12.6.843 (18 часов 20 минут)
Удовлетворив явно садистские наклонности нашего дерьмо-дока, я возвращаюсь в строй, точнее — прямиком на задний двор. Тут уже собрались все заинтересованные и не очень лица, включая одну мелкую особу, которой сейчас в нашей компании вообще делать, мягко говоря, нечего. Белокурая малышка, отлипнув от ноги Гёсслера, разворачивается в нашу сторону, и у меня мгновенно возникает безотчётное желание спрятаться за Закариаса. Слишком много энтузиазма плещется в голубых широко распахнутых глазах: — Алиса! — восторженно заводится мелкая сирена. — Вот чёрт. Ну, прощай спина, — тихо выдыхаю я себе под нос, но тут же в противовес своим словам широко улыбаюсь, разводя руки в стороны. Не любить нашу малышку просто невозможно. Крошечное торнадо, уже начавшее под чутким руководством отдела потихоньку делать первые шаги не только по земле, но и в маневрировании, чуть не валит меня с ног своим напором, но я с честью (и благодаря широкой ладони Мика) всё же выдерживаю детскую атаку, подхватывая наше маленькое чудо на руки. С моей точки зрения, ей пока всё же рановато давать в пользование сапожки с выдувами, да и на тренажёр для тренировки баланса ей пока не надо, но чета Арлертов настаивает, что так она быстрее остальных научится думать и координироваться во время трёхмерного движения. И поскольку Шит мониторит ситуацию с её развитием и ростом, я послушно затыкаюсь. Мы с братом в своё время пошли в лыжную школу в два года. Наверное, и здесь так же? — Привет товарищам пилотам! — Нежно треплю золотистые кудряшки, стараясь не обращать внимания на мелкие, но безумно цепкие детские пальчики у себя на шее. — Как это вас занесло в наши края? — Мама ушла, — просто поясняет малышка и моментально, как любой уважающий себя блондин, начинает качать права: — Поиграй со мной. — Я пока не очень могу, малыш, — мягко отвечаю я, задумчиво скользя взглядом по окнам. И в одном из них замечаю замершую и извиняюще улыбающуюся коллегу. Значит, госпожа Арлерт ненадолго отвлеклась и малышка тут же утекла во двор. Хех, мелкая егоза. — Мне очень-очень нужно помочь Мику и его бровастому другу найти парочку идио… идейно несогласных с нами негодяев. Шагающий рядом Закариас громко хмыкает от такой моей формулировки, но никак не комментирует сказанное. А Хоуп понятливо кивает, благосклонно принимая мой ответ, и, тут же начав крутиться у меня на руках, тянет руки к высокому разведчику рядом. — Хочу к Мику! — Я с облегчением передаю девочку другу и с улыбкой заправляю светлую прядь за маленькое ушко. — Тут скучно. — Вот как? Когда же ты успела соскучиться? У нас ведь сейчас другие малыши гостят… неужели ты с ними не играешь? — осторожно спрашиваю я. — Неть, — крутит головой малышка. — Уехали. — Изначально я вернулся, чтобы проконтролировать перевозку детей в наш специализированный детский дом при Гарнизоне, — поясняет Дот, подходя ближе. — Там они будут в безопасности. А, то есть он приехал не для того, чтобы отвесить мне люлей… Это уже на месте ему наябедничали. От золотой он всё же человек: я бы своих подчинённых прибила на месте за такую инициативу, а он ничего, держится. — Ты уверен, что это хорошая идея, — всё же в дороге на них могут… — Не далее, как вчера Фарлан поймал троих детей, пытающихся разобраться, как включить лифт к титанам. Хорошо, что твои инженеры догадались забрать на ночь ключ, — перебивает меня начальник. — Кроме того, сегодня утром ещё двое двенадцатилетних почти взломали замок в вашу лабораторию. — А, — наконец вкуриваю я. — В таком случае, спасибо. С нормальным присмотром и подальше от всяких опасных вещиц им точно будет лучше. Это мои дети росли как раз тогда, когда мы только начинали делать что-то мало-мальски опасное, и им техника безопасности объяснялась по сто раз. Чёрт, да мы сейчас даже за одной мелкой егозой уследить не можем, что уж говорить про целую ораву ребятни! — Именно, — со значением кивает Пиксис и оборачивается к Мику. Ну, то есть к гордо восседающей у того на руках Хоуп: — Юная леди… Малышка тут же заканчивает что-то тихо лопотать и теребить нашивку крыльев свободы и оборачивается к «дедушке», внимательно слушая, что он имеет ей сказать. Потому что «деда» фигни никогда не болтает. — Боюсь, сейчас нам придётся заняться крайне скучными делами. Почему бы вам не приготовить в это время для нас лёгкий перекус? — профессионально сбагривает командор подрастающее поколение куда подальше. — Я слышал, у вас отлично получаются блинчики и… салат? Ну как получаются? Мелочь, в сильно игровой форме пока что, помогает приготовить тесто, помыть овощи специальной щёточкой и почистить салатные листья от всякой чепухи. Я в одной из книжек читала, что это, вроде как, полезно для моторики и всестороннего развития… В общем, поживём — увидим, что из этого получится. Пока что было ясно лишь то, что на кухне Хоуп нравилось. — Да! — важно задирает нос малышка. — Мама говорит, я — умничка. — Так и есть, зайка. Ты — большая умничка, — твёрдо соглашаюсь я со словами госпожи Арлерт, и мягко спрашиваю: — Сбегаешь к маме, чтобы сделать нам вкусный-вкусный перекус? — О, думаю, что если Хоуп сделает нам поесть, мы сможем гораздо раньше закончить со всеми скучными делами и поиграть с ней, — присоединяется ко мне Пиксис, доставая в очередной раз свою фляжечку, и отстранённо замечает, как бы ни к кому конкретно не обращаясь: — Может, нам даже хватит времени, чтобы открыть новую настольную игру, которую я захватил из столицы… Малышка тут же меняется в лице и требует, чтобы её поставили на пол. Цель — поиграть с Пиксисом — уже намечена, и отступать теперь наша девочка совсем не собирается. Интересно, надолго ли в этот раз хватит запала? В такие моменты я просто готова признать, что если бы у Пиксиса не было жены, то я бы честно предложила ему брак. Плевать на физическую сторону отношений, но вот то, как он обращается с детьми, не может не восхищать. И, боюсь, если бы его не было рядом, когда росла моя троица, мы бы всем отделом дружно поехали кукухой. — И как тебе это каждый раз удаётся? — Я неверяще качаю головой. — Я до сих пор иногда теряюсь и совершенно не понимаю, что делать с такими малышами. — Опыт. И практика. — Друг поправляет усы. — Должность, опять же, обязывает. — Командора? — приподнимаю я брови, про себя угорая от сравнения солдат с двух с половиной летним ребёнком. — Отца пятерых детей, — моментально развенчивает мои догадки Дот, отлично поняв, над чем я посмеиваюсь, прежде чем приложиться к фляжке. Мы понимающе усмехаемся друг другу и наконец подходим вплотную к деревянному загону. Фарлан тут всё же постарался на славу — толстые деревянные перекладины перемежаются широкими, добротными столбами. А ровнёхонько по центру ряд перекладин превращается в частокол, за которым не видно ни черта ни снаружи, ни внутри. Как раз там-то Дот и занимает место на уже заранее принесённом стуле, готовясь внимательнейшим образом слушать, что нам расскажет новый гость. Если он, конечно, расскажет. Я же, так и не надев китель с, откровенно говоря, бесящей меня эмблемой, верчу форму пару секунд и, поморщившись, накидываю эту ересь на верхнюю перекладину забора. День жаркий, в конце концов, да и насколько помню, Потрошитель не слишком-то жалует положенную ему по уставу форму. — В чём ваш план? — интересуется замерший рядом Эрвин, выжидательно глядя на меня. Мы с сыном переглядываемся и одновременно расплываемся в крайне гадливых улыбочках. Леви бросает мне одни из притащенных Гёсслером кандалов и сам, поигрывая