Малфой-Мэнор. Май, 2002
Мэнор больше не казался холодным и опустошённым. Тут было душно и мало места. Гермиона расхаживала вдоль кабинета и пыталась собрать мысли воедино. Последние дни выдались слишком насыщенными и выматывающими. Она так привыкла к тому, что в её жизни ничего не происходит, что теперь уставала буквально от нескольких встреч. Гермионе хотелось спрятаться от всего того внимания, которым теперь наделяли её скромную персону. Когда Том пообещал посвятить девушку в свои дела, он не предупредил о таком огромном потоке людей, что пройдет через неё. И каждый пытался о чём-то говорить, поведать свою историю. Непривычно узкое платье и высокие каблуки быстро утомляли, а заколка, сдерживающая вьющиеся волосы — казалась необычайно тяжёлой. Девушка со злостью плюхнулась в кресло и отшвырнула от себя стопку бумаг. — Что-то не так, — пробубнила Гермиона. — Не так… — Тебя что-то тревожит? — Том стоял в дверях. — Ты не спустилась к ужину. — Нет, — запротестовала Гермиона. — Всё хорошо. Я просто устала. Том, где Нарцисса? …и Драко? — Во Франции, — он сел на диван. — Точно всё хорошо? — Да… нет… — Гермиона замялась. — Я не знаю. Есть стойкое ощущение, что я делаю что-то неправильно. — Что именно? — Нет, всё нормально. Наверное, мне просто нужно отдохнуть. Гермиона поднялась со своего места и направилась к дверям. Она знала, что Том прочитает её мысли, если захочет. Прекрасно понимала и то, что она этого даже не почувствует. Наверняка он уже знал, что сегодня она полдня думала о Драко: где он, чем занимается? Гермиона ничего не могла с собой поделать. Они не виделись почти две недели, теперь кошмары снились ей чаще. Девушка не была уверена в том, что все сны были связаны конкретно с Драко, но это не отменяло того факта, что они её до смерти пугали. Каждую ночь Гермиона просыпалась от собственных криков и очередного приступа удушья. Голова раскалывалась, внутренности жгло, а шрам на руке просто сводил с ума неумолимой болью. — Почему? — спросила она, не поворачиваясь лицом к собеседнику. — Из-за чего так? Она знала, что он понял вопрос. Не впервые Гермиона задавала его, но ответа так и не получала. И вот, ещё одна попытка. Только вот будет ли она успешной? Молчание. Секунда, две, пятнадцать, минута. Девушка занесла ногу чтобы шагнуть на выход из кабинета, когда за спиной раздался спокойный и до необычайности родной голос: — Поверь, пташка, маглы не погладят тебя по головке, когда узнают, что ты — ведьма. Они — свора животных, не способных на любовь и человечность. Они растопчут тебя, уничтожат, только лишь потому, что ты — не такая, как они. Ты — другая. Ты — особенная. — Но ведь у них тоже рождаются дети, попадающие в наш мир, — Гермиона повернулась к Тому. — И эти дети ничем не отличаются от нас — они такие же, как и мы. — Я уже говорил тебе, Гермиона, — она так сильно привыкла к монотонности его голоса. — Нельзя быть такой доброй. Это погубит тебя. — Что с тобой случилось? Почему ты так думаешь? — Я стал сиротой через несколько минут после рождения, — начал Том свой рассказ. — Моя мать — Меропа Мракс — умерла спустя минуту после моего рождения. А мой отец — магл, бросил Меропу, как только узнал, что та забеременела. Он оставил мою мать без малейших средств для существования. Она обезумела от любви к нему и умерла, не пережив горя. Я воспитывался в приюте миссис Коул, а потом попал в Хогвартс. Он говорил так, что слёзы проступили на глазах Гермионы, а она даже не заметила этого. Сейчас девушка видела в Томе не вечно холодного и собранного волшебника — это был самый обычный человек, способный на проявление слабостей. Ей так казалось. Девушка присела на край дивана и взглянула на Реддла, ей хотелось хоть что-то сказать, как-нибудь поддержать. — Но ведь нельзя судить всех по одному человеку, — аккуратно произнесла Гермиона. — Если твой отец был таким человеком, то это не означает, что все такие. — Интересно, — красные глаза Тома встретились с её карими. — Сказала бы ты так, если бы узнала, что твоих родителей тоже убили маглы? Что они безжалостно расправились с твоим отцом? Что