в подземке поймать не могли (ну так оно и понятно — мои малыши гораздо круче меня с УПМ управляются) и что в принципе у них там коррупция и блядство. Но не до такой же степени? Ну, чёрт с ними. Мне в любом случае надо будет ещё минут двадцать отвлекать внимание этих кретинов на себя, пока Леви выносит из здания нашего языка. Так что я крайне противно, должно быть, усмехаюсь и поднимаюсь во весь рост, громко обращаясь к людям внизу: — М-да, не думала я, что Военная Полиция настолько разленилась. Это ж надо, у них спёрли секретную документацию, а они не то что догнать — найти вора не могут! Наспех придуманная ересь тут же находит благостную публику: простые обыватели недоуменно поглядывают на замершую на краю крыши меня, начиная перешёптываться, а мой уровень розыска с одной звезды повышается сразу до шести. Но чекисты здесь всё же настолько медлительные, что я даже успеваю пояснить происходящее гражданским, продолжая вовсю «торговать лицом»: — А ведь мне почти полтинник и я даже не из армии и специальную подготовку в кадетском корпусе не проходила! — Растерянно пожимаю плечами и качаю головой. — Вот и верь после этого властям. Ну же, мальчики, вы хотя бы попытайтесь! Понимаю, тяжело сразу эволюционировать до прямоходящих, тем более до людей, но вы уж поднапрягитесь там как-нибудь, заднеприводные мои. И постарайтесь не приложиться черепушкой на поворотах, ладушки? Текать сразу после этого с покатой черепицы приходится быстро. Ну, быстрее, чем в меня прилетит чьё-то вполне весомое недовольство по поводу несанкционированного стендапа. Я стараюсь не сильно разгоняться, чтобы совсем уж не ронять мужиков в глазах местного населения, но даже так мне временами приходится останавливаться и ждать, пока эти нерасторопные кретины догонят и более-менее плотно возьмут меня в клещи. Сразу видно, что нормальному обращению с УПМ тут обучены очень немногие, и только более-менее молодые ребята ещё могут всерьёз заставить меня попотеть. Иногда я даже умудряюсь отвешивать поклоны и делать повороты вниз головой на потеху публике. По сравнению с разведчиками и тем адом, что мне пришлось пережить во время многочасовой скачки в компании титанов, происходящее сейчас кажется мне лишь немногим сложнее игры в воздушный футбол. Но спустя десять минут я по неосторожности всё же подлетаю слишком близко к возвышающемуся над округой зданию Гарнизона и на огонёк заглядывают уже подчинённые Пиксиса. Вот тут-то мне становится не до смеха. Солдат с розами на куртке, не размениваясь на реверансы или хотя бы простейшее предупреждение, молча влетает всей своей тушей мне на полном ходу в спину, заставляя даже на пару секунд выронить рукоятки управления от боли. Ух-х, хорошо, что я туда папку вложить догадалась, хоть какая-то амортизация. Чёрт, всё равно пиздецки больно! Меня закручивает на тросе, окончательно дезориентировав, и я, всё ещё пытаясь вдохнуть, шлепаюсь вниз, оборвав навес и разнеся одну из палаток. Гарнизоновец приземляется рядом, и я понимаю, что без насилия обойтись не удастся. Подаренный сыном нож выходит из ножен на правой ноге как по маслу, пока я почти на автомате делаю подсечку. Дальше мне остаётся лишь быстренько перерезать одну из трубок для подачи газа, выводя УПМ солдата из строя. — Прости, мужик, мягче просто не вышло. Ты не ушибся там? За УПМ не переживай, потом починим, — походя извиняюсь я, оставляя бедного гарнизоновца сидеть в куче яблок с совершенно недоумевающим лицом. Дальнейшие пять минут моей жизни сложно описать без использования ненормативной лексики. Я, матерясь, как матрос с двадцатилетним стажем, уворачиваюсь что есть сил от солдат, зданий и тросов. А чуть погодя добавляются ещё и пули. Мать ж этих стрелков на панель Парижа! При этом мне ещё и приходится следить за тем, чтобы по возможности никого не покалечить и не разукрасить уже своими кишками мостовые внизу. Хаотично заворачивая иногда в переулочки и тупички между домами, пролетаю в очередной раз около недавно ограбленного штаба. И с облегчением замечаю наконец, как Майк в технической спецодежде заканчивает устанавливать люк с белой маркировкой и скрывается в глубинах канализации. Значит, Леви уже справился и мне минуты через две можно заканчивать с акробатикой. Ну слава богу! Расслабляюсь я слишком рано, мгновенно жалея об этом: парочка гарнизоновцев догоняет меня, да так резво, что приходится прибегать к приёму, подсмотренному у Леви. Меняю настройки в устройстве, заставляя крюки выстрелить точно в стороны и немного назад, а выдувы — переключиться на переднюю подачу газа. Этот фокус тормозит меня практически моментально. Меня, но