другими, подступает к своим товарищам по нарезке титанов. Разведчики напрягаются, и, если уж честно, я хорошо могу их понять. Играем в негодяев мы с Леви давно, опыт уже обширный имеется… Хотя вон Мик моментально подставляется под наручники, подавая пример своим подчинённым. Хах, святая простота. Всё-таки как-то слишком уж он начал нам доверять. И это немного напрягает, пожалуй? Надо будет потом с ним на эту тему побеседовать, а пока что мне остаётся лишь более-менее уверенно ответить Смиту совсем не то, что ему бы хотелось от меня услышать: — Знаете, сегодня на редкость хороший день: мои давние мечты всё продолжают и продолжают сбываться, — с ленцой произношу я, хитро поглядывая на недокомандора снизу вверх, и со зловещим звоном тяжёлых звеньев цепи подношу кандалы ближе к своей «жертве»: — Поворот «кругом» изобразите мне, пожалуйста. И руки за спину, Ваша Бровастость. Побудете в роли декорации — на этом допросе нам нужны свидетели не из моего отдела. Иначе во время слушания Военная Полиция получит отличный повод для обвинения нас в предвзятости. Эрвин пару мгновений наблюдает, как сын проделывает то же самое с другими своими товарищами, и наконец послушно поворачивается ко мне спиной, подавая запястья. Хороший мальчик. — Главное — теперь вспомнить, где ключ… — задумчиво бормочу я себе под нос, защёлкивая массивные браслеты, и с удовольствием наблюдаю, как на пару секунд напрягаются широкие плечи передо мной. Разумеется, эта средневековая пыточная срань сугубо бутафорная и легко расстёгивается, но могу же я хоть немного повеселиться, когда вокруг творится полный трындец? До слушания в столице чуть больше суток, ещё и добраться до туда как-то надо. Гадство! — У вас всё же довольно неуместный порой юмор, — с каменным лицом отмечает солдат, оборачиваясь на меня через плечо. — Зная вас и ваши повадки, могу предположить, что этот аксессуар — не более, чем игрушка, верно? — Блестяще, мистер Холмс, вы вновь вывели меня на чистую воду! — Улыбаюсь в ответ, шутливо подняв руки вверх. — Конечно, они ненастоящие, Эрвин. Расслабьтесь, в отличие от Разведки, я такими гнусностями не занимаюсь. Предпочитаю розыгрыши, знаете ли. — Нужно что-то сделать с местом крепления цепи к браслетам? — пялясь «в светлое будущее» и успешно пропуская мой выпад мимо ушей, интересуется Смит, аккуратно ощупывая кончиками пальцев металл. — Да, просто надавите на самое крайнее звено, и они откроются. Вот, видите? Чтобы успокоить мужика, я расстёгиваю и снова застёгиваю один из браслетов, заодно поправляя его, чтобы не натирал. На месте Смита я бы тоже напряглась, если бы меня вдруг заковали, и, более того, проверила бы, что смогу выбраться как минимум раз десять, прежде чем успокоиться. А он ничего, держится более чем уверенно. Как-то даже подозрительно уверенно. И это заставляет меня на пару мгновений посверлить его спину подозрительным взглядом. Это ведь просто мои нервишки пошаливают или?.. — И… Алиса, я понимаю, что вам не нравится делиться со мной своими планами, но не могли бы вы хотя бы в этот раз чуть подробнее объяснить, в чём идея вашей постановки? — спокойно продолжает заваливать меня вопросами будущий командор, отвлекая от очередной параноидальной мысли. — Обычный допрос, с моей точки зрения, был бы куда эффективнее. Вот ведь настырный. Хотя вообще непонятно, ему-то что? Смиту ведь, как ни посмотри, выгоден сейчас наш провал. Решил поиграть в добренького и ёбнуть в самый неудачный момент? — Скажем так, — медленно подбирая слова, отвечаю я этому интригану, прямо встречая холодный взгляд. — У меня есть процентов восемьдесят уверенности, что этот ваш «обычный допрос» вообще ничего нам не даст. Мы имеем дело с фанатиками, Эрвин, а они приколисты ещё те. Запугивание не сработает, боль их лишь раззадорит… В общем, считайте, что вы уже проверили действенность своих обычных методов и получили неутешительный результат. — А, очередное ваше предсказание, госпожа глава отдела? — тонко усмехается Смит. — Что-то вроде того, да. Кстати, психологические пытки порой гораздо действеннее. Ну и я в принципе не люблю калечить людей и яростно болею за идеи пацифизма. — Пожимаю плечами в ответ. — В общем, если у нас не выйдет, отдам его вам. Но у нас всего день остался, так что давайте сначала всё же мы попробуем свою клоунаду, окей? А теперь встаньте на колени, пожалуйста, господин заключённый. Эрвин крайне красноречиво смотрит на не самый чистый двор. И снова поднимает взгляд на меня. Немую насмешку я слышу на каком-то даже не физическом, духовном скорее уровне. В принципе он мог бы и постоять, но когда человек на коленях — гораздо проще показать, что он уязвим. А нам понадобится немного правдоподобности. — По крайней мере, я не окунаю вас головой в лужу. А могла бы припомнить славное прошлое и отплатить симметричной любезностью, — предупреждаю я его, всё же в конце концов добавив: — В замке есть чистая форма и прачечная. Эрвин чуть щурится, оглядывая меня с высоты своего роста, и отчего-то довольно кивает, прежде чем выполнить требуемое. Я напрягаюсь. Весь его вид словно бы говорит, мол, «я понял что вы задумали и пока посодействую… Но и подгадить не забуду». Точно что-то удумал, к-командор-р недоделанный. — Всё равно неубедительно. Пока я продолжаю гадать, какую подлянку может в теории готовить Смит, Леви замечает очевидную несостыковку, подходя к нам и, соответственно, к основной сцене «боевых действий»: — Не хватает следов побоев. Пару мгновений сын молчит, сосредоточенно глядя сверху вниз на бровастого блондина, и всё же добавляет в своей любимой манере заёбанного жизнью прапора: — Готов посодействовать. — Да, выглядит это сборище пока не особо жалко. — Наклонив голову чуть набок и потирая подбородок, я задумчиво оглядываю замерших перед нами разведчиков. — Но прописать в щи «мечу человечества»… как-то недальновидно. Тому же Эрвину своим смазливым зерцалом ещё торговать завтра надо будет. Хотя звучит довольно-таки действенно и весело, тут я согласна. — Кхм. Возможно, ваша шутка была не такой уж и бесполезной, — вдруг вносит в наш разговор свою лепту Смит. — Если я правильно понял общую задумку, то лужу вполне можно заменить на ваше корыто около входа в замок. Пару секунд я даже не понимаю, что нам предлагают. А потом понимаю. Одна из бровей как-то сама собой поднимается в немом вопросе. И тут Эрвин уверенно добивает меня предложением ничуть не хуже предыдущего: — И для большей достоверности вы могли бы что-то сделать с нашей одеждой: порвать ту же рубашку, например. Я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Держись, Селезнёва, наверняка он тебя смешит не просто так, а чтобы отвлечь внимание, держись… А, какого чёрта? Как будто мне сегодня дадут ещё успокоительного. Смех я всё же не удерживаю, но хоть собираюсь быстро и нахожу-таки в себе силы на не слишком едкий ответ: — Да я уже давно поняла, что вы на правое дело последнюю рубашку отдать готовы. И всё-таки пока что давайте, по возможности, обойдёмся без стриптиза. И без купаний. — И пока у меня не спросили в очередной раз, что за слово такое интересное только что прозвучало, я развиваю общий нарратив: — Но что-то сделать с вами тем не менее нужно, тут Леви прав. И если уж мы опустим варианты с насилием… есть у меня, пожалуй, идея, как поправить физиономии грозы всех титанов без ущерба для имиджа Разведкорпуса. — Загримируем наших статистов? — правильно понимает меня сын. — Именно, мой хороший. — Согласно киваю. В конце концов, тенями нарисовать пару