***
Чем дальше шла Путешественница, тем сильнее становился приятный запах. "Пахнет... Ммм... Не могу понять чем именно, но, опреденно, чем-то съедобным" — подумала белокурая. В животе неприятно заурчало. Наконец, дойдя до открытой двери, ведущей на кухню, девушка застала приятную для глаз картину. Возле плиты стоял невероятной красоты парень (по крайней мере, для Люмин уж точно!). Рыжие вихры волос при попадании солнечного света струились золотом. Они гладкие, мягкие, и пахнут персиком. Лишь при одном взгляде на них у Люмин появлялось резкое желание уткнуться в макушку парня. Жаль, получалось это не всегда. (Рост девушки не позволял.) Опустив взгляд ниже, белокурая наткнулась на самый прекрасный в мире холст. Автором которого, в большей степени, являлась она сама. Будь то шрамы или засосы, укусы или царапины ‐ почти всё это сделала Люмин. Сложно даже представить то, как сильно девушке нравилась его спина, все его шрамы, он сам. Пожалуй, она любила абсолютно всё в этом рыжем гадёныше. Включая даже его чрезмерно паршивый характер. Только войдя на кухню, девушка поёжилась. Окно было открыто нараспашку. Изумрудный Пик никогда не отличался высокими температурами. Из-за наличия большого количества водопадов, воздух в обители всегда был влажным и довольно-таки прохладным. Особенно, это чувствовалось ранним утром и, пожалуй, ночью. Но девушку все устраивало. Именно в этом месте она могла отдохнуть от высоких температур Ли Юэ, от пёстрых красок Инадзумы и от вечного шума Мондштадта... И вообще от всего. Кроме... Пожалуй, рыжеволосого парня, стоявшего возле плиты и что-то усердно готовившего. Но, повторюсь, её абсолютно все устраивало.***
От нежного прикосновения к спине тело Аякса покрылось мурашками. Вздрогнув, молодой человек обернулся с улыбкой на лице. — Доброе утро, принцесса! — произнёс юноша, попутно целуя девушку в лоб, — Как спалось? — Доброе... Ммм, признаться честно, прекрасно, вот только... — замялась Люмин, — Почему ты меня не разбудил? — Ты так мило спала, что желания будить тебя никакого не было. Да и, тем более, мы вчера поздно легли. Тебе надо было выспаться. — Но... У нас очень много дел! Мы ведь хотели посадить глазурные лилии и сесилии в оранжерее, починить подвесной мост, ведущий на осенний пик, и, в конце-концов, убраться в том старом сарайчике на зимнем пике! Мы попросту всё не успеем! И это все из-за того, что я так долго спала! — недовольно выпалила белокурая. — Люми, мы можем сделать это и завтра. Почему бы этим утром нам просто не расслабиться? А сарай мы можем разобрать и на следующих выходных. Правда ведь? — Д-да, но... — замялась Люмин, — лучше разобрать сар... Мммм... Парень резко впился в уста девушки сладким поцелуем. Сладким, не в том смысле, что мягким и нежным как зефир (хотя, фактически, и это тоже), а в том, что его губы в прямом смысле были сладкими и сливочными на вкус. — Перестань думать о делах, и садись за стол. Блинчики почти готовы. — Что это? — В каком смысле? Ты блины никогда не ела? — Нет, я не о них. Сладкий привкус на твоих губах. Что это? — Ааааа, ты про сгущё... На этот раз, Люмин стала инициатором поцелуя. Девушка запустила пальцы в рыжие локоны и притянула голову парня к себе, углубляя поцелуй. Их языки танцевали в самом жарком танце, а сердца задавали ритм. Каждый поцелуй с парнем был определённым танцем. Аргентинское искрометное танго, неистовый и горячий испанский фламенко, пикантная обольстительная румба, обжигающий любострастный раггентон или, может, бурлящий чувственностью и требующий особенной сосредоточенности вальс? Хм... этот поцелуй не бы похож на что-то из этого. Он бы скорее похож на поедание очень вкусного кремового пирожного. Между прочим, девушка очень давно не ела таких вкусных кремовых пирожных. Наслажденно мыча в поцелуй, Люмин то и дело прикусывала нижнюю губу предвестника. Но, к сожалению, всему в этом мире свойственно заканчиваться. Пирожное не исключение. Какая досада... "Я ведь откусила только один кусочек, а этого безумно вкусного кремового угощения и след простыл!" - огорченно подумала Люмин, чуть ли не задыхаясь. "Пирожное" закончилось. Кислород в легких тоже. Люмин с громким причмокиванием выпускает уста возлюбленного из заточения. — Ты меня съесть хочешь? — громко вбирая в себя такой необходимый сейчас кислород, спрашивает Аякс. — Если только чуть-чуть, — с улыбкой на устах, игриво произнесла девушка в ответ, отдышавшись. — Я и не думал, что тебе настолько понравится сгущёнка. — Сгу...