не мой желудок. Преследователи пролетают мимо, и сегодняшний скудный завтрак отчаянно упрашивает разрешения последовать за ними. Но надо держаться. Сглатываю, чертыхаясь про себя, и в очередной раз меняю направление, на этот раз решив свернуть подальше от площадей и открытых мест, в жилые районы. Там-то же они стрелять не будут, да? Резко заворачиваю в узкий переулок и чуть не влетаю прямиком в бельевые верёвки. Приходится в последний момент провернуть до усрачки пугающий меня финт и пролететь опасный участок совсем уж близко к мостовой. А куча коробок прямо на траектории моего движения и вовсе заставляет мои синапсы работать, должно быть, на пределе своих возможностей: я удачно виляю по синусоиде и едва-едва сама избегаю столкновения. Но вот край баллона всё же задевает препятствие, и мне приходится притормозить, стёсывая подошвы о брусчатку и молясь всем богам, чтобы не улететь носом вперёд. К тому же, как назло, УПМ в самый, сука, неудачный момент решает немного меня разыграть: глухо выдохнув, я пытаюсь подхватить импульс и выровнять полёт, но меня лишь закручивает на месте волчком, как ёбаную балерину, — один выдув работает сильно мощнее другого. Так что мне волей-неволей приходится, во-первых, всё же полностью остановиться, стёсывая ладони о стену, а во-вторых, на время сныкаться и подкорректировать показатели — выбранная мною модель УПМ впервые позволила нам менять максимум и минимум расхода в секунду, но и сбоила эта настройка тоже частенько. А со стороны, откуда я только что свалилась, раздаются чёткие команды. Ну, за коробками, вроде бы, видно меня быть не должно, да и эти ребята, будем честны, поисковыми навыками особо не блещут… — Я нашё… Гх! Азартный крик тут же херит все мои надежды и как-то сам собой захлебывается, переходя в полные боли крики и стоны. С ним там всё нормально? Вспомнив парочку матерных конструкций, я высовываюсь из-за коробок и вижу очередного Военного Полицейского, болтающегося сейчас там, где могла бы висеть я. Особенно хорошо у него смотрятся цветастые семейники на голове. Как и выдернутая из плечевого сустава верёвкой рука. А запутавшиеся в чужом белье и вывернутые под странным углом ноги и вовсе хороши. Я сглатываю и поскорее отворачиваюсь. Надо будет сказать Мику огроменнейшее спасибо. И выдать пару технологических плюшек. И испечь столько пирогов, сколько ему вообще захочется, только пусть и дальше наш отдел, чёрт побери, учит. Ладно, вроде времени прошло достаточно. Плюс мне совсем не хочется столкнуться с тем же отрядом Альфа, например. Я этих ребят давно знаю, и вот против них у меня не будет ни малейшего шанса. Да и устала в конец, если уж честно. С плечом полный ахтунг, новых синяков и порезов добавилось… Нет, не в моём возрасте такой ахинеей заниматься, чёрт возьми. Так что рвём когти, быстро и максимально эффективно! Выворачиваю на прямую широкую улицу, больше не таясь от солдат, и, не прекращая выпускать газ, всё набираю и набираю скорость в нужном направлении. Улица, над которой я лечу, упирается в Т-образный перекресток. Дальше, если я правильно помню карту, должен быть плотно населённый район с дворами-колодцами, а сразу за ним — нужная мне площадь. Маневрировать над районом будет трындец как сложно — там высоких пожарных башен не будет, только одинаковой высоты крыши да узкие короткие улочки, по которым и без УПМ-то протиснуться сложновато бывает. Слишком много мороки. Да и просто с крыши на крышу скакать будет долго и опасно — меня так любой идиот пристрелит, да и газ израсходую быстрее, чем доберусь до конца. Так что я, по заветам маэстро Закариаса, выполняю упражнение «маятник»: ныряю вниз, даже не пытаясь погасить огромную скорость, и, как грёбаный мячик на уроках физики в школе, херачу собой вверх и вперёд в позе эмбриона, отцепив тросы и нещадно расходуя газ. Создаётся полное ощущение, что я выстрелила собой, как из пушки, но судя по мелькающим черепицам и охуевающим полицаям, исполнить задуманное мне всё-таки удаётся — громко и крайне скабрезно посыпая свою дурную голову пеплом по седьмое колено, моя тушка всё же перелетает чёртов район. Остатки газа я использую для корректировки, чтобы не проехаться спиной по скату крыши, а всё-таки вылететь на площадь. Я приземляюсь почти по центру и, ещё только тормозя подошвами и поднимая мириады дорожной пыли в воздух, отцепляю УПМ. Следы вынужденного юза заканчиваются ровнёхонько на люке, по которому я отчётливо стучу пяткой два раза, пока оседает пыль. Заёбанный мозг так и хочет выдать что-нибудь вроде «Эй! Сова, открывай! Медведь пришёл», но вместо этого я поднимаю руки вверх