Малфой-Мэнор. Март, 2002
Весна быстро вступила в свои права. Снег растаял с первым же днём. Оттаяли огромные глыбы льда на крыше поместья. Всем своим видом природа показывала, что весеннее тепло просачивается под корку и возвращает всё вокруг к жизни. Всё, кроме Гермионы Грейнджер. Драко наблюдал за ней две недели и ничего не изменилось. Абсолютно. Она неизменно сидела в кресле, закрыв глаза, но не спала. Это можно было понять по дрожащим ресницам и рваном движении грудной клетки. Еда на столике оставалась нетронутой, лишь менялись тарелки и их содержимое. Он не видел, как она ест или спит, даже не видел, чтобы она пила воду. Иногда Драко казалось, что она бы и дышать перестала, если бы только могла. Он видел, чувствовал, чего ей хотелось больше всего на свете: перестать дышать, перестать жить. Книги, которые он принёс несколько дней назад, успели покрыться тонким слоем пыли. Глупо было полагать, что романы привлекут её внимание. Вокруг Гермионы образовалась непроглядная пелена боли, страха и отчаяния. Даже белые розы, которые он срывал для неё каждое утро — к вечеру уже увядали. Нежные бутоны не успевали распуститься прежде, чем осыпались на ковёр. — Гермиона, — он стоял на коленях у её ног. — Прошу, поговори со мной. Но она молчала. Выжженная, разбитая на сотни осколков, пустая и мёртвая. Сейчас Драко знал разницу между той Гермионой, которую увидел впервые в Мэноре и этой, которая сидит перед ним. И это его пугало. Пугало, что измученная пытками девушка, которую он тогда считал мёртвой — была живее всех живых. Она хотя бы что-то чувствовала, что-то переживала, а сейчас перед ним безжизненная кукла. — Милый, — рука Нарциссы коснулась волос Драко. — Пойдём. Он чувствовал себя не менее побитым жизнью. Драко смотрел на Гермиону, и его сердце разбивалось, видя её такой. Её глаза подёрнулись пеленой тумана горя. И теперь ему оставалось только молиться, чтобы она никогда не вспомнила кого она обрекла на смерть. Если таким как он, позволено обращаться к небу с молитвами. Спальня Нарциссы была тем самым местом во всём поместье, где всё ещё пахло уютом и любовью. Но даже тут Драко чувствовал себя чужим. Его нутро отвергало столь тёплое пристанище. Совместные семейные колдографии, вазочка с конфетами, клубок ниток для вязания — всё это было таким неправильным для Малфой-Мэнора. Драко считал, что поместье давно превратило в труху те вещи, которые не пахли смертью, одиночеством и ненавистью. Но Нарциссе удалось сохранить кусочек былого Мэнора, оградить его от кровожадных лап Войны. — Как она? — обеспокоено спросила миссис Малфой, усаживаясь рядом с сыном. — Всё так же, мам, — устало ответил Драко. — Ничего не меняется. Я не знаю, что с ней будет. Он действительно не знал. Впервые за всю Войну он не знал, что будет с человеком. Драко всегда знал, что ждёт человека в будущем. Знал, кому суждено умереть, а кому выжить. Знал, кого пощадят, а кого казнят. А сейчас он смотрел на Гермиону и терялся в собственном незнании. Единственное, что было понятно, как белый день — это то, что она нужна Тёмному Лорду и он найдёт способ использовать её. — Тебе нужно отдохнуть, родной, — Нарцисса нежно обняла сына. — От того, что ты не спишь, сидя возле неё — легче не становится. Ты нужен ей сильным. — Я ей не нужен, — Драко сбросил руки матери. — Как ты не видишь? Ей никто и ничего не нужно. И жизнь не нужна. Ей нужна душа, которую Тёмный Лорд выжег до основания. — Она сильная, она справится, — голос Нарциссы дрожал. — Справлялась уже. Ты её недооцениваешь, Драко. Ты