что? — удивлённо произнесла белокурая. — Сгущёнка. Пожалуй, моя самая любимая сладость. Хотя... Сладостью это назвать сложно. Это скорее крем. Моя мама часто делает пироги, промазанные сгущёнкой. Ну, или, например, как сейчас, ей можно полить блинчики. Попробуй, — протянув девушке ложечку с кремовой начинкой, предложил юноша. — Ммм-мм... Безумно вкусно! — Кто бы что ни говорил, но сгущёнка безумно сладкая. Так и до сахарного диабета не далеко. Так что, особо не увлекайся. Лучше есть с блинчиками. С ними менее приторно. И вообще, хватит стоять. — проговорил Аякс, разворачиваясь обратно к сковороде, чтобы продолжить приготовление еды, — Садись за стол, блинчики есть. — Ну, уж нет! Я хочу есть вместе с тобой. Давай лучше помогу, чтобы ты закончил быстрее, — заупрямилась белокурая. Аякс на это изречение лишь хохотнул, переворачивая лопаткой оставшуюся порцию блинов. — Люми, тут немного осталось. Садись за стол. Я присоединюсь через пару минут. — Я подожду тебя. И мы сядем есть вместе. — пробурчала Путешественница, подходя к юноше. Люмин же уже не слышала ответа Аякса, впритык вставая за спиной Предвесника и нежно обвивая руками его талию. — Ты тёплый. — уткнувшись носом парню куда-то в спину, пробубнила девушка, - И вкусно пахнешь... — И чем же я пахну? — заинтересованно спросил юноша. — Домом, уютом и теплом. Люблю тебя. Ты такой уютный... Вот бы и лежать с тобой каждый день, на протяжении всей моей чёртовой жизни. Напомни-ка, зачем мы вообще встали? — Цитирую одного великого человека: "У нас очень много дел! Мы ведь хотели посадить глазурные лилии и сесилии в оранжерее, починить подвесной мост, ведущий на осенний пик, и, в конце-концов, убраться в том старом сарайчике на зимнем пике! Мы попросту всё не успеем! И это все из-за того, что я так долго спала!" — Моя леди, я считаю, что вы очень быстро меняете своё мне... А-ах, блять! Люмин! — Во-первых, я не блядь. А во-вторых... Что-то не так? Или тебе не нравится то, что я быстро меняю своё мнение? М? — усмехнувшись, произнесла Люмин, усиливая захват на основании члена. Главное орудие Аякса - член, - представлялось толстым, в меру удлиненным, слегка выгнутым кверху, особенно сейчас, когда с каждым прикосновением возбуждение продвигалось всё дальше и делало этот орган более длинным и крепким. Если бы только Аякс знал, насколько от всего этого Люмин вожделела, пламенилась, чувствуя то, как ее рука держала его священный орган в тисках. Она наслаждалась видом разомлевшего, потерянного Предвесника, и не сдержала улыбки, когда тот дернулся и громко охнул, втянув живот. — Как ощущения? — участливо спросила она. Язык не слушался Аякса, мысли разбежались и не поддавались никаким уговорам, и, вместо того, чтобы говорить, он ощущал потребность действовать. — Прекрасные — выдохнул он. — Но блины... Они... Ещё не готовы. — Я как-то тебе мешаю? — с некой издевкой спросила Путешественница медленно убирая руку от члена, — Мне перестать? —О нет, нет, нет. Можете спокойно продолжать делать то, что вы делали до этого. Вы мне нисколько не мешаете! Люмин удовлетворенно хмыкает на это изрекание, перехватывая член у основания, при этом, двигаясь вверх по стволу. Рука скользит нарочно медленно, изредка надавливая на выступающие венки — нежно и аккуратно, срывая тихие стоны-всхлипы. Не забывая и про спину, Путешественница легонько прикусывает кожу Предвесника рядом с косточкой позвоночника, одновременно скользя по дрожащему белоснежному бедру Аякса: ...