и громко оповещаю народ: — Сдаюсь! — Теперь, когда я остановилась, солдаты весьма оперативно берут меня в плотное кольцо, но благоразумно не приближаются слишком близко. — Я сдаюсь! Замершие вокруг меня полицейские, в отличие от держащихся поодаль коллег из Гарнизона, тяжело дышат. Так тяжело, что я даже невольно начинаю беспокоиться больше об их здоровье, чем о наставленных на меня стволах: — Блин, народ, вы что-то совсем не в форме, — расстроенно качаю я головой и даю дельный совет: — Вам бы, как закончите со мной, над дыхалкой поработать. Так, Алиса, давай-ка без этого твоего ебаного юмора. Тут, в конце концов, серьёзные люди вокруг собрались, элита элит, все дела… Я чуть не прыскаю от накопившегося нервного напряжения, в последний момент замаскировав смешок под кашель: — Кхм-кхм. — Ну долго там ещё Майк копаться будет?! Ладно, раз уж всё равно нужно потянуть немного время… — Но прежде чем вы меня повяжете, у меня есть для вас важнейшая информация! Военные Полицейские разом напрягаются, готовясь меня затыкать, если вдруг что. А вот Гарнизон немного опускает ружья, подозрительно косясь на мою извалявшуюся в пыли тушку. В знакомой многим местным гарнизоновцам рыболовной куртке с огромным количеством карманов, да. Чёрт, видимо, меня таки узнали. — Что за информация? — достаточно резко спрашивает… о, да это же один из капитанов Пиксиса. Хе! — Это по поводу ответа на один из самых животрепещущих вопросов человечества… — весомо роняю я, краем глаза наблюдая, как из ливневых отверстий канализации под ногами у солдат наконец начинает идти пока что лишь тоненький дымок, и едва заметно киваю капитану Гарнизона, тоже заметившему данный казус. Всё вокруг на несколько секунд замирает: солдаты, прячущиеся в зданиях гражданские, даже лёгкий ветерок… Только из люка у меня под ногами раздаётся тихое «Три, два»… — Вот вы знаете, что общего у единорогов и королевской задницы? — громко и, должно быть, чересчур ехидно спрашиваю я у собравшейся публики за мгновение до того, как подо мной провалится люк. Эх, вечно у меня не получается рассказать этот анекдот до конца. Мой голос разрывает завязшее в вечности мгновение, и маховик времени начинает раскручиваться со скоростью хорошего бронепоезда. Площадь затапливает дым, за которым не видно вообще ни черта. В том числе и моего «тактического отступления». Раздаётся хаотичная стрельба, топот сапог, небольшая суета, а сразу за ними — чёткий приказ «не стрелять и успокоиться к ебене матери» от капитана Гарнизона… Но это всё сверху. Здесь же, в уютной мглистой канализационной жопе, я приземляюсь в дивно пахнущие сточные воды Троста, обдавая всё вокруг небольшим фонтаном брызг, и Майк тут же выдаёт мне противогаз. Пока я напяливаю эту дуру на себя, пытаясь не дышать мощным амбре с нежными нотками дымовух, наш младший инженер поспешно налегает всем телом на рычаг, возвращая люк обратно на место, и ловким поворотом ключа плотно запаивает всю конструкцию. Теперь открыть это сооружение сможет разве что таран, и то не факт. А люк на наш уровень канализации в этом секторе города только один, и любому спустившемуся обязательно нужна карта, так что дальше за нами попросту не полезут. Обожаю свой отдел! — Ну ты, блин, даёшь, босс! Вот нельзя было по-нормальному, без пафоса? — тихо бубнит себе под нос Майк, фонарём освещая наш путь. Сточных вод здесь мне по колено, и то тут, то там проходящие в беспорядке горбы труб с нижних уровней лишь дополнительно нас тормозят. — Теперь придётся выбираться через дикие ебеня, — продолжает сетовать спец. — Эх, вот бы хоть раз у нас такие делишки проходили бы спокойно и без нервотрёпки. Ишь чего захотел. Я хмыкаю. — Во-первых, нет, без пафоса ну никак нельзя было: мафия мы или где, в конце концов? — тихо шуткую я, по возможности стараясь не задерживать нашу парочку и перешагиваю через очередную трубу. — Во-вторых, если помнишь, в этот раз мы полагаемся на план одного блондина… — То есть опять испытываем твою неудачу на креативность? — глухо из-за противогаза поддерживает юмор сильно ниже плинтуса Майк. — То есть буквально обречены на трагичный успех, — очень и очень плохо иронизирую я в ответ. — По колено в говне и по уши в долгах перед спонсорами, но вроде бы добились промежуточной цели? — кисло вздыхает спец, угадывая контекст шутки сразу процентов на девяносто. М-да, вот уж спасибо, что напомнил. Уже предвкушаю, как мы с Пиксисом будем возвращать доверие торговой гильдии. И в особенности как придётся надрачивать хозяевам портовой логистики. — Именно. И не факт, что достигнутая нами цель уже в следующий миг не превратится в тыкву. Да и до победы ещё пилить и пилить… — со вздохом подтверждаю я его догадки и заканчиваю наконец взаимное нытьё: — Ну а в-третьих, ехать через ебеня нам в любом случае бы пришлось — мы не фунт навоза провезти через ворота города-приманки собираемся, а целого главу штаба Военной Полиции.12.6.843 (16 часов 11 минут)
