Любому алмазу требуется огранка.
– Да это же оскорбительно! Ты действительно хочешь, чтобы мы – те, для кого порядок всегда был превыше всего, приняли к себе шайку бандитов?! Наши честь и достоинство полетят к чертям, если мы позволим такому отребью вступить в наши ряды! – горячился Майк, выплескивая волны недовольства в лицо командору Шадису. – И уж тем более позволить им присоединиться к грядущей экспедиции…– с сомнением добавляет Томас, не поднимая взгляда от обшарпанного стола. – Я понимаю ваши опасения, – спокойно отвечает Эрвин, – но я могу полностью поручиться за их навыки. 4 пары глаз с недовольством уставились на него. Чтобы Эрвин Смит брал под свое крыло не пойми кого с улицы… Что же он нашел в этих детях? – Новая тактика, над которой Эрвин долгое время работал, принесет много изменений, – поддерживает его Шадис. – Суть ее не в том, чтобы убить титана наилучшим способом, а в том, как избежать стычек с ними совсем. Я верю, что наши потери сократятся. – Подобная стратегия должна стать основой для наших отрядов, – мягко кивает Эрвин, оборачиваясь к товарищам. – Тем отбросам не хватает манер и дисциплины, – цыкает Шадис и добавляет: – Их обучение займет мало времени, если они не окажутся идиотами. Верно, Эрвин? И никаких пояснений не нужно. Командор доверяет выбору Эрвина и призывает к этому же и других капитанов. Не в их ситуации перечить, когда в Разведку с каждым годом все сокращается набор. О Леви Смит узнал пару месяцев назад и тут же установил за мальчишкой слежку. Слава шла впереди него: выходящий из любой драки победителем умелый карманник, пару лет назад сколотивший личную шайку воришек и с каждым днем наращивающий их боевые навыки уже был известен едва ли не каждому второму жителю Подземного города. Но самое интересное, ради чего Смит и приставил к нему дозорных – его поразительная способность управляться с УПМ в сочетании с изобретательностью и быстрым ситуативным реагированием, которые позволяли ему хаотично импровизировать и буквально таять из-под носа преследователей в клубах пыли. В этом Смит убедился при стычке с ним, едва увернувшись от метящих ему в шею клинков. То ли парнишка был рожден для борьбы с титанами, то ли перенял у кого-то стиль военных. Если его направить на нужный путь, он может существенно усилить оборонную способность Разведкорпуса и обучить солдат более эффективным способам ведения боя. Вот только найти общий язык с волчонком та еще задача. Несложно понять его мотивы: замкнутые в пещерах Подземного города без вида на жительство на Поверхности люди больше всего желают покинуть свою клетку и вольными птицами взлететь в небеса. Вот только сложного пути не желают, предпочитая поносить военных и идти на поводу у мелких графов или авторитетных преступников, сулящих легкую дорожку к независимости. А потому либо сбегают в леса, либо промышляют выполнением разной степени приличия заданий. Смит слышал и об открывшемся недавно подросткового борделя. И куда только Военная Полиция смотрит! Глухой стук костяшек о деревянную стену коридора немного отрезвил взвинтившегося Смита и мигом вернул к реальности. В паре метров от него слышались громкий галдеж товарищей, подчиненных и новобранцев, среди которых совсем скоро окажется и новоприбывшая троица. Интересно, как они здесь устроились, уже пытались угрожать кому-нибудь? Хорошо, что мальчишка нашелся на улице, а не в одном из таких притонов. – Внимание всем! С этого момента эти трое будут сражаться с нами на поле боя! А теперь представьтесь! «А этим ребятам и море по колено», – думает Эрвин, глядя из-за спин солдат на сложившего на груди руки хмурого Леви и его самодовольно ухмыляющихся друзей. Их торжественно вводят в ряды Разведкорпуса, без предварительных адовых годов подготовки и испытаний, без проверки на верность, как царских детей, а им и без того плевать на правила и порядки. Будто бы и не слышали приказа. Вложив во взгляд чуть больше, чем бесконечно, упрека, Эрвин выразительно зыркнул на волчонка, и тот, демонстративно закатив глаза, буркнул: – Леви. Не сменив позы. По рядам разведчиков прокатился удивительных вздох. Конечно, многие уже наслышаны о чудо-бойце, которого Эрвин «нашел на помойке», а некоторые слышали и разлетевшиеся о нем слухи, и узреть воочию это «чудо», едва дотягивающееся командору до плеча, попросту смешно. Либо Эрвин спятил, либо этот малец далеко не так прост, как кажется. – Леви, прежде всего уясни местные порядки, – терпение Шадиса на исходе, и, если волчонок не перестанет скалить зубы и щетиниться, Эрвин уже не выгородит его перед другими. В Разведке зазнаек не любят. – Дальше! Вперед выходит его подружка, лохматая и бойкая девчонка с огнем в глазах и улыбкой ярче зари. – Я Изабель Магнолия, рада знакомству! – залихватски подняв кулак, кричит она. Голос переливается в тишине двора как бисер. Приятно слышать, она резко напоминает Эрвину юную Ханджи, такую же оптимистку в любых обстоятельствах, купающуюся в лучах всеобщего внимания и поражающую любого своим проницательным умом и слегка безумной смелостью. А его друг удивляет Смита, отсалютовав разведчикам по всем правилам и улыбаясь довольно искренне: – Я Фарлан Черч, сэр. – Вот только перепутал сторону ладони, которой отдают свое сердце Родине. Смит не может сдержать ухмылки: то ли переигрывает, то ли попросту простодушный. – Флагон! Эти трое присоединятся к твоему отряду. Присматривай за ними. Бедного Флагона даже немного жаль, но Эрвин не был бы Эрвином Смитом, если бы не проверял своих товарищей на вшивость направо и налево: укрощение строптивых юнцов – как раз подходящая задачка для возмущающегося недостатком дисциплины в строю Туррета. В этом вопросе Смит и Шадис как никогда с полувзгляда поняли друг друга. – Н-но я думал, к Эрвину?.. – Эрвин занимается солдатским подразделением, а рекруты пойдут под твою ответственность. Вопросы? Как никогда армейские порядки сыграли Смиту на руку. Как бы ни хотелось ему лично заняться этой троицей, но ему стоит держаться от Леви подальше по многим соображениям. Если его информация верна, то волчонок в любой момент может попытаться его убить, а как говорится: с глаз долой – из сердца вон. Вот только здесь ровно наоборот: быть может, если Смит на время пропадет из его поля зрения, тот поостынет и принюхается к происходящему вокруг. Авось понравится. Может и кусаться перестанет. Хотя пока что по надменному взгляду, которым Леви окатывает Флагона, и ответному сопению Туррета можно ожидать, что в скором времени казармы не вместят две непомерные амбиции.…