На что тот сразу же толкается бедрами навстречу её руке, стоит ей лишь слегка потереть головку члена. Кроме возвратно-поступательных, тянущих и скользящих движений Аяксу нравились и другие действия с головкой полового члена. И Люмин это прекрасно знала. Она накрыла головку органа рукой и покачивала ее вверх и вниз под разными углами. Что вызывало очень приятные ощущения, если судить по реакции Предвесника: — Ааа-а-ах... Да к чёрту эти блины! — молниеносно выключая плиту, произнёс парень. Аякс оказался стремительнее гепарда. Он оказался быстрее, подгоняемый смеющимся ветром, дующим из открытого окна, и вот уже с особой чуткостью сминал мягкие, покрытые остатками сгущёнки, светло-алые губы Путешественницы. Люмин протянула руки, обвив ими напряженную шею Аякса, глубоко столкнулась с ним языком, пальцами скользнув вдоль всей длины шеи. Аякс знал. Всю его душу занимала девушка перед ним, столь желанная, что от нее невозможно было отвести глаз. Поддавшись моменту, парень отнюдь не робко прижал Путешественницу к себе. Соединились только низы их животов. Люмин, все же удивившись внезапному толчку, привычно для себя отпрянула грудью назад, и потому слегка выгнулась в спине. Руки Аякса сжали ее бока и притянули настолько властно, что на какую-то долю секунды в лицо ударили неприятные ощущения. Сильная хватка, с которой Аякс не прижимал, а скорее удерживал Люмин, нисколько не останавливала их на пути к большой, воистину королевской столешнице цвета слоновой кости, сделанной на заказ у самых лучших мастеров Ли Юэ. Одна весьма пленительная мысль стремительно пронеслась в голове Аякса, и парень тут же преисполнился желанием привести ее в жизнь. Соединив их губы в жарком поцелуе, он одновременно подхватил ладони Люмин, нежно прикладывая к своему лицу. Путешественнице же оставалось лишь внимательно следить за каждым действием Предвестника, при том, что действия эти совершенно не вязались с его обычным поведением. Аякс действовал противоречиво и слепо на чужой взгляд, и Люмин действительно не знала, что последует за этим. Ей оставалось только гадать. Но и долго гадать рыжеволосый ей не дал. Все его движения казались молниеносными и неразборчивыми. Сразу после того, как ладони Люмин оказались на чужих щеках, горящих от возбуждения, Аякс внезапно откинул ее на столешницу, придавливая своим телом. Лицо Люмин ошеломленно вытянулось, их поцелуй разорвался, но она не переставала сжимать шею Чайльда в своих руках. Аякс смотрел на нее снизу-вверх с такой неискушенной улыбкой, что девушке хватило одного взгляда на него, чтобы понять, что она безумно всем довольна. — Отсюда вид еще лучше, — произнес Аякс, а его ладони на миг сжали спелые бедра, за которые он удерживал Люмин. — Засранец, — прошипела та. От веса двух людей столешница протестующе заскрипела. Любовники без всякого внимания проигнорировали жалобу бедной столешницы, привыкшей к весу только нескольких вещей, находящихся на кухне. Но теперь Аякс, забыв о первом назначении их "ложа", со всей страстью прижимал к ней стройную девушку, погребя под собой, заставляя извиваться и желать большего. Двум возлюбленным не приходилось дышать под водой, но все же почему-то они трижды задыхались, и им трижды приходилось выныривать из глубокого поцелуя, дабы заполнить лёгкие кислородом и заново примкнуть друг к другу. За эти короткие промежутки времени, Аякс успевал полностью облобызать чужую шею. Люмин же успела знатно покусать плечо своего парня, маячившее перед глазами, в то время, как ее ладони без особых усилий оплели широкий корпус. Её сильные ноги, привыкшие к тяжёлым нагрузкам, сжали талию Аякса так, что он невольно почувствовал стоны своих костей. Но обращать на это особого внимания не стал. К тому же, в тот момент все его существо занимали руки, блуждающие по всему его телу. Тогда как губы усердно соединялись в страстном, развязном поцелуе, всё ещё имеющем некоторый привкус сливочного лакомства. Руки Люмин стремительно ласкали мышцы божественного тела, и, оказавшись на резинке пижамных штанов, попытались стянуть их вниз. И, кажется, девушке удалось. Бледные ладони Люмин упорхнули в самый низ, задев колом стоящую плоть, отчего по телу Аякса пробежал целый табун мурашек, а сам он содрогнулся от сильных ощущений. Он с силой прервал поцелуй и посмотрел на довольное и особенно хитрое лицо Путешественницы. Раскрасневшиеся щеки, поблескивающие похотью глаза — в ней не было ни капли приличия и ни единой порядочной мысли. Порядком затуманившийся рассудок Аякса отрезвили чьи-то жаркие прикосновения. Люмин аккуратно взяла его ладони в свои, положив на собственную талию. Предвеснику оставалось лишь