Обратно в замок мы возвращаемся злые, заёбанные и мокрые. Но, по крайней мере, уже не благоухающие похлеще выгребной ямы — по дороге мы остановились около озера и хорошенько в нём очень по-быстрому купнулись. О том, как мы пробирались из Троста по канализации и как в самом конце маршрута нам с Майком пришлось тащить тело отожравшегося до ста килограмм мужика, вообще говорить не хочу. Пронесли его мимо ворот и ладно. Леви, правящий сейчас лошадьми уже в своей нормальной форме Разведкорпуса, лишь раздражённо поглядывает иногда через плечо, но теперь хотя бы не горит желанием выкупать нас в хлорке, чего не могу сказать лично о себе — я вполне даже и не против прополоскать валяющуюся рядом на полу тушу (Миллера, по понятным причинам обездвиженности последнего, мы в озеро окунуть не могли, потому разит от него за нас двоих). Всё ещё молча мы втроём выгружаем тело из телеги, в которое я от души вкалываю ещё немного транквилизаторов. Просто чтоб хоть чуть-чуть восстановить душевное равновесие. Спина болит, руки-ноги тоже, устала как собака, просто. А ещё… Ещё я замечаю персональную карету Пиксиса. О-па. Ну пиздец котёнку — больше срать не будет. Пока Леви и Майк усаживают нашего очередного гостя в загон к свиньям, я, глотнув обезбола и успокоительного, потихоньку забираюсь на парапет подальше от окна, чтобы не палиться, и, деактивировав ловушку под подоконником, уже ползком добираюсь до максимально удобной для прослушки позиции. Мало ли в каком настроении сейчас начальство. — Согласно отчётам, в ходе преследования незначительно пострадали два офицера Гарнизона и двенадцать солдат Военной Полиции. О жертвах среди гражданского населения не сообщалось, однако был нанесён ущерб на сумму в… — Анка Рейнбергер сухо делится данными, я же чуть двигаюсь вбок, чтобы Леви тоже хватило места. Сын протягивает мне простыню, стыренную, по всей видимости, с бельевой верёвки за углом, и устраивается поудобнее рядом. День сегодня на редкость хороший, так что я с радостью подставляю свою голову под солнышко — есть шанс, что так мои кудряшки высохнут во что-то более-менее приемлемое. Хотя немного промокнуть это безобразие полотенцем было бы, конечно, совсем неплохо. Свинки тихо возятся у себя, титаны копошатся за стеной… Лепота, в общем. А мы молча продолжаем слушать отчёт, привалившись спинами к родной, увитой плющом стене, скрытые пока что от глаз начальства широким подоконником. — Нападавший, по словам очевидцев, выкрал секретную информацию из кабинета начальника штаба Военной Полиции, после чего… посредством употребления ненормативной лексики нарушил устав человечества, акт восьмой, подпункт два: прямое оскорбление государственных символов и институтов. — Пиздёж и провокация! — всё же не выдерживаю я, довольно громко возмущаясь и чуть не слетев с парапета. — Не было никакой ненормативной лексики, да и Военная Полиция сама себя дискредитировала своей уёбищной подготовкой! Леви тут же пародирует статую Каина Андре Видаля в Париже, но тем не менее придерживает меня за шиворот, возвращая обратно в вертикальное положение. А на кухне на некоторое время воцаряется тишина. Ненадолго, правда. Раздаются решительные шаги, и командор двух временно объединённых родов войск высовывается по пояс в окно, чтобы пронаблюдать нашу развесившую уши парочку. Следом внимательный взгляд золотых глаз перемещается на Майка, сейчас как раз вкалывающего пойманному единорожку убойную дозу миорелаксантов. Немая пауза начинает уже немного неприлично затягиваться, так что я решаю разрядить обстановку, неловко кашлянув: — А мы тут это… Плюшками баловаться собираемся. Может, присоединитесь, господин Почтеннейший Начальник? Пиксис молча закрывает глаза и втягивает воздух через нос, но оконный проём освобождает, давая нам возможность забраться в комнату. Леви залезает первым, но стоит мне только свесить ноги над полом и достать из непромокаемого кармана папку, как палец сына тут же упирается мне в грудь: — Только попробуй, — мрачно предупреждает меня ворчливый ёжик. — Сейчас принесу тебе полотенце и сменную одежду. — Хорошо, счастье моё. — Нежно улыбаюсь, послушно подбирая всё ещё влажные культяпки под себя, чтобы не пачкать пол, и тут же обращаюсь к Шиту: — Эй, Петер, проконтролируй нашего нового друга, пожалуйста. В сознание