же смог исцелить свою душу, и у неё обязательно получится. — И что ты же ты подразумеваешь под исцелением моей души? — Ты любишь, а любовь всегда исцеляет, сынок. — Тебе сильно помогла любовь? — Драко сверлил мать взглядом. — Где же тогда отец? — Да, сильно. Если бы не любовь — я бы давно гнила под шестью футами земли, — миссис Малфой вновь приблизилась к нему. — У любви есть свои ноты, излечивающие любые раны. — Если всё так, как ты говоришь, — Малфой-младший направился к двери. — То моя любовь издаёт лишь мелодию плача и криков. Её слёз и истерик. Эта любовь кладёт на лопатки, душит и не отпускает, заставляет страдать. Любовь делает людей слабыми. Он открыл дверь, чтобы выйти, чтобы не наговорить Нарциссе лишнего, чтобы не сорваться на грубость. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы мама страдала в очередной раз. — Не думаю, — ответила Нарцисса. — Мне кажется, что в своё время любовь сделала мисс Грейнджер сильнее. Он не понял к чему это было сказано. Сейчас не понял, а миссис Малфой и не попыталась объяснить. Ещё не пришло время. В самое тёмное время Драко любил самой светлой любовью. И если он допустил мысль, что любовь — слабость, тогда он — самый слабый человек во всём мире.Малфой-Мэнор. Следующий день.
Давно в его венах не бурлило такое ядовитое желание убивать. Драко сидел во главе стола трапезной, пока Альберт изучал какие-то рукописи напротив него. Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Если с самого раннего утра в Мэноре появился этот человек, то вскоре появится и Тёмный Лорд. В последний раз, когда Драко видел мистера Бута, то Гермиону решили превратить в хранилище для крестража. В Малфое-младшем кипели злость и гнев от одной только мысли, что будет дальше. Утром он заглянул к Гермионе. Ничего. Конечно же ничего не изменилось. Она также сидела в кресле, потупив взгляд. Миппи крутилась у ног девушки, предлагая ей завтрак, но та просто молчала. Розы, которые Драко принёс ей, привычным делом отправились в вазу, а старые засохшие бутоны превратились в пыль.***
— Мой Лорд, — Драко привстал со своего места, направляясь к Реддлу, появившемуся посреди комнаты. — Альберт, Драко, — Тёмный Лорд медленной поступью направился к столу. — Рад видеть вас. Замечательный день, не правда ли? — Да, м-мой Лорд, — заикнулся очкарик. — Тогда я думаю, что мы можем сразу приступать к делу, — Том занял место Малфоя. — Драко, приведи девчонку. — Конечно, мой Лорд, — процедил Драко. Он выскочил из трапезной и побежал к дверям комнаты Гермионы. Так быстро, что казалось, он боится не успеть. Боится, что сейчас откроет дверь, а там пусто и её нигде нет. Но Грейнджер сидела точно так же, как и утром, как и все дни до этого. Драко выдохнул с облегчением и аккуратно приблизился к девушке. — Гермиона, — очень тихо обратился он. — Ты можешь встать? Никакой реакции. Ноль эмоций и хоть малейшего намёка на то, что она его слышит. Он легко дотронулся до её руки, наверное, впервые за эти недели, но она никак не отреагировала. Это прикосновение больно отозвалось где-то в груди, сковав все мышцы. — Гермиона, — он снова окликнул её. — Нам нужно спуститься на первый этаж. Лишь лёгкое движение пушистых ресниц давало понять, что она живая. И всё, больше ничего. Драко прикоснулся к ней ещё раз. Такая бледная и холодная кожа, что его самого пробивала дрожь. Мертвецки холодная. Он постарался заглянуть ей в глаза, но их было не видно под тяжёлыми веками. — Я возьму тебя на руки, хорошо? Он выждал двадцать секунд, надеясь услышать хотя бы какое-то