синяков тоже можно. Благо зачатки производства косметической продукции тут есть, пусть и довольно убогие, но есть же. И пока я не ушла далеко и не передумала, скороговоркой спрашиваю разрешения у Эрвина и Мика, прежде чем запустить свои загребущие ручонки в чужие шевелюры: — Это… Заранее прошу прощения. — Как бы их, спрашивается, побили, а причёски целыми остались? — Потом выдам вам расчёски и гель, честное пионерское. Можно? Разведчики недоуменно кивают, как будто я о полной фигне спрашиваю. Ну уж извините, не могу я просто так людей лапать, даже в самой патовой ситуации. Волосы Смита немного жестковатые и липкие от многослойной укладки поистине средневековым средством, но, по крайней мере, этот ужас кое-как, но удаётся разбить, просто сильно взъерошив волосы. У Мика же, в противовес будущему командору, пряди послушные и мягкие, но их и сложнее растрепать — всё время возвращаются обратно. Но я справляюсь и с этой задачей, устроив первоклассный шухер обоим. — Пойдёт. Я сгоняю в лабу наверху — в конце концов, на мне УПМ, — кивает моё солнце, оценив работу и не забывая отдать новый приказ: — А ты пока приготовь всё в загоне. — Так точно, мой капитан! — Шуточно салютую ему в ответ. Леви тоже отлично понимает, что времени совсем не хватает, и поэтому двигается быстрее обычного — по территории замка у нас, всё же, народ на УПМ не шастает, чтобы не грохнуть что-нибудь важное за очередным поворотом. Миллер пока что всё ещё дрыхнет, и я немного нервно поглядываю в его сторону. С одной стороны, постановку пыток мы уже проводили, но это… Угрожать чьей-то жизни, пусть даже понарошку, мне ещё не доводилось. Здоровью, как психологическому, так и физическому — да. Но не жизни. Разве что с Аккерманом… Но ведь тогда я и сама была готова продать свою жизнь подороже? Чёрт, не о том думаешь опять. Хорошо бы у нас всё получилось здесь и сейчас! Не уверена, что смогу спокойно смотреть за работой Ханджи, и уж тем более сомневаюсь, что мне хватит духа даже услышать, что предложит в такой ситуации Смит. Он, вон, даже предложил подпридушить своих подчинённых под водой ради антуража, боюсь представить, что он может придумать для несчастного единорожка. Дьявол! Ну пожалуйста, ну хоть раз же нам должно повезти во всей этой канители с предателями?! Фарлан, тоже уже понявший, что, куда и зачем, и уж тем более чётко знающий о моём настроении лучше любого из спецов, подаёт мне кожаный чехол и поспешно просит лишний народ покинуть двор. А я разворачиваюсь к врачу. — Сколько ещё наш гость в бессознанке будет? — Киваю на полицейского. — Если ты правильно записала, что и когда ему колола, то у нас минут пятнадцать-двадцать максимум, — спокойно глянув на время, рапортует Петер, упорно не поддаваясь общему настроению. — Мне тоже свалить? — Ну мы сейчас немного «отКирпичим» этого не очень юного энтузиаста. Жаждешь хлеба и зрелищ? — нервно хихикаю я в ответ, тут же тихо извиняясь. Чёрт, и ведь даже успокоительного мне больше нельзя! — Нет. Нет и ещё раз нет. На сегодня мне уже хватит, я пошёл — сверху с остальными за очередным цирком понаблюдаю, — открещивается док, поспешно линяя и прикрывая за собой дверь в замок. Умный он у меня всё-таки. Знает, когда надо свалить от проблем. Мне бы так, хех. — А я хочу поучаствовать! — вызывается вместо коллеги Гёсслер, радостно размахивая над головой стыренным кителем, и я невольно улыбаюсь. — Вы обещали! Эх, насколько же эти детишки различаются между собой: Петер со временем как-то поумнел в житейском плане, а вот Дин как был по-детски наивным и открытым, таким и остался. И это хорошо, наверное — всё же он изобретатель, им нужно нестандартно мыслить. Но вот в таких ситуациях эта его непосредственность… губительна. Ну не могу я при таком пусть здоровенном, но всё-таки почти ребёнке отыгрывать злобную ебанашку. Не могу, а придётся. Я ж и вправду обещала. Чуть качаю головой, признавая своё поражение, и обвожу двор взглядом, пытаясь придумать, какую роль мог бы сыграть спец. — Тогда будешь держать разведку на мушке. — Тыкаю наконец пальцем в сторону ружья под папковые патроны с солью, зашхеренного в углу за мётлами. — И сделай рожу посолиднее, бога ради. Мы тут людей на фарш пускать собираемся, а не пироги печь. — На фарш пускать готов! — шуточно отдаёт мне честь этот дурак. Но вид на себя всё же и в самом деле напускает посерьёзнее, подтянув живот и изобразив что-то вроде покерфейса. Мик, примостившийся рядом со своим будущим командором, тихо фыркает с наших закидонов. Ну хоть кто-то тут ещё в состоянии оценить по достоинству юмор. Или абсурд, тут уж как посмотреть. Я же, всячески стараясь унять нервный тремор и вообще тоже хоть немного войти в роль, раскладываю на удобно широком столбе загона старый парикмахерский набор и проверяю, насколько хорошо работает машинка для стрижки. Она тут ручная, то есть для быстрого движения лезвий её, как и в моём далёком детстве, надо надрачивать. Не особо удобно, конечно, но не во всё мы пока, к сожалению, можем вставить батарейки — слишком уж они громоздкие. Вот только даже такое сосредоточенное отвлечение нисколько не помогает мне успокоиться. Врут все эти клятые методики! Наконец все приготовления завершены, и наше сборище разделяется на двоих «суровых охранников» и четверых в разной степени разукрашенных и определённо заёбанных нашими очередными причудами разведчиков. Ну а мне остаётся только достать портсигар, чтобы отыграть очередное шоу. Рассеянно верчу пару мгновений подарок от Гёсслера на мой прошлый день рождения, отстранённо думая, что даже тут я невольно копирую отца. У него был такой же, древний, с ребристой поверхностью, подаренный капитаном, с которым они не один год вместе служили. Отец любил подолгу курить высунувшись в окно на кухне нашей питерской квартиры. Сколько ни пытаюсь вспомнить другую картину, а эта словно въелась в память, ничем не вытравить. Сильные широкие плечи, едва-едва помещающиеся в узкий оконный проём, такой же, как у меня, вечный шухер на голове да фуражка, стыдливо примостившаяся на самом краешке кухонного стола. Отец смотрит на ночную Мойку, медленно затягиваясь и отчего-то сильно-сильно сжимая свой портсигар. Суровый, неподступный — настоящий моряк до мозга костей. Но я знаю про другую его сторону. Именно в такую вот тихую ночь он помог мне принять самое сложное решение в моей жизни. В наш с ним самый последний разговор. — Пап, мне пришло письмо из Америки. — Я осторожно присаживаюсь с другой стороны стола. — Похоже, я выиграла в лотерее гринкарту. — Хочешь и здесь повторять за братом? — хмуро роняет отец, и я внутренне вся сжимаюсь. Сашка уехал в Америку ещё в две тысячи пятом, женившись на местной (залетевшей от него) весьма симпатичной, но совершенно тупой мадам. И это до сих пор злит родителей. — Нет. Я… нашла там работу, пап, хорошую работу. Горным спасателем в национальном парке Денали, — выдавливаю я из себя наконец. — Но мне страшно. Всё же другой континент, да и… — Деньги на оплату всей бюрократии у тебя есть? — внезапно прерывает эти бессмысленные блеяния мой суровый родитель. — А? Да, я… — Тогда поезжай. — Папа наконец разворачивается ко мне, туша окурок в и так уже битком набитой пепельнице. — До моего следующего рейса осталось всего пара месяцев, Алиса. А дальше мать тебя один на один с ума сведёт своими вечными придирками. Так что поезжай. Да и не нравится мне, что в последнее время на службе творится. Только уж постарайся там как следует. Забавно, что сейчас мне в очередной раз придётся пойти