безропотно следовать всем её изгибам, ведущим к узким бёдрам. И, кажется... Пальцы задели края рубашки. Между прочим, его рубашки. Решительно проникнув пoд края единственного предмета гардероба, находившегося на девушке, юноша начал нежно поглаживать теплую кожу живота. Все это было так интимно, так красиво, что заставляло задуматься о реальности всего происходящего. И вот он уже гладил обнаженные бедра, обнимающие его собственные, чувствовал под ладонями переливы заколенных в боях мышц и целовал настолько проникновенно, что совершенно забыл обо всем, кроме навязчивых касаний, поцелуев и головокружения, грозившего испортить весь миг единения. Ладонями Аякс медленно обвел все обнаженные части, до которых мог дотянуться, снизу-вверх и обратно, запоминая все черты этих невероятно привлекательных изгибов. Их сплетенные тела не хотели двигаться, голоса не могли произнести ни слова — молчания было достаточно чтобы понять, насколько им было хорошо вместе. — Я люблю тебя. Тихий шепот на грани реальности скользнул по острому слуху Путешественницы, так и оставшись где-то на перепутье: не возвращаясь обратно, но и не проникая дальше. Она услышала его, едва приходя в себя, ее тело и разум все еще приходилось в состоянии блаженства. Фразе стоило не менее десятка раз пронестись перед ее носом, прежде чем она приоткрыла туманные глаза. — Любят не просто так, а по какой-то причине. За что можно полюбить меня, Аякс? — За многое, — шепнул в ответ он. Сразу, не раздумывая. — За доброту, за чистоту разума, за заботу. За бесстрашие, которым полнится все твое существо. За твою самоотверженность и даже… за улыбку, которую ты не стремишься показывать. Я влюбился в нее с первого взгляда. Путешественница подтянулась, едва соприкасаясь носом с нависшим над ней юношей, улыбаясь. — Я тоже безумно тебя люблю. — Ваш ответ был принят к сведению, миледи. Аякс медленно нырнул вниз, оказавшись лицом у самого сокровенного, что имела любая женщина. Предвесник припал к нежной горящей коже губами, чувствуя первые мелкие подрагивания чужого тела, в то время, как его правая рука, помогая ему в этом деле, оттягивала половые губы, играясь с клитором. По правде говоря, одно только понимание того, что он сейчас делает, заставляло низ его живота заискриться еще сильней, но, всё же, больший пожар разогревал его рот, орудующий в самом чувствительном месте у его возлюбленной. Смотреть на то, что делает сейчас этот мальчишка, казалось Люмин пыткой для самой себя, и, все же, белокурая приподнялась, чтобы увидеть это действо собственными глазами. Румяное лицо, блестящие глаза и идеальный вырез алых губ, который сейчас бесстыдно раскрывался, облизывая нежную плоть, выделяющую природную смазку от каждого касания к ней. Язык парня облизывал ее, будто самую сладкую конфету, прокатывался по губам снизу-вверх и обратно, пока не удавалось облизать все и вернуться к вершине. Аякс обвел языком влажный от слюны клитор и стрельнул лукавым взглядом на Люмин. Этот взгляд всегда говорил о многом, но именно сейчас он как будто издевался, насмехался над ней. Люмин нахмурилась, вместе с тем, как пальцы на её клиторе продолжали двигаться, наращивая темп. Аякс отпрянул от разгоряченной плоти и потерся щекой о внутреннюю сторону бедра, пока восстанавливал дыхание. — Ты в порядке? — спросил взволнованный Предвесник. — Да… — прошептала Люмин, — Я в порядке, просто… каждый раз такие удивительные ощущения... Услышав её ответ, Аякс, со всей своей внезапностью, поднялся и снова навис над (не)бедной девушкой, глубоко целуя. Он крепко сжал ее бедра, чувствуя неприятное напряжение в области паха, и, приподнявшись, потерся горячим членом о влажную расщелину между половыми губами. Аякс перехватил ее ладони, сжав их в собственных, и медленно двинулся, заполняя на немногую часть её ноющие чрева. Его бедра задрожали, а губы изогнулись, но он продолжил, вызывая этим мимолетную боль, выраженную на лице Путешественницы. Выражение физической боли на лице Люмин вызывало в Аяксе куда больше эмоций, чем что-либо другое, потому оно и отдалось ему прямо в сердце, оставив на нем жгучий отпечаток. Будем честны, Люмин никогда не утруждала себя излишними просьбами, всегда оставляя