прежде, чем обезглавить твою мать, они издевались над ней несколько часов? Непонимание, растерянность и искажённая гримаса боли отразилась на её лице. Гермиона открыла рот, но сказать ничего не смогла. То, что она услышала не вписывалось в атмосферу этого разговора. Душераздирающая история о его детстве, которую она была готова услышать превратилась в шокирующее откровение. Меньше всего она ожидала, что жестокая правда настолько врежется в её сознание, что даже парализует голосовые связки. — Так что? — буднично продолжил Том. — Всё ещё считаешь, что маглы и их выродки — самые прекрасные существа на земле? — Я… я… — воздуха не хватало, чтобы заговорить. — Мне…мне…нужно… — Я думаю, что позже ты подберёшь правильные слова, — он встал, оставляя беспомощную Гермиону в полном одиночестве. — Доброй ночи, пташка. Тебе нужно выспаться, завтра тяжёлый день. Дверь с грохотом захлопнулась. Ужас и боль обездвижили девушку. Кабинет вокруг поплыл, краски потускнели, а всё тело пробила дрожь. Дышать получалось через раз, а сердце начало пропускать удары. Гермиона сидела на диване, но казалось, что тонет в горячей лаве. Вместо мягкого бархата кожа чувствовала острые осколки и обжигающее пламя. Она впала в такое оцепенение, что даже не заметила печального взгляда женщины с портрета, та плакала вместе с Гермионой. Леди Эдвена Малфой тихо наблюдала за юной девушкой, которая стала заложницей Малфой-Мэнора и несправедливой судьбы-злодейки. В эту ночь мать Люциуса впервые за свою жизнь и существование на портрете наблюдала, каково это: чувствовать всепоглощающую боль и жгучее горе в венах, вместо крови. Гермиона так много пережила в стенах этого поместья, хотя ей было предначертано познать в них только счастье и любовь. Мэнор дарил ей разрушения и жалкие горстки пепла мечты. Терзал её душу. До самого утра Гермиона не сомкнула глаз, только перекатывалась вдоль деревянного пола кабинета. Казалось, каждый уголок комнаты был пропитан солёными слезами и разводами туши. Диван разодран, а на руках засохла кровь. Хрустальная ваза разлетелась в мелкие дребезги, оставив вмятину на стене. На миг Гермионе показалось, что рассвет забрал с собой ту маленькую капельку сил, что в ней ещё оставалась и она провалилась в сон.Министерство магии Великобритании. Полдень.
Пустота. Внутри неё не отзывалось абсолютно ничего. Она держалась по правую руку от Тома и совершенно не вслушивалась в то, что он ей говорил. Вместо наставлений перед её первым публичным выступлением — в голове до сих пор эхом отдавались вчерашние слова. Гермиона не помнила своих родителей, даже имён их не знала, а в неё просто швырнули тем фактом, что их беспощадно убили. Хотелось упасть прямо тут, посреди Атриума, закрыться руками от всего мира и утонуть в собственных слезах. Если ещё пару дней назад она дрожала от страха показаться с речью перед сотней волшебников, то теперь дрожь била по всему тела из-за нестерпимой боли. — Твой выход, пташка, — Том легко подтолкнул её в спину. — Вперёд! Неуверенный шаг и Гермиона стоит перед толпой работников Министерства и гостей из других стран. Сотня незнакомых глаз уставились на девушку, а ей хотелось лишь расплакаться. В голове не было ни единой здравой мысли, слова путались, а в горле ещё с ночи стоял ком. Пушистые ресницы были мокрыми, губы искусаны до крови и до омерзения пересохли. Под глазами красовались тёмные полумесяцы, а на бледных костяшках — засохшие бордовые подтёки. Но ведь этого никто не видит, Том изрядно постарался, чтобы массы увидели лишь красивую упаковку. Все ждут. — Рада всех вас приветствовать в этот день, — монотонно и пусто. — Мне до одури в голове приятно, что столько уважаемых волшебников и ведьм прибыли сегодня в Министерство. Слова начали вылетать на автомате, она даже не слышала саму себя. Тонкие пальцы крепко сжали трибуны, а мышцы до боли напряглись. — Я не хочу слишком долго разглагольствовать на тему того, какой должна быть нынешняя политика волшебного мира и какие порядки в нём должны быть. Мне кажется, что если вы уже находитесь тут — то разделяете новые взгляды. Я очень рада, что