против всего, чему он меня учил. Интересно, как бы он поступил на моём месте, какие бы решения принял? И почему раз за разом я думаю о том, что поступаю максимально неверно даже тогда, когда любое другое решение было бы во сто крат хуже? Что-то я всё же делаю не так. Наверняка. Но сейчас времени понять, что именно, просто нет. И спросить совета тоже не у кого. Я достаю очередную сигарету и, щёлкая зажигалкой, делаю первую, самую противную затяжку, намеренно поворачивая голову в сторону загона и выдыхая в ту сторону. Едкий дым местного курева бодрит, причём не только меня, но и оказавшегося в зоне поражения только-только начавшего хлопать глазами пленника. Миллер обводит взглядом нашу честную компанию, отмечая мрачных разведчиков, мастерски отыгрывающих (нет) ненависть ко мне практически в коленно-локтевой позиции, и, кажется, приходит к офигенным выводам сам по себе. Ему даже рассказывать ничего не надо — сам пострашнее придумает. По крайней мере, так мне кажется. Господи, как же я надеюсь, что не надумала себе этого после той лютой смеси, которую пришлось сегодня в себя влить! Так, отставить панику, Селезнёва. Дыши ровно и думай о ромашках. И немножечко о том, пожалуй, как сильно ты можешь опрокинуть сейчас как Разведку, так и свой отдел, если облажаешься и потратишь драгоценное время. Ну, чисто для мотивации. Ладно, поехали. Я ещё разок затягиваюсь и, выпустив более-менее ровное кольцо из дыма, как бы «продолжаю» свой монолог: — И запомните хорошенько, дорогие мои, хоть вам это и вряд ли теперь пригодится в будущем… — Я поудобнее сажусь на забор, полубоком к Миллеру и лицом к Разведкорпусу, кокетливо закидываю ногу на ногу и выдаю свою лучшую улыбку «для флирта», один в один повторяя жестикуляцию отморозка из фильма. — Если вы будете таскать труп одним куском, у вас всегда будут проблемы. Лучшее, что можно с ним сделать, — это расчленить его на шесть кусков и сложить их горкой. Шикарная бровь Смита медленно, но верно ползёт вверх. А пленник вроде как бледнеет. — А когда вы расчлените его на шесть кусков, вот тогда можно от него избавляться, — бодро продолжаю я, упорно заставляя свой голос не дрожать и не давать петуха. — Только не надо прятать куски в холодильную камеру, чтобы маму не напугать. Думайте масштабнее. — Почему вы не избавились от меня сразу же в штабе? — излишне прямолинейно, но очень верно подмечает представитель Военной Полиции, прерывая мой ликбез о жизни криминальных элементов. — Какой смысл везти меня так далеко? Всё-таки будете допрашивать, не так ли? Хм, а быстро он отошёл — уже может анализировать. Силён мужик. — А, вы уже очнулись? Замечательно, вы всё не перестаёте меня радовать, господин почтеннейший начальник штаба славного округа Трост. — Мило подмигиваю, как бы только-только заметив Миллера. — Пытать мы, конечно же, будем. Но не тебя, — вставляет свои пять копеек Леви. — У нас, к сожалению, другой приказ. Вот уж кому точно не надо пересиливать себя, чтобы войти в роль. Я едва заметно передёргиваю плечами, словно вживую почувствовав спиной огромную глыбу льда в голосе сына. Так, ты главная, Алиса. Вот и будь главной, мать твою в баранку. — Мне ли вам объяснять, что пуля в лоб в защищённом штабе вызвала бы слишком уж много лишних вопросов? — якобы лениво, со снисхождением поясняю я «основы основ», заодно разворачиваясь всем корпусом к нашей главной проблеме. Мужик пока не очень меня понимает, но ничего, сейчас мы с ним, надеюсь, найдём общий знаменатель. — Вы ведь в курсе, из какого я на самом деле отдела, не так ли? — Нежно провожу кончиками пальцев по нашивке на рукаве кителя, заменяющего мне сейчас подстилку на жёстком бревне. Взгляд мужчины передо мной следует за моей рукой, и я вижу, как зарождаются первые ростки сомнений. Ох, неужели у нас и в самом деле получается? — Нет, конечно, можно было убить вас прямо там, свернув шею, например, и обставив всё как несчастный случай, но убивать быстро… я не фанат. Некоторым людям, знаете ли, нравится смотреть, как мучаются твари, решившие нарушить мир внутри стен. Я прикрываю глаза и представляю себе, как вся эта катавасия наконец закончится и я, злостно нарушая все заведённые у нас режимы, высплюсь всласть. М-м-м, скорее бы. Но надо держать марку, так что мечтательным тоном я старательно, даже гротескно описываю совсем не то, о чём грежу на самом деле: — Отчаяние бесполезных слизней, особенно когда они бессильны что-либо изменить… Тёплое одеялко, подушечка. И целый день — нет, два — абсолютного безделия и чтения книг. — Так будоражит и вдохновляет… — с наслаждением заканчиваю я, ловя неожиданное понимание и восхищение в глазах сидящего передо мной мужчины. И этот взгляд чуть меня не «ломает». Не вздрогнуть и не отшатнуться даётся мне немалой ценой — пальцы судорожно, до боли вцепляются в деревяшку, сминая подвернувшуюся под большие пальцы ткань кителя поверх опоры до тихого треска. Бля, мы ж с ним вообще о разном думаем! Что ж он за человек-то и человек ли вовсе? Ужас какой! — Хах! — Немного истеричный смешок сам собой вылетает с моих губ, но я тут же даю себе мысленный подзатыльник. Ты что, дура, совсем забыла уже про Подземный Город, что ли? А ну соберись, тряпка! Там таких, как этот, был вагон и маленькая тележка. Вспомни, что на кону, и соберись! И мне приходится подчиниться, выдав свою внутреннюю истерику за лёгкий флёр ебанутости: — Я-то уже грешным делом начала думать, что мне и дальше придётся отыгрывать роль хорошей девочки перед государством и продолжать подбрасывать редкие подачки Разведкорпусу… — Я развожу руки в стороны, криво ухмыляясь не хуже самого Потрошителя. — И тут вы преподносите мне такой богатый подарок! Миллер сглатывает, а я, ещё раз внимательно окинув его взглядом, неспешным, но эффектным щелчком стряхиваю пепел на землю и делаю очередную затяжку. Сигаретный дым ничуть не помогает, лишний раз напоминая о первой добровольной встрече с Аккерманом в далёком восемьсот сороковом. И в спину как будто дуло пистолета нацелено. — Позвольте пояснить… В этот раз я работаю сама, без своего замечательного руководителя. Жаль, конечно, — люблю смотреть на работу профессионала, но не переживайте, у меня в напарниках его идейный последователь, так что веселье нам с вами гарантировано! — Киваю в сторону замершего неподалёку Леви, сейчас как никогда прежде шикарно торгующего прочищающим от запоров взглядом. Видимо, он, как и я, заметил странное отношение Миллера к упоминанию пыток. Мне тоже ох как не по себе от всего этого, малыш. Но нужно держаться. Уверенный взгляд сына даёт мне ещё немного сил. Достаточно, чтобы продержаться до конца этого ада для нас обоих. Я широко улыбаюсь, чуть наклонив голову набок, и довольно выдыхаю: — Вы умудрились попасться по полной программе. И кому? — Указываю широким жестом на наблюдающих за представлением, можно сказать, с первых рядов солдат. — Жалкой Разведке, которую вообще ваши внутренние дела не ебут до тех пор, пока им разрешают гробить себя батальонами и зазывать в свои ряды новый скот на убой. О, такого сказочного долбоебизма стены давненько уже не видывали. Ещё и друг ваш из приюта на редкость быстро запел, Разведке даже не пришлось ничего особо делать. А нам теперь за вами подтирать. В голубых, чуть посветлее, чем у Смита, глазах зарождается огонёк понимания. Так, надеюсь вопросы, где именно он проебался, сейчас не последуют? — П-послушайте, я-я ведь н-ничего не… — А, нет. Слава богу, здравый смысл у него уже мало работает. Теперь осталось только подтолкнуть