пока приводить не надо. Устроим ему небольшой сюрприз. Я противненько улыбаюсь, и врач передёргивает плечами, вспоминая, по всей видимости, наш прошлый допрос. — Синяки лечить, кстати, тоже не стоит, — добавляю я на всякий случай. — Мы его пару раз уронили при транспортировке, но не фатально, так что обойдётся. — Понял, — кивает Шит, тут же хмуро интересуясь: — С тобой-то всё в порядке? Я аж охреневаю от такого предположения. — После преследования на УПМ Полицией и Гарнизоном? «В порядке»? Ха! Вернувшийся Леви молча ставит рядом на подоконник мед-чемоданчик, передаёт мне в руки стопку одежды, на проверку оказавшуюся очередной солдатской формой, и набрасывает на голову полотенце, понимающе начиная самостоятельно промакивать мой шухер — руки что-то не очень хотят сейчас подниматься выше плеч. Да и вообще двигаться лишний раз не хочется. Видимо, синяк всё же неслабый вышел. Ещё и обезболивающее заканчивает действовать. Тц. — Ну твою-то мать, босс, — понаблюдав за моими тихими матюками от того, что сын от моих волос перешёл непосредственно к лечению мелких ран, расстроенно стонет врач. — Почему каждый раз твои планы заканчиваются именно так? — Справедливости ради, в этот раз план был не мой, — усмехаюсь я, тут же ойкая от очередного задетого Леви синяка. — Да-да, самоубийственный план тринадцатого командора, я помню, — морщится врач. — Великолепный, блять, план, босс! Просто охуенный, если я правильно понял те твои намёки! Надёжный, прямо как наши карманные часы! Я тихо посмеиваюсь, узнавая невольную отсылку. Хотя откуда бы Петеру знать про «Большого Лебовски»? Опять по телефону лазал, что ли? — Но ведь сработало же, — крою я все доводы друга, хитро поглядывая на собравшихся из-под полотенца. — Как бы там ни было, но мы все тут знаем — мои планы редко когда работают… — Поэтому нам приходится пользоваться стратегическим «гением» будущего командора Разведкорпуса, ага, — кисло заканчивает за мной Шит. — Вот только когда нам приходится действовать по его планам, кавардак стоит не меньший. — Простите, я не совсем понимаю… — подаёт голос молчавший до этого блондин. — План ведь был целиком и полностью ваш? Мы молча переглядываемся. Сначала с Дотом, потом со спецами. И все дружно и одинаково криво усмехаемся, прекрасно понимая друг друга без слов. — Не приведи господь! — в один голос открещиваемся мы с Шитом. — Вообще, не дай вам бог когда-нибудь увидеть, как работают мои планы! — поспешно добавляю я. Ну а Петер просто поясняет будущему командору за жизнь: — Если бы план был её собственным, то с её удачей босс бы сейчас тут не сидела. А так… Ну, можно сказать, что мы были обречены на трагичный успех. Я даже фыркаю от неожиданности. Ох-хо-хо, кажется, я плохо влияю на свой отдел… Дерьмо-док же, пока я тихонько горжусь им из засады, продолжает: — Тоже так себе альтернатива, конечно, но всё же получше полного провала. Босс, я вернусь через десять минут и осмотрю тебя по-нормальному. Переоденься пока в свободную одежду. — И устало махнув рукой в сторону ширмы, покидает наконец помещение вместе с Леви. Пиксис же, пока мы отводим душу между очередными трындецами, всё так же молча ждёт от меня объяснений. Без отстранённого давления, но и без своих привычных мягких расспросов. Видимо, в этот раз мы всё же немного переборщили с самостоятельностью. Так что я добровольно заканчиваю откладывать свою экзекуцию и максимально подробно излагаю произошедшее в его отсутствие, заодно упоминая и тот факт, что про команду Аккермана конкретно этот полицейский вполне себе был в курсе. — Почему именно этот план? — сухо интересуется в конце шеф, и мне остаётся лишь сказать правду: — Я… Мы с тобой оба знаем, что моя голова не особо годится для многоуровневой стратегии. Я больше по бюрократической части. — Друг согласно кивает. — Так что я решила дважды воспользоваться примером командора. — Дважды? — подозрительно щурится Дот. — Да. Сначала я подумала, что мы всё равно что между молотом и наковальней, прямо как… Ну ты понял. А потом… — Я усмехаюсь. — Потом пришла к выводу, что «война — это путь обмана». — И ты решила использовать ещё и стратегию из пятьдесят седьмой экспедиции? — начинает наконец догонять Пиксис. Обожаю его! — Ну да. Ведь когда твоих намерений не знают даже твои пусть и временные, но подчинённые, противники-то уж точно охуеют! — бодро соглашаюсь я, широко улыбаясь в ответ. Пару секунд мы с шефом играем в гляделки, и я уже думаю, что всерьёз налажала и Пиксис сейчас устроит мне головомойку, но… — Ха! — довольно смеётся начальство, заканчивая наконец играть в строгость и приземляясь на стоящий рядом