Лорд оказал мне такую честь и назначил своей правой рукой. Самое важное, что меня беспокоит на данный момент — это… — Гермиона набрала побольше воздуха в лёгкие. — Это сохранение чистокровных семей волшебного мира. «Священные двадцать восемь» — это прошлое, настоящее и будущее, и мы должны приложить все усилия, чтобы сберечь их. К огромному сожалению, Война унесла очень много жизней и нанесла по нам непоправимый удар. Гермиона чувствовала, как мысли постепенно покидают голову. Она понимала, что ей нужно заканчивать речь и уходить, иначе она рухнет прямо тут. Каблуки на ногах уже ходили ходуном от дрожи. — Судьба подарила мне такую прекрасную возможность, как обзавестись друзьями в лице семьи Малфоев, — голос девушки дрогнул на фамилии. — Эта семья входит в «Священные двадцать восемь», являясь старинным чистокровным родом, и они всецело разделяют мои взгляды. Нарцисса Малфой — моя близкая знакомая, которая является примером истинной хранительницы семейного очага и просто доброй женщины, а Драко и Люциус — опора миссис Малфой и очень искренние люди. В своё время эта семья помогла мне встать на ноги и справиться с нелёгким положением. Я считаю, что именно таким должно быть всё новое магическое общество… Сердце просто вырывалось из груди. Гермиона постаралась выдавить из себя что-нибудь ещё, но безуспешно. Нужно было поскорее убираться, но ноги не слушались. Помимо накатившего чувства паники, ситуацию накаляли взгляды из толпы, а точнее взгляд. Один. Рыжая девушка стояла в самой гуще людей, под руку с молодым человеком, и прожигала Гермиону взглядом. Создавалось впечатление, что та смотрит в самую душу, обнажает её и вливает кипяток в самое нутро. Становилось жарко, некомфортно, невыносимо тяжело. Хотелось опрокинуть на себя ведро ледяной воды, чтобы пожар под кожей наконец потух, но вряд ли бы это помогло. — Благодарю всех за внимание, — она отпихнула от себя Тома и унеслась прочь. — Мне нужно побыть одной… Стук каблуков разливался по всему Министерству, отдавая в голову. Гермиона бежала, путаясь в коридорах и натыкаясь на закрытые двери. Первая, вторая, шестая и восьмая. Все двери были закрыты. Негде было запереться и снять тесный пиджак. У очередных запертых дверей она сняла туфли и оставила их прямо в коридоре, продолжая путь уже босиком. — Гермиона! — девичий голос окликнул её. — Гермиона Грейнджер! Она остановилась, но даже не оглянулась. Что-то внутри подсказывало, что стоит ей обернуться и точки возврата уже не сыскать, будет поздно. И больно. Ещё больнее, чем сейчас. — Гермиона, — рыжая девушка, которая была в Атриуме, теперь стояла перед ней. — Я не понимаю, просто не понимаю. Что ты такое наговорила? — Простите, — Гермиона начала пятиться назад. — Я не понимаю, о чём Вы… — Малфои? Правая рука Лорда? — в голосе рыжей слышался упрёк и насмешка. — Что ты такое говоришь, Гермиона? — Девушка, я правда Вас не понимаю. Вам лучше… — Мерлин! — та расхохоталась. — Слышали бы тебя сейчас Рон и Гарри, не поверили бы своим ушам. Нарцисса Малфой? Твоя близкая знакомая? А Драко — настоящий мужчина? Сохранение чистокровных семей — превыше всего? — Я… — Неужели Гарри Поттер боролся за это? А за что боролась Гермиона Грейнджер? — Гарри Поттер? Внезапно за спиной рыжей появились Долохов и Эйвери. Гермиона смогла немного выдохнуть, когда увидела знакомые лица. Мужчины стремительно приближались, но незваная гостья не умолкала: — Как ты можешь называть Малфоев своими спасителями? Этот сукин сын, выродок Драко, он ненавидел тебя всю свою сознательную жизнь! Он отравлял наше существование в Хогвартсе, отравлял твою жизнь, вставляя палки в колёса. Неужели ты не помнишь, как он бросил тебя? Как оставил тебя в одиночестве? Как примкнул к этим ублюдкам? К Пожирателям? Неужели не помнишь, как умоляла на коленях, чтобы он отказался, чтобы принял твою помощь? А родители? Их убили эти чистокровные выродки! А сейчас ты их защищаешь? Гермиона… Сильные мужские руки схватили девушку и заломили её. Гермиона не успела понять, что вообще происходит, как рядом появился тот молодой парень, с которым девушка