его к правильным мыслям, чтобы он выдал нам кого-нибудь рангом повыше. То есть самая важная и сложная часть. — Нам ваши оправдания ни к чему, дорогой мой, — обрываю я блеяния. — В конце концов, мы все тут люди подневольные и просто выполняем приказ вышестоящих по званию. Ну давай же, скажи мне, кто отдавал тебе приказы. А то и в самом деле придётся отдать тебя Смиту и Зое на настоящие пытки! Так, нужно что-то сделать. Что, по логике, делал со мной Аккерман? Сначала надолго запер, потом пришёл поговорить, а когда это не сработало — применил пытки. А, ещё по дороге про Леви спрашивал, давя на родственные чувства. То есть, по сути, с каждым разом он действовал всё жёстче и жёстче, давил больше и больше. Значит, мне тоже нужно… надавить посильнее. Я аккуратно убираю потушенный бычок в портсигар и соскакиваю с забора, подходя ближе, и с деланным удовольствием провожу по открытой, призывно оголённой из-за расстёгнутых верхних пуговиц коже шеи с едва ощутимыми следами пробивающейся щетины. Адамово яблоко под моей ладонью судорожно дёргается. А Миллер, попытавшись отодвинуться, с ужасом замечает, что препараты нашего гения медицины отлично работают, просто замечательно. И я по-маньячному нежно улыбаюсь, кивая, чтобы подтвердить его подозрения: — Так что поберегите своё горлышко, оно вам сегодня ещё пригодится. Не хочу, чтобы вы сорвали свой нежный голосок ещё до того, как мы перейдём к основному представлению. Не знаю, как вы, а я люблю прибираться с музыкой. Хищная улыбка вместо нервного её подобия, кажется, скоро уже будет доведена у меня до автоматизма. А почуявшие слишком большое скопление людей титанчики лишь дополняют картину глухими ударами о толстую стену. — Вы скормите всех нас… им? — понимающе, с долей уважения (даже не хочу думать, откуда оно у него там взялось) предполагает Миллер, кивая в сторону загона. — Ха! Эй, Аккерман, ты это слышал? — Я, утирая слёзы, в открытую хохочу над таким предположением, скрывая ужас и страх за весьма дешёвенькой уже ширмой бравады. — Скормить титанам полицая, чтобы скрыть его убийство! Аха-ха-ха! Милый мой, ты чем в кадетском училище-то занимался? Или ты из блатных? Это же основы основ! Пару секунд я жду, дойдёт ли до мужика, ну и заодно сама немного успокаиваюсь, а после с деланным удовольствием поясняю, старательно воспроизводя безуминку Ханджи: — Видишь ли, в чём дело… У титанчиков нет пищеварительного тракта. То есть ни кишечника, ни задниц у них, увы, ебанутая матушка-природа не предусмотрела. — Так что как только наши гигантские соседи достаточно набивают ту полость, что служит им своеобразным желудком, так сразу же старательно сблёвывают съеденное, чтобы освободить место для новой партии поклонников мученичества, — встраивается Леви. — А отторгнутая субстанция у титанчиков получается в виде замечательного, прозрачно чистого, однородного поликристалла. — Я даже шевелю пальцами, как будто пытаюсь пощупать ими блевотину титана, и мечтательно пялюсь в никуда, как будто уже готовая разразиться двухчасовой лекцией по братьям нашим большим. — Кхм, — «прерывает» меня сын, на деле наверняка немного угорая над всратой пародией на неповторимый оригинал. — В общем, опознать всех попавших туда, если только их не будет больше пары десятков за раз, труда не составит. — Таким образом для нас-то как раз такой вариант вполне подойдёт. — криво усмехается молчавший до этого Смит, напрочь портя всю концентрацию допрашиваемого. Тц, ну вот знала же, что он что-то такое выкинет! — Всегда можно сказать, что мы полезли спасать кого-то из отдела Разработок… Без снаряжения. В конце концов, нам, разведчикам, не привыкать к постоянному риску быть сожранными. Я бледнею, моментально понимая, что сейчас этот чудак на букву «м» сломает мне к чертям вообще всё, как только Миллер снова начнёт думать головой, а не играющим очком. Надо было этому блондину бровастому рот, блин, заклеить нахрен. — Да, капитан Смит, в кои-то веки вы на верном пути, — задумчиво тяну я, взглядом сигнализируя Эрвину заткнуться нафиг и не отсвечивать. Он же сам нас спровоц… Вот же ж гениальный гадёныш. — С вами-то мы сможем выкрутиться. После того, как закончим добывать интересующую нас информацию, разумеется. Просто выставим бравых героев всея человечества первыми в истории номинантами на премию «выбрали самый тупой способ сдохнуть». Но я вот чего не пойму… Неужели вам так нравится получать от нас по роже? Иначе с чего бы вам влезать в наш милый междусобойчик? Ехидный льдистый взгляд мне в ответ без слов поясняет, что мне помогли с поддержанием образа. В жопу себе засунь такую помощь, командор на полставки. — Ну ладно, раз хотите помучиться перед смертью, кто я такая, чтобы разбивать эти мечты? —поморщившись, зло цежу я, оборачиваясь к сыну: — Эй, Аккерман, приложи-ка нашего р-разговор-рчивого по почкам ещё пару раз да посильнее. — Есть, мэм, — криво улыбается моё солнце, перемахивая через забор и по ходу, и в самом деле прописывает Эрвину нехилого такого пинка, едва не заставив меня вскрикнуть. Будущий командор до ужаса правдоподобно сгибается в три погибели, выворачивая руки из суставов, хрипит без вдохов и начинает кашлять. И у меня буквально руки начинают чесаться проверить, всё ли с ним в порядке. Чёрт, да что там руки! Всё во мне требует немедленно оказать человеку первую помощь — я не понаслышке знаю, как могут бить Аккерманы. Но нельзя. Отвернись. Сейчас же отвернись и продолжи играть! Я сглатываю, в последний раз бросив взгляд на светлую макушку, и оборачиваюсь обратно, зло насмехаясь над полицейским, забирая всё его внимание обратно себе: — Возвращаясь к нашей беседе… Где, скажи-ка мне на милость, ты видел полицейских, готовых добровольно лезть в пасть моим питомцам? — На всякий случай даже хватаю Миллера за воротник рубашки, чуть придушивая, и выплёвываю ему прямо в лицо: — В это не поверит ни один суд, а мне тут ещё жить и работать. — Так что для переработки тушки полицейского в компост нам пришлось придумать кое-что пооригинальнее, — тянет Леви, возвращаясь к нам. Я задумчиво замираю, как бы начав размышлять, какой способ мог бы выбрать мой подельничек, чтобы получше «избавиться от проблемы», и даже разжимаю пальцы на чужом воротнике. — О, так у нас, оказывается, уже есть интересные предложения? — излишне воодушевлённо интересуюсь я. — Да. Я как-то раз слышал, что лучший способ избавиться от трупа — это скормить его свиньям, — максимально «добрым» тоном сообщает мне Леви. — Свиней надо несколько дней не кормить, и после этого они сожрут расчлененный труп за милую душу. — А-а, точно-точно! — Ухмыляюсь в ответ. — Только для того, чтобы мясо хорошо переварилось и у свинок не было потом проблем с желудком, надо сперва обрить трупу голову. — И вырвать все зубы, — привносит Леви новых красок, наверняка заставив очко полицейского сжаться до размера атомарного радиуса гелия. Миллер бросает взгляд на любовно разложенный рядом со мной набор. Но инструменты ему не слишком видны, хе-хе. Не волнуйся, мужик, сегодня пострадают только твоя психика и шевелюра. Мы же не звери, в конце концов. — Дело в том, — продолжаю я, протянув руку и подняв очень кринжово выглядящую машинку для стрижки, — что человеческий волос состоит из кератина. И чтобы растворить такое вещество, необходима температура в сто градусов и выше. Тело хрюшек, увы, не в состоянии нагреться до такой степени, поэтому волосы не перевариваются в желудке, а формируются там в огромный ком. — П-пожалуйста… — тихо шепчет посеревший мужик, когда