– Да-а-а, мы все будем в одной комнате! – восторгу Изабель нет предела. Еще с утра она вцепилась в новую униформу, искрутилась, пытаясь разглядеть эмблему с крыльями на спине и висла на руке Леви, без умолку треща о работе под прикрытием и возможности хоть ненадолго пожить по-человечески. Ха, по-человечески, в такой-то грязи? Ничем не лучше грязных бараков беженцев в Подземелье. – Женщины живут в другом блоке. – Что-о-о?! Но я хочу здесь! Ее энтузиазм притух, и пока посланный на их голову «господином» Флагоном солдат объяснял порядки проживания в казармах, Леви быстрым взглядом прикидывал возможные пути отхода и обороны в случае опасности. Да уж, деваться здесь особо некуда: крепко сколоченные клетушки в 2-3 метра с тесными двуспальными кроватями от угла до угла и одним окном, выходящим во двор. Матрасы на ладан дышат, жесткое дерево местами изрезано или покоцано непонятно чем и при каких обстоятельствах. Проведя ладонью по внутренней поверхности стенки кровати и едва сдержавшись от желания стряхнуть посыпавшийся оттуда сор, жуков и засохшие сопли, Леви скривился. Мерзкие животные, никакого уважения к возможности соблюдать чистоту! – Вы долгое время жили в грязи Подземелий, но постарайтесь не загадить здесь ничего, - опрометчиво кидает в спину Леви свой приговор недовольный солдат. – Загадить?.. – От взгляда обернувшегося к нему Леви у того подкосились ноги. И не у него одного – Изабель с Фарланом предусмотрительно отползли к окну, прикрываясь руками. Уже познакомились с гневом главного чистоплюя этой планеты. – Ч-что за взгляд, какого хрена?! – попятился от надвигающегося на него Аккермана разведчик, – Как ты ведешь себя со старшим по званию?! – А-а-а, это, простите! Мы поняли! – влез между ними Фарлан и, мило улыбаясь, закрыл Леви спиной. – Постараемся сохранить здешнюю чистоту! Он натянуто улыбнулся и вновь отсалютовал внешней стороной ладони, выбесив этим разведчика: – Тц, ваша первая тренировка начнется завтра, запомни! И ладонь держи наоборот! – крикнул он вдогонку, стремительным шагом вылетая из злополучной комнаты. Переведя дух, Фарлан обернулся к педантично оттирающему пальцы платочком Леви и продолжил: – Леви! Не выкидывай больше таких штучек. На нас и так уже слишком много лишних глаз. – А вы что, не расслышали, что вырвалось из псиного рта этого гнилого куска дерьма? – не остался в долгу Леви, еще больше нахмурив брови и сверкая из-под челки злобным взглядом. – Просто мы не хотели неприятностей, сам понимаешь. Я надеюсь, ты не забыл, зачем мы здесь, Леви? – одарив товарища подозрительным взглядом, спросил блондин. – Да, я помню. Действительно, все сложилось на удивление удачно. Разведкорпус сам нашел их и – надо же, какая честь – принял в свои ряды; читай: подставил шеи. Усыпить их бдительность и ударить в самый неожиданный момент, когда они не смогут защищаться, выкрасть объект и исчезнуть без следа, – их план. И он безупречен, осталось лишь выгадать подходящий момент. «Кто же ты такой, Эрвин Смит? Какую дорожку Лобову ты перешел и насколько ты опасен?» – хаотично мелькает в голове Аккермана, стирающего со лба выступивший пот. Да уж, отскребать тонны грязи из этого помойного ведра, именуемого казармами, та еще задачка. А ведь он с ног валится от предыдущих бессонных ночей, но чувство собственного достоинства и элементарная забота о здоровье не позволяют ему спокойно заснуть в этом гадюшнике. Изабель жалобно стонет где-то на улице, Фарлан машет ей через окно и подбадривающе выставляет вверх пальцы, откидывая назад взмокшие волосы, и провожает долгим взглядом. Все же, несмотря на всю опасность своего положения, Фарлан доволен сложившимися событиями: они живы, все вместе и выбрались на Поверхность, угодив в одно из самых защищенных мест всего человечества. Тренировки, которыми их так пугали днем, не доставят больших хлопот при их-то уровне подготовки, да еще и кормить будут бесплатно, красота! А в скором времени они выполнят задачу и скроются в ночи, навсегда освободившись от влияния тварей вроде Лобова и наконец-то заживут как нормальные люди. На фоне такой перспективы пара недель в Разведкорпусе выглядит передышкой перед финальным рывком, которой им всем так не хватало. Но похоже, у Леви на это другие взгляды. Обернувшись, блондин окинул друга уставшим взглядом: вооружившись скребком и тряпкой, он педантично соскребает с пола третий скальп, попеременно чертыхаясь и поправляя то и дело съезжающий на шею платок. Ему часто жаль «братишку Леви», с его нелюбовью к грязи и перфекционизмом во всем ему крайне сложно было жить в Подземном городе, и Фарлан надеялся, что с выходом на Поверхность все улучшится; но, кажется, старые привычки обернулись в настоящую мизофобию, мучающую в первую очередь самого Леви, а уж потом всех попадающих под его горячую руку. Потому Черч, немного переведя дух, вернулся к натиранию до блеска внешнего стекла окна, прощупывая грани своей точки баланса. Все же друзья познаются в беде, любого уровня серьезности. «Вокруг тебя регулярно крутится несколько лишних глаз, выкрасть документ будет проблемно. Будь я на твое месте – носил бы его с собой либо спрятал в глубинах кабинета. Придется проверить оба возможных места, и лишь бы он оказался в куче бумажек», – цыкает Леви, бросая тряпку в черную от грязи воду. Кажется, наконец-то закончил. «И вообще, какого черта ты так часто попадаешься мне на глаза? Следишь? Вынюхиваешь? Смотришь на меня как на малое дите. Не слишком ли ты зазнаешься, Смит? Тем, кто убьет тебя, буду я. И сотру с твоей физиономии это бесящее выражение», – спустя 10 минут после неожиданной встречи с Эрвином во внутреннем дворе военгородка кипит Аккерман, отстирывая в хозблоке испачкавшийся платок и прочие личные вещи. Как неудобно, что для наведения марафета нужно каждый раз переходить из кампуса в кампус, мелькая на улице и привлекая к себе ненужное внимание. Ну хотя бы форму выдали свежую, но носить ее удовольствия мало: грубые швы рубахи натирают, сапоги слишком свободно болтаются на ноге и снижают маневренность… Одетый в единую форму, ты сливаешься с местностью и теряешь индивидуальность. Леви знал, что униформа разведчиков считается элитной, вселяющей надежду: Крылья Свободы, символ вольных бойцов, последнего оплота человечества и т.