мычание в ответ. Ничего. Драко аккуратно подхватил девушку, удивляясь тому, какая она маленькая в его руках. Тело Гермионы было практически невесомым. И очень холодным. Ему хотелось прижать её к себе сильнее, укрыть от прогнившего мира, вычеркнуть весь этот кошмар из её жизни. — Прости, что позволил твоему кошмару сбыться, — прошептал он ей на ухо, спускаясь по лестнице. Через минуту Драко с Гермионой на руках показался перед Тёмным Лордом и Альбертом. Волан-де-Морт оценивающе посмотрел на представившуюся ему картину и злорадно ухмыльнулся. Но Драко это мало задевало, его волновала лишь девушка, которая лежит у него на руках. Что с ней сейчас будет? Как решится её судьба? — Положи её на стол, — прошипел Реддл. — Альберт, осмотри девчонку. Малфой-младший бережно опустил тело гриффиндорки на холодный стол, отступая на несколько шагов назад. Внутри всё переворачивалось, сжималось, кипело. Ему было мерзко смотреть на то, как руки Альберта расстегивают рубашку Гермионы, а палочка вырисовывает непонятные руны. — Драко, — обратился Волан-де-Морт, переводя взгляд с медика на него. — Как Нарцисса? Я её очень давно не видел. — Она в порядке, мой Лорд, — холодно ответил Драко. — Сейчас в теплицах, занимается розами. — Да, я заметил розы. Они расставлены по всему поместью? — Да. Домовики меняют их каждое утро, мой Лорд. — Что же, это замечательно. Я рад, что Нарциссе удается сохранять в поместье домашний очаг даже в такое время. — Нарцисса — хозяйка Малфой-Мэнора. Не удивительно, что она старается облагораживать свой дом. — Да, верно подмечено, — ответил Волан-де-Морт. — Только, мне кажется, что ранее я не видел этих роз в Мэноре. Точнее, не видел их срезанными, расставленными в вазах. — Мать не так давно начала это делать. — Не любит срывать цветы? Считает, что это неправильно? Ей нравятся белые розы, но она никогда их не срывает. Говорит, что это неправильно. — Да. Боковым зрением Драко наблюдал за действиями Бута. Тот осматривал тело Гермионы и попутно залечивал все видимые раны и ссадины. Непонятные цветные руны кружили над девушкой, а медик подолгу их рассматривал и что-то бормотал себе под нос. Сама же Гермиона лежала с полузакрытыми глазами, тяжело дышала. Её волосы небрежно раскинулись по столу, а тонкие пальцы вцепились в глянцевое покрытие. Спустя ещё несколько долгих минут Альберт наконец-то отошёл от гриффиндорки, небрежно кидая на неё рубашку. — Ну что? — Реддл вопрошающе посмотрел на очкарика. — Что скажешь, мой дорогой друг? — Не готова, — коротко высказался мужчина. — Абсолютно не готова. — И что ты думаешь? — Я вижу только два варианта развития событий, — начал излагать Бут. — Первый: она сдохнет. Сама она умирать будет долго и мучительно, так как отказывается есть и не спит. Она истощена, уже шагает по дорожке смерти. Серые глаза Малфоя-младшего почернели, налились кровью. Ему не нужна палочка, он готов прибить это ублюдка голыми руками — задушить, вывернуть его кишки наружу и скормить ему же. Выпотрошить всё нутро, намотать язык на горло и выколоть глазные яблоки. Перед глазами начали проноситься картинки того, как Драко лишает жизни этого мерзавца только за одни такие слова. А в это самое время Гермиона продолжала неподвижно лежать на столе, не подавая виду, что слышит, будто бы всё сказанное её и вовсе не касалось. — А второй? — наконец спросил Волан-де-Морт. — По второму разу лишить её памяти, — очкарик странно улыбнулся. — Это заставит её забыть все пережитое, что означает: она новый лист, новый сосуд. Делай с ней — что