с подоконником стул. Заветная фляжечка тут же как по волшебству появляется из внутреннего кармана чужой униформы и спустя пару глотков перекочёвывает ко мне. — Хорошо придумано, Алиса, — добродушно хвалит друг, и я наконец выдыхаю, расслабляясь. — Ну, не так уж и хорошо. Если бы Смиту не был выгоден наш с тобой провал, он бы точно придумал стратегию гораздо лучше и действенней. Но на безрыбье, как говорится… — Делаю хороший глоток, передавая флягу обратно под неодобрительным взглядом Анки. — Эй, Эрвин бы никогда!.. — Ханджи мгновенно подрывается с места. Как и Нанаба с Гергером. Один Мик молча хмурится, опустив голову. Потому что тоже понимает — уж его-то начальник сделает всё, лишь бы добиться своего. Я мрачно усмехаюсь, прямо встречая холодный взгляд напротив. О да, командор, вы и в самом деле растёте. Хотя сейчас мне даже немного… обидно? Таким, как тогда, ночью в комнате, более человечным, что ли, Эрвин мне нравился, пожалуй, больше. Но будущему, к сожалению, такой Эрвин Смит не нужен, даже строго противопоказан. А жаль. Мне определённо будет его не хватать. Китти, немного нервно косясь на бдящую с кухонного шкафа Жуть, проезжается всей своей мелкой тушкой по сапогу будущего командора и, не сомневаясь ни секунды, запрыгивает к нему на колени. Мужская рука тут же зарывается в белую шёрстку, заводя невидимый моторчик. Перед глазами всё плывёт. Со мной явно что-то не так. Но вместо того, чтобы задуматься о собственной тушке, я почему-то упорно пытаюсь понять, в какой же момент Эрвин окончательно превратится в того тринадцатого командора, который будет готов пожертвовать всем, лишь бы добиться своего? И не обернётся ли моя полушутка с этим котёнком большой ошибкой в будущем? Что будет с Китти, когда Эрвин займёт свой пост? А когда поведёт солдат против Звероподобного в восемьсот пятидесятом? Я слишком сильно увязла в трясине своих заблуждений насчёт этого человека, и расплачиваться за это будет совсем другая, ещё крохотная жизнь. Спину простреливает довольно ощутимая вспышка боли, и я чуть сутулюсь, чтобы найти позу поудобнее. Котёнок довольно мурлычет и ластится к чужой руке, считая её, должно быть, чем-то постоянным, некой константой в этом крохотном мирке. Господи, что же я за тварь-то, а? — Да-да, ваш недокомандор — прямо-таки святоша по жизни: всех понимает, про всех всё помнит и вообще срёт радугой. — Я всё-таки отвожу свой взгляд первая, не в силах скрыть разочарования, и невольно вцепляюсь в рубашку напротив сердца. Мне до противного обидно. Причём от собственной детской наивности. И как только во мне раз за разом ещё находится эта дрянь? — И всё-таки. — Я ухмыляюсь и делаю паузу, давя на корню желание всхлипнуть, — боль всё усиливается. Да чем ж меня тот гарнизоновец приложил-то?! — Всё-таки, если мы с Пиксисом сейчас где-то облажаемся, то при должной смекалке, которую, смею заметить, офицер Смит уже не раз демонстрировал всем присутствующим, он вполне может стать тринадцатым командором Разведкорпуса уже в эту пятницу. Думаю, я даже могу примерно предугадать, что он расскажет почтеннейшей публике. Едкие слова хоть ненадолго помогают отвлечься от творящегося сейчас с моим телом. Мысли мечутся вразнобой, не давая сконцентрироваться на чём-то конкретном. Эрвин, Миллер, Дот и отдел — так много всего вертится в голове, что кажется, она вот-вот взорвётся. Нужно потерпеть ещё совсем немного, пока не вернётся дерьмо-врач. Терять сознание точно нельзя, это я хорошо помню с прошлого раза. Нужно найти точку опоры, чтобы не потечь крышей окончательно. И я вываливаю то, что никогда бы в нормальном состоянии не сказала: — Наверняка сначала он использует свои стандартные аргументы вроде… «Распустить Разведкорпус — значит потерять главное оружие человечества. Если мы защищаемся от врага не щитом, то устраняем угрозу оружием», — зло цитирую я будущий сценарий самого хитрого, на мой взгляд, плана тринадцатого командора. То бишь революционного. Во рту пересыхает, и что-то внутри упрашивает заткнуться поскорее. — А дальше, полагаю, в ход пойдут замечательные прогнозы. Как же там было-то? Уж извините, если не вспомню близко к тексту, всё же возраст немного не тот для такого дерьма, да и речь тогда шла немного про другую стену, но… Я слегка щурюсь, стараясь не вдыхать слишком глубоко. Чёрт, что ж так больно-то?! Со спиной как будто снова Аккерман поработал! Спустя пару мгновений, отдышавшись, дополняю речь будущего командора современной повесточкой: — Если стена Мария, из которой поступает больше сорока процентов всего продовольствия, падёт, её жителям придётся укрыться за стеной Роза. Однако