д. и т.п.; теперь же она казалась ему показушной и лживой, ведь никакие нарисованные крылья не научат тебя по-настоящему летать и не уберегут от смерти. Если нет мозгов и навыков – никакие цацки тебя не спасут, вот только… большинство в нашем мире понимает именно цацки. – Запомни, Леви, как и в любом гадюшнике по типу Кадетского училища или трущоб Подземелья, тупые свиньи понимают эмблемы и знаки отличия: эмблемы с цветами или крыльями, цветные платки, фасоны костюмов и даже цвет галстука поможет тебе сойти за своего. Всегда уделяй внимание своему внешнему виду: прикинься паинькой, и тогда облапошить богача или его богатенькую дуру-жену не составит труда. – Кенни, а что значит платок на шее того жирного урода? Он с ним выглядит таким важным, – спрашивает цепляющийся одной рукой за крышу парнишка. – Хе, малой, это называется жабо. Пережиток прошлого. Раньше оно было писком моды и обозначало статусность носящего его человека, ведь кружево и сейчас достать крайне трудно. Теперь же оно больше прикрывает тощую грудь этих разъевшихся недоносков. – На его сынке смотрится неплохо, – протягивает Леви, разглядывая выходящего из кареты изящного мужчину, ведущего под руку знаменитую актрису столичного театра. Их следующую цель. – Тебе бы тоже пошло, малой, будь ты годков на 10 старше, – поддразнивает Кенни и уворачивается от не по-детски тяжелой ладони. «Пошло бы, думаешь?» – проносится на задворках сознания Аккермана, когда тот подходит к зеркалу. В ответ на него глядит хмурая и побитая жизнью физиономия, должно быть, отпугивающая еще с затылка. Красавец. А ведь действительно. Теперь начинается новая жизнь: с мальцом из Подземелий давно пора покончить, но кем ему быть? Леви Аккерман – кто ты? Коротышка с парочкой тузов в кармане и мерзим имечком, совершенно ему не подходящим, да режущим без ножа взглядом. Ха, да если бы можно было убить Смита одним только взглядом, он бы уже давно валялся у его ног. Взгляд устало скользит по отрастающим волосам, слегка ссутулившимся от усталости плечам и подсыхающим, плетьми повисшим вдоль тела рукам. Эти руки покалечили уже не один десяток человек, этими руками он держал за горло во много раз превосходивших его по комплекции врагов, лапал девчонок, таскал еду и деньги, надраивал клинки и противостоял свалившемуся на него отчаянию после ухода Кенни; и сейчас эти руки хотят опуститься и прекратить барахтаться в болоте, в котором увяз уже по горло. Он устал. Он так безмерно устал тащить на себе всю эту жизнь, одинокую и неустойчивую. С приходом Яна, Фарлана, Изабель и других ребят она, все же, стала лучше, но стоило только ему на мгновение поверить, что они в силах сколотить общее дело и встать на ноги, как появился Лобов с его угрозами и шантажом здоровьем Яна. Леви редко привязывался к людям, но если да, то за них стоял горой. И теперь он не позволит препятствию в виде перспективы пусть и сытой и относительно безопасной жизни по струнке в Разведкорпусе разрушить их планы. Только не сейчас, когда все уже почти хорошо. Хотя прикид неплохой. Достойно смотрится, особенно со спины. Не хватает лишь одного штриха. Чтобы все хотя бы ненадолго было как в его глупых детских мечтах. В полдень несколько капитанов разведотрядов оттащили новичков от основной группы тренирующихся и, выдав блестящие на палящем летнем солнце УПМ, решили проверить их боевые навыки. Естественно, Леви как местная звезда шел первым. – И что за хрень ты творишь? Эти мечи были сделаны не для того, чтобы их так держали! – с презрением выплевывает Флагон, зыркая на Леви недовольным взглядом. Как же этот идиот его достал. – Хочешь сдохнуть, только ступив за стену?! – Такое может случиться только с тобой, – безразлично кидает Леви и, оставив за спиной вскипающего командира, взмывает в воздух. Какое же это блаженство. Он словно был рожден летать, интуитивно управляясь с УПМ. Доверяй своему телу, чтобы оно доверяло тебе. Этому принципу Леви никто не учил, но он с первого мгновения на тросах прислушивался к гулу мышц, поддерживающих его в воздухе, четко чувствовал ось баланса и совершенно не ощущал перехода между мыслью и действием: его пальцы сами собой активировали тросы, тело с готовностью отвечало зову неба и взмывало в него с изяществом и угрозой разящего сокола. Совершив пару кульбитов вокруг высоких елей, наращивая скорость, он направился к муляжу титана, скрывающемуся в зарослях. – Он подходил подготовку?! – радостно вскричала Ханджи. – Н-не думаю, не может такого быть…– ошарашенно следя за перемещениями Леви, промолвил Моблит. – Э-э-э, просто превосходно! – моментально покраснев и обняв себя за плечи, пропищала Ханджи. – Как-никак, а истребление титанов зависит от индивидуальных методов каждого из нас! Блеск очков скрыл ее лихорадочно сверкающие глаза, но Моблита аж передернуло от фанатично-безумного тона Зоэ: – О да! Скучно не будет! Это верно. Разрубить «шею» муляжу труда не составило: легко пользоваться местностью, когда вокруг высоченные деревья с крепкими ветвями. Оттолкнуться, набрать скоростью по ветру, завертеться волчком, используя разящую силу лезвий на максимуме, – он на своей шее прочувствовал эффективность такого стиля борьбы. Ускорение свободного падения в совокупности с силой = залог выживания. И кажется, одну из наблюдателей это восхитило. Как бы не отнекивался, но Леви приятно чувствовать чужое признание. До поры до времени: – О-хо-хо, Леви, ты был на высоте! Тебя одного хватит на отражение атак девиантов, наверняка тебя стоит переместить в начало построения! Скажи честно, ты пытал кого-то из военных, чтобы узнать все секреты устранения титанов? – кинулась к нему растрепанная очкастая девчонка в странных очках. – Жизнь научила, – бросил Леви и не оглядываясь пошел к группам тренирующихся кадетов. С этой четырехглазой что-то явно не в порядке. – Я Ханджи Зоэ! Рада знакомству, Леви! – бросает она ему вдогонку, рассматривая глубину разреза на шее муляжа. Храни Имир от таких знакомств. – Сколько бы раз мы ни смотрели, там ничего нет! Похоже, он носит их с собой. Но я тут подумал, мы можем использовать предстоящую экспедицию себе на пользу, – понижая голос