хочешь, воспитывай — как хочешь. В общем, это самый оптимальный для Вас вариант. Ну, и для неё тоже. Теперь он не знал, что хуже: позволить Гермионе умереть или позволить снова стереть ей память. С одной стороны — это был не самый худший вариант, но с другой — просто отвратительный. А что, если это означает, что ей снова придётся пережить весь этот ужас? Что, если Тёмный Лорд снова начнёт измываться над её сознанием и всё повторится вновь? Но что Драко мог с этим сделать? Ему оставалось только надеяться, что «новая жизнь» Грейнджер будет лучше прежней. — Это как-то отразится на ней? — Нет, мой Лорд, — запротестовал Бут. — Разве что только в положительном ключе. — Отлично. Когда мы можем воплотить твою идею в жизнь? — Мой Лорд, — Альберт прокашлялся. — Её клеймо, оно не поддаётся лечению. Я полагаю, что миссис Лестрейндж использовала для его нанесения эссенцию яда василиска. Думаю, что будет лучше, если мы найдём способ убрать отметину с руки. У грязнокровки будет и без того много вопросов после Обливиэйта. Тяжёлый взгляд Драко переместился с Бута снова на Гермиону, что всё также неподвижно лежала на столе. Даже в полумраке парень видел её покрасневшее предплечье: из-за множественных попыток медика залечить его. — Я вижу только один выход, — опять затараторил мужчина. — Самым надёжным вариантом будет срезать ей верхний слой кожи. Да, у неё из-за этого останется более безобразный шрам, но хотя бы не эта надпись. В какой-то момент Драко показалось, что этот коротышка в очках пытается всячески спровоцировать его. Всё, что он говорил и делал в отношении Гермионы — до потери пульса бесило и выводило из себя. Каждая новая реплика заставляла мышцы всё больше и больше напрягаться. Кулаки сжимались и ногти впивались в кожу ладоней, а гнев внутри был распалён до предела. До смертельно-опасного предела. — Ты явно метишь на повышение, — с театрально наигранным энтузиазмом заявил Реддл. — Хорошо. Тогда завтра мы займёмся нашей золотой пташкой. Драко, отнеси юную мисс Грейнджер в спальню, ей нужно набраться сил перед грядущим днём. Драко подхватил Гермиону на руки и уже через секунду исчез из трапезной. Неся девушку в комнату, он прижимал её к себе с такой силой, что в какой-то момент ему показалось, будто он слышал хруст её костей. Он чувствовал её дыхание, её запах, её тихие-тихие всхлипы. И он в очередной раз начал извиняться: — Прости меня. Прости за это всё. Ты не заслужила этого. Уж кто-кто, но не ты. — Не вини себя… — очень тихо ответила Гермиона, но для него это было сравни отчаянному крику. Бережно и аккуратно он положил её на кровать. Она практически сразу уснула. Драко так давно не видел её под одеялом, спящую. Секунды превратились в минуты, а минуты в часы. Он сидел на ковре у постели Гермионы, не сводя с неё глаз. Солнце село, уступая место молодому месяцу. Гермиона стоит перед ним с растрёпанными волосами. Футболка сползла на одно плечо. А в руках чашка чая. Она выглядит одновременно так мило и нелепо в его серой футболке. Глубокие карие глаза смотрят в самую душу, а веснушки играют на лице. — Ты такая красивая, Грейнджер, — он нежно обнял её. — Тебе чертовски сильно идут мои вещи. Могу подарить тебе эту. — Лучше бы ты начал называть меня по имени, — по-доброму съязвила Гермиона. — Это было бы самым лучшим подарком. — Ну, тебе нужно успеть вдоволь насладиться своей фамилией. — У меня вся жизнь впереди, Малфой. — Да, — Драко заговорщически улыбнулся. — Долгая и счастливая жизнь. Только вот она будет со мной и моей фамилией, Грейнджер. — Дурак, — гриффиндорка