продовольственные запасы, не рассчитанные на такой наплыв населения, довольно быстро иссякнут. Таким образом, люди будут вовлечены в иного рода битву, нежели противостояние гигантам. Другими словами, разрушение стены повлечёт за собой либо гражданскую войну, либо геноцид жителей Марии. Однако… Работа Разведкорпуса — это сражаться с врагом в первых рядах. Таким образом, даже если человечество и столкнётся с проблемой прорыва одной из стен, Разведкорпус сможет отвоевать земли обратно, заделав прорванные ворота и зачистив территорию. — Я снова торможу. Что ж, ты, дура, болтаешь-то тут? Но давать заднюю уже поздно, так что я всё же договариваю. Уже без злобы, скорее просто бесконечно устало. — А дальше ваш бравый лидер добавит ремарку вроде «подрывная деятельность началась с приходом нового руководства, так что позвольте мне, ветерану Разведкорпуса и первому помощнику обоих командоров, принять на себя руководство». Я ведь нигде не ошиблась, офицер Смит? — У вас на редкость странные обо мне представления. Всё никак не могу понять, когда вы шутите, а когда готовите серьёзно. Однако на этот раз вы… весьма точны в своих предположениях. Даже слишком точны, с моей точки зрения, — мило улыбается Эрвин, подпирая подбородок рукой. — В случае кризисной ситуации мне поручено сделать всё возможное, чтобы Разведкорпус не был расформирован. И эта стратегия… Вы так хорошо знаете, какими именно методами я собираюсь воспользоваться. Это даже начинает немного пугать. Или наталкивать на интересные вопросы… — Меня тоже многое в вас пугает и мягонько, ну прямо как титан нерасторопного разведчика, подталкивает в сторону экзистенциального кризиса. Например, ваша продуманность в вопросах агитации и пропаганды. Или то, как мастерски вы порой отыгрываете доброго солдатика. Так что тут мы квиты, — вяло огрызаюсь я в ответ. — Смею предположить, что вишенкой на вашем торте идеологического говнеца наверняка будет опять что-нибудь про «благо человечества», да? — Алиса, хватит, — прерывает меня Дот, останавливая дальнейшие бугуртения с обеих сторон. — Мы с тобой оба понимаем, что подобный вариант — не самый худший из всех возможных. И если мы сейчас провалимся… — То ты поддержишь Смита и придашь ему максимальное ускорение в сторону командорской должности коленом под зад, хоть для этого ещё и рано, — заканчиваю я за друга, прекрасно понимая, что тут он прав — если Разведкорпус распустят, будет вообще полный пиздец. — Именно, — не спорит с моей формулировкой друг, старательно переводя разговор в нейтральное русло: — А пока что… Ты хорошо постаралась: сделала всё, чтобы данная операция никак не коснулась ни Разведкорпуса, ни меня, приняв весь огонь на себя. Я отстранённо киваю, тут же морщась от прострелившей боли, и отхожу наконец за небольшую ширму, медленно, с матюками стаскивая с себя всё ещё немного влажные тряпки. С костюмом получается хуже всего — эта сволочь липнет к коже, впитав в себя слишком много влаги. Но пара щелчков, и верхняя часть послушно отделяется от штанов, и я наконец облегчённо выдыхаю. Теперь осталось только одеться. Да вашу мать-то раком… — Теперь, когда всё получилось более чем удачно, я могу сказать, что сам отдал тебе такой приказ. Если тебя найдут, разумеется, — продолжает тем временем начальство, не подозревая о разыгрывающейся прямо за ширмой трагедией. — Это вряд ли, — хмыкаю я, и тут же чертыхаюсь, выронив из треморных пальцев китель с единорогом на спине. Отстранённо думаю, что, похоже, Леви уже догадался, как мы будем колоть полицейского. Хорошо. — Твои парни ведь забрали наше УПМ? — Я с бессильной злостью чуть пинаю китель босой ногой. Нагибаться всё же придётся. — Да. Правда, я попрошу тебя больше так не следить, — тут же журит меня друг. Мне остаётся только всё же найти в себе силы поднять форму, вернуться к народу, бросив чертов единорожий костюм пока на стол, и попытаться пожать плечами в ответ, стараясь не материться от всё сильнее накатывающей боли: — С УПМ я бы в канализационный люк не пролезла. Да и бравые офицеры застрелили бы меня раньше, чем я туда свалилась — нужно было как-то показать свою беззащитность, дать ложную уверенность, что мне никак не сбежать, чтобы они слегка подрасслабили булки и потеряли бдительность. Кроме всего прочего, я не просто так выбрала эту модель — без особо детального осмотра знающего техника хрен бы в ней опознали нашу работу. — Вот оно что… — Дот по-доброму усмехается, наблюдая, как я, по-старчески покряхтывая, приземляюсь за стол рядом с Эрвином и укладываюсь головой на китель, отвернувшись от раздражающего сейчас больше обычного