до шепота предложил Фарлан, глядя на Леви. – Там, за стенами, Эрвин и остальные будут сосредоточенны на титанах, и нам останется только подгадать момент. С момента внедрения их в Разведкорпус прошла неделя, а их поиски так и не увенчались успехом. Смит оказался хитрее, чем они думали: его шавки загружали их работой по горло, гоняли на тренировках, организовали дополнительные уроки по самообороне, учили выживать под палящими солнечными лучами в непривычно жаркие и слепящие дни, когда малейший блик в воде или в отражении клинков может выписать тебе бесплатный билет на тот свет. У них едва находили крохи времени на поиск кабинета командира их подразделения и выуживание запасного ключа. В любой момент их могли обнаружить капитаны и что-то заподозрить, хотя к Леви уже после первого дня их проживания в казармах решили близко не подходить, и это играло им на руку. Они неплохо показали себя на финальных испытаниях и быстро были зачислены в основное подразделение экспедиции за стену, перспектива которой будоражила сознание Леви: выйти за стену в безграничный и неизведанный мир, встретиться в нем с величайшими врагами человечества и испробовать свои силы в борьбе с новым и непредсказуемым противником… Аж дрожь берет, которую приходится сдерживать замкнутой позой и тотальным самоконтролем. Аккерман перевел задумчивый взгляд с друга на пол, быстро перебирая возможные варианты развития событий. – Поняла, хорошая идея! – оптимистично поддакнула Изабель, схватившись за урчащий от голода живот. – Ты согласен с этим, Леви? План-то хорош, вот только… – Да, но я иду один, – не терпящим возражений тоном заявляет Аккерман, защищаясь от возможных протестов барьером из скрещенных на груди рук. – А вы двое придумайте оправдание и останьтесь. – Братик… Но почему?! «Не хватало мне еще ваших ранений или, не дай бог, смерти… Ведь там, за стеной, уже не до шуток». На тренировках Изабель просто ребячилась, хотя у нее вышло неплохо спеться с лошадьми и покромсать все титаньи игрушки; а Фарлан, несмотря на весь его энтузиазм, едва-едва набрал нужный уровень на предварительном испытании: в скорости и маневренности ему нет равных, но меткость и сила удара хромают. Не уверен он, что ребята справятся, попадись им титан. Как тогда в Подземелье… Леви не выдерживает взгляда ее сияющих наивным возмущением глаз и смотрит в сторону: – Мы еще не видели настоящего титана. И это будет наш первый выход за стену. Нам потребуется напрячь все силы, чтобы вернуться живыми. Но я ручаюсь только за себя! – насупившись, отрезал он. – То есть, ты хочешь сказать, что мы с этим не справимся? – холодно отвечает Фарлан, чей голос моментально наполняется стальными нотками. – …Да. Я так считаю. Изабель подлетает к нему, и Леви тут же окатывает волной жара и легкого аромата хвои и травяного шампуня: – Как ты можешь так говорить! Мы не узнаем, пока не попробуем! Что с тобой? На тебя не похоже! Тц, ну и как такую можно отправить на бойню? У нее же еще вся жизнь впереди, жизнь, полная маленьких радостей с свободной от преследования семьей, подлеченной сестрой и Фарланом, уже пару месяцев неоднозначно поглядывающим на нее, когда та не видит. – Если вы не останетесь, то и говорить не о чем! – рявкает Леви, стараясь не обращать внимание на защемившее от промелькнувших мыслей сердце. – Подождем другой возможности, – уже тише заканчивает он и едва ли не сбегает от друзей, пряча от них на минуту утратившее свою маску невозмутимости лицо. Ему срочно нужен свежий воздух. Ночное небо, как назло, затянуто тучами. Забравшись на стену военного городка, Леви больно бьется плечом, падая на спину, и невидящим взглядом пялится вверх, стараясь прогнать назойливо мелькающие картинки их дружной жизни из совсем недавнего прошлого. Как Изабель ввалилась к ним в дом, приведя за собой хвост; как Леви врезал тупому мужлану, собиравшемуся поразвлекаться с ней; как усердно она училась драить полы и стены под его ехидные комментарии; осточертевшая, но уже какая-то привычная кличка «братишка Леви» и регулярные подарки в виде выклянченной у знакомых одежды для Леви и Фарлана; ее выпечка, которой она старалась радовать ребят раз в полгода; ее шутливые драки с Яном и беготня наперегонки за очередной целью, перешептывания при свете догорающей свечи, украденной в лавке на углу; как массировали друг другу отекшие после драк мышцы или больную голову, заботились о бездомных котятах, которым Изабель постоянно давала разные клички и ревела с их пропажи; как Фарлан с Яном притащили неизвестно где раздобытую бутылку ликера и распили ее в честь дня рождения Леви на троих, и как потом страдали с жуткого похмелья и клялись кровью своих матерей никогда больше не пить эту бурду, пока Леви деликатно замалчивал сам факт того, что его не вставило… Леви и сам не ожидал, как сильно привяжется к этим беспризорникам, за пару лет растопившим вечный холод его стального сердца и, казалось бы, даже слегка подлечившим рану, оставленную в нем уходом Кенни. Их поддержка и искреннее принятие, то, что они принимали его как равного, как брата, и беспрекословно верили ему придавало сил сражаться дальше. И потерять свою семью, которую он уже и не надеялся найти, недопустимо. Похоже, не он один так думает: – Братик! – раздается слева, и Леви, тяжело вздохнув, оборачивается к нашедшим его товарищам. Заранее зная все, что произойдет дальше. – Леви, давай поговорим. Для тебя этого тоже опасно. – Ты говорил, что мы вместе сделаем первый шаг. Втроем! Забыл об этом? – Не забыл, – едва слышно, желая, чтобы встречный ветер унес не только эти слова, но и все их горести. – Когда ты не можешь увидеть звезд с Луной, такое небо ничем не отличается от того, что мы видели под землей, – роняет он, лишь бы что-то сказать и сломать такую густую и мучительную тишину. – Цвет неба тот же. Но… – Нет, оно другое! – категорично не соглашается Изабель, подходя к нему и указывая на расходящиеся тучи, – Теперь над нами нет потолка! Оно совершенно другое! – Она права, – поддакивает Фарлан, облегченно расплываясь в улыбке, видя недоумение на лице всегда такого собранного Леви, – небо безгранично! Оно такое же темное, но это не свод Подземелья. – Мы не под землей и никогда туда больше не вернемся. Мы трое навсегда ушли оттуда. То же самое будет с титанами. Мы сделаем это вместе, – тепло