легко ударила блондина кулаком в плечо. — Я ведь серьёзно. У меня есть имя, и я хочу, чтобы ты называл меня по имени. — И я серьёзно, Гермиона. Мы закончим школу, и ты станешь Гермионой Джин Малфой. Будешь моей леди Малфой. Девушка звонко рассмеялась, уютно устраиваясь в руках парня. — Я люблю тебя, Драко Малфой. — И я тебя люблю, Гермиона Малфой. Всегда. Это был не сон. Сны не бывают такими яркими и правдивыми. Малфой это знал точно. Но что тогда? Откуда всё это взялось в его голове? Когда он мог видеть Гермиону в таком виде? Когда мог признаваться ей в любви? И что самое невероятное — он не отрицал того, что был счастлив в тот момент, что хотел бы прожить те минуты ещё раз, видеть её счастливую, в его футболке и слышать от неё такие признания. Самому признаваться в вечной любви. — Согласилась бы ты стать Гермионой Малфой, если бы знала, что я виноват в том, что с тобой произошло? — прошептал Драко, прикасаясь лбом к её руке. — Почему я так отчётливо всё это вижу? Почему? Что из этого правда, а что — моё больное воображение? Её холодные руки отрезвляли его ум. Драко с опасением ждал рассвет. Он не знал, что произойдёт днём, как всё пройдёт, как это отразится на Гермионе и на нём самом. Мирное сопение девушки не дарило спокойствия, как прежде. Больше нет. — Я люблю тебя, Гермиона, — практически беззвучно произнёс Драко. — Всегда. С этими словами он вышел из её спальни, направляясь в материнскую комнату. Вряд ли разговор с Нарциссой изменил бы что-то, но сейчас Драко нуждался в поддержке матери, как никогда. Он совершенно запутался, не понимал, что происходит. Драко не знал, понятия не имел, откуда берутся внезапно всплывшие воспоминания, красочные сны и чёткий голос Гермионы в голове. Чутьё внутри подсказывало, что Нарцисса сможет дать ответы на вопросы. — Нарцисса, — Драко бесцеремонно ворвался в спальню матери. — Почему я всё время вижу Грейнджер во сне? — Может быть, ты просто часто думаешь о ней, — раздался мужской голос. — Драко, очень невежливо врываться в покои матери в столь позднее время. — Отец, — Драко заметил платиновый отблеск волос Люциуса в темноте. — Что ты тут забыл? — Я у себя дома. Думаю, что моё нахождение в спальне Нарциссы более объяснимо, чем твоё. — Какого хрена ты тут делаешь? — злобно процедил парень. — Блять, ты не появлялся несколько месяцев. Что теперь-то изменилось? — Я не собираюсь отчитываться перед тобой, Драко. — Спрашиваю ещё раз: какого хрена ты тут делаешь? — Хотел увидеть Нарциссу, — отрезал Малфой-старший. — Я соскучился по ней. Мы давно не виделись… — Ублюдок, — прервал его Драко. — Соскучился? Давно не видел? — Повежливее, сын. Я — всё-таки твой отец, поэтому… — Отец? — Драко сжал кулаки и приблизился к Люциусу так, чтобы видеть его лицо. — Какой ты к херам отец? Ты — сволочь, растоптавшая свою семью! Ты бросил нас в котёл и смотрел, как мы сгораем к чертям собачьим! — Слава Салазару, что ты более благородный, чем я. Наверное, сумел спасти свою грязнокровку? — Да пошёл ты, — ядовито выплюнул Драко в сторону Малфоя-старшего. — Чтоб ты сдох и в последние минуты, когда будешь умирать в одиночестве, видел образ своей семьи, потому что из-за тебя мы можем погибнуть в любой момент. Он вернулся к Гермионе подавленный и разгневанный. Внезапная встреча с отцом совсем выбила его из колеи. Он ненавидел этого человека и не желал видеть в стенах Мэнора. Его бы воля, и Драко давно бы ограничил доступ Люциуса к поместью. Но семейные традиции не позволяли ему сделать этого до тех пор, пока Драко не свяжет