Пленники рая

      – Фэрри, послушай…       – Не называть меня так. Я разрешить не называть меня «сахиб», но я иметь имя. Фаррух.       – Фэрр… Черт. Прости, об твое сарацинское имя язык сломать можно.       – Я не жаловаться на твое кафирское имя, Р-роджа! – Фаррух засмеялся. И Роджер, не удержавшись, тоже.       

[*кафир – араб. неверный]

      Роджер сам удивлялся, как быстро он сошелся с сарацинским принцем. И даже не только перестал видеть в нем врага, но можно сказать, нашел друга, который так же любил веселье и удовольствия.       «Ты хотеть любить больше женщин? – спросил принц после их первой ночи. – Люби. У меня их много».       «А ты говорил, что на всех сил хватает», – припомнил ему Роджер.       «Сил хватать. Времени не хватать, – вздохнул принц. – И… как это… у меня всего один… – он опустил глаза на свой член. – Если я быть инкубом, у которого десять… я бы мочь сразу с десятью. Но… я не инкуб».       Роджер тогда не сдержался и заржал. И после этого окончательно перестал его бояться. Хотя и понимал, что ни Брайана, ни Джона такие объяснения не убедили бы.       Роджер теперь расположился в комнатке рядом с женской половиной… и по совместительству рядом с кухней и прачечной – главным сосредоточием женского царства в любом доме. Здесь можно было увидеть и молоденьких девчонок, и древних старух. Правда, все простого сословия – обычные служанки или рабыни. Жены принца, наложницы и их личная прислуга жили отдельно, и если появлялись в общем дворе, то закутанные с ног до головы в никабы. Но Роджер уже не особо рвался на них глядеть. Женского внимания ему вполне хватало. А говорить он и вовсе мог только с одной – ее звали Аиша, и она заведовала тут всем хозяйством.       Смуглая и черноглазая сарацинка, она сама не знала, какая именно кровь течет в ее жилах, но по-английски она говорила даже лучше принца Фарруха. По ее словам, ее подарили господину еще девчонкой вместе с Хабиби, и они вместе учились языкам друг друга. И вместе доросли до важных должностей, только он во дворце, а она на женской половине. Роджер сначала обрадовался – такому общительному человеку, как он, без разговоров было тяжело, да и сама Аиша была очень красива и радовала взор. Но она быстро пресекла его попытки ходить за ней и отвлекать разговорами от дел. Лишь милостиво согласилась научить азам арабского языка, чтобы он мог болтать с юными бездельницами, какими она считала красоток-танцовщиц. Но и эту обязанность вскоре отдала своему сыну – одиннадцатилетнему Юсуфу. Тот по-английски говорил, конечно, хуже матери, зато в любопытстве и жажде общения не уступал принцу Фарруху, поэтому сам с огромным удовольствием проводил время с заморским рыцарем, выпытывая у него интересные истории о битвах и путешествиях, а заодно и худо-бедно обучал своему языку. Правда, и у него свободного времени было не особо много. Уже почти взрослый, Юсуф работал на конюшне, ухаживал за лошадьми и верблюдами, объезжал их. Роджер напросился один раз с ним туда, но мальчишка серьезно покачал головой и разрешил только издали посмотреть:       – Ты несвободный, – сказал он, показывая на ошейник Роджера. – Сахиб ругать, если ты сесть на лошадь или верблюд.       – Я ж через стены на них не перепрыгну! – засмеялся Роджер.       Но Юсуф укоризненно посмотрел на него, и Роджеру пришлось признать, что маленький конюх прав. Он бы тоже не позволил своему рабу подойти к лошадям. Но как же хотелось снова оказаться в седле! Аж до зуда в ногах! Даже не для того, чтобы убежать. Просто испытать снова это ощущение скорости и счастья, которое доступно, только когда скачешь во весь опор на лошади! Даже не галопом, хотя бы рысью…       Роджер помучился пару дней и понял, что мысли о верховой езде занимают его голову даже больше, чем мысли о женщинах, коих у него оказалось внезапно очень много по милости принца. Когда-то ему казалось, что будь у него возможность заниматься любовью круглые сутки, он был бы самым счастливым человеком на свете. Но оказалось, что телу нужно еще что-то кроме любви. Может, принц проявит свою милость и дальше? И Роджер решил, что попросит его, как только подвернется удобный случай. А такой наверняка подвернется – принц Фаррух полюбил проводить вечера в его компании, потягивая вино, смеясь и наслаждаясь обществом красивых девушек. Даже позволил обращаться к себе по имени. Правда, Роджер его никак не мог нормально выговорить.       – Когда Брайан тебя уже в христианство обратит? – сказал Роджер.       – Зачем?       – Имя тебе нормальное выберем. Френсис. Или Фредерик.       – Фреде… как? Это совсем произносить невозможно! – фыркнул Фаррух.       – Можно просто Фред. Немножко потренируйся. Потом, не тебе же его произносить, а нам. А мы привычные.       Фаррух отмахнулся и пробормотал что-то про шайтана – сарацинского дьявола. Но глаза его смеялись.       – Не хотеть христианство, – заявил он, пресекая дальнейшие уговоры Роджера. – Там только одну жену разрешать. И ни одной наложницы.       – Зато у нас можно пить вино сколько хочешь.       – Я не так сильно любить вино, как любовь. Без вина я могу. Без любви – нет. Когда я пить много вина, то сначала весело, а утром грустно-грустно, и все болеть. А когда я делать любовь, мне хорошо, и кровь в теле быстро бежать, и утром сил много. Все хорошо. Понимаешь?       – Понимаю, – кивнул Роджер. – Я как раз хотел с тобой об этом поговорить, Фре… Фэр…       – Фар-рух, – медленно и терпеливо произнес принц. – О чем? Ты хотеть больше делать любовь?       – Заниматься, – в свою очередь поправил Роджер. – Не совсем. Мне бы какое занятие себе найти, кроме любви, чтобы кровь разгонять.       Фаррух удивленно поднял брови.       – Понимаешь, я же воин, – стал объяснять Роджер. – Я с детства привык, либо я в седле, либо с оружием… Все время куда-то еду, или дерусь, или что-то делаю, что семь потов сходит. А тут сначала в плену сидел месяц, не меньше, почти без движения. Теперь вот у тебя уже которую неделю? Третью, четвертую? Я потерял счет. Не, у тебя хорошо, и поспать, и пожрать, и вот это вот все… – он оглянулся на рабынь. – Но я чувствую, что если сяду сейчас на лошадь, то свалюсь тут же, ноги не удержат. Понимаешь?       Фаррух молча обдумывал его слова.       – Ты только не думай, что если я про лошадь, то это в смысле, что я сбежать отсюда хочу, – добавил Роджер на всякий случай.       Фаррух кинул на него недоверчивый взгляд и громко хмыкнул.       – Ну ладно, – кивнул Роджер, – да, конечно, я хочу вернуться домой. А ты бы не хотел на моем месте?       – Я бы думать только об этом, – серьезно ответил Фаррух и кивнул, мол, продолжай.       – Но я помню, что ты обещал нас отпустить всех вместе, когда тебе надоест. Но, судя по всему, ты с Брайаном еще не наболтался…       – Я и Брай – что? – нахмурившись, перебил Фаррух.       – Ну… еще не все обсудили друг с другом. Он тебе уже начал пересказывать Ветхий Завет?       – Нет. Зачем? Я читать Ветхий Завет.       – Где? – вытаращил глаза Роджер, который и сам-то знал Писание только по пересказам.       – У меня много книг.       – О, вы с нашим святошей точно споетесь!       – Он тебе говорить, что мы петь вместе?! – Фаррух округлил глаза, чуть ли не испуганно.       – Что? Нет, это просто выражение такое… Ну, поладите, значит… Поймете друг друга хорошо, когда будете обсуждать религиозные вопросы…       – Мы не обсуждать религию, мы… – Фаррух дернул головой. – Ты начинать говорить про лошадей.       – А, ну да… К чему это я… Я у тебя с мальцом познакомился, он на конюшне работает, спины не разгибая, и ночью спит без задних ног. И я понял, что завидую ему. Потому что сижу без дела, а руки и ноги уже забывают, как это, делать что-то кроме… – он оглянулся на девиц, уже, кажется, уснувших под разговор на незнакомом языке.       – И ты хотеть… как это? Забыть слово… За лошадьми… – Фаррух сделал жест, будто что-то выкапывает.       – Грести навоз? – догадался Роджер. – Ну… не то, чтоб именно навоз…       – Но ты любить лошадей?       – Да! – горячо кивнул Роджер. – А как не любить? Это же самое совершенное творение Бога, ну, после человека. Ты хоть раз скакал по полю карьером, отпустив поводья, захлебываясь от ветра в лицо? Это разве не прекрасно? Я себя птицей ощущаю в этот момент!       – Я не очень хорошо ездить, – осторожно ответил Фаррух. – Но я понимать. Я знать людей, кто думать так же, как ты. У меня много лошадей и верблюдов, и ты можешь ездить на них вместо меня. Но не за стенами. Внутри. Там есть большое… – он нарисовал пальцами вытянутый овал.       – Поле? – подсказал Роджер.       – Двор. Где лошади гулять. Там можно скакать. Юсуф тебе показать. – Фаррух отмахнулся, заканчивая неинтересный для него разговор. – Я сказать ему и Салиму, что я разрешить.       – Спасибо… – пробормотал Роджер, не ожидавший, что его, в общем-то, дерзкая просьба, будет так быстро принята. – А…       – Одно условие! – поднял палец Фаррух. Слез с кровати и взял кувшин с вином. – Ты хорошо мыться после лошадей. Я знаю, вы, кафиры, редко мыться. И вам нравится лошадиный запах. Здесь так нельзя. Будешь пахнуть лошадью – будешь спать на конюшне. Без женщин.       – Как скажешь, Фре… Фаррух.       Фаррух кивнул и подал ему новую пиалу с вином.       – Тебе не нравится ездить верхом из-за запаха? – спросил Роджер, отхлебнув вина.       – Нет, – Фаррух сел на кровать рядом с Роджером, поджав под себя ногу. – Я просто не понимать это удовольствие. Я уметь держаться в седле, чтобы проехать из одного города в другой. Но я лучше хотеть лежать всю дорогу на мягких подушках. Но если везти лошадь или верблюд, это неудобно, тебя… как это? – Фаррух помотал руками в разные стороны, и Роджер тут же вспомнил, как их трясло в повозке по дороге сюда. – И это медленно. Скучно и жарко. Если ехать быстро, это больше… – он опять помахал руками.       – Трясет, – подсказал Роджер.       – Да, больше трясет. Я любить, когда люди несут на плечах… Тоже забыл, как называть…       – Носилки?       – Там приятно. И тебя качать, как ребенка, – он сделал плавное движение рукой. – Но это еще медленнее. И люди уставать быстро. Лошади и верблюды быстрее и сильнее, чем люди. Поэтому приходится верхом. К счастью, редко. Здесь некуда ехать. А чтобы разгонять кровь, я… как ты говорить? Заниматься любовью.       Он выпил вина, поставил пиалу на столик и придвинулся чуть ближе.       – Предлагаешь заняться любовью прямо сейчас? Опять? – уточнил Роджер и оглянулся на спящих рабынь.       Фаррух кивнул, довольно улыбаясь. «А может, он в самом деле дьявол?» – мелькнуло в голове у Роджера. Не обычный, который приходит из Преисподней к грешникам. А местный, инкуб, который является по ночам к женщинам, чтобы заниматься с ними любовью? Желания у него и правда на десятерых хватает, а что член один – так для того он, видимо, и зовет друзей, Роджера, например. И еще как будто своими силами с ними делится. И удовольствия от этого больше получает.       Роджер потянулся, чтобы разбудить одну из девушек, но Фаррух перехватил его руку.       – Пусть она спать.       – Но…       – Чтобы заниматься любовью, надо двое, – сказал Фаррух. Показал пальцем на Роджера, потом на себя и поднял два пальца вверх.       – Ты шутишь?       Фаррух помотал головой и подсел еще ближе.       – Когда мы любить одну девушку вместе, мы быть близко-близко. Ты не смущать. А сейчас так же, но без девушки.       Роджер от удивления приоткрыл рот. Фаррух этим воспользовался и поцеловал его.       У него были мягкие горячие губы с терпким привкусом фруктового вина. И они ласкали губы Роджера нежными, едва различимыми касаниями, как будто робкими, не посягающими ни на что бо́льшее. Только дразнящими.       Фаррух поднял руку, но не обнял, не прижал к себе, просто положил пальцы на подбородок Роджера, едва дотрагиваясь до его кожи. Отстранился, посмотрел на Роджера, словно вопросительно. И медленно облизал свои губы, верхнюю, потом нижнюю.       Роджер сглотнул, чувствуя, что тело отреагировало на этот поцелуй совершенно однозначно. «Да какая разница, с сарацинкой грешить или с сарацином? К старости как-нибудь замолю…» Он положил ладонь Фарруху на затылок, притянул к себе и поцеловал. Глубоко и жадно. И когда Фаррух ответил, Роджер понял это как знак, и принялся исследовать руками его тело.