я шагаю ближе и начинаю любовно обстригать чужие патлы. — Конечно, всем этим можно будет заняться и потом, но кому ж охота пускать целое состояние псу под хвост — мясо потом невкусным будет. — А кости-то они сожрут без проблем, — с улыбкой добавляет сын свои пять копеек, начав стаскивать с обездвиженного мужика верёвки, оставив только самую верхнюю, чтобы он со стула не свалился. — Для того, чтобы за раз избавиться от одного трупа, надо как минимум шестнадцать свиней… — Вот поэтому-то я и остерегаюсь владельцев свиноферм среди знати, — тщательно выбривая затылок Миллеру, тихо бормочу я себе под нос так, чтобы полицай меня услышал. — Тело весом в девяносто килограмм свиньи сожрут… примерно минут за восемь, — «подсчитывает» в уме сын. — Это значит, что одна свинья сжирает около килограмма сырого мяса в минуту. — Именно отсюда, должно быть, и происходит присловье «жадный, как свинья», — хмыкаю я, заканчивая за фасолиной знаменитый монолог. — Так, с головой я закончила. Зубы… Тц, надо бы, но времени на веселье уже совсем нет, нам ещё с Разведкой ебаться. Давай потом просто навоз на дальние кусты пустим, ага? Я как бы расстроенно хмурюсь, а потом меня «озаряет»: — О, слу-ушай! Раз с зубами мы в этот раз пролетаем… Тебе никогда не хотелось посмотреть, за сколько свиньи сожрут человека, ну, живьём? — Намекаешь на то, что рыпнуться он всё равно не может из-за лекарств и не окажет никакого сопротивления, пока им закусывают? — сардонически улыбается моё чадо. — Именно, — отвечаю я ему такой же улыбкой в духе старшего Аккермана. — Интере-есненько, — тянет сын, оглядывая полицейского взглядом опытного мясника. — Я ставлю на двадцать минут. — Принято. Думаю, что всё же надо будет двадцать пять-тридцать, не меньше. Всё-таки мы его не распилили на запчасти, так что шестнадцать наших свинок вряд ли смогут уместиться вокруг него одновременно. На что в этот раз спорим? — Как обычно, — спокойно предлагает Леви, и я согласно киваю. — Эй… Эй, п-погодите, — в конец охеревает от происходящего мужик, когда мы в четыре руки быстро раздеваем его до нижнего хлопкового белья и стаскиваем со стула на землю. — Постойте! Пока Леви укладывает Миллера посреди загона и за моей спиной не видно, что я творю, придвигаю ящик с кормом ближе ко внутренней перегородке между нами и свиньями, что моментально вдохновляет их на более активное шебуршение и радостное похрюкивание в предвкушении скорого пиршества. Ну же, колись уже, Кракатук ты наш обоссанный! — Перебирайся через забор, я открою калитку, — галантно предлагает мне сын. — Время засекать готова? — Да, давай. — Я подтягиваю рукав, показывая свои наручные часы, и перелезаю деревянную преграду. — Приятно всё-таки иногда смотреть, как предатели получают по заслугам. — Король будет доволен нашей работой, — соглашается со мной Леви, как никогда точно нажимая на триггер для любого фанатика — на веру. Но сработает ли это? Не знаю, вообще не знаю! Вероятность успеха, по-моему, сейчас процентов двадцать против восьмидесяти. Нервы вообще ни к чёрту, руки ходуном ходят, да и ноги от подкатывающей паники совсем не держат. У нас осталась последняя возможность. Если он и сейчас, даже после такого представления не расколется, придётся и в самом деле отдать его Смиту. Неужели я просчиталась? Чёрт-чёрт-чёрт! Я опираюсь о стенку загона, скрывая как тремор, так и слабость в ногах, и перевожу «азартный» взгляд с часов на Леви и обратно, пока тот находит шнур, отпирающий калитку, и присоединяется ко мне на относительно чистой территории. При этом мы оба не обращаем внимания на полицейского, заканчивая последние приготовления. И наша тактика, слава богу, работает. — Постойте, нет! Нет! Это всё ошибка, чудовищная ошибка! — срывается несчастный Миллер, стоит Леви только потянуть за верёвку, отпирающую щеколду внутренней перегородки. — Я предан королю! Свяжитесь с Санесом, умоляю! Скажите ему, что я всё исправлю. Исправлю, клянусь! Я облегчённо, но почти беззвучно выдыхаю, опираясь лбом о скрещенные передо мной руки. Неужели? Неужели мы таки справились?! Стоп. А если он солгал? Вся расслабленность моментально покидает меня, стоит только этой простейшей мысли посетить мою голову. Поэтому я превращаю свою слабость в начало тихого, пробирающего до мурашек смеха. Нужно убедиться, что нам не пиздят. Давай, Леви, дожимай этого мерзавца! — Санес-то? Думаешь, он даст тебе второй шанс? — задумчиво переспрашивает моё солнце, положив свою ладонь мне на спину и хотя бы так поддерживая. Я приподнимаю голову, из-под волос напряжённо отслеживая любую реакцию Миллера. Ну же, ну! — Да, Санес! Да! Мы с ним были в одном кадетском, он дружен с вашим капитаном, с Аккерманом! — Тоже мне — достижение. Да у Потрошителя каких только «друзей» среди всяких отморозков нет. — Он говорил, что весь этот план непременно поможет королю. Пожалуйста, я просто выполнял приказы! Мы с Леви переглядываемся, и он едва ощутимо мне кивает. Значит, Миллер не врёт. Ну слава богу, мы ещё на шаг ближе к развязке. Так, теперь можно больше не играть. И слушать дальнейший поток уже тоже неинтересно. Так что я встаю более-менее твёрдо на ноги, захватив уже порядком задолбавший меня китель, и отхожу на пару шагов, опускаясь на одно колено рядом с Эрвином. С ним явно что-то не так: вид потерянный, словно он только что услышал что-то крайне важное и одновременно обезоруживающее. Я аккуратно трогаю его за плечо, чтобы привлечь внимание, но солдат на моё прикосновение никак не реагирует. Так. — Эрвин. С вами всё в порядке? — осторожно спрашиваю я. Взгляд голубых глаз, когда Смит вскидывает голову, откровенно удивлённый. Заторможенность реакции, общая бледность, мокрое, скорее всего потное лицо, потеря чувствительности (Эрвин отреагировал на мой голос, не на прикосновение), и он так и не ответил на мой вопрос. Зрачки расширены, но на свет реагируют. Болевой шок средней тяжести в торпидной фазе, что ли? Тошноты нет, значит, скорее всего, удар пришёлся не по животу, а по рёбрам. Надо срочно проверить температуру и пульс. Но говорить максимально расслаблено, дать тёплое одеяло и вообще согреть человека, прежде чем перейти к осмотру повреждений. — Похоже, вам сильно прилетело, — мягко объясняю я ситуацию, поддерживая зрительный контакт и накидываю китель на широкие плечи. Смотрится женская маленькая форма немного комично, конечно, но, пока сверху не принесут тёплые одеяла, вполне сойдёт. — Извините, пожалуйста. Хоть вы и сами напросились, Леви всё же не стоило бить так сильно. Похоже на то, что у вас болевой шок, поэтому сейчас мы вас укутаем как следует и дадим горячего чая, ладно? Если где-то в груди чувствуете боль, просто аккуратно откиньтесь на Гёсслера, и я принесу ещё одну каталку, чтобы отвезти вас наверх, хорошо? — Что? Ещё пару секунд Эрвин молчит, никак не реагируя на мои слова, лишь переводит взгляд с моего лица почему-то на пленника и обратно, а потом вдруг тихо начинает смеяться. Слышится тихий щелчок — Эрвин освобождает руки, небрежно откладывая уже ненужную бутафорию в сторону. — Вы это серьёзно? — выдаёт наконец Смит и совершенно спокойно поднимается на ноги, поднимая заодно и меня. — Хотя что ещё от вас ожидать? Алиса, это было просто представление. Вам во время тренировок и то сильнее достаётся, у меня же разве что синяк останется. И смею вас уверить, после пятнадцати лет в армии я как-нибудь это переживу. А чего тупил тогда, спрашивается? Я уже все возможные ужасы себе представить успела. Может, опять задумался в самый