себя с кем-то узами брака. — Я бы женился на тебе и вышвырнул эту гниду из нашего поместья, — тихо шептал Драко и целовал её руку. — Кто знает, как бы сложилась наша жизнь, если бы не Война? Может быть, мы бы сейчас гуляли где-то по улочкам Парижа или загорали в Италии? Тебе нравится Италия? В ответ лишь тихое дыхание. Но зато она дышит. Несколько последующих часов у её постели пробежали незаметно для Драко, который слишком глубоко ушёл в свои раздумья. — Антонин, всё готово? — послышалось шипение Волан-де-Морта в гостиной, куда Драко спустился в поисках матери. — Все прибыли? — Да, мой Лорд, — закивал головой Долохов. — Люциус прибыл ночью, Беллатриса несколько часов назад и Эйвери тоже уже здесь. — Отлично. Тащите девчонку сюда. Будем начинать, — Реддл заметил Драко в проходе. — Драко, надеюсь, тебе хватило времени побыть с нашей пташкой. Я специально не отвлекал тебя, чтобы ты мог вдоволь наговориться с ней. Твои товарищи уже всё приготовили. Как благородно с твоей стороны. Спасибо. — Присаживайся, — вновь обратился к нему Тёмный Лорд. — Мы начнём с минуты на минуту. За эту несчастную минуту, пока Драко слушал болтовню Волан-де-Морта, Долохов уже успел принести Гермиону в гостиную. Она была в сознании, но полностью отключена от реальности. Как и до этого — просто потупила взгляд себе под ноги и тяжело дышала. Люциус также появился в гостиной под руку с Нарциссой, за ними вошли Беллатриса, Рабастан и Эйвери-старший. Долохов всё также держал Гермиону, а по левую сторону от неё появился Бут. — Тут собрались самые приближённые, — начал Тёмный Лорд. — Я хочу, чтобы вы все присутствовали в тот момент, когда моё бессмертие вновь обретёт былую силу. Те, кто будет свидетелем сегодняшнего события — станут хранителями моей тайны. Эта девочка, — он пальцем указал на безразличную ко всему Гермиону. — Станет нашим всем. Отныне, её жизнь и безопасность приравнивается к моей собственной. Подвести её, причинить боль хоть в каком-то её проявлении, будет означать вашу смерть. Думаю, что я объяснился более, чем доступно. Всепоглощающая тишина означала полное повиновение своему господину. Никто не посмел даже допустить мысль о том, чтобы перечить Лорду. — Антонин, — обратился он к Долохову. —Ты можешь начинать. Драко заметил отблеск лезвия кинжала, который Пожиратель достал из кармана. И только он дотронулся своей рукой бледной кожи Гермионы, как парень подлетел к нему и повалил на мраморный пол. — Если ты блять ещё раз к ней притронешься — я тебя убью, ты меня понял, сукин сын? — прошипел Драко, приставляя лезвие к горлу Пожирателя. — Даже не смей думать, что ты можешь что-то сделать с ней! Оглушающий смех разнёсся раскатистым эхом по гостиной. Волан-де-Морт, который до этого сидел неподвижно — теперь заливался истерическим хохотом. Но вот никто из присутствующих не подал и звука. Никто не знал, как реагировать на происходящее. — Я думал, что у тебя уже не получится меня удивить, — его мерзкое шипение сбивалось из-за смеха. — Браво, Драко! — Мой Лорд… — Долохов был явно растерян. — Всё в порядке, Антонин. Я думаю, что кинжал может оставаться у Драко, а ты присоединяйся к товарищам. Драко, теперь всё в твоих руках. — Вы о чём, мой Лорд? — Малфой-младший всё ещё сжимал острый кинжал в руке и провожал Долохова гневным взглядом. — Раз ты не позволишь никому притронуться к нашей пташке, то эта честь выпадает тебе. Убери это чёртово клеймо с её руки, вырежи его. Он хотел, чтобы ему послышалось это, но испуг на лице Нарциссы и удовлетворённая улыбка Беллатрисы