произносит Изабель, и Леви поддается безудержному желанию поверить в своих друзей. Тысячи огоньков рассыпаются по небу, озаряя ночной военный городок холодным и чистым светом. Такой часто снился им, виднеясь крохотным кусочком из отверстий в потолке Подземного города, и они мечтали каждое утро встречать восход Солнца, любуясь, как тихий свет далеких звезд догорает в пылающем жаре рассвета. Такая простая, но кажущаяся недостижимой мечта наконец-то исполнилась. Быть может, тогда возможно вообще все, что пожелаешь?.. – Так и быть, поверю, – не сдерживает улыбки Леви, вызывая своим ответом взрыв хохота и подколок. Трое друзей, совершенно одних в этом мире, и бесконечное небо, радушно зовущее их в путь. Вместе. Вместе они все преодолеют. Эта ночь навсегда осталась в его памяти. И теперь отпечатавшийся на сетчатке глаза миг стоит перед его глазами, забрызганный кровью его дорогих товарищей и, казалось, столь же реальной кровью самого Леви из разорванного на части сердца. Отраженный в навсегда остановившихся глазах Изабель на оторванной от тела голове. Перед глазами проносятся события, длившиеся будто бы не час, а 10 бесконечно долгих лет. Проносившиеся над головой внутренности стены Мария, победа ребят в поединке с титанами, свалившаяся с плеч Леви гора беспокойства и отчетливо звучащие в ушах упреки Смита: «Вы затратили слишком много газа. Ты делаешь слишком много лишних движений. Если начал мешкаться, то смерть постигнет тебя очень скоро». Потом, все набирая скорость и приближая Аккермана к обрыву, идиотское решение напасть на Смита и оставить ребят одних, их разделение, и вот они – плоды его выбора. В клубах пара, исходящих от затаившегося совсем рядом с Леви титана, он видит отлетающую в сторону верхнюю половину тела Фарлана, из которой лентой на ветру растягиваются кишки и волнами льется кровь. А титан, животно скалясь и поворачивая в сторону живого человека голову, резко отскакивает, неожиданно для себя получая удар за ударом. Леви ничего не видит и ничего не чувствует. Кажется, боль выжгла в нем все без остатка. Кажется, он инстинктивно меняет затупляющиеся лезвия, но даже не чувствует движений, – тело делает все само. Один удар, второй, десятый, тридцатый. Он раскрошил титана на части, даже не задумавшись над размерами противника и риском быть схваченным его огромной рукой. Ему плевать на то, что газ может иссякнуть, что дождь и слезы застилают ему обзор, что вокруг нет никаких объектов, за которые могут зацепиться тросы УПМ; ему плевать на то, что с ним будет дальше. Слепая жажда мести на миг стала всем для Аккермана, беря управление над его опустевшим кукольным телом. Что это? Что это за жуткие звуки? Эти нечеловеческие крики, который он слышит будто бы со стороны… Так не может кричать живой человек. Так кричит раненый зверь, неразумный ребенок с неустойчивой психикой и он, Леви, в этот миг теряющий свою человечность в лице двух друзей, разодранных на части. Он даже не заметил, как отрубил титану его чертовски огромную голову. Все этого ни капли недостаточно для искупления его греха. Леви едва держится от того, чтобы не рухнуть на колени и не сжать то, что осталось от Изабель, в объятиях, покачиваясь, убаюкать ее, провожая на тот свет. Но ей уже все равно на его оправдания и попытки что-либо исправить. Им обоим уже все равно. Проходит десять минут, двадцать, полчаса, час. Разведчики мельтешат вокруг, опознавая погибших товарищей, подсчитывая количество потраченных зарядов с дымом и оценивая ущерб. Тучи постепенно рассеиваются, и холодные солнечные лучи касаются волос Изабель, отбрасывая на ее лицо едва заметный блик. В глазах не отражаясь. Эта чудовищная деталь вырывает Леви из оцепенения, и его мир внезапно наполняется звуками и запахами, от которых едва не выворачивает наизнанку. Ржавый запах крови и кислый начинающегося гниения. – Так значит, ты один выжил, – раздается откуда-то сверху, и Леви силится припомнить, почему этот человек еще жив, когда они нет. – Как трогательно. Его срывает с тормозов. На подкашивающихся ногах он бросается к Смиту и замахивается мечом, целясь в шею. Эта мразь смеет смеяться?! Но Эрвин, выдерживая его мертвый взгляд, осунувшееся лицо и глубокие залегшие под глазами тени, хватает меч голой ладонью и сдерживает Аккермана, позволяя ему выплеснуть накативший гнев, тоже чувствуя себя виноватым. – Я. Сейчас. Прикончу тебя. Вот зачем я здесь! – кричит ему в лицо Леви. Смит еще сильнее сводит брови, с трудом выдерживая пылающую резь в ладони, и отбрасывает в сторону тугой свиток. Леви с удивлением переводит взгляд на него и ослабляет хватку. По руке Эрвина тут же начинают стекать ручейки свежей крови. – Эти бумаги, разоблачающие преступления Лобова, – фальшивка. – Эрвин не обращает внимание на жжение в руке, резонирующее с куда большим жжением в сердце, разрывающимся от боли при взгляде на страдания стоящего перед ним юноши. Как две капли воды напоминающего ему его же самого пару лет назад. – Настоящие же прямо сейчас достигли Дариуса Закклая. С Лобовым покончено. – Ты знал все… с самого начала?! – Леви не может поверить в это. Тогда зачем они?.. Зачем тогда это все? Кто здесь играл в поддавки?.. – Знал, что мы пришли за тобой?! И ты все равно… Подоспевший Майк железной хваткой оттаскивает Леви от командира и одними бровями спрашивает, все ли в порядке. Эрвин кивает и молча просит не вмешиваться. Леви бесформенным мешком падает не землю. Кажется, слышен хруст коленей, хотя истеричные хрипы – единственное, что отчетливо слышно в воцарившейся утренней тишине. «Мы рассчитываем на тебя, братик», «Просто поверь в нас». Да чтобы он еще раз хоть кому-нибудь… – Не стоит. Ты пожалеешь об этом. Сожаления притупят все твои будущие решения, – спокойно продолжает Смит, и Леви удивленно поднимает голову. – И тогда другие начнут решать за тебя. Тебе останется лишь смерть. Никто не может предсказать результат. Каждое новое решение имеет смысл повлиять только на твое следующее. Мы продолжим экспедицию. Его спокойствие лишь внешнее. За маской самоконтроля скрывается море боли за погибших в предыдущих вылазках товарищей и вины за неверно принятые решения. Леви видит, кожей чувствует эту боль, это разочарование в себе и выковавшуюся в таком адском горниле стойкость командира Смита на дне его сияющих глаз, глядящих