блондина. — Ладно, с этим разобрались. Что думаешь делать теперь? Что делать, что делать. Колоть хлопца надо, пока горяченький. Об этом, собственно, я и сообщаю Пиксису. — Только в этот раз угрозой пыток мы ничего не добьёмся, — досадливо добавляю я. — Нужно что-то покруче. — Мне следует пригласить кого-нибудь из своих знакомых специалистов? — по-отечески заботливо интересуется начальство. — Нет. Во-первых, посторонних на нашей территории и так уже хватает, а во-вторых… — Я многозначительно стучу пальцем по рогу около моей щеки. Почему-то даже это простое движение сейчас отдаётся болью в спине. — Есть у меня парочка идей. Миллер знает про отдел по устранению. А чтобы расколоть чекиста, нужно просто заставить себя думать как чекист. — А. — Дот понимающе усмехается. — Кем бы ни были твои «чекисты»… Ты уверена, что сможешь это сыграть? — Смогу ли я после излишне близкого знакомства с Аккерманом более-менее достоверно изобразить сотрудника чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем? — Я тихо хмыкаю. Ну, если наш гений меня быстро починит, то смогу. — Ты мне за это уже, как бы, больше десяти лет платишь, и вон, разведчики по-прежнему ведутся. Так что я мигом изображу настоящего dungeon master'a из самых deep dark fantasies… обезболивающее только помощнее моего походного сиропчика кто-нибудь дайте, пожалуйста. Очень больно. — Да-да, сейчас. — Со стороны двери раздаются быстрые шаги, и Петер уже отточенным движением приподнимает неплотно застёгнутую рубашку и нижнее бельё под ней, другой рукой замеряя мне пульс. — Хм. Руки врача замирают, а потом и вовсе возвращают одежду обратно. — Какая дозировка? — тихо интересуется спец. — Не помню, — честно отвечаю я. — По-моему, два бутылька обезболивающего и три успокоительного, плюс ещё по мелочи локальная анестезия. Что-то явно не так, у меня голова кружится и зрение не особо хорошо фокусируется. — Пойдём-ка в лазарет, — недобро тянет Петер. — Пока ты ещё чего-нибудь лишнего не ляпнула. — Хочешь добить меня без свидетелей? — нервно шучу я в ответ. — Ага, именно так, — тем же суровым тоном поддерживает он нужный уровень драмы. — Чтобы не вызывала у меня нервный тик каждой новой идеей. А если серьёзно, босс, то ты же ведь в курсе, что злоупотребление теми лекарствами, что я тебе выдал, влияет на… — Да, я помню про влияние на психику. Но такого эффекта всё же не ожидала. Хорошо хоть то, что тут все и так уже в курсе, что я «чужая»… Хех, даром что кислотой ни в кого не плююсь, — парирую я в ответ, краем уха слыша тихий смешок со стороны моей главной головной боли. Вот сволочь бровастая. — В общем, даже если я что-то и ляпну, это всё равно ничего не изменит. — Я не про то сейчас! Ты же помнишь, что анальгетики, если их слишком долго смешивать с другими препаратами, да ещё и в таких количествах, как у тебя, постепенно могут либо перестать действовать, либо даже начать работать ровно наоборот, усиливая болевые ощущения, — напоминает мне наш штатный гений. — А у тебя гематома со всю спину. Опять! А-а-а, так вот оно что… А я-то думаю, что за чертовщина творится. Вот это я попала, так попала в этот раз. Молодец, Алиса. Пять баллов, просто. Дура набитая ты, а не глава отдела. — Завязывай геройствовать, Алис, — вторит моим мыслям Шит. Да я бы с радостью, малыш. Вот закончим с этой галиматьёй, и я тут же уйду в отпуск. Хотя нет, нафиг эти отпуска. Лучше я возьмусь за какой-нибудь непыльный проект, вот. — Понимаю, что ты не хочешь показывать свои слабости перед чужими, но всему должен быть предел. У тебя не бесконечное здоровье, а я не чёртов волшебник! — уже серьезно журит меня Петер. — Сама встанешь? — Не-а. Ты, разнообразия ради, совершенно прав, — честно отвечаю я, решив и в самом деле не выделываться. — Похоже, я «приехала». Дальше происходит то, чего я, мягко говоря, совсем не ожидаю: большие ладони осторожно поднимают меня за подмышки. — Куда? — спокойно интересуется Закариас, максимально деликатно обходясь с моей тушкой. Но при этом всё равно ощущение такое, как будто грузчик устало переспрашивает блондинистую хозяйку, куда ему поставить грёбаное кресло. Забавно, к мебели меня ещё не приравнивали, вроде бы. — Кстати, Мик… — привлекаю я его внимание уже в коридоре, старательно опираясь на плечо разведчика, чтобы не слишком напрягать его руки. — Спасибо. Серьёзно, большое тебе человеческое спасибо. Если бы не наши тренировки, меня бы сейчас соскребали с мостовой. Так что с меня причитается. — Я ведь запомню, — тонко усмехается «сенсей», понимающе кивая. — Очень на это надеюсь, — отвечаю я ему в тон. — В отдел ко мне, кстати, перейти не желаешь?