говорили о том, что нет. Конечно, чего ещё можно было ожидать от Реддла? Он решил сыграть очередную забавную партию на человеческих чувствах, которые ему самому были чужды. Он упивался теми страданиями, которые доставлял своим подчинённым. — Не тяни, Драко. Либо это делаешь ты, либо отдаёшь кинжал Антонину и не мешаешь. Выбирать между двух огней: позволить кому-то причинить ей боль или нанести рану самому. Что выбирать в таком случае? Он не знал, потому что прежде его не ставили перед подобным выбором. Вот теперь ему казалось, что он понял хотя бы небольшую частичку её боли. Каково было Грейнджер выбирать между жизнями двух людей? Драко медленно повернулся и встал на колени перед Гермионой. Она не смотрела на него. Рукоять кинжала вот-вот треснет от силы, с которой его сжимают. Парень долго не решался занести лезвие над её рукой. Внутри всё переворачивалось и жгло от несносной боли. — Гермиона… — он приподнял её правую руку. — Ты слышишь меня? Девушка подняла голову и на секунду взглянула на Драко, затем снова опустила взгляд. — Делай то, что он просит, — прошептала Гермиона. — Делай. Я не буду плакать. Она правда не плакала. Плакал он. На глазах Драко проступили слёзы, точно так же, как кровь из её руки. Первый тонкий надрез и тонкая струйка крови начала стекать на тёмный мрамор. Он резал не её руку — он резал свою душу, своё сердце. По живому, без наркоза. Глубоко и отчаянно. Миллиметр за миллиметром её предплечье избавлялось от кожи, открывая взору живую плоть. Первый кровавый кусок упал на пол с омерзительным хлюпаньем. Кровавое месиво, что он оставил на месте её клейма будет сниться ему ему ещё очень долго. Даже когда открытая рана превратится в обезображенный шрам — он будет видеть её кровь на своих руках. Будет помнить, как стоял перед Гермионой на коленях и заживо срезал кожу. — Я люблю тебя, Гермиона, — прошептал Малфой, срезая последнюю букву. — Всегда. — И я тебя, Драко, — прошептала она в ответ. — Всегда. — Обливиэйт, — из палочки Бута вырвался светлый луч, затуманивший голову Гермионы, и заставил провалиться её в сон, а следом — тонкий тёмный лучик, который проник в девушку. — Мой Лорд, крестраж в ней. Девушка держит букет белых роз, которые Драко нарвал, пока она спала. Ему так нравилось видеть эти цветы в её руках. Так сильно они подходили только Гермионе, это были её розы. — Когда-нибудь Дамблдор снимет кучу очков у Слизерина, — засмеялась Гермиона. — Пусть сначала узнает, что я бываю в Мэноре, — Драко пожал плечами. — Крёстный уж точно не расскажет, что позволяет мне пользоваться его камином. — Не нужно больше срывать их для меня, — гриффиндорка бережно поместила цветы в вазу. — Они такие красивые. Хочу, чтобы они цвели, как можно дольше. — Мне кажется, я знаю, какое самое любимое место у тебя будет в Малфой-Мэноре. Помимо спальни, конечно. — Ты просто невыносим, — рассмеялась Гермиона. — За это я тебя и люблю. — А я думал, что ты любишь меня из-за роз. — Я просто люблю тебя. Не за что-то. Не знаю, что должно случиться, чтобы мои чувства к тебе остыли. Пусть мне стирают память, заставляют проживать миллион смертей, но я всё равно буду любить тебя. Всегда. — Тогда буду я молиться, чтобы каждая моя смерть приводила к тебе. Снова и снова. Чтобы понять, что моя смерть была не напрасной, — Драко поцеловал её руки. — Всегда. — Всегда. Он сидел возле её кровати до тех пор, пока она не очнулась. — Гермиона? — взволнованно обратился он к ней, когда заметил шевеление под одеялом. — Простите, — хрипло ответила девушка. — А кто Вы?