неподходящий момент? А, чёрт с ним, в конце концов, я не молодею. Вот и переживай за него после этого. — Окей, но не геройствуйте понапрасну, — упрямо припечатываю я, сама уже думая совсем о другом. — Возьмёте наверху мазь у Петера, как здесь приберёмся. — Как вам будет угодно, госпожа отдела предск… разработок, — не удерживается всё-таки от насмешки Эрвин. И я бы ответила ему, но странное чувство дискомфорта заставляет меня бросить всё и сосредоточиться уже исключительно на своих ощущениях. Что-то во всей этой ситуации мне очень и очень не нравится, а своему чутью на всякий ахтунг я доверяю. Тут же интуиция буквально орёт благим матом, что нужно срочно что-то делать, что мы в полнейшей заднице. Но я не могу вспомнить почему. Точнее, откуда мне знакома названная Миллером фамилия. Откуда же? Я усиленно напрягаю память, пока достаю тележку-каталку с колёсиками, пока помогаю Леви уложить на неё Миллера, пока завожу нового заключённого в лифт и нажимаю на рычаг, пока даже не глядя стреляю дротиком с седативами в оживившегося при нашем появлении директора детдома, каким-то образом углядевшего из подземной камеры в три метра глубиной наш спуск на лифте с двадцатиметровой стены, пока, зафиксировав решётку, спускаю нового соседа к директору… — В-вы же говорили, что не скормите меня им, — тихо шепчет вконец присмиревший полицейский. — Прошу вас, свяжитесь с офицером Санесом. Он не мог так просто от меня отказаться! — А это и не кормушка, товарищ офицер, — насколько могу, бодро рапортую я в ответ, подмигивая чернявому красавчику. — Это то место, где вы интересно и чрезвычайно увлекательно проведёте ближайшие сутки. В конце концов, мы же не звери, чтобы живых людей на мясо пускать. И насчёт Санеса не переживайте. Мы с ним свяжемся, обязательно свяжемся. По-настоящему панический взгляд (кажется, до Штирлица начало доходить, что его обвели вокруг пальца) бальзамом проливается мне на сердце, и я наконец рычагом закрываю решётку в полу, возвращаясь обратно к спецам. И всё-таки этот загадочный «Санес» не даёт мне покоя. Откуда же я могу его знать? — Санес, Санес… — бормочу я под нос, надеясь, что хоть так, на слух, вспомню, о ком речь. Где-то за пределами моего мысленного пузыря остальные разведчики снимают наручники, тихо переговариваясь между собой, а спецы выдают наконец хрюшкам их корм. — Мам, это не тот ли богатей из Подземного Города, который грохнул наше начальство и обещал при попытке побега пустить тебя по кругу после того, как прирежет нас с Фарланом и Изабель? — хмуро и довольно громко спрашивает сын, и я замираю. Разведчики тоже замирают. Мик так и вовсе роняет свои кандалы на землю, изумлённо глядя в нашу сторону. — Блин, а ведь точно. — Я несильно бью себя ладонью по лбу (как будто это прочистит мне мозги, ага). — Был же и такой кадр в том милом гадюшнике! Чарльз Санес, кажется? Вот чёрт, а я уже и забыла про него! М-да, как-то на фоне близкого общения с твоим дядюшкой все прошлые ужасы Подземного Города малость поблекли… Я нарезаю пару кругов по двору, ероша волосы на затылке и пялясь себе под ноги. Давненько это было, конечно, но должна же я хоть что-то помнить? — Он говорил, что у него сын как-то связан с Военной Полицией, — напрягая все свои извилины, выдаю я наконец обнаруженные на задворках памяти крохи информации. — По-моему, тогда подразумевалось, что тот служит где-то в столице, раз уж она была прямо над нами. Но никаких документов о его должности в самой Военной Полиции мои информаторы на него так и не нарыли, хотя поработали тогда на совесть. Я потом ради интереса глянула с разрешения Верховного Главнокомандующего перепись Подземного Города, и имечко там у сынка было какое-то довольно туповатое… Джен, Джек? В общем, что-то в этом роде. В любом случае, при зачистке, которую устроил Закклай, сам криминальный элемент, то есть Санес-старший, был почти мгновенно отправлен на виселицу. Вряд ли, будь у его сына связи, такое могло бы произойти, так что вероятность, что эти люди как-то связаны с нашей нынешней ситуац… Дот, что такое? Я мгновенно торможу, отметив, что вид у Пиксиса какой-то… неправильный: друг замер с флягой в руке, так и не донеся её до рта, и молча смотрит на меня. А я на него. Так. Почему я кипишую, ясно. А с ним-то что? — Ты утверждаешь, что должность этого человека в Военной Полиции засекречена? — хрипло спрашивает командор двух временно объединённых родов войск. — Вообще-то я скорее имела в виду, что тот мафиози смачно мне тогда напиздел, как это заведено в любой уважающей себя организации при найме сотрудников… В Разведкорпусе, например. Видела я их агитационные листовки, срань страшная. — Жму плечами в ответ, припоминая и в самом деле стрёмноватые плакаты в духе «за Родину, за Сталина». — Но твой вариант тоже возможен. Я просила просто найти мне его должность, без лишних подробностей и деталей. Это не какая-то архисекретная информация, чтобы её скрывать вообще ото всех, так что либо этого человека вообще нет в Военной Полиции, либо его личность засекречена по самое не хочу. — Имя, которое ты нашла в реестре, — Джер Санес? — медленно продолжает расспросы начальство, и я, немного поразмыслив, недоумённо киваю. Не поняла только, а Пиксис-то откуда про этого Санеса знает? Мы с ним вроде особо никогда не говорили про мою жизнь внизу. Я хмурюсь — кредит с дебетом всё никак не хотят сходиться у меня в голове. — Алиса, вспомни восемьсот сороковой год, — осторожно просит начальник, мимолётно кинув косой взгляд в сторону Смита. — Нашу подготовку к твоей встрече с Аккерманом… И тут до меня доходит. Клятая Шиганшина, будущее, манга… — Oh shit! Oh shit! — Чёрт, да до меня так доходит, что даже голова начинает кружиться от напряжения. Я глубоко зарываюсь пальцами в волосы и сглатываю, нервно улыбаясь. — Jesus motherfucking Christ! Да нет! Да ну бред же! Что вообще такому человеку могло понадобиться от Разведкорпуса и от нас? Он ж работает только с теми, кто сомневается в местной долбоёбской официальной повесточке. А мы, наоборот же, всячески её продвигаем в школах, как раз чтобы до нас не докопались! Не-не-не, это просто наша с тобой паранойя. Паранойя же, да? Дот не отвечает, но красноречиво опрокидывает в себя пару больших глотков из фляги. — Да блять! — понимаю я всю патовость ситуации. — Мы по уши в дерьме, — упавшим голосом констатирует выглянувший из окна второго этажа Шит. — Если мы и в самом деле хотим как можно меньше что-то менять, то остаётся только… сдаться? Так-то он прав, если что-то с планом в Шиганшине пойдёт по пизде, то нужно сделать так, чтобы не стало хуже и Эрвин смог бы дойти до всего и без нашего отдела. Вот ведь… лажа! Ещё бы вспомнить, чем таким отличился этот Санес. Я помню, что он вроде как был тем, кто отправил папашу Смита и чету Арлертов на тот свет. Но ведь было же ещё что-то вроде, нет? — Погодите-погодите, — торможу я общую панику (жаль, с моей собственной это ни хрена не работает), выставив руки в разные стороны. Не связаться с ним мы уже не можем. Но может, можно сделать что-то ещё? — А он вообще был важен для сюжета? — напряжённо интересуюсь я у друга. — Про то, что он был любителем потиранить блондинистое мирное население во славу короля в восемьсот двадцать пятом, я в курсе. А как насчёт будущего? Мы можем… убрать его без ущерба общему делу? По недоуменным глазам всех собравшихся (ну, кроме излишне внимательного взгляда Эрвина — кстати, что это с ним?) я понимаю, что пришло время таки расчехлять секретные документы, и, тихо матюгнувшись запускаю лифт в титано-парк в третий раз за день. — Грёбаные однорогие мудозвоны, полосатый жезл им всем в одно место! — Продолжая выпускать пар, я со всей силы хреначу носком сапога по одному из камней с внутренней стороны. Тайник послушно открывается с тихим щелчком в полу загона, и я, не обращая внимания ни на титанов (этим на меня пофиг), ни на пленников (тем снизу вообще не видно, чем я тут занимаюсь), усаживаюсь на жопу прямо здесь же, начиная перебирать бумажки. Хорошо хоть добрый шеф догадался законспектировать главы и составить «досье» на всех фигурантов будущего. Джера Санеса, офицера первой внутренней команды Военной Полиции, я тоже нахожу.«Семья Рейсс… Они настоящий королевский род».