на него без упрека и раздражения, без насмешки, но лишь с пониманием и поддержкой, выражающейся не в фальшиво-сочувственных словах, но в жизненно полезном совете, каждое слово которого добыто годами тяжелого опыта. И, разворачиваясь к Леви спиной, будто бы специально напоминая о предыдущей такой встрече, бросает: – Я рассчитываю, что ты пойдешь со мной. Голос, не принимающий отказа. Не позволяющий расклеиться, зовущий за собой и собирающий разваливающиеся осколки личности воедино, задавая для их сращения конкретную цель. Леви чувствует, как тщательно создаваемый им фальшивый образ Смита рассыпается в его душе на осколки, из которых образуется новый, пока что не совсем понятный образ человека, достойного того, чтобы за ним следовать. Куда более стойкого, чем Леви. Куда более мудрого, чем Кенни, ведь он, несмотря на все ужасы, с которыми им пришлось столкнуться за стенами, продолжает без сомнений вести людей за собой, видя нечто большее, чем простое выживание, и имеет в себе силы не сворачивать со столь трудного пути. И то, как Эрвин задерживается у трупа Фарлана, за секунду, обратившуюся для Леви в бесконечность, натягивает на лицо маску безразличия и движется дальше, между телами его павших товарищей, сквозь реки крови и страха к своей скрывающейся в ослепительных лучах рассвета цели, становится для Аккермана ответом на даже не успевший мелькнуть в сознании вопрос....
Тихий стук доносится до обострившегося в тишине ночи слуха Аккермана, а после его взору предстает широкая фигура Смита, скрывающаяся за приоткрытой дверью: – Леви, позволишь войти? Леви едва видимо ведет бровью, показывая, что ему все равно, и Эрвин входит, внося с собой поднос с двумя чайными парами и маленьким заварником, наполняющим личную комнату Аккермана ароматом малины и мяты. То, что нужно, после этого бесконечно долгого дня. По их возвращении Леви натерпелся сначала сочувственного гвалта Флагона, а потом возбужденного тараторенья Ханджи, очень некстати подлетевшей к нему с разными измерителями силы, но от убийственного взгляда Аккермана быстро свернувшей свои эксперименты до лучших времен. Она лишь молча стиснула его плечо и, ушла, приказав, как очухается, заглянуть к ней на парочку испытаний. Тому было настолько плевать, что он согласился на все, чего захотела эта чокнутая, лишь бы она оставила его в покое. Пока экспедиция возвращалась за стены и копошилась с разбором снаряжения, Леви чувствовал себя более-менее спокойно. Все же слова Смита подействовали на него успокаивающе, но, оказавшись один в специально выделенной для него комнатке, убирать которую у него пока что просто не хватило сил, рухнул на пол и пролежал в оцепенении больше часа. В абсолютно пустой голове не было ничего, и, быть может, к лучшему. Выжженная пустыня, как бы расчетливо это не звучало, принесла свои плоды: после смерти друзей Леви четко осознал, что прежний он умер и навсегда остался на том окровавленном поле. Теперь он оказался по-настоящему свободен: от прошлого, от привязанностей, от цели. Вот же – бери и лети. Да только крылья вырвали вместе с костями, и лететь остается только в пропасть. Пока что он не против следовать за Эрвином, как за путеводной звездой, выводящей заплутавшего путника из болота, но что потом – об этом нет сил думать. Лучи заката мягко греют его щеку. Мир на поверхности оказался куда безжалостней, чем он думал. Детские мечты рассыпались в пыль, желание строить из себя человека тоже. И даже есть не хочется, хотя во рту крошки не было с раннего утра. Невольно вспоминается теплая рука Ханджи на его застывшем в спазме плече и ее такой же теплый взгляд из-за очков. Как пламя свечи, которое почувствовать можно лишь прикоснувшись. Что-то в ней есть от Изабель: эта жизнерадостность и безрассудство. И прически чем-то схожи, такой же каштановый кавардак. А в Эрвине что-то от Фарлана: тоже цвет волос и любовь властно разглагольствовать. Но даже очистившийся ум Леви, в этот момент балансирующего на грани между сном и явью, между прошлым и будущим, не видит, куда эти знакомства заведут его. Да и не стоит знать всего наперед… Сейчас на часах полчетвертого и Леви мучается бессонницей и ознобом. Все еще свежи в его памяти лица погибших друзей и оттого острее ощущение невозможности уснуть в одиночестве. Чувство, ставшее ему впоследствии болезненно привычным. Он кое-как поднялся с пола, размял затекшие мышцы и на скорую руку навел порядок в новом логове, сгребая форму и личные вещи в шкаф, принял «душ», если так можно назвать пару ледяных ковшей воды, и залип в окно, развалившись на стуле. Так и просидел в прострации, отсчитывая минуты и наблюдая за миганием звезд в высоком небе, пока к нему нежданно-негаданно не заявился Эрвин Смит. С чаем, как будто сама реинкарнация его матери. Сил язвить нет, поэтому он просто переводит ничего не выражающий взгляд на командира и позволяет тому творить все, что ему вздумается. – Подумал, тебе это не помешает, – зачем-то мягко улыбается Смит, уже привычно пытаясь перенастроить эмоциональное состояние собеседника на нужный ему лад. И у Леви нет сил сопротивляться его влиянию. Он вдыхает разлившийся по комнате аромат и отпивает приличный глоток кипятка, тут же обжигая язык и небо, но не подавая виду. Боль немного возвращает его к жизни, и он уже с недовольством смотрит на рассевшегося напротив Смита, как-то слишком внимательно вглядывающегося в его лицо. Да чего ему надо? – Чего мне надо? – считывает его мысли Эрвин. – Составить тебе компанию. – Думаешь, мне нужна чья-то жалость? – огрызается Леви. – Не строй из себя бездушного скота, Леви, тебе не идет. Да и это неправда. – Эрвин подливает ему чай и задумчиво оглядывает комнату. – У тебя все на лице написано, – отвечает он на незаданный вопрос. Обычно на лице Леви даже самые пытливые и опытные манипуляторы и шулеры не могли однозначно различить эмоции и мысли. Он так размяк сегодня? – Я тоже потерял своих близких товарищей в первой вылазке, – начинает Смит, убаюкивая Леви ровным голосом с до дрожи пробирающими низкими нотками, – да и кто из нас не терял. Тогда погибла добрая половина всех отрядов. Опасность может поджидать нас, где угодно, и далеко не всегда враг виден издалека. Он часто нападает неожиданно, и для того, чтобы защититься от него, мы делаем все возможное. Я разработал