стояла под руку. — Отпусти её, Долохов, — прорычал парень. — Сука, ты никакого права не имеешь к ней прикасаться! — Ебало завали, Забини, — ответил Антонин. — Тёмный Лорд не то, что прикоснется к ней — выпотрошит её, когда узнает, что эта сволочь тут устроила. — Тебе стоит держать свою орденовскую шлюху при себе, — поддержал Эйвери. — Если не хочешь, чтобы от неё остались только рыжие патлы. — Ваше мнение меня мало ебёт. Отпустили её! Живо! — Да подавись! — Антонин швырнул девушку в руки мулата. — Но не думай, что ей эта выходка обойдётся. Тебе она, кстати, тоже даром не забудется. Гермиона, с Вами всё хорошо? — Да… — растерянно ответила девушка. Но с ней не было всё хорошо. С ней вообще ничего хорошо не было. Мир вокруг Гермионы начал вращаться с бешеной скоростью, словно бы сбивая с ног. Она чувствовала себя потерянным ребёнком, которому только что рассказали, что Санта — выдумка. Её состояние уже сложно было назвать растерянностью или отчаянием, это уже граничило с безумием и истерическими припадками. Безобразный шрам на руке начал гореть с новой силой, вызывая ещё больший дискомфорт. Сердце больно защемило, а в голове вместо мыслей образовалась каша. Тёмный пол министерских коридоров таял под ногами, а стены не удерживали шатающееся тело Гермионы. — Антонин, — прокашлялась девушка. — Доставь меня домой… — Конечно, — мужчина тут же подлетел к ней, оставляя разборки с мулатом на Эйвери. — Потерпите пару секунд. Оглушающий щелчок аппарации поглотил их, и через миг Гермиона уже увидела перед собой угрюмый Мэнор. Только вот то странное успокоение, которое дарило ей поместье, не наступило, вместо этого волна необъяснимого первобытного страха окатила девушку с ног до головы. Обыденная мрачность и холод дома пробирались под кожу, достигая сердца и души. Руки затряслись, а на глазах проступили слёзы. — Всё хорошо? — вновь поинтересовался Долохов, галантно усаживая Гермиону на диван. — Может, что-то нужно? — Нет… — тихо ответила девушка. — Ступай. Я хочу отдохнуть. Мужчина растворился в воздухе, оставив её наедине с собой. Гермиона тут же стянула с себя пиджак. Вслед на пол полетело платье, колготки и туфли. Жемчужное ожерелье разлетелось на десятки бусин, когда девушка со злостью сорвала его с шеи. Тяжёлая заколка с громким звуком упала под ноги, а сама Гермиона опустилась на диван. Ей было плевать на лёгкую прохладу Мэнора, на которую она обычно жаловалась Тому. Она думала, что дышать станет легче, как только она избавиться от одежды, но этого не произошло. Потому что Гермиону душила собственная кожа. Заплаканными глазами она в очередной раз осмотрела осточертевший шрам, горевший адским пламенем. — Драко… — прошептала под нос Гермиона. — Мне так плохо. А тебя нет рядом. Ты же обещал мне, что будешь рядом. Всегда. Но никакого ответа не последовало. Хотя она всё же надеялась. Надеялась на то, что его холодные руки сейчас вырвут её из оков страха, боли и печали. Ей так хотелось верить, что всё случившееся сегодня — просто очередной кошмар, что сейчас она проснётся. — Драко! — крик полон мольбы. — Где же ты, Драко? Ты обещал мне, помнишь? Обещал, что убьёшь любого, кто причинит мне боль. Так вот, мне причинили боль! Мне сделали больно, очень больно… Крик превратился в тихие всхлипывания. Она кричит, но кошмар не заканчивается. Видимо, это не сон. Это её кошмар, наяву, который не остановится по щелчку пальцев. Гермиона не сможет восстановить сбитое дыхание жалкими оправданиями, что утром станет легче, что это всё забудется. — Пташка, — руки Тома коснулись плеча Гермионы. — Прости, что тебе пришлось это пережить. Температура их тел была одинаковой. Обычно его касания заставляли дрожать до мурашек, а сейчас она и не почувствовала бы их, если бы он не заговорил. Всё, что вызывали его руки — это непонятный страх. Гермиона не понимала, откуда он взялся, но отчётливо чувствовала его привкус на губах. Страх был на вкус как остывшая кровь и горький кофе. — Нет! — Гермиона откинула его руку и вскочила на ноги. — Не прикасайся ко мне! — Что такое, Гермиона? Что случилось? Том говорил тихо, но для