Бумаги выпадают у меня из рук. Он… Он был тем, кто рассказал про Хисторию, тем, кто дал Эрвину нужную для революции информацию. Убрать его… Каковы будут последствия? Стены вокруг меня начинают сдвигаться, так что приходится срочно выполнить пару упражнений из дыхательной гимнастики. Мы как птицы в клетке. — Шаг влево, шаг вправо — считается побегом. Прыжок расцениваю как попытку улететь, — горько шучу я сама себе. Сейчас мы не можем ничего, разве что сквернословить на потеху публике. Нельзя менять сюжет, у нас должны быть отходные пути. Неужели нам и в самом деле стоит сейчас отступить, подставив вторую щёку? И мы совсем не можем ни на что повлиять?.. Из плохо застёгнутого в спешке кармана выпадает портсигар, игриво отбрасывая во все стороны солнечные лучики. И среди шторма паники и эмоций мне снова вспоминается отец. И наш с ним последний разговор. Постарайся там как следует. Точно. Нельзя же просто так сдаться! Наверняка есть решение. Должно быть! Я судорожно снова вцепляюсь в бумажки, перечитывая информацию снова и снова. Не обязательно же ведь, чтобы именно Санес рассказал им про Хисторию, да? Может, можно кого-то вместо него подставить?.. А если мы не справимся и королева Фрида по совету своего папулечки всем почистит мозги? Что тогда?! Чёрт побери, ну почему у меня нет мозгов Смита?! Нет, одна я такое точно не решу! Сгребаю все бумаги обратно в папку, оставив лишь нужные страницы поверх, и, используя выдувы в сапогах и верёвку, быстро возвращаюсь назад. Смит тут же смело шагает мне навстречу, сосредоточенно пялясь на документы у меня в руках. Догадываетесь, командор, что у меня тут, да? Не сбавляя шага, я выхватываю из-за пояса пистолет, наставляя на излишне любопытного блондина, и предупреждаю: — Пять шагов назад. Быстро. Считайте, что у меня в руках вот-вот готовая сдетонировать бомба и держитесь подальше. Я не шучу, Эрвин. Полезете ближе — отправлю вас на два часа прямиком в объятия Морфея. — Солдат замирает, внимательно глядя на меня и, судя по взгляду, пытается определить степень угрозы для себя. Но приказ всё же медленно исполняет. — Дот, посмотри сюда. Одна я не могу такое решить. Мы с другом склоняемся вместе над папкой, хмуро размышляя, как же быть. — Похоже, что настало время, когда люди начали проливать кровь друг друга даже в этих тесных стенах, — тихо констатирует наконец Пиксис. — Я знал, что этот день когда-нибудь придёт… — Твоя информация сильно устарела, дружище, — горько хмыкаю я в ответ. — Человечество ни на миг и не прекращало заниматься этой ахинеей, иначе преступности и Разведкорпуса бы попросту не было. Просто количество временно перешло в качество. — Хах! — Дот передаёт мне фляжку, и я от души прочищаю себе горло и заодно и душу высокоградусной живой водой. — Кто-то когда-то пел, что однажды человечество прекратит воевать… Когда же? — Войны закончатся тогда, когда не останется ни одного человека, — ехидно щёлкнув пальцем по соответствующей сноске, цитирую я ему слова некого командора, которые тому ещё только предстоит когда-нибудь сказать. — И в отличие от командора Смита, я говорю тебе это, опираясь на довольно точные сведения по истории как минимум двадцати веков. — Ха-ха-ха, не такие софизмы я от тебя ожидал, — посмеивается вместе со мной друг. — Какие уж тут софизмы, — угрюмо отвечаю я в ответ, сосредоточенно шелестя бумажками. — Сплошные голые факты прямиком из двадцать первого века. Люди поразительно изобретательны. Всегда. Что в искусстве, что в войне. Мы оба переводим взгляды на бумаги у меня в руках, уже надёжно убранные в папку. — Какова вероятность, что против нас сам король? — серьёзно спрашивает друг, и на мгновение у меня земля уходит из-под ног. — Санес будет присутствовать при убийстве матери Хистории, то есть скорее всего состоит на данный момент в одном отделе с Аккерманом и служит напрямую королю. Ты и сама слышала сейчас последние слова Стива Миллера: они «дружны». Что, если это непрямое подтверждение их совместной работы? Я сглатываю — воображение ещё ни разу не давало сбоев, и картины предстают передо мной одна другой краше. Но всё же… — Если бы против нас был король, вам бы всем просто изменили память, — выдаю я свою догадку. — И вы сами подняли бы меня на вилы, приняв за врага, например. Смит после моих слов как-то нервно дёргается. Чуть ли не стойку делает. Тц, без лишних ушей бы сейчас, конечно, обойтись, но ведь не пошлёшь же его на хер? — Думаю, это чья-то рьяная и несанкционированная самодеятельность, — заканчиваю я наконец. — А если и нет, если даже предположить, что ради кучки людишек король решил не тратить свою силу… За нами пришёл бы сам Аккерман. Вот вообще без сомнений. Но, как видишь, мои рёбра пока что целы, а из гигантских мужиков тут одни блондины да зубастые милашки в загоне. Всё нормально, осталось понять лишь одно. Я твердо смотрю в уже почти родные золотые глаза: — Мы начинаем действовать? Прямо здесь? И сейчас? — Да, — спокойно подтверждает начальство. — Пути назад не будет. Если мы хоть где-то облажаемся с Марией, всё пойдёт под откос, ты это понимаешь? — ещё раз, чисто для справки уточняю я. Эрвин не получит своего клятого подтверждения и не устроит мирную революцию, а человечество продолжит и дальше жить в загоне по дебильным правилам, работающим во благо лишь одного процента населения. — Ты забываешь про наш главный козырь, — усмехается Дот, отвечая мне проницательно железобетонным взглядом. — Хотя я тебя и не виню, сам до сих пор не могу привыкнуть, что у нас есть… твои записи. А ведь точно… Всегда можно показать информацию из моего телефона, чтобы подтолкнуть Смита к нужной идее. И сделать это может любой из моего отдела! — Итак, для начала следует разработать новую стратегию для доклада в свете уже имеющейся у нас информации. — А начальник-то, похоже, уже готов работать дальше. — И узнать местонахождение Джера Санеса. В идеале следует привести его в Митру для дачи показаний. — Не уверена, что у нас получится быстро его найти… Но можем попытаться, — поддерживаю я энтузиазм друга, открывая дверь в замок. Чего я, мягко говоря не ожидаю, так это вываливающегося нам под ноги Майка. — Б-босс, вам телеграмма. — Зрачки у спеца расширены и общий вид довольно растрёпанный. — Очень странная, из кабинета командора Пиксиса. Только что пришла. — Но ведь… — Мы с Дотом переглядываемся. Если и он, и его адъютанты, и я здесь, то кто тогда, оладушек мне под мышку, телеграфирует? Разве что тот крысёныш в кабинете Пиксиса мог бы что-то настрочи… О бля. Не-не-не-не. Это просто ошибка, просто нелепое совпадение! Может, заместитель Пиксиса из Разведки что пишет? — Дай-ка мне эту телеграмму. — Я просительно протягиваю руку перед собой и сразу же разворачиваю бумажную ленту, расшифровывая:«Кучеряха, перетрём сегодня в полночь в баре».