тактику сигнальных огней, благодаря которой Разведкорпус может и вовсе избежать столкновений с титанами, а значит, снизить потери своих солдат до минимума. Вот только она еще далека от совершенства. Необходимо тренироваться в полевых условиях и отлаживать командную работу. Леви полусонно глядит на его загрубевшие в боях руки, сжимающие чашку с остывающим чаем, и недоумевает, с чего вдруг Смит решил, что Леви все это может быть интересно. – Скажи мне, Леви, как ты думаешь, почему Разведкорпус отправляется за стены? – Понятия не имею. По мне, вы просто кучка психов, желающих сдохнуть в пастях титанов. Но слышал, что вас именуют надеждой человечества, потому что вы ищите способы окончательной победы над гигантами. Если такие вообще существуют, – вложив в голос как можно больше безразличия, отвечает Аккерман. Но обмануть Смита не выходит. – Верно, – тяжело вздыхает Эрвин, – мы группка безумцев, отчаянно верящих, что для человечества еще не все потеряно. С каждым годом количество желающих вступить в наши ряды все сокращается. В этом году из 99 набора вступило всего 40 человек, и не удивительно. Мы занимаем передовые позиции в борьбе с гигантами, поэтому первые попадаем под удар. Наши новички не имеют второго шанса в случае ошибки, поэтому первые вылазки сильно подкашивают нас. Однако каждая из успешных операций в геометрической прогрессии увеличивает шансы оставшихся на выживание. Этот факт делает тех, кто уже в течение много времени состоит в Корпусе, самыми опытными солдатами во всей имеющейся армии. Кроме того, даже при нехватке солдат, наша дисциплинированность лучшая среди трех имеющихся родов войск. Разведкорпус работает как единый организм, поддерживая своих и делая все возможное для поиска наилучшего решения из возможных. Каждый солдат Корпуса предан своему делу и готов сражаться до последнего. Эти задатки я увидел и в тебе, Леви, – Эрвин поднимает на него глаза, и Леви, разморенный теплом и отходняком от пережитого стресса, неожиданно чувствует, что готов в них утонуть. Вот только захлебнуться или взлететь, он еще не решил. – Только ради псевдоблага для человечества я сражаться не готов. Куда уж мне, если и друзей не смог… – он чуть не давится вырвавшимися помимо воли словами и прикусывает язык. – Понимаю… Ты наверняка слышал, как о нас отзываются в столице. С недавних пор, когда мы начали активно совершать экспедиции за стены и задались целью разузнать побольше о враге, наши потери увеличились, а явные успехи не выросли, поэтому чиновники, влиятельные консерваторы и члены Военной Полиции ненавидят нас и считают содержание наших войск просто ненужной тратой денег и ресурсов. Они презирают нас и ищут любые, даже незаконные, способы перевести свои деньги в более выгодное русло. Ты знаешь, что было в документах, которые ты собирался украсть? Нет, Леви не интересовали такие мелочи. Но это явно нечто важное, раз Эрвин обвел его вокруг пальца и заранее выслал их к главнокомандующему. – Это документы, подтверждающие, что граф Лобов заключал незаконные сделки на стороне, используя средства для финансирования Разведкорпуска в целях личного обогащения. Леви уставился на сводящего в единую линию брови Смита. «Сука, значит мы стали шавками этого предателя, отбирающего у жертвующих своими жизнями новобранцев их законное содержание и наживающего на нем своих шлюх!» Он раздраженно тряхнул волосами, презрительно поджимая губы. Если бы знал раньше, прирезал бы еще там, в его пижонской карете. – А ты разоблачил подонка и раскопал на него компромат? – Верно, и теперь его карьера в обществе разрушена, сам он отправится под суд, а наши товарищи получат новое оборудование и запас провианта на 6 месяцев. Хоть одна хорошая новость за весь день. Он облегченно откинулся на спинку стула. Эрвин считал его состояние и едва заметно улыбнулся: – Да, мне тоже приятно, когда справедливость торжествует. Но скажи вот еще что, Леви: ради чего ты готов сражаться? Немного подумав, Леви отхлебнул из крепко стиснутой в пальцах кружки и ответил: – За своих товарищей. Не знаю, что тобой движет, но я вижу, что половина вашего цирка готова пойти за тобой хоть на бойню, а это чего-то да стоит. – Достойный ответ. – Эрвин чуть подумал, и неожиданно заявил: – Леви, ты никогда не задумывался, откуда человечество узнало, что за стенами нет людей? Аккерман ошарашенно уставился на него. А ведь действительно… – Мой отец был школьным историком. Он рассказывал нам то, что и ты знаешь из рассказов людей вокруг, но сам не верил в правдивость официальной версии истории. Его интересовало то, что принято замалчивать, противоречия и темные места, а я был слишком болтлив… Королевские книги по истории приоткрыли ему правду. – Эрвин снизил голос и слегка наклонился к Леви, вынуждая того непроизвольно забеспокоиться. – Он считал, что человечеству, укрывшемуся внутри стен примерно 100 лет назад, король изменил память. И его сторонники педантично вымарывали из летописей и песен любые упоминания о более ранних событиях. Поэтому мы ничего не знаем о нашем прошлом и не понимаем, откуда взялись стены и титаны. Отец уехал в другой город, и несчастный случай унес его жизнь, однако, по моим сведениям, его убили сторонники короля. Однако я все думаю: почему отца убили только за то, что он приблизился к правде? Я так и не смог понять, однако продолжаю свое расследование и в скором времени заполучу необходимые сведения, быть может, и где-то за стенами. У Леви вновь дернулся глаз. – П-почему ты мне это говоришь? – Он не мог поверить, что Смит на полном серьезе разглашает ему гостайну за чашечкой чая. – Потому что доверяю. Поверь и ты в меня. Такого Леви точно не ожидал. Ведь стоит ему хоть словом обмолвиться о том, что услышал от Смита, как того устранят аналогично его же отцу. И столь ценный компромат на себя он вручает Леви без раздумий, – совсем псих. И как предать такого? – Ты говоришь, что не понимаешь, что мной движет. У меня есть мечта… Я хочу узнать правду о происхождении титанов и истории человечества до укрытия за стенами и придать ее огласке, чтобы смерть отца не была напрасной. Я продолжаю его дело, потому что желаю освободить наш мир от оков лжи, и веду за собой людей, готовых отдать свои сердца за свободу. Сердце Леви сжалось в ответ на тихую страстность в его голосе, окатившую Аккермана