неё это казалось криком. Гермиона пятилась назад, скрывая свои глаза. Теперь она не могла смотреть ему в глаза, не могла заставить себя это сделать. Ей казалось, что она умрёт в ту же секунду, как позволит себе поднять голову. Ещё вчера этот человек не вызывал в Гермионе столь много отвратительных чувств. Эмоции, которые она переживала сейчас — выворачивали наизнанку всё её человеческое нутро. — Не приближайся ко мне! Остановись! Стой, где стоишь! — Моя милая Гермиона, что случилось? Поговори со мной. Он продолжал говорить так, словно не видел её состояние. Будто бы они сейчас сидели за чашкой чая и обсуждали прошедший день. Том был таким спокойным, что Гермиона начала сомневаться в том, что она стоит перед ним обнажённой, заплаканной и напуганной. — Почему эта девушка сказала, что моих родителей убили чистокровные? Что она имела ввиду, когда говорила, что Малфой отравлял мне жизнь? — Тебе нужно успокоиться, отдохнуть и мы поговорим. — Нет! Отвечай! — Гермиона наконец нашла в себе силы посмотреть ему в глаза. — Что это было? Кто эта девушка? — Подружка одного из Пожирателей. Девочка немного не в себе, вот и несёт всякую чушь. — Кто такой Гарри Поттер? — Твой однокурсник, вы учились когда-то вместе. — Почему она сказала, что он бы не поверил своим ушам, когда бы услышал меня? — Гермиона, — Том сделал к ней несколько шагов навстречу. — Давай ты отдохнёшь, а потом мы всё обсудим? Она не верила ему, ни единому слову. Он говорил спокойно и уверенно, как обычно, но это не внушало доверия. Гермионе было противно слышать его мерзкое шипение, находиться рядом с ним, дышать одним воздухом. — Я не верю тебе! — выпалила гриффиндорка. — Ни одному твоему слову, Том! Ты лжёшь мне! Скажи правду! Молчание. Животный страх. Вылетающее из груди сердце. Дрожь в ногах. Всё слилось воедино и тянулось, казалось, бесконечно долго. Слабая головная боль подсказывала Гермионе, что сейчас её читают, изучают мысли, просматривают все её переживания. — Боишься? Страшно? Не веришь мне? — Не верю! — Гадёныш Забини со своей рыжей идиоткой! — Том покачал головой, словно был расстроен поведением ребёнка. — Гермиона, предлагаю в последний раз — ты отдохнёшь, и потом мы поговорим? — А то что? Говори сейчас. — Одно заклятье тебе не навредит, — Том достал палочку. — Империо! Ничего, кроме невидимых нитей, которые крепко связали сознание. Гермиона физически не почувствовала ничего, но вот в голове тут же стало как-то пусто. — Отныне ты не задаёшь мне лишних вопросов, — тихо продолжил Тёмный Лорд. — По вечерам ты продолжаешь ужинать со мной и смотреть мне в глаза. Ты не говоришь ни с кем, кроме меня. Ты отвечаешь на мои вопросы и не смеешь мне лгать. Ты — послушная девочка, правда? — Да, мой Лорд, — вырвалось из уст Гермионы, она смотрела прямо в глаза Тому. — Отлично. А теперь ступай в свою комнату, приведи себя в порядок и отдохни. — Конечно, мой Лорд. Ноги сами понесли Гермиону. Её обнаженное тело ни шло ни в какое сравнение с её душой. — Прости, Гермиона. Мне искренне жаль, что я так поступил с тобой. Только вот Гермионе от этих слов легче не стало. Всё, что она чувствовала — это приторный привкус предательства. Человек, которого она определённо долгое время считала своим спасителем, своим близким человеком — предал и растоптал её. Когда-нибудь Гермиона поймёт и вспомнит, что это для него в порядке вещей, что по-другому он не может. Но сейчас она поднималась в свою спальню, пока безмолвные слёзы обжигали кожу. Непростительное заклятье из палочки Тома ранило Гермиону глубоко, в самое сердце. На поражение. И речь вовсе не о физических ощущениях, что-то вроде остановки сердечного ритма, нет. Это что-то слишком сокровенное — то, что скрывается в самых потайных закоулках человеческой души. Тяжёлый взгляд из портретов провожал Гермиону вдоль коридоров. К собственному сожалению, они понимали, что это только первые шаги девушки в долгом и тернистом пути предательств, обмана и боли. Первые шаги в новом пути, потому что один такой она уже прошла. И к сожалению, или к радости, она забыла его и теперь осталась без инструкций.