повод выразить это на своем лице , и, в данную минуту, эти страдания обозначали лишь то, что в нее не вошли достаточно глубоко, не притянули достаточно крепко или не сжали достаточно больно. Ей было недостаточно. Аякс двинулся без лишних предупреждений, заставив девушку вцепиться ему в плечи и глухо простонать что-то невразумительное. Люмин вымученно усмехнулась: — Я надеюсь, нам не потребуется вечность, чтобы ты, наконец, зашевелил… А-а-ах! Ждать вечность для них обоих было бы полным безумием, во всяком случае, вечность, находясь в одном и том же положении. Аякс ударил бедрами о чужие ягодицы, выбивая из лёгких Люмин весь кислород. — А-я-якс! — прорычала та. — Прости… — Заткнись! И… сделай так ещё раз!.. Сердцебиение Аякса участилось после этих слов. Он внезапно почувствовал странное опьянение моментом, будто только сейчас осознал, что каждые их битвы, ссоры, разговоры вели именно к этому мигу. Повторяя свои прошлые движения, юноша каждый раз выбивал из Люмин громкие, стремительные вскрики. Лёгкая боль все ещё давила вокруг сжимающих плотных стенок, и это трение чуть ли не воспламеняло внутренние органы. Пальцами Аякс вцепился в крепкие разведённые бедра и, не находя рукам места, давил так, что кожа под ними белела, а позже и краснела. Его бедра сильно вздымались, буквально подбрасывая Люмин, оттого, каждый глубокий толчок сопровождался громким шлепком кожи о кожу. Люмин от природы обладала несравненно тонкой талией и просто охренительными бёдрами... её ягодицы, поддавшиеся очень жестокому нападению, Аякс всегда мог мять и раздвигать на свое собственное усмотрение. Но к великому сожалению парня он мог делать это, только взамен на весьма не мягкое обращение с собственной спиной, снова получившей новую порцию царапин. Как ни крути, они стоили друг друга, оттого и горячились, не замечая, начала процесса плавления. Аякс чувствовал, как горит под его руками чужая кожа. Чувствовал, как царапины на его спине прожигают насквозь. Чувствовал, как сам полностью плавится под нежными касаниями раскаленных ладоней... И, конечно же, чувствал, что Люмин определенно нравилось то, как он толкался в нее своим членом — резко, не утруждая себя сомнениями насчет внутреннего дискомфорта. Так, как им обоим было необходимо. Живот Люмин с каждым толчком все сильнее сминался в комок, грудь с раскрасневшимися сосками постоянно вздымалась вперёд, а из горла без конца выходили то стоны, то вздохи, от которых трахающий её юноша приходил в восторг. Аякс медленно склонился к девушке, одновременно поднимая ладонью чужой корпус и припадая губами точно к выемке между ключицами, сразу ощущая изящный изгиб. — Ха-а-а… ха-а-ах… Из горла Люмин с каждым толчком вырывались приглушённые вздохи. Она выгибалась, подмахивая бедрами, в ритм движениям Аякса, что ни на миг не отдалялся от ее тела. Они двигались в унисон, их тела соединились во что-то целостное, сравнимое с двумя деталями одного механизма. Они были как два последних, завершающих всю картину, пазла, так идеально подходящие друг к другу. Между толчками Аякс вдыхал сладковатый запах, врываясь носом в водопад белокурых волос. Пытался достать губами до скрытой под ними шеи, но тонул в них, как в огромной пригоршне цветов, наслаждаясь их мягкостью и податливостью. — Ах! — Люмин вцепилась в короткие волосы, стоило лишь протянуть руку вперед. Из ее горла вырвался сдавленный крик, стремительно сменившийся рваными стонами. В груди ни на миг не возникало ничего, кроме слепящего блаженства. Она забылась. Всё её тело парализовало от удовольствия, плывущего по венам. — А-а-а-ах... А-а-якс! — стонала она неосознанно, по привычке оттягивая зубами нижнюю губу. — Почему ты…такой… Н-на-арх! Мышцы её влагалища резко напряглись, сжимая член, находящийся внутри. —Бля-я-ять! — Толкаясь в последний раз, Аякс молниеносно выскальзывает из девушки, кончая куда-то на пол. — Люми-ин! Острое удовольствие резко сменилось мягким тлением на подкорках сознания. Сладкая нега расслабляла каждую, некогда напряженную мышцу в их телах, отдаваясь приятной усталостью в сознании. Оба любовника вымученно припали к столешнице, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. —Это было... — Прекрасно.