волной мурашек, от которых случайно дернулось плечо. Он никогда не думал, что такие люди действительно существуют: искренне верящие в свое дело, думающие не только о себе и отчаянно борющиеся за справедливость, рискуя своей жизнью ради этого, да еще и не выставляющие это напоказ, – и не мог поверить, что судьба сама направила его к нему. Так значит вот каков его путь. – Я устал командовать, Эрвин, поэтому буду рад спихнуть эту долю на тебя, – отчеканил Аккерман, смиряясь с окончательно оформившимся в его сознании будущим. Нет больше пути назад. Ему не за что цепляться в прошлом. – Я предлагаю тебе особую работу, Леви, – с едва заметным удовольствием кивает Эрвин, склоняя голову на бок. – Стань моим личным помощником. Я нуждаюсь в тебе. Леви только ухмыляется, запретив себе обращать внимание на разлившееся от последних слов Смита тепло в груди: – Что, в тылу отсидеться не выйдет? Хочешь использовать мою силу на полную, отправляя в качестве своего песика на передовую? – Страх – это инстинкт, Леви. Он помогал человечеству выживать все эти годы, но теперь становится препятствием к нашей победе. Только в борьбе можно что-то изменить, лишь двигаясь вперед можно достичь цели и выжить. Поэтому я иду вперед, используя страх во благо. Ведь куда страшнее жить в стенах, не зная ничего об этом мире и боясь божественной кары за неизвестные грехи, – не отводя от лица Леви заблестевшего в свете свечи, гипнотизирующего взгляда, протянул Эрвин, и по спине Аккермана вновь пробежали мурашки. Ему стало страшно от осознания того, насколько же огромное влияние на его мысли так неуловимо быстро обрел этот человек. – Но будет тебе тыл, хотя я уверен, что очень скоро ты и сам будешь рваться в бой. Леви только хмыкнул и застывшим взглядом уставился на тонущую во мраке догорающего огарка чашку, скрестив руки на груди и качаясь на стуле, уперев ногу в стол. – Я рад, что ты согласился, – немного помолчав, на грани слышимости произнес Эрвин, – мне не хотелось насильно оставлять тебя здесь. В Разведкорпус всегда идут лишь по доброй воле. На самом деле Леви еще с детства мечтал о судьбе героя человечества. Хотел бороться со злом, не чураясь грязных методов, не признавая правил и ограничений. В Подземном городе, стоило ему только встать на ноги, он начал разбираться со всякими подонками, нередко получая от них в ответ. Но моральный радар Леви рос из года в год, ожесточая и выковывая из него радикального моралиста. Его воротило от подлости, алчности и эгоизма свиней, называющих себя людьми, и бесило, что никаким насилием от них не получалось избавиться. Эта расплодившаяся в достатке и раздутом самомнении грязь никакими методами не желала вычищаться из прогнивших насквозь душ: человечество не сплотилось вокруг общего врага, не осознало, за какие грехи им была ниспослана кара, а продолжило грызться и выедать само себя. И если раньше Леви беспокоило лишь это, то теперь, напрямую столкнувшись с титанами и узрев, какие опасности ждут тех, наверняка оставшихся еще за стенами, людей, подобно Эрвину еще чтящих порядки и благородные идеалы, он на секунду задумался о смысле слов «благо для человечества». Наверное, Эрвин видит в них некий смысл, для Аккермана же они все еще пустой звук: такое человечество не заслуживает борьбы за него. Однако титаны перешли грань и нанесли глубокую рану лично Аккерману, за что и поплатятся. Все до единого. Где-то там за стеной Сина осталась семья Изабель, остался Кенни – чтоб ему пусто было – осталась и могила матери. Осталась Люсиль, инкогнито выбравшаяся на Поверхность и устроившаяся швеей к мадам Канриль, Ян, лечащий ноги в одной из лучших клиник столицы, и, может быть, сотня-другая семей, осознающих ценность спокойной жизни ради своих детей и не бросающих их на произвол судьбы, как вышло с Леви. Нет, он не жаловался на свою судьбу. Но он не желал бы такой никому, и за это готов выступить против титанов, желающих уничтожить всех до единого, без разбору. За благо для такого человечества он готов отдать свою силу в распоряжение Смита. Ну и к тому же, месть за смерть друзей еще никто не отменял. Однако на его лице ничего не отразилось, и Эрвин, еще немного понаблюдав за Аккерманом и стараясь смирить аналогично бушующие в голове мысли, выдохнул: – Но о твоих обязанностях завтра. Поспи, даю тебе отгул до обеда. А в 12 в моем кабинете: объясню тебе расклад дел, а потом сходишь к Ханджи на осмотр. Она вся извелась в желании исследовать твои боевые показатели. И еще… – одним движением сгребая чайные пары на поднос, бросил напоследок: – Я обещаю, что не подведу тебя. И скрылся, тихо притворив за собой дверь. Такие нужные и такие странные слова от человека, которого еще сутки назад Леви мечтал прирезать и забыть навсегда. Он пугает его своей проницательностью, странным образом ненавязчиво, но весьма явно переходит личные границы и будто бы напрямую воздействует на его сердце и мысли. Прирожденный оратор. Не зря его так уважают разведчики и стремятся устранить влиятельные аристократы. Леви потер уставшие глаза и переполз на кровать, опуская голову на жесткий матрас и задумчиво разглядывая дым от потухшей свечи, перемешивающийся с пропитавшем комнату ароматом трав и ягод. Такой вечер можно было бы назвать уютным, если бы не все безумие предшествовавшего ему дня. Но думать об этом больше нет сил. – Не обещай того, чего не можешь гарантировать, придурок, – бросил он полушепотом в пустой воздух. Леви устал сомневаться в своих решениях: теперь понимание того, что нет истинно правильного выбора и верность каждого поступка определяется лишь его последствиями и сожалением, которое можно испытать после, отпечаталась на нем как клеймо. Ему хотелось довериться чужой уверенности в правильности принимаемых решений, скинуть с себя груз этой бесконечной ответственности и просто отдаться течению жизни, воплотившемуся для него в образе Эрвина Смита. Этого волевого лица, действующего на него удивительно успокаивающе. «Я не понимаю. Никогда не мог понять. Даже если я верю в свои силы, даже если верю в решения моих верных друзей, в конце концов – никто. А этот человек постоянно взирает на то, что я не могу увидеть. Так и быть, я последую за тобой, Эрвин Смит. Я никогда не пожалею об этом решении. Пока жив». Он прикрыл глаза и провалился в густой сон без сновидений.